2.4. Лингвокультурные характеристики

грамматических категорий

Вопрос о лингвокультурной специфике грамматических категорий постоянно находится в центре внимания языковедов. Собственно говоря, все попытки охарактеризовать языки типологически (например, языки с аналитической или синтетической тенденцией, языки эргативного или активного строя) подразумевают выход на специфику мышления. На наш взгляд, правы те ученые, которые разграничивают типы грамматических категорий: есть формальные и содержательные категории, первые никак не отражают национально-культурное своеобразие в картировании мира (по крайней мере, на современном этапе), а вторые, несомненно, обладают культурной спецификой и поэтому в значительной мере определяют поведение людей, пользующихся именно этим языком. А.Вежбицкая, например, считает имперсональность важным признаком русского языкового сознания ("Мне нравится, думается, дышится" вместо "I like, I think, I breathe). В данном случае мы имеем дело с более древним представлением ситуации применительно к русскому языку: в английском имеются архаичные формы типа "methinks". Медиальный залог (дверь открывается, продукты портятся, одежда пачкается) свидетельствует об архаичном понимании каузативно-причинных отношений (Листунова, 1998). На наш взгляд, такие грамматические категории английского языка, как модальность в ее обширном диапазоне некатегоричности, видо-временные формы глагола (континуальность и перфектность), а также наличие артикля имеют связь с некоторыми характерными чертами языкового поведения англичан (например, обостренное понимание состояния "здесь и сейчас" в противоположность значению "вообще и регулярно", указательность и отнесение к классу) в отличие от языкового поведения русских. Но было бы ошибочным делать слишком широкие выводы из специфики категориальных форм, поскольку эти формы неизбежно выражают целый спектр значений. Мы, вероятно, можем утверждать, что отдельные типовые ситуации, связанные с предпочтительным выражением идеи именно такой грамматической формой, могут рассматриваться как культурно-специфические по сравнению с иным способом грамматического выражения. Например, пассивный залог: He is much spoken about — People speak much about him. Второе предложение грамматически верно, но может рассматриваться только как потенциальная форма для выражения той идеи, которая нормально вербализуется в первом предложении (Савицкий, Плеханов, 2001). Лингвокультуролог может попытаться объяснить, почему первое предложение более соответствует именно английской манере выражать свои мысли. Для представителя структурной лингвистики разница между этими предложениями заключается лишь в способах раскрытия глубинной структуры предложения: активный залог первичен, а пассивный вторичен.

Мы солидарны с мнением тех исследователей, которые считают, что в грамматике нет ничего такого, чего бы не было в лексике. Поэтому этнокультурная специфика грамматики — это часть той специфики, которую можно обнаружить в лексике (включая, разумеется, обширный фразеологический пласт языка).

Концепт как лингвистическая категория представляет собой развитие идеи понятийной категории применительно к грамматике. Для грамматистов категория — это, как правило, двустороннее единство абстрактного значения отношения (релятивное значение) и системы взаимосвязанных оппозитивных форм, выражающих это значение. Речь идет, это следует подчеркнуть, о формальной категории: "Та или иная единица, имеющая только в высшей степени общее значение, представленное отдельными, объединяемыми и обобщаемыми в нем (т.е. относительно более частными) видовыми значениями, и выражающая это свое общее значение в систематическом противопоставлении различных форм, и может быть с наибольшим основанием определена как формальная категория языка" (Смирницкий, 1957, с.29). В широком смысле категория — это "любая группа языковых элементов, выделяемая на основании какого-либо общего свойства" (Булыгина, Крылов, 1990, с.215). Если отвлечься от способов выражения категории, а они могут быть как явными, так и неявными (скрытыми), то лингвисты говорят о понятийных категориях, т.е. о категориях, "не зависящих от более или менее случайных фактов существующих языков" (Есперсен, 1958, с.58). Так, например, О.Есперсен рассматривает соотношение грамматического рода и понятийного пола (гендера). Главные понятийные категории, отмечает датский лингвист, находят грамматическое выражение, причем не всегда: "грамматические категории представляют собой симптомы, или тени, отбрасываемые понятийными категориями" (Там же, с.60). И.И.Мещанинов (1978, с.238) относит к понятийным категориям множественность, вещественность, одушевленность, модальность.

Специфика категориального грамматического распределения внутри языков объясняется различными причинами. Это, в первую очередь, тип языка: понятно, что в корневом языке трудно детализировать аспектуальные значения, следовательно, предпосылки категориальной детализации вида и его лингвокультурного осмысления могут возникнуть только при условии соответствующих языковых средств, а именно — аффиксов. Это и соотношение между категориями, своеобразный внутренний баланс языковой системы, необходимость закрепить те или иные признаки как в сфере идентификации, так и предикации (по Н.Д.Арутюновой). Этой причиной, вероятно, объясняется то, что некоторые категории со временем исчезают из языков либо появляются своеобразные категориальные пробные варианты, как, например, в афроамериканском английском прослеживаются новые формы специфических видовых значений ("сверхотдаленное" прошлое, "мерцающее" настоящее — "он то есть, то его нет"). Вместе с тем с позиций лингвокультурологии наиболее важной представляется категориальная специфика языка, обусловленная менталитетом народа. Почему в английском настолько детально представлена модальность? Почему в албанском морфологически выражена адмиративность ("он все-таки пришел", "все-таки прочитал", "все-таки остался" и т.д.)? Почему в болгарском формально выражена пересказывательность ("Он пришел" и это факт — "Он пришел", но я этого сам не видел, мне об этом рассказали)? Почему в русском настолько детально выражена видовая характеристика действия?

Лингвокультурное изучение языка дает множество доказательств в пользу того, что языки фиксируют в грамматике наиболее существенные концепты для культуры соответствующего народа либо значимо их игнорируют. В развитие аргументации Б.Уорфа (1960) хотелось бы привести некоторые соображения о суперкатегории определенности/ неопределенности. Известно, что в ряде языков выделяются определенные артикли, назначение которых состоит в тематизации обозначаемой сущности (предмета, качества, события), т.е. представления этой сущности как известной участникам общения. Этимологически определенный артикль совпадает с указательным местоимением. Наряду с этим в некоторых языках выделяется особый вид действия, происходящего в данный момент на наших глазах, как, например, континуальный вид в английском. В этом смысле можно сказать, что в английском языке существует суперкатегория определенности, распространяющаяся на именное и глагольное обозначение действительности. Значимость этой категории в межъязыковом сопоставлении может быть измерена: есть языки, где эта категория представлена наиболее развернуто (английский), менее развернуто, только применительно к артиклю (немецкий) и не представлена формально (русский). Лексические способы обозначения определенности во внимание не принимаются, поскольку описательно, с помощью лексики и паралингвистических жестов, можно передать многие значения во всех языках. Максимальная степень развернутости категории свидетельствует о том, что эта категория обозначает приоритетный для данной лингвокультуры признак. На мой взгляд, этот признак состоит в том, что английский стиль общения резко смещен в сторону актуализации активности адресата в процессе общения по сравнению, скажем, с русским. Адресат в англоязычном общении постоянно должен держать в поле зрения информацию о том, что нечто происходит именно здесь и сейчас, а не вообще. Отсюда и внимание к обозначению времени, к ощущению времени, и даже к маркированным в англоязычной культуре признакам "старый — новый": у британцев понятие "старый" часто ассоциируется с положительной оценкой, типичным является словосочетание "good old", у американцев аналогичный оценочный смысл вкладывается в понятие "новый", о чем мы можем судить прежде всего по рекламным текстам.

Сравнивая различные грамматические категории, мы видим, что с позиций лингвокультурного моделирования языка можно выделить те категории, которые составляют этнокультурную специфику данного языка, и те, которые вряд ли можно отнести к национально-специфичным. Для англоязычного способа интерпретации действительности, как известно, характерны два весьма существенных измерения: детальная разработанность модальных оттенков, определяющих позицию говорящего по отношению к миру, с одной стороны, и детальная характеристика фактуальности / нефактуальности происходящего. Иначе говоря, англичанин на каждом шагу подчеркивает свое отношение к тому, что происходит, и определяет релевантность происходящего в терминах определенности или неопределенности, значимости для данного момента (континуальное представление действия и перфектная корреляция события), соответствия действительности (изменение форм при согласовании времен). Для русского менталитета эти характеристики вряд ли являются первостепенными. Гораздо важнее подчеркнуть то, как разворачивается действие, участниками которого мы являемся. Отсюда имперсональность, столь характерная для носителей русской лингвокультуры, и детальная морфологическая дифференциация аспектуальных оттенков глагольного действия. Подобно тому как однословное выражение концепта является знаком его актуальности для носителей определенной лингвокультуры, специализированное морфологическое или синтаксическое выражение таких признаков, как модальность, фактуальность, аспектуальность, имперсональность, сигнализирует об особом видении мира, зафиксированном в языковых формах. Важно отметить следующее обстоятельство: если лексико-фразеологическое воплощение концепта может быть как социоспецифическим, так и этноспецифическим, то грамматическое воплощение концепта свидетельствует именно об этноспецифическом осмыслении действительности.

Лингвистическое моделирование признакового развертывания осуществляется системой языковых категорий. Эти категории разнородны, но в данном случае для нас важно подчеркнуть то обстоятельство, что при всей неоднородности различных языковых категорий — прагмалингвистических и лингвосемантических, лексических и грамматических — эти категории организованы иерархически, т.е. включают категориальные и субкатегориальные признаки. Категориальные признаки по своей природе представляют собой мощные обобщения предметов, их свойств и отношений. В этом смысле описание категориальных признаков стремится к выявлению языковых универсалий, не общих принципов организации языка, свойственных всем языкам мира, а универсальных понятийных категорий, таких как время, красота, польза, возможность и т.д. Языковым универсальным понятиям противостоят конкретные для данного языка частные сложные понятия, соотносимые во многих случаях с отдельными словами и словозначениями. Такие понятия являются уникальными. Вместе с тем концептологическое осмысление языковых признаков включает в себя трансляцию соответствующих культурных феноменов, выявление и сохранение особенностей, свойственных типам тех или иных значений. Иначе говоря, задача состоит в выявлении опосредующих звеньев между универсальными и уникальными понятиями. Такие звенья мы называем субкатегориальными признаками в языке.

Субкатегориальные признаки более конкретны, чем абстрактные категории, с одной стороны, и образуют специфические комбинации, свойственные тому или иному языку, с другой стороны. Один из наиболее важных принципов субкатегориального анализа заключается в том, что переходы признаков более существенны, чем сами признаки. Признаки не существуют изолированно, они всегда представлены в виде признаковых кластеров, сложных единств, стороны которых могут быть с исследовательской целью проанализированы отдельно. Признаковые кластеры имеют разное строение, но подобно категориям, они организованы иерархически в том смысле, что существуют разные степени репрезентации признаков в составе признакового кластера: есть доминирующий, определяющий признак и есть подчиненные, определяемые признаки. Применительно к грамматической системе языка можно сказать, что типологическая тенденция языка определяет развертывание тех или иных категорий. Типологические тенденции не сводятся к формально-языковым характеристикам. Наряду с тенденцией преимущественно аналитического или синтетического строя, эргативной или номинативной конструкции, существуют и тенденции, которые трудно объяснить, не выходя за рамки техники конкретного языка.

Мы имеем в виду культурологическую обусловленность языка. Чем, например, объяснить то, что общение по-русски значительно категоричнее общения по-английски? Или то, что немцы (по наблюдениям В.Я.Мыркина) в разговорной речи значительно чаще используют глагол в настоящем времени для обозначения будущего, чем русские? Или то, что в латыни использовалось причастие будущего времени (ornaturus — тот, который будет украшен), а в русском языке такая категориальная форма не используется, хотя имеется формальное основание для построения соответствующих причастий ("побегущий", "возьмущий", "сотрущий")? Думается, что культурологический подход к языку, моделирование концептосферы языка может дать нам основания для ответов на подобные вопросы.

Среди разнообразных концептов особую роль играют те многомерные социопсихические образования, которые служат ориентирами бытия. К числу таких ориентиров относится концепт времени. В философской, теологической и естественно-научной литературе выработано множество пониманий времени. Для лингвистических исследований, как отмечает В.Я.Мыркин (1989), наиболее характерным является разграничение трех основных интерпретаций времени: время хронологическое, релятивное и эгоцентрическое. Первое понимание времени выражается в датах и фиксации временных интервалов на некоторой принятой в обществе шкале, например, год 1564 в христианском летоисчислении. Второе понимание времени выражается в понятиях "раньше — одновременно — позже", точкой отсчета является произвольно выбранный момент. Третье понимание связано с моментом осознания времени как настоящего, прошедшего и будущего. Различие между тремя способами осознания времени состоит в степени объективности представления этого концепта. Максимально объективным является время хронологическое, минимально объективным — время эгоцентрическое, релятивное время занимает промежуточное положение между двумя другими представлениями. Все понимания времени находят отражение в языке. Хронологическое время именует некоторый период числовым выражением (Московское время 20 часов 45 минут) либо именем собственным (поэт династии Тан), либо коррелятивной связью между называемым моментом и некоторым независимым от говорящего событием ("Дочь вождя родилась, когда цвел миндаль"). Релятивное время выражается при помощи предлогов и наречий ("до революции", "раньше", "недавно"), а также посредством особого глагольного вида (например, плюсквамперфект). Эгоцентрическое время выражается специальными наречиями ("вчера", "сейчас", "tonight") и прежде всего категорией глагольного времени. Категориальный признак времени (темпоральный признак) наличествует в свернутом выражении в значении большого числа слов типа "новый", "опоздать", "ждать". Необходимо отметить, что существенную роль в языковом освещении времени играют такие признаки этого концепта, как регулярность смены некоторых состояний (прямая ассоциация признака, положенного в основу номинации времени Zeit – tide, с приливом в германских языках), собственно изменение как вращение (внутренняя форма слова "время" в русском языке), привязанность временных периодов к природным явлениям (народные названия месяцев).

Понятие времени относится к числу сложных концептов, осознаваемых и переживаемых в единстве с более конкретными понятиями. Первичной является тесная связь между темпоральным и пространственным дейксисом. Дейктическая триада "Я — здесь — сейчас" конкретизируется в языке как программа развертывающихся категориальных кластеров.

В лингвистической теории существует несколько подходов к изучению таких кластеров. Эти подходы могут быть обозначены как семиотический, структурный и типологический.

Семиотический подход базируется на противопоставлении прагматики, семантики и синтактики как важнейших знаковых сторон, по Ч.Моррису (1983). В прагматическом отношении категориальный кластер времени проявляется в единстве ситуативных характеристик высказывания. С точки зрения Э.Ганса (Gans, 1981) , существует три прототипных класса высказываний: остенсивные, императивные и индикативные. К остенсивным высказываниям относятся собственно случаи остенсивной референции (говорящий показывает на змею и говорит: "Это змея"), а также эмоциональные высказывания, ядро которых составляют междометия и их эквиваленты. Остенсивные высказывания сориентированы только на момент речи, являются речевым субститутом жеста и поэтому обозначают ситуацию в ее данной конкретной полноте. Императивные высказывания охватывают обширный класс ситуаций, объединяющих данный момент с некоторым моментом в будущем. С точки зрения темпорального признака возможны четыре комбинаторных варианта (сочетание признаков: наличие, отсутствие, волеизъявление, настоящее и будущее):

Дай мне яблоко = У меня нет яблока + Я хочу, чтобы у меня было яблоко;

Не мешай мне = Ты мне мешаешь + Я хочу, чтобы ты мне не мешал;

Останься здесь = Ты находишься здесь + Я хочу, чтобы ты находился здесь;

Не уходи = Ты находишься здесь + Я хочу, чтобы ты не уходил.

Императивные высказывания включают признак отрицания (отсутствие предмета или качества либо отрицательное волеизъявление) и в темпоральном отношении являются двунаправленными. Строго говоря, вторым вектором императивных высказываний является не будущее, а ненастоящее. В этом смысле императивные высказывания образуют переходный класс между речевыми обозначениями настоящего момента и ненастоящего момента. Индикативные высказывания (в этом их отличительная особенность) принципиально не замещаются жестами. С индикативных высказываний начинается человеческий язык как хранилище знаний и опыта людей. Признак данного момента может присутствовать в индикативном высказывании как один из возможных ориентиров (Мои соседи ремонтируют квартиру). Настоящее время оказывается связанным не только с данным моментом, но с неопределенно размытым временным диапазоном, примыкающим к данному моменту. Итак, в индикативе выделяется настоящее точечное, настоящее неопределенное, настоящее всеобщее с соответствующими проекциями в прошлое и будущее. Следующая ступень освоения времени в языке заключается в противопоставлении реального и ирреального действия или состояния.

В семантическом отношении категориальный кластер времени проявляется в темпоральной характеристике глагола как центра высказывания. В значении глагола как части речи заложена потенциальная темпоральная характеристика. Эта характеристика реализуется в высказывании, в глагольной референции. Вне высказывания глагол представляет собой (как и всякое другое слово вне контекста) языковую единицу, значение которой сводится к ее денотативным, сигнификативным и коннотативным характеристикам. Темпоральный признак глагольного значения представляет собой специфический компонент глагольной семантики, а именно — конкретизацию процессуального признака как главного частеречного признака глагола. Время по определению есть референтная характеристика процесса. В значении глагола время выражено денотативно, т.е. как возможность референции, в категориальном комплексе признаков, выделяемых в содержании слова. Например, значение глагола "бежать" может быть представлено как комбинация признаков "процесс", "движение", "движение определенного типа". Компоненты "движение" и "движение определенного типа" представляют собой тематическую характеристику и конкретизацию тематической характеристики данного глагола, описывают его лексическое значение. Компонент "процесс" есть частеречная, грамматическая характеристика данного глагола. Разновидности процессуальной характеристики глагольного действия являются в своей совокупности парадигматическим контекстом глагола. Эти разновидности сводятся к следующим типам: 1) действие — состояние, 2) возможность — процесс — результат, 3) фазовая характеристика процесса (начало — продолжение — окончание), 4) степень интенсивности процесса (сильная — нейтральная — слабая), 5) способ реализации процесса (аспектуальные и акциональные характеристики). Разновидности процессуальной характеристики применительно к конкретному глагольному значению прежде всего связаны с лексической семантикой соответствующего глагола. Например, глаголы искать, допивать, посмеиваться, учительствовать в русском языке проявляют различные процессуальные характеристики в силу денотативных особенностей описываемых процессов. Вместе с тем номинативная техника языка в значительной мере влияет на выражение тех или иных разновидностей глагольного процессуального значения. Слабые аффиксальные ресурсы английского языка не позволяют выразить тонкие апектуальные оттенки значения, свойственные русскому глаголу. Темпоральный признак процесса реализуется через категориальный кластер глагольного значения. В английском языке такой категориальный кластер находит выражение в неоднословных образованиях типа take a rest, have a smoke, get on, give up. Существуют определенные корреляции между выражениями He would go, He used to go и хаживал.

В синтактическом отношении категориальный кластер времени проявляется в единстве глагольных категорий, присущих определенному языку (при условии, что в этом языке выделяется глагол как часть речи). Так, в русском языке функционирует единый комплекс вида, залога, наклонения, времени и лица в системе глагола. Вид и залог — независимые категории, определяющие наклонение, которое, в свою очередь, определяет время глагола, а последнее определяет лицо. Семантика времени предполагает различную степень обусловленности темпорального признака другими категориальными признаками глагола. Залоговое значение так же, как и значение лица, практически не влияет на темпоральный признак глагола, в то время как видовое (аспектуальное) и модальное значения являются определяющими для глагольного выражения времени. При сравнении грамматических категорий в различных языках выясняется то, что предметные области, схваченные определенными категориями, частично совпадают, различаясь, главным образом, по детализации обозначения. Например, перфектная корреляция в английском языке представляет собой особую категорию, содержанием которой является признаковый комплекс ретроспекции (связи между прошедшим и настоящим), завершенности и предшествования. В русском языке эти значения выражаются категориальными формами совершенного вида. Аналогичным образом категория засвидетельствованности (сообщение о чем-то как о факте либо как об информации, полученной от других людей) в болгарском языке является специализированной, имеет собственные категориальные формы, а в русском и английском языках выражается при помощи категориальных средств модальности и залога (The government reshuffle is reported to be unavoidable. — Правительственная перетряска, как сообщают, неизбежна).

Структурный подход к изучению категориального кластера времени состоит в освещении темпорального признака, фиксируемого в глагольной формуле S-V-O-D (субъект — предикат — объект — обстоятельство). Речь идет о согласовании темпорального признака глагола с соответствующими признаками в глагольном окружении. Предполагается, что субъект и объект глагола могут содержать темпоральный признак в своей семантике и могут уточняться атрибутивно. Строго говоря, только обстоятельственный признак непосредственно уточняет темпоральную характеристику глагола (имеется в виду обстоятельство времени), однако темпоральная характеристика всего высказывания складывается из взаимодействия разных компонентов категориального кластера времени. Например: "Опоздавшие на вечерний рейс пассажиры слушали последние известия, чтобы скоротать время, и думали о том, что завтра их ждут новые непредсказуемые испытания". Предикатное ядро данного высказывания характеризует процесс, который имел место в прошлом, этот процесс показан как факт. Между двумя однородными предикатами предложения нет отношений предшествования. Субъектом приведенного высказывания являются пассажиры, т.е. люди, пользующиеся транспортом. Пассажир (в отличие от водителя, гонщика, жокея, автолюбителя и т.д.) – это временная, а не постоянная характеристика человека. Пассажир — это человек в момент поездки, сразу же после поездки или перед ней.

Слова пассажир, пациент, клиент, гость, жених, покойник характеризуют людей в данный момент и в этом смысле подобны по своей семантике английским глаголам, употребляющимся в континуальном аспекте. При этом интересно отметить то, что транспонированный континуальный аспект, характеризующий не глагол, а имя существительное, свойствен как английскому, так и русскому языку, в то время как категориально выраженный темпоральный признак длящегося данного момента формально представлен только в английском языке. Пассажиры были опоздавшими, т.е. они должны были прийти раньше. В этой сложной модально-темпоральной характеристике признак времени связан с признаком предшествования. Пассажиры должны были прийти на вечерний рейс некоторого транспорта: предполагается, что транспорт ходит по графику, существует расписание, представляющее собой типовую последовательность прибытия и убытия транспортного средства. Понятия "рейс" и "вечерний" содержат темпоральные признаки, выявляющиеся при толковании значений соответствующих слов. Аналогичным образом можно рассматривать значение выражения "последние известия". Пассажиры слушали последние известия, чтобы скоротать время — цель ассоциируется с будущим, с проспективной направленностью процесса. Дополнительное придаточное предложение формально не определяет темпоральную характеристику высказывания, но содержание такого предложения необходимо включает указание относительно времени некоторого события ("испытания"), в данном случае имеются в виду футуральные характеристики события, это выражено семантикой глагола ждать, имеющего проспективную направленность, и значением наречия завтра. Независимые футуральные признаки устанавливаются в значении прилагательного новый и непредсказуемый, в последнем случае футуральный признак выражен опосредованно: непредсказуемый — тот, который не может быть предсказан, признак модальности имплицирует признак будущего времени. Разумеется, полная характеристика темпорального кластера может быть получена только при анализе целостного контекста высказывания, а не изолированного предложения.

Типологический подход к изучению категориального кластера времени состоит, на наш взгляд, в выделении типов представления времени в категориальных системах языков, с одной стороны, и в различных функциональных стилях речи, с другой стороны.

Типы представления времени в языке соответствуют типу репрезентации действия в языке. Иначе говоря, система глагольных категорий отражает категориальный кластер времени сквозь призму строя соответствующего языка. В типологическом плане языки часто классифицируются по их месту на условной шкале между полярными точками некоторой категории, например, языки с синтетической или аналитической тенденцией, языки эргативного или номинативного строя и т.д. При этом важно отметить, что есть принципиально различные типы категорий: одни категории относятся сугубо к формальной и материальной стороне языка, например, фонологические категории; другие категории относятся только к содержательной стороне языка, таковы семантические и прагматические категории во всем их многообразии; есть также категории промежуточного типа, в частности, некоторые синтаксические категории. Менталитет народа не соотносится напрямую с категорией звонкости/глухости согласных, но вряд ли можно отрицать связь между грамматическим выражением почтительности и складом мировосприятия, поведенческими доминантами народа.

Содержательные категории языка распадаются на выраженные и скрытые. Типологически возможно составление инвентаря скрытых категорий на основе анализа категориального фонда всех языков. При этом мы исходим из презумпции универсальности языковых категорий: если хоть в каком-либо языке наличествует некоторая выраженная категория, то гипотетически в любом языке такая категория существует как криптотип, по Б.Уорфу (скрытая категория) (Уорф, 1972). Скрытые категории имеют разную степень опосредованности. Речь идет о категориальной транспозиции, проявлении категории "на чужой территории". Например, грамматические категории времени и вида, свойственные глаголу как части речи, могут проявляться в значении существительных (в слове убийца реализован признак прошедшего времени, в слове пассажир — признак настоящего континуального времени). Одна из основных идей функциональной грамматики заключается в том, что грамматические категории выступают в качестве ядерного значения, которое опирается на определенный пласт лексических значений (Бондарко, 1985). Так, функционально-семантическая категория футуральности (часть категории темпоральности) выражается в русском языке не только особой глагольной формой, но и целым рядом слов, значение которых прямо или косвенно относится к будущему времени. Содержательная категория грамматикализуется только при наличии достаточно представительной лексической опоры в языке, при этом условием грамматикализации выступает плотность наименования определенного признака, во-первых, и дифференциация характеристик этого признака, во-вторых.

Функционально-стилистическая репрезентация времени в языке рассматривается применительно к выделенным в лингвистике жанрам и стилям речи. В этом смысле разграничивается время повествовательное и неповествовательное. Повествование, описание и рассуждение — основные композиционно-речевые формы (функционально-смысловые типы речи или коммуникативные жанры) — показывают различную "фактуру" времени. В строгом смысле эгоцентрическое время прослеживается только в нарративных текстах, основной функцией которых является сообщение о некотором событии. События же разворачиваются во времени. Разумеется, повествовательное время в художественном тексте представляет собой сложное партитурное образование: существует максимально независимое от персонажей фоновое время, есть авторское время в сюжетном и фабульном развитии произведения, есть время в восприятии героев, в частности, рассказчика или повествователя, а также отраженное время в восприятии персонажей, о которых ведется повествование. Ненарративные жанры отражают мир сквозь призму вечно длящегося настоящего момента. Это обстоятельство особенно становится заметным при намеренном столкновении повествования и описания. Так, в рассказе У.Сарояна "Смельчак на летящей трапеции" сначала описывается сон героя, а затем — пробуждение и поступки молодого человека:

1. Sleep. Horizontally wakeful amid universal widths, practicing laughter and mirth, satire, the end of all, of Rome and yes of Babylon, clenched teeth, remembrance, much warmth volcanic, the streets of Paris, the plains of Jericho, much gliding as if reptile in abstraction, a gallery of watercolors, the sea and the fish with eyes, symphony... 2. Wakefulness. He (the living) dressed and shaved, grinning at himself at the mirror. Very handsome, he said: where is my tie? (He had but one).

Показательно то, что для описания сна автор использует только назывные предложения. Отсутствие глаголов создает ощущение вневременного бытия героя, одновременности различных состояний, а также действий и событий, представленных в снятом, панхроничном виде. Временная протяженность является важнейшим показателем реальности мира. В этой связи представляется уместной антитеза П.Флоренского: "...в сновидении время бежит, и ускоренно бежит навстречу настоящему, против движения времени бодрственного сознания" (Скрелина, 1993). Наряду с описанием рассуждение не имеет временного вектора. Следует отметить, впрочем, некоторую прозрачность аргументативного жанра с точки зрения темпорального признака: рассуждение может вестись в настоящем, прошедшем и будущем времени, но сущность рассуждения заключается в построении логической, а не темпоральной последовательности. Говоря о специфике функционального стиля применительно к кластеру времени, мы имеем в виду некоторые особенности разговорного стиля (активное использование настоящего времени для описания будущего), praesens historicum в художественном повествовании, а также особую значимость настоящего времени для перформативных высказываний в текстах деловых документов.

Будучи существенным признаком действительности, время фиксируется в лексической семантике большой группы слов. С точки зрения степени представленности признака в лексической семантике можно выделить слова, специализированно обозначающие время ("время", "вчера", "тогда", "прошлый", "час" и т.д.), и слова, в содержании которых темпоральный признак выражен синкретично, в единстве с другими признаками ("ждать", "планировать", "опаздывать", "спешить", "стремительный", "допотопный", "желторотый", "вечный" и т.д.).

Таким образом, концепт времени в языке представляет собой многомерное образование, при этом измерения данного концепта зависят от его существенных признаков. Приведенные подходы к описанию времени в обыденном языке, разумеется, не исчерпывают смысловое пространство рассматриваемого кластера, но дают возможность выделить некоторые его характерные признаки и позволяют сделать следующие выводы: 1) время линейно; 2) время имеет направление (векторно); 3) время измеряемо; 4) существует реальное и воображаемое (фактическое и контрфактическое) время; 5) контрфактическое время имеет свои характеристики, которые могут не совпадать с характеристиками реального времени; 6) события всегда предполагают фиксацию на временной шкале; 7) события на временной шкале могут быть представлены точечно и процессуально; 8) события на временной шкале соотносимы с наблюдателем; 9) наблюдатель может занимать пассивную и активную позиции; 10) пассивный наблюдатель фиксирует объективное время событий относительно некоторых условных точек отсчета; 11) активный наблюдатель фиксирует объективное время событий относительно их взаимной последовательности либо относительно момента наблюдения; 12) языковая фиксация времени осуществляется грамматическими, лексическими и функционально-стилистическими средствами, образующими целостную систему языковой темпоральности; 13) главным средством языковой темпоральности является категория времени глагола; 14) представление времени в конкретном языке зависит от своеобразия категориального кластера глагола, т.е. от набора глагольных категорий, от соотношения выраженных и скрытых категорий в этом языке, от того, какие глагольные категории являются доминантными, определяющими для данного языка; 15) центром категориального кластера времени в языке является модальное видо-временное единство, т.е. кластер "наклонение — время — вид"; 16) максимальная дифференциация времени реализуется в индикативе; 17) видовые, акциональные, таксисные характеристики процесса влияют на темпоральное представление этого процесса в языке; 18) способы вторичной предикации отражают реляционные характеристики времени; 19) темпоральный признак выражен в лексическом значении большой группы слов; 20) кластерная организация времени в лексической репрезентации состоит в сочетании признака времени с темпорально-связанными признаками бытия, отрицания, движения, предсказуемости, желательности, возможности, регулярности и др.; 21) лексико-грамматическое выражение признака времени отражает специфику национального картирования мира средствами языка; 22) функционально-стилистическое выражение признака времени отражает специфику композиционно-речевой формы и функционального стиля, при этом максимальная дифференциация времени проявляется в повествовании и максимальная дифференциация измерений контрфактического времени — в текстах художественной литературы.