Глава 1 политическая наука как дисциплина

Р. И. ГУ ДИН Х.-Д. КЛИНГЕМАНН

Интерес к прошлому неизбежно избирателен. Каждое из широкого круга исследований, составляющих настоящую книгу «Политическая наука: новые направления», дает читателю материал для интересных наблюдений. Не менее значительные возможности дает чтение книги целиком. Однако она, есте¬ственно, не может претендовать ни на исчерпывающую полноту, ни на един¬ство подхода специалистов к рассматриваемым проблемам. Авторы нередко оставляли без внимания интересные проблемы просто потому, что они не вписывались в заданную структуру подачи материала. Каждый автор «Полити¬ческой науки» внес достойный вклад в освещение истории развития полити¬ческой науки на протяжении последних двух десятилетий, но ни один из них не стал бы настаивать на его всесторонности.

Задача вводной главы состояла в том, чтобы определить место всех разде¬лов книги в общедисциплинарном контексте и выявить то общее, что есть в каждом из них. Очевидно, что этот «обзор обзоров» может претендовать на исчерпывающую полноту изложения еще в меньшей степени, чем каждая из последующих глав в отдельности.

Книга «Политическая наука: новые направления» стала впечатляющим подтверждением профессиональной зрелости нашей науки как самостоятельной отрасли научного знания. Это обстоятельство имеет двоякое значение. С од¬ной стороны, оно проявляется в усиливающейся дифференциации исследо¬вательской деятельности, которая характеризуется углублением научных раз¬работок в конкретных направлениях по отдельным субдисциплинам (и даже в более узких, специализированных областях). С другой — наблюдается тен¬денция к интеграции всех субдисциплин политической науки.

Если усиливающаяся дифференциация и специализация не являются но¬выми тенденциями, то интеграция вызывает обоснованное удивление. Между тем нельзя не заметить возрастающий интерес исследователей к смежным субдисциплинам. Постоянное интеллектуальное взаимопроникновение сбли¬жает отдельные направления исследований в рамках одной научной дисцип-

29

лины, позволяя новым теоретическим достижениям быстрее пересекать меж-дисциплинарные границы. Этот процесс в значительной мере упрощается бла-годаря применению все более унифицированного комплекса методологичес¬ких приемов исследования. Еще в большей степени этому способствует по¬стоянно обновляющийся набор инструментов для междисциплинарных обоб¬щений, которые изначально, как правило, использовались в рамках какой-то одной конкретной субдисциплины, но со временем стали эффективно при¬меняться и в смежных исследованиях. В числе многих интересных идей, выс¬казанных на страницах настоящего издания, именно этот комплекс вопро¬сов привлек наше особое внимание и побудил нас посвятить ему вводный раздел книги.

§ 1. Политическая наука как научная дисциплина

Основной тезис данной главы сводится к тому, что политическая наука как самостоятельная научная дисциплина становится все более зрелой отрас¬лью знания, требующей высокого профессионализма1. Перед тем, как перейти к обсуждению очерченного выше круга проблем, представляется необходи¬мым кратко остановиться на некоторых ключевых вопросах. Какие критерии применяются при определении политической науки как научной дисципли¬ны? Что такое политика? В каком смысле изучение политики может претендо¬вать на статус науки?

А. Природа науки

Мы привыкли понимать под «дисциплинами» определенные отрасли науч¬ного знания. Тем не менее стоит обратить внимание и на более широкое тол¬кование этого термина. В «Кратком Оксфордском словаре английского языка» слово «дисциплина» имеет несколько значений, в том числе этот термин по¬нимается как «составная часть обучения; духовное и моральное воспитание, отсутствие которого чревато бедствиями; воинская подготовка, муштра; поря¬док, поддерживаемый среди школьников, солдат, заключенных и т.п.; систе¬ма правил поведения; контроль, осуществляемый над прихожанами церкви; телесное наказание; (церковное) наложение епитимьи».

Последнее словарное значение имеет отдаленное отношение к академичес¬ким дисциплинам, но влияние большинства остальных прослеживается в дан¬ном случае достаточно отчетливо. Академическая «дисциплина» меньше всего связана с понятием «наказание», по крайней мере, в прямом смысле этого слова (Foucault, 1977). Однако сообщество ученых, в совокупности составляю¬щих ту или иную научную дисциплину, на деле осуществляет функции кон¬троля как над работающими в данной области исследователями, так и над теми, кто собирается к ним примкнуть, причем во втором случае характер такого контроля существенно более жесткий. Поддерживаемый «порядок ве-

1 Ранее профессионализм в данной области нередко слишком поспешно отождествлялся с узко понимаемой «американизацией». Однако, как уже отмечалось во введении и как свидетельствует состав авторов этой книги, политическая наука все шире распространяется по всем континентам, что проявляется в интернационализации, касающейся как состава самих специалистов, так и их профессиональных интересов.

30

щей» в данном случае, конечно же, отличается от того, который имеет место среди школьников или солдат, а подготовку будущих ученых нельзя сравни¬вать с военной муштрой. И все же существуют четко выраженные, хотя со временем и меняющиеся, общепринятые представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо» для той или иной отрасли научного знания, а также определенный набор необходимых приемов, без которых невозможно в совершенстве овладеть навыками работы в данной области.

Дебаты, ведущиеся вокруг традиционных определений, используемых для характеристики академических дисциплин, восходят к одним и тем же кон-цептуальным источникам. Многие, например, предпочитают видеть в полити-ческом анализе скорее «искусство» или «ремесло», чем науку как таковую (Wildavsky, 1979). Однако если исходить из предложенной аналогии, полити¬кой как ремеслом в совершенстве можно овладеть лишь тем же самым спосо¬бом, которым достигается мастерство в любом другом ремесле, т.е. за счет периода ученичества (в академическом ремесле — «учебы») под руководством признанного «мастера». Другие (в их числе М. Вебер) полагают, что изучение политики, впрочем, как и иных направлений академических исследований, является «призванием»2 (Weber, 1946). Очевидно, что это скорее призвание, чем ремесло, но вместе с тем, оно представляет собой не столько хобби, сколько работу; причем как в религиозном, так и в академическом смысле «призвание», о котором идет речь, являет собой служение высшей силе (будь то академическое сообщество или Господь Бог). Не случайно большинство из нас обычно говорит об академических дисциплинах как о «профессиях». Эту мысль прекрасно выразил Д. Вальдо (Waldo, 1975, р. 123), остроумно заметив: «науки знают, а ученые исповедуют» (Waldo, 1975, р. 123). Ученые, действи¬тельно, исповедуют кодекс своей коллективной веры.

Подавляющее большинство научных дисциплин можно представить в об¬лике неких суровых и требовательных надзирателей. Однако дисциплинарные традиции и определяемая ими практика, которые столь властно формируют нас и накладывают свои ограничения, одновременно предоставляют поисти¬не неисчерпаемые творческие возможности. Рамки и преграды, создаваемые структурой дисциплинарных традиций как осознанно, так и непреднамеренно концентрируют внимание на исследовательских задачах и облегчают сотруд-ничество. Навязываемые дисциплинарной структурой правила игры дают воз-можность заурядным исполнителям успешно справляться со своими задачами благодаря прочному фундаменту, заложенному выдающимися учеными, в то время как ведущие в своих областях специалисты получают возможность дви-гать науку дальше, опираясь на усилия многочисленных менее одаренных профессионалов3.

Таким образом, дисциплина — как в академическом, так и в более широ¬ком смысле этого понятия — представляет собой классический пример меха¬низма самоограничения. Подчинение исполнителя дисциплине дисциплины,

2 Такой точки зрения придерживаются П. Бергер и П. Медауар (Berger, 1963; Medawar, 1989, ch. 2). Лучшие работы на эту тему напоминают пользующуюся заслуженной известно¬стью работу Ф. М. Корнфорда «Microcosmographia Academia» (Conrford, 1908).

3 Слово profess (англ.) в зависимости от контекста может быть переведено как «исповедо¬вать (веру)» или «выбрать профессию»; profession (англ.) — не только «профессия», но также «вероисповедание» и «группа людей, принадлежащих к одной профессии». — Прим. пер.

3 Яркие свидетельства одновременного достижения важных научных результатов приво¬дятся Р. Мертоном в его рассуждениях о «многократных открытиях» (Merlon, 1973).

31

или, по выражению М. Догана (гл. 3 наст. изд.), совокупному ученому, бесспорно, ведет к улучшению качества и повышению эффективности рабо¬ты как в личном, так и в коллективном плане. Это относится и к «светилам», и к «неграм» науки, и к ее «младотуркам», и к «седобородым».

Отрасли академических знаний одновременно являются и «профессией», и дисциплиной. Прежде всего следует отметить, что «профессионалы» имеют достаточно высокий социальный статус; создание национальных и междуна-родных «профессиональных ассоциаций» далеко не в последнюю очередь пре-следует цель обеспечить и защитить этот статус, равно как и доходы специа-листов, являющихся их членами. Вместе с тем термин «профессионал» — и это гораздо важнее — указывает на определенное отношение человека к своей работе. Ученые объединены в самоорганизованное сообщество, ориентирован-ное на выполнение четко определенных задач или функций. Профессиональ¬ное сообщество характеризуется другими задачами и функциями, и в значи¬тельной степени ограничивает себя добровольно взятыми обязательствами по соблюдению вполне конкретных стандартов и норм поведения. Вступаю¬щие в него профессионалы подчиняются этим стандартам и нормам, выбы¬вающие — оцениваются в соответствии с принятыми в этом сообществе критериями. Эти профессиональные стандарты и нормы составляют основу не только для оценки членами сообщества деятельности друг друга; они становятся их внутренней «критической установкой» в отношении собствен¬ных достижений4.

Естественно, конкретные стандарты и нормы поведения представителей различных специальностей в рамках одной дисциплины могут существенно варьироваться. Но каждой профессии присуще понятие «минимальной про-фессиональной компетентности», воплощенное в ритуале «квалификацион¬ных экзаменов», которые после завершения обучения по аспирантским про¬граммам должны сдать все молодые ученые Северной Америки, решившие посвятить себя изучению политической науки. Кроме того, представителей всех этих профессий объединяет идея особой «ролевой ответственности», ле¬жащей на каждом из членов данного академического сообщества. Профессио¬нальная этика ученых этой категории не затрагивает проблем жизни и смерти в том смысле, как, скажем, в деятельности врачей или юристов. Практически всем академическим профессиям присущи все более формализованные эти¬ческие кодексы, нормы которых преимущественно имеют отношение к воп¬росам, связанным с едиными стандартами поведения и обнародования ре¬зультатов исследований; подразумевается, что все профессионалы должны их честно соблюдать (APSA, 1991).

Говоря о возросшем «профессионализме» политической науки в целом мы имеем в виду, во-первых, установившееся согласие о «едином подходе», не-обходимом для определения уровня «минимальной профессиональной компе-тентности», которая требуется для профессиональной работы в данной облас¬ти; во-вторых, все большее распространение оценки результатов (причем в большей степени своих, чем чужих) с позиций постоянно возрастающих требований к профессиональному мастерству.

4Во многом с аналогичных позиций определяет наиболее распространенные нормы юри¬дических систем разных стран X. Харт (Hart, 1961). О природе профессиональных сообществ и об отношении к ним их членов см.: Hughes, 1958; Parsons, 1968.

32

Если в отношении минимальных стандартов существуют некие общие пред-ставления, то мнения о верхней планке профессионализма многочисленны и разнообразны. И все же, как и в медицине, в каждой из субдисциплин поли-тической науки существуют собственные внутренние стандарты мастерства, на основе которых соответственно оцениваются заслуги ее представителей. Как и в медицине, в политической науке существует определенная шкала & приоритетов, позволяющая определить место и значение всех ее подразделов, которые вместе образуют единое целое.

Б. Что такое политика?

Высказанные выше замечания в общих чертах применимы практически ко всем академическим дисциплинам, которые существенно разнятся между со¬бой главным образом по стоящим перед ними задачам и методологиям, при-меняемым для их решения. Хотя, как мы собираемся доказать, политическая наука обладает целым рядом полезных приемов, применяющихся исследова-телями, работающими в большинстве ее субдисциплин, X. Алкер (гл. 35 наст. изд.), бесспорно, прав, отмечая, что данная отрасль знания не обладает соб-ственной единой методологией, как некоторые другие научные дисциплины, и тем более не пытается определять стоящие перед ней задачи исходя из собственной методологии. Цели политической науки как самостоятельной дис-циплины, скорее, определяются предметом ее изучения, интересом к «поли¬тике» во всем многообразии ее проявлений.

Представляется, что наиболее точно «политику» можно охарактеризовать как ограниченное применение социальной власти. В соответствии с этим опреде-лением изучение политики — как академическое, так и практическое — мож¬но было бы обозначить как изучение природы и источников этих ограничений и техники применения социальной власти в рамках данных ограничений5.

Определяя политику через категорию власти, мы следуем за нашими мно-гочисленными предшественниками6. Ныне уже ни для кого не секрет, что концептуальное осмысление понятия «власть» таит в себе немало скрытых опасностей7. Будучи достаточно хорошо осведомлены о сложности этой пробле-мы, мы не хотели бы погрязнуть в трясине бесплодных дискуссий, полагая, что неовеберианское определение власти, данное Р. Далем, сохраняет свою актуальность. В соответствии с ним некто Х обладает властью над неким Y постольку, поскольку, во-первых, Х тем или иным способом может заставить Г сделать нечто, что, во-вторых, соответствует интересам Х и что, в-третьих, сам У иначе не стал бы делать.

Наш подход к проблеме расходится с традиционным, так как в нем поли¬тика определяется через понятие ограничений в применении власти. С нашей точки зрения, неограниченная власть является не более чем обычной грубой

5 Такая трактовка, в свою очередь, проявилась в виде акцента, который делается в политической науке на «свойствах политических институтов и на критериях их оценки» (гл. 2 наст. изд.).

6 Наиболее известными из них являются М. Вебер, Г. Лассвелл, Р. Даль, М. Дюверже (Weber. 1978; Lasswell, 1950; Lasswell, Kaplan, 1950; Dahl, 1963; Duverger, 1966). Как и они, мы заостряем внимание именно на «социальной» власти, власти одних людей над другими.

7 К числу классических работ Б. Рассела, В. Жувенеля и Р. Даля (Russell, 1938; Jouvenel, 1948; Dahl, 1957; 1961b; 1963), позднее добавились исследования С. Льюкса, Б. Бэрри и П. Морриса (Lukes, 1974; Barry. 1989, ch. 8-11; Morris, 1987).

33

силой. Она не имеет никакого отношения к политической власти как тако¬вой, за исключением разве что отдельных отклонений, сфера действия кото¬рых достаточно узка. Грубая сила в ее чистой форме является предметом изу¬чения физики (или таких ее общественных аналогов, как военное дело и боевые искусства), но никак не политической науки8. Сущность политики, как нам представляется, состоит именно в ограничениях, налагаемых на по¬литических деятелей, и в тех стратегических маневрах, которые предприни¬маются для того, чтобы не выходить за очерченные ими пределы9. Как нам представляется, именно анализ этих ограничений: откуда они возникают, как действуют, какие шаги могут предпринимать политические агенты, не выхо¬дя за их рамки,— и лежит в основе изучения политики10.

В данном случае при широком понимании термина «политика» речь идет об использовании социальной власти (а не об «исполнении» ею функций, как это характерно для узкого понимания этого термина), о тех многочисленных воз-можностях маневрирования, которыми политические агенты располагают в пределах имеющихся ограничений. При этом мы имеем в виду не только их преднамеренные действия, но и те непредвиденные последствия, которые могут возникнуть в результате этих целенаправленных действий (Merton, 1936). Кроме того, предполагаются как скрытые, закулисные политические мани¬пуляции, так и откровенные политические игры, происходящие на виду (Schattaschneider, I960; Goodin, 1980; Riker, 1986). В наше определение политики включены на равных основаниях пассивные и активные действия властей, ин-тернализованные нормы поведения, а также внешние угрозы (Bachrach, Baratz, 1963; Lukes, 1974). Кроме того, широкое понимание политики содержит в себе и печально известный «закон ожидаемых реакций», а также последствия несво¬евременно или вообще не принятых решений и господствующие среди широких слоев населения предпочтения (Laclau, Mouffe, 1985).

Здесь уместно сделать еще одно замечание, имеющее непосредственное от-ношение к нашей концепции. Давая определение политики (и предмета политологии), мы намеренно отмежевываемся от чисто распределительной тради¬ции, содержащейся в классической трактовке «политики» Г. Лассвелла: «кто, что, когда и как получает»11 (Lasswell, 1950). Вполне вероятно, что послед-ствия всех политических акций в той или иной степени связаны с распределе¬нием благ; возможно, справедливо и то, что именно этим по преимуществу

8 Так, например, об абсолютном диктаторе, стремящемся к ничем не ограниченной власти, с полным на то основанием иногда говорят, что он пытается (причем, всегда безуспешно) выйти за рамки политики.

9 Рассмотрим следующую аналогию, заимствованную из сходной дисциплины. Филосо¬фы привыкли рассуждать с позиций «убедительных» соображений, «неотразимых» доводов и т.п. (Nozik, 1981, р. 4—6). Но представьте себе такой довод, согласившись с которым, участник диспута умрет; пусть этот довод будет совершенно неотразимым, однако отстаи¬вание какой-либо позиции с его помощью представляется своего рода антитезой подлин¬ному философскому диспуту, суть которого заключается в поиске компромисса. Сравним:

если смысл политики составляет стратегическое маневрирование (Riker, 1986), то непреодо¬лимые силы, не оставляющие пространства для необходимых маневров, составляют ее ан¬титезу (вне зависимости от того, насколько больших успехов добьются те, кто управляет этими непреодолимыми силами в деле подчинения себе других).

10 В данном случае мы позволили себе вольно интерпретировать точку зрения Б. Крика (Crick, 1962).

11 Или в соответствии с определением Д. Истона, по которому политика рассматривает¬ся как властное распределение ценностей особенно в тех случаях, когда дело касается рас¬пределения «ценных вещей» в обществе (Easton, 1965).

34

объясняется наш интерес к данному явлению. Но если рассматривать смысл, который имеет данный акт для самого актора, то многие политические дей¬ствия, по крайней мере на начальной стадии, оказываются не связанными с процессом распределения. Более того, даже на завершающей стадии некоторых политических процессов большой общественной значимости они никак: ни объективно, ни субъективно — не могут быть сведены к банальным вопро¬сам, связанным с дележом общественного пирога. Распределительная, регули-рующая, перераспределительная и отождествляющая — каждая из этих разно-видностей политики может обладать только ей присущими отличительными чертами (Low, 1964; Sandel, 1982). Аргументы сторонников концепции рас-пределительной политики, которая, как считают экономисты, вытекает из концепции всеобщего благоденствия, представляют собой лишь пустые раз-глагольствования по поводу того, насколько общество приблизилось к завет¬ной цели, определенной В. Парето. Вместе с тем сам по себе вопрос о возмож¬ности создания такого общества представляет собой достаточно спорную про¬блему, решение которой во многом зависит от политических маневров совсем иного рода, которые зачастую — по крайней мере, вначале — никак не связаны с распределением. Важность вопроса о распределении при изучении политичес¬ких проблем очевидна, однако наш подход к исследованиям в этой области не должен быть априорно привязан к анализу всей совокупности сложных поли-тических процессов исключительно с этих позиций.

В. Некоторые подходы к науке о политике

Много было написано о том, является ли политическая наука наукой в подлинном смысле этого слова. Ответ на поставленный вопрос в значитель¬ной степени зависит от того, что именно вкладывается в понятие «наука». Нам представляется правильным достаточно краткое определение науки как «сис-тематического изучения, направленного на создание все более дифференци-рованного комплекса упорядоченных представлений об эмпирическом мире»12. Если исходить из этой намеренно лаконичной формулировки, вряд ли можно сомневаться в том, что изучение политики может претендовать на статус науки.

Однако многие вкладывают в это понятие иной смысл. Так, например, логический позитивист, давая определение «науки», мог бы составить целый список «всеобъемлющих законов», нарушение хотя бы одного из которых не позволило бы какой-то отрасли знания получить этот высокий статус. Оче¬видно, что удовлетворить всем условиям, перечисленным в такого рода спис¬ке, политическая наука, скорее всего, была бы не в состоянии. Дело в том, что, несмотря на имеющуюся систематизацию основополагающих истин по-литической науки, ее выводы по самой своей природе неизбежно будут ос-таваться в высшей степени вероятностными. Термины «всегда» и «никогда», с которыми привык иметь дело логический позитивист, разрабатывающий свои всеобщие законы, редко находят применение в мире политики, где господствуют ситуации, которые описываются только в терминах «более или менее вероятного».

12 Это определение восходит к традициям Wissenschafl, некогда распространенным в немецких университетах, откуда в XIX в. политическая наука была перенесена американца¬ми в свою страну (Waldo, 1975, р. 25—30). Ныне «политологи» возвращаются к изначальным традициям (Rivlin, 1971). 35

Причина такого положения вещей заключается вовсе не в том, что объяс-нительные модели неполны, и не в том, что пока не выявлены действующие факторы. Хотя, конечно, и эти доводы следует признать справедливыми. Глу-бинная причина неприемлемости позитивистского подхода к изучению поли-тической науки кроется в невозможности однозначного толкования самого предмета исследования. Модель всеобщего закона может или не может (но это уже другая проблема) быть с успехом применена при изучении вопроса о движении бильярдных шаров под действием законов ньютоновской механи¬ки: в этом случае совершенно точно можно предсказать последствия каждого действия, и причины их могут быть исчерпывающе объяснены силами, ока-зывающими внешнее воздействие на подобных «акторов». Однако человечес¬кие существа хотя и являются, конечно же, объектом воздействия определен¬ных причин, но в то же время выступают и в роли целеполагающих акторов, способных к познанию и к действию, основанному на нем. «Убеждение», «цель», «намерение», «смысл» — все эти факторы имеют решающее значение при объяснении человеческих поступков, которые существенно отличаются от «действий» бильярдных шаров. Объекты изучения политической науки, как и всех остальных отраслей социального знания, имеют совершенно иной онтологический статус, чем бильярдные шары. Поэтому модель всеобщего за-кона, разработанная логическим позитивизмом, при изучении человеческого общества абсолютно неприемлема, как, впрочем, отчасти она может оказать¬ся таковой и в случае бильярдных шаров13.

Тезис о том, что научное понимание политических проблем неизбежно должно включать компонент, связанный с тем смыслом, который имеет дан¬ный акт для самого актора, вовсе не отрицает того факта, что политическая наука обладает всеми атрибутами, присущими любой другой отрасли научно¬го знания. Математическое моделирование и статистическая проверка остают¬ся сегодня столь же необходимыми, как и ранее14. Что надо менять, так это интерпретацию полученных результатов. Сведения, которые мы получаем бла-годаря применению этих инструментов, теперь рассматриваются не столько как неумолимое воздействие внешних сил на пассивных акторов, сколько как обычные и естественные реакции обычных людей в обычных условиях. Могут измениться «условия игры», еще в большей степени подвержены пере¬менам внешние обстоятельства, поэтому открытые в области политики исти¬ны, возможно, менее «универсальны», чем законы ньютоновской физики. И тем не менее, поскольку в соответствии с происходящими изменениями мы намерены моделировать (с большей или меньшей степенью точности) перемены в самих «правилах игры» и обстоятельствах, есть все основания полагать, что прения по вопросу о том, является ли эта аморфная и расплыв¬чатая отрасль знания подлинной наукой, со временем будут закрыты.

13 Содержательные обзоры этих проблем можно найти в работах М. Холлиса, Ч. Тейлора (Hollis, 1977; Taylor, 1985), а применительно к политической науке — Дж. Муна и Г. Алмонда и С. Дженко (Moon, 1975; Almond, Genco, 1977). Постпозитивистская реакция на такого рода герменевтические проблемы явственно отразилась на многих страницах данной книги (§ 3, пункт С наст. гл.).

14 Действительно, некоторые наиболее важные результаты политической науки, полу¬ченные в последнее время благодаря применению математических методов, привели к со¬зданию модели «рационального актора», а ведущей силой, приводящей эти модели в дви¬жение, является рациональный выбор самих индивидов в большей степени, чем какие-либо внешние причины.

36