Философия ненасилия Л

Российский Государственный Педагогический университет

имени А. И. Герцена

Реферат по предмету

«Этические основы соц. работы»

Тема: Философия ненасилия Л. Н. Толстого

Работу выполнил студент 2го курса

психолого-педагогического факультета

Иванцов Эдуард

Группа 12-60

Преподаватель: Сундукова Э.И.

Санкт-Петербург

2014

Философия ненасилия Л. Н. Толстого

Более полутора столетий читателей всего мира волнует творчество Льва Николаевича Толстого. Колоссальный талант писателя, диалектика противоречий его жизненной драмы, борьба с церковью, попытка найти и утвердить собственный взгляд на смысл жизни вызывали и вызывают до сих пор противоречивые оценки. Вероятно, проблема «Л. Н. Толстой: pro et contra» останется вечной проблемой человечества. Внимательного читателя и вдумчивого исследователя поражают и завораживают парадоксы его жизни. Один из исследователей таким образом формулирует их: «Сам не будучи ни в коей степени революционером, гр. Л. Толстой является одним из главных деятелей русской революции, одним из главных героев. В этом парадоксальность положения по отношению к мыслителю, во главу угла как своей социально-государственной философии, так и житейской мудрости поставившему принцип непротивления и гражданско-культурного неделания. Второй парадокс Толстого заключается в том, что сила его пророческого пафоса увеличивается в обратной пропорциональности с ее эффективностью». Действительно, по мере нарастания тоталитарных установок в XX в. поле приложения его критики все увеличивается, наконец, кажется, уже ни одной из них не удастся избежать стрел Толстого, но все они попадают по адресу, в противоположность тому, что было в XIX в., в эпоху расцвета его критической деятельности. Многие прозрения и обличения Толстого «должны быть отнесены через головы современников к потомкам и к событиям», «...могут быть приписаны многим столетиям, если не тысячелетиям» (Ильин В. Н. Миросозерцание графа Льва Николаевича Толстого. СПб., 2000. С. 59-60).

Это сказано о творчестве писателя в целом. Но это же можно повторить и о центральной идее его мировоззрения - философии ненасилия. К идее «непротивления» Толстой обратился не сразу, и не он ее сформулировал. Большую часть жизни писатель по крупицам собирал вековую мудрость человечества и впоследствии издал уникальные сборники «Мысли мудрых людей» (1903), «Круг чтения: мысли многих писателей об истине, жизни и поведении» (1904, 1908), «На каждый день; учение о жизни, изложенное в изречениях» (1906, 1910). Изречения древних мудрецов и пророков обратили его внимание на часто повторяющуюся идею о бессилии зла и мудрости ненасилия. Простота и глубинная мощь высказываний Лао-Цзы, Конфуция, Будды убеждали его в необходимости обращения к проблеме ненасилия. Мысли Лао-Цзы («Нет в мире ничего нежнее и уступчивее, чем вода, а между тем жестокое и твердое не может устоять против нее. Слабый побеждает сильного. Нежный побеждает жестокого. Все в мире знают это, но никто не хочет исполнять это. Слабейшее в мире побеждает сильнейшее, поэтому велико преимущество смирения и выгода молчания») или Дхаммапады («Злой человек счастлив, пока сделанное им зло не созрело, но когда оно созрело, тогда злой человек познает зло. Зло возвращается на того, кто его сделал, так же как пыль, брошенная против ветра» Цит. по: Принцип ненасилия. М., 1991. С. 67, 70)) и другие действовали не только на ум, но и на сердце, чувства Толстого, стимулировали его интерес к проблеме ненасилия.

И все же подлинные основания философии ненасилия Толстой находит в учении Христа, в котором ненасилие, по его определению, занимает центральное место: «Положение о непротивлении злому есть положение, связующее учение Христа в одно целое, но только тогда, когда оно не есть изучение» (Там же. С. 73). Раз возникнув в мировоззрении Толстого, идея ненасилия уже не оставляет его, продолжая непрестанно развиваться и эволюционировать. Исследователи отмечают, что до окончательного, шестого («догматического») варианта философии ненасилия Толстого, изложенного в статье «Закон насилия и закон любви» (1908), она прошла еще пять этапов развития:

1. Обоснование заповеди непротивления как ключевого принципа всего христианского учения, определение основ веры как условия практического исполнения заповеди непротивления и необходимости «умоперемены» как предпосылки осуществления заповеди непротивления в жизни (1883, 1884: «В чем моя вера?»).

2. Философско-антропологическое обоснование идеи непротивления, установление основного противоречия жизни - между желанием личного блага и невозможностью его обретения, а также установление четкого соотношения между непротивлением, самоотречением и благом любви (1885, 1887: «О жизни»).

3. Социальное и философское обоснование идеи непротивления, разработка системы аргументации в пользу непротивления - и как принципа личного поведения, и как закона общественной жизни (1890, 1892: «Царство Божие внутри нас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое

жизнепонимание»).

4. Начало систематизации философии непротивления, разработка учения о грехах, соблазнах и обманах веры, определение методов борьбы со злом (1897: «Христианское учение»).

5. Систематизация и популяризация философии непротивления (1903, 1910: «Круг чтения», «На каждый день: учение о жизни, изложенное в изречениях», «Путь жизни») (См.: Мелешко Е.Д. Философия непротивления Л. Н. Толстого: систематическое учение и духовный опыт : автореф. дис. ... д-ра филос. наук. М, 1999. С. 16-17).

На каждом из этих этапов Л. Н. Толстой вновь и вновь обращался к учению Христа, осмысливал его и примерял к жизненным обстоятельствам. В концентрированном виде философия непротивления Толстого была собрана, систематизирована и изложена секретарем писателя В. Ф. Булгаковым в сочинении «Христианская этика (систематические очерки мировоззрения Л. Н. Толстого)», просмотренном и одобренном самим Толстым. Специальная глава «Непротивление злу насилием» состоит из основных постулатов учения, сформулированных мыслителем в различных сочинениях. 

По мнению Толстого, первоначальным «высшим, общим всему человечеству религиозным законом» утверждалась необходимость каждому человеку жить не для себя, а для блага всех, «для взаимного служения». Со временем этот закон был сформулирован в высказываниях Будды, Конфуция, Лао-Цзы, стоиков. Жившие по этому закону люди убеждались в его истинности и благотворности. «Но установившаяся жизнь, основанная не на взаимном служении, а на насилии, до такой степени проникла во все учреждения и нравы, что, признавая благотворность взаимного служения, люди продолжали жить по законам насилия, которое они оправдывали необходимостью угрозы, возмездия. Им казалось, что без угрозы и возмездия злом за зло общественная жизнь невозможна» (Христианская этика. Систематические очерки мировоззрения Л. Н. Толстого. Екатеринбург, 1994. С. 77). Потенциал зла разрастался, появлялись люди, берущие на себя обязанности управлять людьми, исправлять их при помощи законов, т. е. опять-таки насилия. Повелевающие развращались властью, повинующиеся развращались участием в насилии власти.

Христианство подтвердило благотворность взаимного служения и разъяснило причины, по которым закон этот перестал исполняться. Причины эти достаточно просты: люди впали в ложное представление о законности н необходимости насилия как возмездия. Хотя христианское учение о «зловредности возмездия» и непротивлении злу насилием было ясно выражено и установлено, оно не стало нормой жизни, в людях укоренилось ложное понятие о справедливости возмездия, и они продолжали жить по закону насилия. В конечном итоге неисполнение закона взаимного служения и заповеди непротивления привело к тому, что сущность христианства «все больше и больше скрывалась», а многие христианские народы стали противостоять друг другу, вооружаться и воевать друг против друга, что вылилось в полное отрицание «не только христианства, но какого бы то ни было высшего закона» (Там же. С. 78).

Учение Христа оставалось при этом сильным в своих основаниях как учение о новом понимании жизни, а его частью или приглашением к общественной жизни было учение о средстве уничтожения борьбы между людьми, которым приписывалось не употреблять насилия ни против кого и ни в каком случае. Это учение Христос сформулировал в известной своей заповеди: «Вы слышали, что сказано древним: "око за око, зуб за зуб". А я говорю вам: не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую, и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду, и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Матф. V, 38-10). Опираясь на эту заповедь, переосмысливая и вместе с тем утверждая ее, Л. Н. Толстой и создает свою философию. Она оригинальна и многоаспектна, дополняет и как бы «осовременивает» христианскую заповедь непротивления.

Прежде всего Толстому нужно было определиться с понятием зла и его проявлениями в жизни человека. Зло как насилие, считает писатель, имеет двойную природу: с одной стороны, оно абсолютно еще потому, что как проявление насилия является реальностью повседневной жизни (этот тезис доказывается от противного: если бы не было зла, то и не было бы насилия), но оно одновременно является субъективным проявлением человеческого своеволия, принимающего зачастую непреодолимый характер. Зло как человеческая возможность может приобретать различные формы грехов, соблазнов, суеверий- Поэтому исследование человеческих пороков, питающих зло, составляет необходимую часть философии ненасилия Л. Н. Толстого.

Свой анализ зла в виде грехов, соблазнов и суеверий писатель строит на утверждении, что зло является как бы оборотной стороной любви: «Любовь, стремясь к своему проявлению, встречает препятствие к этому проявлению в теле человека и в особенности в том, что разум человека, освобождающий любовь, пробуждается в человеке не при появлении человека на свете, а после известного времени, когда человек уже усвоил себе привычки животной жизни». Или, резюмируя: «Любовь эта заключена в пределы животной жизни отдельного существа и всегда стремится к освобождению себя от него» (Толстой Л. И. Христианское учение // Толстой Л. Н. Я верю. М., 1990. С. 18-19). Эти препятствия, мешающие проявлению любви, и есть зло, которое проявляется прежде всего в виде грехов. Их шесть видов: похоть, праздность, корысть, властолюбие, блуд и опьянение. Каждый из них препятствует любви и вызывает бедствия. «Бедствия, производимые грехами, двух родов: одни бедствия - те, от которых страдают люди, подпадающие греху; другие - те, от которых страдают другие. Бедствия, постигающие тех, которые совершают грехи, суть изнеженность, пресыщенность, скука, тоска, апатия, забота, страх, подозрительность, злоба, ненависть, ожесточение, ревность, бессилие и всякого рода мучительные болезни. Бедствия же те, от которых страдают другие - воровство, грабежи, истязания, побои, убийства. Не будь грехов - не было бы ни нищеты, ни пресыщения, ни разврата, ни воровства, ни грабежей, ни убийства, ни казней, ни войны» (Там же. С. 30). Грех - это один из видов насилия, это зло. Люди с древних времен борются с этим злом путем всевозможных законов и запрещений, а порой и репрессий, даже в виде казней, но успеха эта борьба не приносит.

Толстой считает, что столь долгая неистребимость этого вида зла коренится в постоянно практикуемом оправдании неких обстоятельств, при которых грех простителен, а порой и необходим. Эти оправдания носят название соблазнов и представляют своеобразную ловушку, «в которую заманивается человек подобием добра и, попав в нее, погибает в ней. Поэтому-то и сказано в Евангелии, что соблазны должны войти в мир, но. горе миру от соблазнов, и горе тому, через кого они входят» (Там же. С. 31). Именно соблазны ответственны за то, что люди не исправляются от грехов, а все больше погружаются в них. Соблазнов пять: личный, или соблазн приготовления; семейный, или соблазн продолжения рода; дела, или соблазн пользы; товарищества, или соблазн верности; государственный, или соблазн общего блага. Совершая грехи, люди оправдывают себя в первом случае тем, что готовятся к деятельности, которая в будущем принесет пользу людям; во втором случае тем, что они грешат во благо своих детей; в третьем случае тем, что нужно продолжить и закончить полезное для людей дело; в четвертом случае оправданием служит благо людей, с которыми согрешивший «вступил в исключительные отношения»; в пятом случае оправданием греха служит благо многих людей или даже всего человечества. «От грехов людских, - утверждает Толстой, - нищета и задавленность трудом одних и пресыщенность и праздность других; от грехов и неравенство имуществ, борьба, ссоры, суды, казни, войны, от грехов бедствия разврата и озверения людей, но от соблазнов установление, освящение всего этого: узаконение нищеты и задавленности одних и пресыщенности и праздности других, узаконения насилия, убийств, войн, разврата, пьянства и доведения их до тех страшных размеров, до которых они дошли теперь» (Там же. С. 38).

Человек живет в грехах, знает о них и, узаконивая их, то есть впадая в соблазны, укореняет эти грехи в жизни, делая таким образом истину ложью. В чем причина этого? - задается вопросом Толстой. В обмане веры, который стоит в том, «что люди прежних поколений внушают последующим поколениям различными искусственными способами понимание смысла жизни, основанное не на разуме, а на слепом доверии» (Там же. С. 39). Таких искусственных приемов обмана веры пять: перетолкование истины, вера в чудесное, установление посредничества между человеком и Богом, воздействие на внешние чувства человека и внушение ложной веры детям. Доверие к разуму - единственное средство против обмана веры, поэтому «человек должен понимать и помнить, что истина открыта ему только в его разуме, данном Богом человеку для познания воли Бога, и что внушение недоверия к разуму имеет в своей основе желание обмана и есть величайшее кощунство» (Там же. С. 45).

Таким образом, существует определенная иерархия неподлинной жизни человека: это грехи, заставляющие человека временами совершать дела, противные его духовной природе, противные любви, задерживающие его рождение к новой истинной жизни; далее, это соблазны, которые эти грехи оправдывают и тем самым ввергают человека в животную жизнь; и наконец, это обманы веры, которые «есть основа всех грехов и бедствий человека». Эта лестница неподлинной жизни мешает людям жить по учению Христа, то есть истинной жизнью, в любви.

Жизнь человека - это существование и борение двух сил - зла в виде грехов, соблазнов и суеверия и любви. Чтобы жить полной, истинной жизнью, нужно преодолеть грехи. Этой полноты не было бы, если бы человек жил безгрешной жизнью, поскольку именно грехи и все сопутствующее им представляют те препятствия, преодоление которых дает человеку познание высшей истины его предназначения, к тому же обеспечивает его активность, заключающуюся в познании грехов, преодолении их на пути выработки нового представления о жизни во Христе, главная характеристика которой - любовь, и в достижении этой жизни. Как это ни парадоксально, такая диалектика зла и любви утверждает у Толстого определение зла (грехов) как исходного начала для проявления через его преодоление любви. Отсюда по­нятна и другая установка философии ненасилия Толстого: зло искореняется не злом, а только любовью.

Любовь, вероятно, самое часто встречающееся понятие в религиозно-публицистических и художественных произведениях писателя. Она в его представлении сила жизни, ее стержень. «Любовь, - пишет он, - есть правило для исполнения всех правил» (Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений : в 90 т. М, 1956. Т. 42. С. 546). Из всех определений любви или ее характеристик, данных Л. Н. Толстым, самым значительным и как бы обобщающим является определение, которое находится в обращении к молодым людяЯ «Любите друг друга». Главное в этом обращении - определение человека как существа любящего. Отвечая на вопрос, кого любить - себя, друзей, окружающих (все они смертны) или бессмертного Бога, писатель пишет: «Ответ один: любить всех, любить начало любви, любить любовью, любить бога как символ любви, любить добро. Стоит понять это, и сразу уничтожается все зло человеческой жизни, и становится ясным и радостным смысл ее» (Там же. С. 329).

В этом ответе заключено несколько ключевых положений толстовского понимания любви: - Любить всех. - Любить Бога как символ любви. - Истинное понимание любви уничтожает зло.

Первое положение лежит в основании философии ненасилия и утверждает, что нет людей, недостойных любви. Писатель неоднократно заявлял: люби всех - и добрых, и злых. Люби не переставая, и не переставая будешь счастлив. Не зло, а любовь делает человека счастливым. В толстовских сборниках «Мысли мудрых людей», «Круг чтения» и «На каждый день» особенно много его собственных высказываний, связанных с таким пониманием смысла любви. Например: «Только тот знает истинную любовь, кто любит людей неприятных, враждебных. Проверка истинной любви - любовь к врагам» (Цит. по: Мелешко Е. Д. Учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием, изложенное в изречениях // Принцип ненасилия. М., 1991. С. 86). «Любовь - не любовь к одному исключительному лицу, а душевное состояние готовности любви ко всему есть то состояние, в котором одном мы сознаем истинное духовное начало нашей души» (Там же. С. 87). Или еще одно высказывание: «Любовь настоящая есть только любовь к ближнему, равная, одинаковая для всех. Одинаково нужно заставить себя любить тех, которых мало любишь или ненавидишь, и перестать слишком любить тех, которых слишком любишь. Можно любить всякого человека. Только, чтобы любить так человека, о любить его не за что-нибудь, а ни за что. Только начни любить так, и найдешь, за что» (Там же. С. 88).

Второе утверждение связывает любовь с именем Бога. У Л. Н. Толстого свое, во многом отличное от богословского, понимание Бога (См.: Гусейнов А. А. Понятие веры, бога и ненасилия в учении Л. Н. Толстого // Разум и экзистенциал. СПб., 1999). Он дает несколько его определений: «Бог - начало всего» {Толстой Л. И. Полное собрание сочинений. Т. 23. С. 76), «Бог есть жизнь» (Там же. С. 46), «Бог - не вещество, а дух» (Там же. С. 90). Поскольку Бог - начало всего, начало жизни, все живое, каждый человек несет в себе его частицу. В этом смысле люди равны, они братья. И Бог уравнивает их. Человек любит Бога как свое начало, а людей любит как своих братьев. И если Бог - жизнь, Бог - добро и благо, Бог - любовь, то любовь к нему - это любовь к благу, любовь к любви. Подобных выводов также много в высказываниях и афоризмах Л. Н. Толстого: «Любовь к Богу есть любовь сама к себе, любовь к любви. Любовь эта есть высшее благо. Такая любовь не допускает возможности нелюбви к какому бы то ни было существу» (Цит. по: Мелешко Е. Д. Учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием, изложенное в изречениях. С. 88). «Любить человека, любящего нас, приятного нам, можно человеческой любовью, но только врага можно любить божескою. Любя человека любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, даже смерть, не может разрушить ее. Она есть сущность души» (Там же. С. 86-87). Наконец, еще одно высказывание писателя: «Любовь к человеку без любви к Богу - это любовь к тем, кто нас любит, кто нам приятен, кто красив и весел. Такая любовь может проходить и часто даже из любви делается враждою. Когда же любишь ближнего оттого, что любишь Бога, то любишь и тех, кто не любит нас, кто неприятен нам, кто уродлив, гадок телом. Только такая любовь тверда и никогда не ослабевает» (Там же. С. 87).

Еще одной категорией, с неизбежностью обнаруживаемой в философии непротивления Л. Н. Толстого, является категория свободы. Мыслитель убежден, что воздаяние злом за зло увеличивает его, а человек, вступающий в борьбу с насилием, лишает себя свободы. Аргумент таков: «Допуская насилие для себя против других, он (человек) этим самым допускал насилие и против себя, и потому мог быть покорен тем насилием, с которым боролся; и если даже оставался победителем, то вступал в область внешней борьбы, был всегда в опасности в будущем быть покоренным более сильным» (Христианская этика. Систематические очерки мировоззрения Л. Н. Толстого. С. 79). Чтобы быть свободным, утверждает Толстой, надо исполнять высший закон, общий для всего человечества, закон, для которого не может быть препятствий. Это христианский закон ненасилия: покорное, без борьбы перенесение какого бы то ни было насилия. Если же насилие касается целого народа, например, со стороны государства, то надо не противостоять последствиям этого насилия, а разобраться с его корнями, т. е. с ложным отношением народа к человеческой власти. Если народ признает человеческую власть выше Бога и его законов, то он всегда будет находиться в рабском состоянии и подвергаться насилию. «Свободен может быть только тот народ, для которого закон Бога есть единый высший закон, которому должны быть подчинены все другие» (Там же. С. 82).

Для каждого отдельного человека исполнять Закон Бога - значит жить в любви со всеми, любить Бога, любить всех как братьев своих. А поскольку любовь есть всегда служение, ограничение себя по отношению к другим, служение Богу, любовь к нему есть ограничение своей деятельности, своей воли в высших вопросах человеческого бытия, жизни и смерти. Любить -значит не быть судьей для других, никак и ни в чем не ограничивать их свободу. На практике это означает быть как братья, в том числе и для врагов своих, и не осуждать их. А человеку, «не одержимому суеверием насилия», задумывающемуся над своей жизнью, причинами ее неблагополучия и желающему изменить ее, Толстой предлагает следующий окончательный ответ: «Первое: перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему. Второе: не принимать участия в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми, а также в приготовлениях к насилию. Третье: не одобрять никакое насилие» (Там же).

Философия ненасилия Л. Н. Толстого - это не только убежденность во всеобщности универсального для всех сторон жизни принципа ненасилия, но и разработка форм и вариантов его практического воплощения в жизнь. Писатель был не простым теоретиком и проповедником ненасилия, но и борцом за его утверждение. И на этой стезе заслуги его велики, хотя бы уже потому, что эта сторона его деятельности наталкивалась как на собственные житейские обстоятельства, так и на внешнее сопротивление государства и церкви.

Известно, что в 1876 году Толстой пережил духовный кризис, вызванный пессимизмом по отношению к ценностям культуры, цивилизации и христианской религии. Не жизнь вообще, а его собственная благополучная жизнь представлялась ему злом. Поиски выхода из этого кризиса не давали результатов. В одном из писем Н. Н. Страхову Толстой высказал даже желание стать юродивым, чтобы не дорожить ничем и не причинять никому вреда.

Относя себя к классу тунеядцев, «богатых и праздных людей», обличая паразитизм этого класса, писатель чувствовал вину перед трудящимся народом и искал ответа на вопрос: как искоренить зло разделения труда и эксплуатации? Самый простой способ - помощь страждущим деньгами, хотя и не без труда, он отверг, поскольку считал, что деньги - это инструмент государственной власти, и поэтому безнравственно использовать их для помощи беднякам. На протяжении всей последующей жизни Толстой старался деньги для помощи бедным не использовать. Исключение он сделал только раз для помощи голодающим.

Сложнее дело обстояло с утверждаемой писателем идеей о том, что каждый человек должен сам, своими руками, своим трудом обеспечивать свое существование и тем самым бороться со злом эксплуатации и, следовательно, насилием. Насильственный путь борьбы с этим злом он видел в своеобразном его варианте - «опрощении». Его суть состоит в том, что капиалистическое разделение труда и эксплуатацию можно преодолеть простой трудовой жизнью каждого отдельного человека. Ежедневная трудовая деятельность должна быть разбита на четыре периода («упряжки», по определению Толстого). Утром, до завтрака, - труд тяжелый, с использованием ног, спины. От завтрака до обеда - труд более легкий, с использованием одних кистей и пальцев. После обеда труд должен быть умственным, а завершает день общение с другими людьми. Осуществление и перспективные возможности такого труда Толстой видел в сельской жизни. Его он не только обосновал, но и испытал на собственном опыте. Однако как вариант ненасильственной борьбы со злом эксплуатации и разделения труда в общегосударственном масштабе метод «опрощения» был явно утопичен, в чем вскоре убедился и сам Толстой.

Своеобразным полигоном практического применения принципа ненасилия для Л. Н. Толстого была педагогика, которой он занимался с 1849 года и до конца жизни. Причем деятельность преподавателя, а не художественное творчество он считал своим подлинным призванием. Его педагогические идеи сильно отличались от официальной политики правительства в области образования и, по существу, раскололи не только педагогическую, но и общественную мысль России на два лагеря. В неопубликованной статье «Л. Н. Толстой и свободное воспитание» С. Н. Дурылин пишет: «Величайшее значение Толстого-педагога прежде всего и главнее всего в том, что он с гениальной смелостью провозгласил основной принцип новой педагогики, клич нового освободительного движения - свобода детям!.. В мире нет абсолютных истин, абсолютно нужных знаний, кроме абсолютно ненужных, все индивидуально: все нужно и не нужно, все истинно и не истинно постольку, поскольку все индивидуально нужно или нет, истинно или нет. Потому не может быть принуждения в воспитании и образовании. Исходя из таких соображений, Толстой горячо обрушился на весь строй современного образования и воспитания. Тысячелетия, по его мнению, детей учили тому, чему они никогда не хотели учиться, отвечали на те вопросы, которые они не задавали, и не интересовались узнать, что они хотят узнать, к чему направляется работа их сознания, в каком направлении работает их мысль. Все воспитание и образование, низшее, среднее и высшее, от школы грамоты до университета, проникнуто принуждением, насилием и ложью, потому вредно и опасно для жизни и развития» (Цит. по: Корнетов Г. Б. Гуманистическое образование: традиции и перспективы. М., 1993. С. 84—85).

Толстой-педагог различает «образование» и «воспитание». Образование он понимает как совокупность всех культурных влияний, которые развивают человека, дают ему миросозерцание, новые сведения о мире и о нем самом. Образование свободно, потому законно, разумно, справедливо. Воспитание же - это возведенное в принцип стремление к нравственному деспотизму. Оно опирается на принуждение, насилует природу ребенка, поэтому несправедливо, но оправдывается разумом и не может быть предметом педагогики. В одной из самых известных своих статей «Воспитание и образование» Л. Н. Толстой пишет: «Воспитание есть принудительное насильственное воздействие одного лица на другое с целью образовать такого человека, который нам кажется хорошим; а образование есть свободное отношение людей, имевшее своим основанием потребность одного приобретать сведения, а другого - сообщать уже приобретенное им. Различие воспитания от образования только в насилии, право на которое признает за собой воспитание. Воспитание есть образование насильственное. Образование свободно» (Толстой Л. Н. Педагогические сочинения. М, 1989. С. 208-209). Другими словами, любое насилие в педагогике невозможно, поскольку либо не приводит ни к каким результатам, либо приводит к печальным. Поэтому «воспитание есть возведенное в принцип стремление к нравственному деспотизму» (Там же. С. 209). Но оно существует веками, и его причины коренятся в человеческой природе, а именно - в семейных отношениях, в религии, государстве и обществе.