Литература по госам / Потёмкин- История дипломатии / Том 1 / раздел 4 / ГЛАВА 13

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА

ФРАНКО-ПРУССКОЙ ВОЙНЫ (1867 ― 1870 гг.)

Роль Пруссии в Северо-Германском союзе после Пражского мира. Мир между Австрией и Пруссией, подписанный в Праге 24 августа 1866 г., только подтвердил условия Никольсбургского перемирия. Австрия ушла из Германского союза, предоставив прусскому королю пер­вое место в объединяющейся Германии. По конституции Се­веро-Германского союза, окончательно образованного в самом начале 1867 г., прусский король объединял все германские государства, расположенные к северу от реки Майна, в каче­стве «президента» этого союза. Но и южные государства (Бавария, Вюртемберг, Гессен, Баден) заключили с Северо-Германским союзом оборонительное и наступательное соглаше­ние. Таким образом, прусский король становился верховным военным главой союза и полномочным руководителем его ди­пломатии. Усилилась Пруссия и включением непосредственно в ее состав Ганновера и некоторых других владений.

Однако Бисмарк считал свое дело еще не завершенным. Се­веро-Германский союз должен был обратиться в Германскую им­перию, включающую в себя и южногерманские государства. Бис­марк знал, что в этих южных государствах, особенно в Баварии, Вюртемберге и Бадене, имеется довольно сильная оппозиция против прусской гегемонии, и притом не только в дворянстве, но и в буржуазии. Южная Германия была гораздо менее инду­стриальной страной, чем северная, и ее буржуазия не так ин­тенсивно стремилась к образованию общегерманского рынка, к созданию великодержавного флота, к приобретению колоний и т. д. Довершить дело можно было быстрее всего путем новой победоносной войны. Эта мысль зрела у Бисмарка постепенно, начиная с 1867 г.

Обстановка в Европе сложилась к этому времени следующая.

Отношение Англии к Пруссии. Лорд Пальмерстон умер еще 18 октября 1865 г. Ни лорд Россель, который на следовал ему в качестве первого министра, ни Кларендон, занявший в кабинете Росселя пост министра ино­странных дел, не были расположены без крайней необходимости вмешиваться в дела европейского континента. Такой же политики держались после ухода Росселя и консерва­тивный премьер граф Дерби и сын его, министр иностранных дел, лорд Стэнли. В частности, они не усматривали никакой пользы в борьбе против возвышения Пруссии. Напротив, Пруссия в их глазах являлась полезным противовесом мо­гуществу Франции. Усиленные работы по прорытию Суэцкого канала, предпринятые французом Лессепсом при деятельной помощи французской биржи, банков и правительства, очень беспокоили и раздражали англичан. И Дерби, и лорд Стэнли, и руководящая буржуазная пресса Англии усматривали в этом французском предприятии некоторую угрозу Индии. Все это охлаждало отношения между Англией и Францией, и Бисмарк видел, что с этой стороны обстоятельства складываются для Пруссии благоприятно.

Отношения между Россией и Пруссией. Гораздо важнее для Бисмарка были отношения с Россией. Горчаков с беспокойством следил за успехами прусской дипломатии. Победа при Садовой несколько смутила и русские военные круги. Военная реформа в России еще не вышла из стадии предварительных разведок и разговоров, а сосед уже блистательно доказал все совершен­ство своей организации. При дворе стали замечать, что Александр II, продолжая самым сердечным образом относиться к своему дяде Вильгельму I, в то же время начал довольно демонстративно приближать к своей особе генерала Флери, французского посла в Петербурге.

Отношения между Францией и Пруссией. Наиболее трудным и сложным для Бисмарка делом все-таки оказывалось установление новых отношений с императором французов. Что после битвы при Садовой эти отношения совсем не могли похо­дить на прежние, это не подлежало сомнению ни для прусского министра, ни для Наполеона III.

Часть французских государственных людей, окружавших Наполеона, убеждала его выступить против Пруссии, не теряя ни минуты. Министр иностранных дел Друэн-де-Люис реши­тельно добивался этого, но любимец императора Руэр и двою­родный брат императора принц Наполеон столь же категориче­ски сопротивлялись. Пока длились эти колебания, война с Ав­стрией благодаря Бисмарку внезапно окончилась. Момент был упущен, и это оказалось несчастьем для Французской империи. В конце 1866 и начале 1867 г. Наполеон III, якобы «сочув­ствуя» начавшемуся объединительному процессу в Германии, в то же время настойчиво просил компенсации за это сочув­ствие и за свой нейтралитет в австро-прусской войне. Однако Бисмарк решил ровно ничего Наполеону III не давать.

Француз­ские требования к Пруссии о компенсации за нейтралитет. Теперь французский нейтралитет не был нужен Бисмарку. Конечно, нельзя было сразу показать Наполеону, что он обманут и обойден. Дело в том, что агенты Бисмарка донесли ему из Петербурга и Лондона, что царь явно недоволен уничтожением поли­тической самостоятельности ряда мелких германских госу­дарств; Александр видел в этом ниспровержение всего европей­ского политического уклада, который существовал со времен Венского конгресса 1815 г. Больше всего тревожило Бисмарка то, что Горчаков уже зондировал почву в Лондоне, стремясь совокупным выступлением обеих держав, России и Англии, умерить слишком разыгравшиеся аппетиты Пруссии. Правда, более точные справки убедили Бисмарка, что ни граф Дерби, ни лорд Стэнли не желают вмешиваться, и что возникший в Пе­тербурге проект созыва конференции или конгресса европей­ских держав не встречает в Лондоне сочувствия. Но нужно было действовать осторожно, чтобы не раздражать Напо­леона III. Еще за пять дней до Никольсбургского перемирия граф Бенедетти, французский посол в Берлине, вдруг предло­жил Пруссии вернуть Франции границы 1814 г. и согласиться на аннексию Люксембурга; Бисмарк не сразу отклонил это предложение. 27 июля Наполеон III пригласил к себе графа Гольца, прусского представителя в Париже, и прямо заявил о своем желании присоединить к Франции, с согласия Пруссии, область Ландау и герцогство Люксембург. Бисмарк и на это не дал отрицательного ответа: это было как раз то­гда, когда еще шли слухи о сношениях между русскими и британскими дипломатами.

Меморандум Друэн-де-Люиса. 8 августа министр иностранных дел Французской империи Друэн-де-Люис решил итти уже официальным путем, чтобы прекратить возможность дальнейших уверток со стороны Бисмарка. Он составил меморандум, в котором развивал мысль об устрой­стве из Рейнских провинций (по левому берегу Рейна) особого государства; оно должно было пользоваться перманентным нейтралитетом и служить «буфером», устраняющим трения и столкновения между Пруссией и Францией. Было неясно, как представляет себе Друэн-де-Люис отношение этого буфер­ного государства к союзу германских государств, лежавших к северу от реки Майна, который проектировал Бисмарк.

Но нервность в Тюильрийском дворце возрастала так бы­стро, что не успели еще в Берлине ознакомиться с меморан­думом Друэн-де-Люиса, как уже Наполеон III выдвинул новый проект. Раньше чем переслать этот новый проект Бисмарку, На­полеон III, очевидно, сам несколько в нем усомнился. Поэтому он велел Руэру предварительно ознакомить с этим документом графа Гольца, прусского посла в Париже. В этом проекте Пруссии предлагалось согласиться на аннексию Францией областей Ландау, Саарбрюкена и Люксембурга. Гольц стал доказывать Руэру, что Пруссии политически и морально будет трудно согласиться на уступку чисто немецких областей. Тут же прусский посол заявил, что если бы в будущем Франция захотела присоединить Бельгию, то Пруссия не стала бы ей препятствовать. Возможно, что не Гольц, а Руэр первый заго­ворил о Бельгии, и что бельгийский план давным давно был выработан самим Наполеоном III. Во всяком случае 16 августа 1866 г. Бенедетти получил официальный приказ из Парижа явиться к Бисмарку и узнать окончательное мнение прусского правительства по такому вопросу: не будет ли оно возражать против присоединения к Франции Ландау, Саарбрюкена и Люк­сембурга; одновременно сообщалось, что Французская империя согласна заключить с Пруссией секретный наступательный и оборонительный союз. Одним из непременных последствий этого будущего секретного договора должно было явиться присоединение к Франции всей Бельгии, кроме города Ант­верпена. Что касается Антверпена, то Наполеон III соглашался признать его вольным городом с самостоятельным управле­нием. Очевидно, французский император хорошо помнил слова своего дяди, Наполеона I: «Антверпен — это пистолет, направленный в грудь Англии». Наперед считаясь с воз­можными протестами Англии, Наполеон III отказывался от этого «пистолета».

Переговоры Бенедетти с Бисмарком.

енедетти явился к Бисмарку с этими пред-

ложениями и был принят так, что у него

могла появиться надежда на удачную сделку. Правда, уступать Франции какие-либо пограничные территории Бисмарк считал невозможным, пока само население этих обла­стей не выразит желания перейти во французское подданство. Относительно Люксембурга у Бисмарка также не нашлось ни одного слова, которое можно было бы принять за согласие. Бис­марк настаивал, что препятствия возникнут со стороны Гол­ландии, связанной личной унией с Люксембургом, а так как Голландия пожелает получить для обеспечения своей границы какую-либо территорию из германских земель, то Пруссия на это не пойдет. Из всего этого путаного построения явствовало, что Бисмарк всецело поддержит Голландию, и Люксембург к Франции не отойдет.

При разговоре Бисмарк обрадовал Бенедетти тем, что предложил ему письменно сформулировать все пожелания фран­цузского правительства; Бисмарку будто бы необходимо иметь такой меморандум, чтобы представить его королю Вильгельму I для окончательного обсуждения. При этом Бисмарк меньше всего возражений выдвигал по поводу самой важной части пред-

ложений: относительно инкорпорирования всего Бельгийского королевства в состав Французской империи. Бисмарк выра­зился лишь в таком смысле, что он боится, как бы не запроте­стовала Англия, несмотря на отказ французов от Антверпена. Все это давало надежду, что Бисмарк примирился с будущим усилением Франции. Только спустя четыре года Бенедетти понял все коварство своего собеседника и сообразил, зачем Бисмарку понадобилось получить письменное изложение требований Наполеона III относительно Бельгии.

Желательный документ был с полной готовностью доставлен Бисмарку, и это убийственное оружие против Франции было до поры до времени припрятано.

Как только Бисмарк заручился доказательством агрессив­ных намерений Наполеона III против Бельгии, он прекратил переговоры с Бенедетти, ссылаясь на то, что король все еще не рассмотрел вопроса. А пока он постарался дать знать и в Лон­дон и в Петербург о покушениях Наполеона на Бельгию.

Недовольство Англии требованиями Франции.

Королева Виктория обратилась к первому министру графу Дерби с запросом, что намерен он предпринять для противодей-

ствия намерениям Наполеона III изменить

границы Франции включением новых тер­риторий, в том числе и Бельгии. Граф Дерби немедленно дал распоряжение британскому послу в Париже лорду Каули на­вести справки у самого императора. Каули попросил личной аудиенции. Наполеон III, застигнутый врасплох, объявил лор­ду Каули, что сведения о его намерении присоединить силой новые территории неверны. Вскоре затем император приказал Друэн-де-Люису написать ноту для графа Дерби, в которой прямо заявлялось, что Наполеон III вовсе не желает добивать­ся уступки какой-либо территории силой или угрозами, но рассчитывает исключительно на добровольное согласие соот­ветствующих держав. Это было уже отступлением, по всей линии. Хотя бумага и предназначалась исключительно для графа Дерби, но лорд Каули, получивший ее в Париже для от­правки в Лондон, поспешил ее показать прусскому послу в Па­риже графу Гольцу. Тот сейчас же (15 августа 1866 г.) сообщил ее содержание Бисмарку. Конечно, Бисмарк даже и виду не подал, что ему все это очень хорошо известно. Напротив, он с самым невинным видом отнесся к этому внезапному миролю­бию императора французов, прикидываясь, будто верит его отказу от Бельгии и от Люксембурга.

После окончательного провала, вопроса о компенсациях и Наполеон III, и новый его министр иностранных дел де Му-стье, и старые преданные советники, и друзья вроде Руэра, и императрица Евгения — все поняли, что Францию постигла вторая тяяжая дипломатическая неудача.

Пер­спективы будущей франко-прусской войны.

Опасность предстала перед Французской империей в таких размерах, которых до

тех ПОр Н(зЛЬзя было и предвидеть. Соз-

дание Северо-Германского союза, оформлен­ное в начале 1867 г., делало прусского короля повелителем вооруженных сил всей Германии, кроме четырех южных государств. Но и эта оговорка ничего утеши­тельного для Наполеона III не представляла: во-первых, все эти четыре государства (Бавария, Вюртемберг, Баден и Гессен) в случае войны обязывались присоединить свои армии к вой­скам Северо-Германского союза; во-вторых, все разведки и зон­дирование, произведенные французскими посланниками и их агентами в этих южногерманских государствах, сходились в том, что в случае войны с Францией население этих стран не­пременно станет на сторону Северо-Германского союза. Это, правда, не мешало Наполеону III и некоторым его слугам, в том числе бездарному и тупому военному министру Лебефу, льстить себя надея«дой, что во время войны можно будет внести раздор между Южной и Северной Германией. Но все-таки условия этой вероятной войны явно складывались не в пользу Франции.

О неудачах дипломатии Наполеона III заговорили во Фран­ции прежде всего в широких кругах буржуазии. Между тем этот класс до тех пор беспрекословно следовал за всеми зиг­загами императорской политики, одобряя почти без критики все, что исходило из Тюильрийского дворца.

С одной стороны, явно проваливалась поглотившая мил­лионы франков и много человеческих жертв мексиканская аван­тюра, с другой — рядом с Францией без малейших компенса­ций или гарантий для империи выросло могущественное гер­манское государство. Естественно, что ропот становился все громче.

Но Наполеон III не желал расстаться с мыслью о Люксем­бурге. После паузы, продолжавшейся несколько месяцев, он снова поднял вопрос о компенсации.

Люксембургский вопрос. В новый Северо-Германский союз Люксембург войти не пожелал. К началу 1867 г. французской дипломатии удалось добиться принципиального согласия со стороны голландского правитель­ства на аннексию этого герцогства. Оставалась Пруссия. Ее гарнизон стоял в Люксембурге.

В январе 1867 г. французский посол в Берлине Бенедетти явился к Бисмарку с предложением высказаться, наконец, совершенно ясно по люксембургскому вопросу. Бисмарк, по-прежнему твердо решившийся не отдавать Люксембург и вместе с тем желая снять с себя ответственность, прибег к обходному маневру. Он не отказал прямо в согласии подписать уже изготовленный в Париже договор, условно пока подписанный гол­ландским королем. Он лишь несколько замедлил дело подпи­сания, а пока постарался воспользоваться этим промедлением в своих целях.

Бисмарк устроил так, что Беннигсен, лучший оратор и вождь национал-либеральной партии, который славился не­зависимостью своих политических суждений и охотно вступал в полемику с правительством, получил информацию, будто Бисмарк готов уже отдать Люксембург и робеет перед Фран­цией. Беннигсен организовал внушительную демонстрацию, прямо направленную против этой мнимой уступчивости Бис­марка. Он собрал больше семидесяти подписей членов северо­германского рейхстага под петицией, резко протестующей против уступки Люксембурга, и произнес патриотическую речь в соответствующем духе. Бисмарк делал вид, что сильно сму­щен, оправдывался и извинялся. Затем в дальнейших перего­ворах с Францией он уже окончательно отказался содейство­вать аннексии Люксембурга.

Позиция России. Дипломатическое поражение Наполеона III было полным. Русский канцлер Горчаков был раздражен и успехами Бисмарка и не­удачными действиями Наполеона III. В 1865 г. и даже во второй половине 1866 г. Горчаков и Александр II весьма непрочь были выступить против быстрого уничтожения Пруссией самостоя­тельности мелких германских государств. С весны 1867 г., нисколько не желая помогать Наполеону III в безнадежно проигранном люксембургском деле, Горчаков настаивал на созыве конференции великих держав: ему хотелось выяснить ближайшие намерения не столько Наполеона III с его люксем­бургским вопросом, сколько Бисмарка. Англия откликнулась немедленно: разговоры о покушении Наполеона III на захват Бельгии слишком встревожили лорда Дерби.

Конференция держав в Лондоне в мае 1867 г. Конференция держав собралась в Лондоне и заседала с 7 по 11 мая 1867 г. Ее решения ничего нового не внесли: Люксембург остался в прежнем положении, только Пруссия должна была вывести из герцогства свои войска. Нейтралитет Люксембурга был гарантирован отныне всеми европейскими державами.

Неудача мексиканской авантюры Наполеона III (1867 г.). Не успела Лондонская конференция закончить свою работу, как из Мексики стали поступать самые тревожные известия. Уход французских войск повлек за собой естественные последствия: державшийся исключительно французскими штыками ставленник Наполеона импе­ратор Максимилиан стал терпеть поражения за поражениями; в июне 1867 г. он был захвачен в плен и расстрелян республиканцами. Эта мрачная трагедия озарила зловещим светом окон­чательный провал авантюры французского императора: «Уже больше не осталось ошибок, которые вы могли бы наделать, потому что уже все возможные ошибки сделаны вами», — эти слова Тьера по адресу французской дипломатии особенно часто вспоминались и повторялись после расстрела Макси­милиана. Под влиянием дипломатических неудач стала под­нимать голову давно безмолвствовавшая, загнанная в подполье оппозиция.

Дипломатическая ситуация накануне франко-прус­ской войны. Чем больше росло недовольство в широких общественных кругах, тем более нервной становилась французская дипломатия. Она явно искала новой «удачной» войны, которая укрепила бы корону Бонапарта. Но Франция была изолирована. Правда, Австрия могла бы еще быть полезным для Франции союзником: император Франц-Иосиф не хотел окончательно примириться с потерей прежнего положения в Германии и продолжал мечтать о реванше. Но Наполеон III колебался. Англия на этот раз не могла и не хо­тела быть союзницей. Прорытие Суэцкого канала в 1869 г. рассматривалось английским правительством как потенциаль­ная угроза Индии. Становилось ясно, что англичане ровно ничего не сделают, чтобы предупредить войну Франции с Се­веро-Германским союзом.

Оставались Италия и Россия. Но в Италии раздражение широких слоев народа против Наполеона III поддерживалось не только воспоминаниями о его коварном поступке в июле 1859 г. в Виллафранке, но и гораздо более свежими, совсем недавними событиями. 3 ноября 1867 г. Гарибальди с отря­дом добровольцев сделал новую отчаянную попытку занять Рим, но был наголову разбит при Ментане французским отря­дом, охранявшим папскую власть в Церковной (папской) обла­сти. Последствием битвы при Ментане было острое раздражение и чувство обиды в Италии против Франции. Вдобавок Напо­леон III как будто нарочно делал все для того, чтобы еще более обострить эти настроения. Он разрешил опубликовать хвастливую телеграмму французского генерала Файльи, учи­нившего кровавую бойню при Ментане.

С этих пор, естественно, все надежды Италии на получение Рима связывались с мечтой о том, что когда-нибудь Наполеон III будет принужден той или иной неудачной войной отозвать из Рима своих солдат. Чем более натянутыми становились отно­шения между Пруссией и Наполеоном III, тем лучше делались отношения между Бисмарком и итальянским правительством. В 1869 г. Наполеон III снова стал пытаться сблизиться с Ав­стрией, внешней политикой которой руководил тогда граф Бейст. Сам император Франц-Иосиф попрежнему весьма непрочь был от союза с Францией, но Бейст этому воспротивил­ся, доказывая, что для Австрии такой союз стал затруднителен со времени обострения отношений между Италией и Наполео­ном III: ведь не исключено было, что Италия в будущей войне займет позицию, враждебную Франции, чтобы выжить из Рима французский гарнизон. Италия будет враждебна ко всякому союзнику Франции, т. е., следовательно, и к Австрии, на которую нападет с юга. Франц-Иосиф неохотно отказался от своего плана.

Внешнее и внутреннее положение Франции на­ кануне франко-прусской войны. Вокруг Наполеона III образовалась очень бес- покоившая его пустота: ни на одну великую державу он не мог опереться; некоторые из тех, на кого он рассчитывал, как на союзников (например, Италия), могли даже выиграть от его военных неудач. Оставалась Россия. Горчаков был очень встревожен бы­стрыми успехами и усилением Пруссии; Александр II обна­руживал неудовольствие по поводу уничтожения самостоя­тельности ряда мелких германских государств в 1866 — 1867 гг. (Ганновер и др.). Но Наполеон III, не понимая всех раз­меров опасности, выросшей у восточной границы Франции, ничего не предпринял, чтобы сделать хотя бы попытку сбли­зиться с Петербургом. Когда осенью 1870 г. Тьер помчался в Петербург просить о союзе и помощи, было уже поздно. После Седана ни Александр II, ни Горчаков уже не желали об этом и слышать.

Внутреннее положение империи, несмотря на попытки вве­дения либеральных реформ, продолжало быть неустойчивым. Оставалось только одно: загладить новой удачной войной тяжкие дипломатические поражения последних лет. «Война необходима, чтобы это дитя царствовало», — говорила весной 1870 г. императрица Евгения, указывая на своего сына, на­следника престола. Ее поддерживал Руэр. Эмиль Оливье, на­значенный первым министром в порядке «либеральных усту­пок» в январе 1870 г., не представлял себе, с каким сильным противником придется бороться Франции, не имеющей ни одно­го союзника. Наполеон III, мучимый каменной болезнью, утративший былую энергию, колебался.

Кандидатура Леопольда Гогенцоллерна на испанский престол. И вдруг 1 июля 1870 г. в газетах появилась коротенькая телеграмма из Испании, что на вакантный тогда испанский королевский престол избран принц Леопольд из боковой линии Гогенцоллерн-Зигмаринген.

На другой день после появления известия об избрании Леопольда Европа узнала, что Наполеон III решительно проте­стует. Основания для протеста были тотчас же изложены и раз­виты во французской официозной прессе: Французская империя не может допустить, чтобы одна и та же династия — Гогенцоллерны — царствовала и в Пруссии и в Испании, и чтобы тем самым была создана угроза французской безопасности с двух флангов: с востока и с запада. В газетах поднялась буря. С од­ной стороны, само правительство раздувало начавшееся вол­нение, усматривая в этом событии удобный предлог для войны с Пруссией; с другой — оппозиционная пресса нападала на фран­цузскую дипломатию и в частности на французского посла в Берлине Бенедетти, укоряя министерство Эмиля Оливье в не­предусмотрительности, вялости, трусости перед Бисмарком. Газеты сразу же приняли угрожающий тон: «Если г. Бисмарк воображает, что во Франции мы все, тридцать шесть миллионов французов, похожи на Бенедетти, то он очень заблуждается», — писал популярный тогда публицист писатель Эдмон Абу. Но нарекания шли и со стороны более левых кругов. На­падения на императорское правительство с патриотической точки зрения были наруку республиканской оппозиции. Напо­леон III не боялся этой газетной бури, которую сам же вызвал: он знал, что решительный образ действий с его стороны за­ставит замолчать всех критиков его внутренней и внешней по­литики.

6 июля 1870 г. герцог Грамон, французский министр ино­странных дел, произнес в Законодательном корпусе провока­ционную речь по адресу Пруссии. Он сказал, что Французская империя «без малейших колебаний начнет войну против той державы, которая посмеет сделать попытку воскресить империю Карла V». Для всех было понятно, что речь идет об опасном со­седе Франции — Пруссии, быстрое усиление которой не могло не внушить тревоги политикам Второй империи.

Вслед за этим правительство Наполеона III совершило ряд крупных дипломатических ошибок.

Переговоры Бенедетти с Вильгельмом I в Эмсе. Вместо того чтобы согласно обычному дипломатическому порядку снестись с Бисмарком, французский посол Бенедетти поехал в Эмс, где в это время лечился Вильгельм I, и заявил там о желании срочно видеть короля. На указание гофмаршальской части, что король болен и ле­чится, Бенедетти настойчиво повторил свое требование. Король велел допустить Бенедетти.

Вильгельм I оказался, как всегда, лицом к лицу с положе­нием, которое без его ведома и за его спиной подстроил Бис­марк. Дело в том, что Бисмарк стремился к войне ничуть не меньше, а может быть и более решительно, чем Наполеон III, но только делал свое дело несравненно искуснее и тоньше. Воз­можное избрание кого-либо из Гогенцоллернов на испанский престол он рассматривал как очень удобный повод для Франции объявить войну. Тогда Пруссия оказалась бы в позиции страны, защищающейся от несправедливого нападения со стороны агрессивного соседа. Такая комбинация делала бы невозможным то, чего больше всего страшился Бисмарк: дипломатическое или даже вооруженное выступление России против Пруссии. Когда вопрос о кандидатуре Леопольда Гогенцоллерна на испан­ский престол, выдвинутой кортесами, обсуждался в Берлине 18 марта 1870 г., Бисмарк, фон Роон, Мольтке, Шлейниц, Шиле, Дельбрюк настоятельно советовали Леопольду принять испан­скую корону. Вопрос был решен положительно. Все это про­исходило в глубокой тайне. Предвидели противодействие Наполеона III. Король Вильгельм I, нехотя уступивший Бис­марку, был неспокоен.

Таким образом, когда кандидатура Леопольда стала офици­альной, и в Эмс явился Бенедетти, прусский король огра­ничился указанием, что он не вправе ни запрещать, ни дозволять Леопольду Гогенцоллерну принимать или отвергать испанскую корону; лично он, Вильгельм, никогда не домогался испанского престола ни для кого из своих родственников. Бенедетти понял совершенно правильно, что кандидатура Леопольда будет снята.

Действительно, Вильгельм I тотчас же постарался довести до сведения и самого Леопольда и его отца, принца Антона Гогенцоллерн-Зигмарингенского, что было бы желательно отказаться от испанского престола. Это тотчас же и было испол­нено. И не только Леопольд отказался, но король Вильгельм через того же графа Бенедетти дал знать парижскому двору, что он, король Вильгельм, вполне одобряет решение своего родственника. Победа французской дипломатии в эти дни (8 — 12 июля) была как будто полной: политика Бисмарка в испан­ском вопросе потерпела, казалось, полное поражение.