Григоренко Андрей .Юрьевич

ГРИГОРЕНКО А.Ю.

Государственно церковные отношения в России: история и современность

Проанализировать историю государственно-церковных отношений в России – задача архисложная. В данной статье мы ограничимся лишь выделением основных типов государственно-церковных отношений, которые последовательно менялись в процессе истории Росси, а также в истории других стран. Для этого первоначально рассмотрим возможную классификацию государственно-церковных отношений, которые были характерны не только для истории России, но и других стран и цивилизаций.

Существуют различные классификации типов государственно-церковных отношений. За отсутствием возможности рассмотреть их подробно, ограничимся лишь той типологией, которая кажется нам наиболее адекватной и удобной для наших целей. Согласно этой типологии в истории общества существовали и продолжают существовать лишь четыре типа государственно-церковных отношений: идентификационный; интегративный; сегрегационный; сепарационный. Каждому из них присущи различные подвиды, которые мы называем модели и в которых находит свое выражение конкретно-историческое бытие исследуемого объекта.

Идентификационный тип взаимоотношений церкви (религии как социального института) и государства основан на отождествлении, идентификации государства и церкви. Возникнув в глубокой древности, такой тип взаимоотношений церкви и власти продолжает существовать и сегодня в различных своих модернизированных формах. Конкретный исторический материал позволяет выделить в нем несколько подвидов, которые мы именуем конкретно-историческими моделями указанного типа: теократия; цезаропапизм; папоцезаризм.

Теократия – это такая форма взаимоотношений церкви и власти, когда высшая власть в государстве принадлежит главе господствующей церкви, который одновременно является высшим жрецом, первосвященником, живым богом или наместником бога в этом мире. В таком теократическом государстве все государственные полномочия часто возложены на духовенство, жречество (Салыгин Е.Н. Теократическое государство. М., 1999). Теократические формы правления были характерны в основном для древних языческих государств (древний Египет, Китай, Япония)¹, однако не исчезли совсем. К теократическим государствам сегодня можно отнести Саудовскую Аравию, Бахрейн, Катар, Оман, Иран и некоторые другие.

С возникновением христианства начинают формироваться новые модели церковно-государственных отношений – цераропапизм и папоцезаризм. Эта модель стала формироваться в тот момент, когда император Константин начинает оказывать свое покровительство христианской церкви, при этом постоянно вмешиваясь в ее внутренние дела². Определенным этапом в развитии доктрины цезаропапизма стало произведение Евсевия Кесарийского «Жизнь Константина», в котором император рисуется как представитель Бога на земле, назначенный претворить божественный план для человечества. Характерной особенностью этого типа является постоянный контроль государства над церковью, как это случилось, например, в эпоху иконоборчества, когда византийские императоры открыто поддерживали одну из сторон религиозного конфликта, охватившего в то время Православную церковь Византии. Церкви же было дозволено лишь содействовать сакрализации власти императоров. Конечно, позднее в Византии была сформулирована и известная концепция «симфонии властей», но она, конечно, носила утопический характер и была далека от политической реальности.

Что касается «папоцезаризма», то эта модель утвердилась в средневековой Европе в результате слабости политической власти западных императоров и силы римских пап. Уже во время понтификата Григория VII (1073-1085) папство открыто выражает притязания на главенство не только в христианской церкви, но и над светскими властителями. В своем знаменитом «Диктате папы» Григорий VII прямо говорит о том, что папство имеет полное право назначать и смещать не только епископов, но и императоров, королей и герцогов. Позднее он разработал план абсолютного подчинения христианских императоров римскому престолу.

Второй тип взаимоотношений церкви и власти мы назвали интеграционным. Согласно этому типу, государство, лидер которого исповедует определенные религиозные идеалы, рассматривает церковь как своего союзника, рассчитывает на его поддержку и использует его в своих идеологических и политических интересах, интегрируя тем самым церковь в общественно-политическую жизнь общества в качестве официально признаваемого и поддерживаемого властью (в разной степени и в разных формах) государственного института. Такой тип был очень популярен во многих европейских странах не только в XVI-XIX вв., остается таковым и сегодня. Однако степень интеграции церкви в политическую жизнь европейских государств менялась с течением временем, что позволяет выделить следующие конкретно-исторические формы интеграции церкви в политическую жизнь: тоталитарная; авторитарная, демократическая (кооперационная, социального партнерства).

Для тоталитарной модели интегративного типа взаимоотношений церкви и государства характерным является полный контроль государства над жизнью церкви. Эту форму взаимоотношений церкви и государства в XVI-XVIII вв. прошли многие европейские страны (Великобритания, Швеция, Норвегия, Германия и т.д.).

Лишь позднее, в результате буржуазных революций и демократических преобразований – в середине-конце XIX в. – на место тоталитаризма во взаимоотношениях церкви и государства пришли авторитарные формы государственного управления церковью, значительно сократившие размеры вмешательства государства в церковную жизнь, однако не освободившие церковь от государственного контроля окончательно. Такова была форма взаимоотношений церкви и государства в Дании, Норвегии, Финляндии, Великобритании, Германии и т.д. в XIX- нач. XX в.

Третья модель взаимодействия церкви и государства в рамках интегративного типа – это модель «социального партнерства»,или, как ее еще называют, конкордатная (от лат. – договор), кооперационная модель. В этом случае мы имеем дело с «социальным партнерством» церкви и государства, предполагающего равенство сторон. Отношения государства и церкви регулируются системой договоров, подробно описывающих права и обязанности каждого партнера. Если на территории данного государства имеется несколько церквей, то соответствующие конкордаты заключаются государством с каждой из них. Такая модель характерна для демократического государства, которое придерживается принципа свободы совести. Сегодня такая демократическая модель характерна для большинства западно-европейских стран¹.

Сегрегационный тип государственно-церковных отношений характеризуется враждебным отношением к церкви. Поэтому его вполне допустимо назвать антицерковным, ибо религия и церковь в таком государстве обречена или на физическое уничтожение или на медленную смерть, растянувшуюся во времени. В таком государстве церковь обречена на существование в условиях сегрегации, она вытесняется на обочину общественной жизни. Отношения между государством и церковью носят враждебный характер. Впервые такое отношение государства к церкви проявилось во время французской буржуазной революции 1789-1794 гг., когда церковь в течение нескольких лет являлась объектом жестоких преследований и репрессий. В XX в. такое отношение к церкви и верующим было характерно для тоталитарных режимов в СССР, Албании, Кампучии и т.д.

Четвертый тип государственно-церковных отношений – это сепарационный, который характеризуется отделением церкви от государства и школы и государства от церкви. Сепарационный тип государственно-церковных отношений основывается на следующих принципах:

- государство не вмешивается во внутрицерковную деятельность, а церковь – в дела государства;

- государство не контролирует и не ведет учет своих граждан по религиозному признаку, а церковь не выполняет никаких государственных функций;

- государство не оказывает церкви никакой материально-финансовой помощи; церковь удовлетворяет свои нужды за счет внутренних источников или пожертвований.

На основе этих принципов сегодня строятся церковно-государственные отношения, например, во Франции и США. Правда, в каждой из этих стран указанные выше принципы толкуются по-разному, что обусловливает разное положение церкви во французском или американском обществе и позволяет говорить, на наш взгляд, об американской и французской моделях сепаратистского варианта церковно-государственных отношений.

Самым радикальным образцом сепаратистского варианта являются взаимоотношения церкви и государства в современной Франции. Творцы французского варианта унаследовали радикализм своих предшественников, которые в XVIII веке исповедовали атеизм и либерализм, отрицавших само существование Бога и вечных ценностей. Их преемники уже в веке XX свое отношение к церкви строили, исходя из тех же принципов, придерживаясь потому идеологии: «религия – частное дело каждого человека». По этой причине конфессиональную политику Франции в XX в., конечно, нельзя назвать сегрегационной или хотя бы антицерковной, но антиклерикальной, думается, вполне возможно, ибо участие церкви политической и общественной жизни страны, по ряду параметров, ограничено. По этой причине представители французской политической элиты избегают афишировать свои конфессиональные симпатии, если таковые имеются (в связи с этим стоит вспомнить, какой публичный скандал случился во Франции, когда Франсуа Миттеран в своем завещании просил отпеть себя по католическому церковному чину). По этой же причине большинство французов – неверующие или скептики-агностики. Французское общество в этом смысле внеконфессионально и внерелигиозно.

Совсем другая картина наблюдается в США, где отношения между государством и церковью также можно отнести к сепарационному типу. Однако исследователи указывают на то, что американское общество, хотя и внеконфессионально, но глубоко религиозно.

Американская модель взаимоотношений церкви и государства была сформирована еще в конце XVIII века религиозными диссидентами, которые массами переселялись на американский континент из-за религиозных репрессий, обрушившихся на них на их исторической родине (Англии, Германии, Голландии). Будучи на исторической родине религиозным меньшинством, преследуемые за свои религиозные взгляды, на новой они поэтому первым делом провозгласили равенство всех религий, всех политических идеологий. В то же время мигранты, переселявшиеся в Северную Америку из различных европейских стран, отличались набожностью, граничащей с религиозным фанатизмом. Это способствовало тому, что религия стала важнейшим фактором общественной, политической, культурной жизни страны. И сегодня религия в США продолжает активно влиять на политическую элиту, даже на формирование внешней политики, которая носит черты религиозного мессианства. Не случайно американские президенты, и не только Обама, считали и считают поныне американский народ богоизбранным, а потому и знающим, как надо правильно жить¹. Неверующий человек, атеист в США не имеет политического будущего. Ни разу Президентом США не был избран атеист. Ведь во время инаугурации он приносит присягу на Библии. Религиозные формулы присяги также действуют в суде и армии. В вооруженных силах США действует институт капелланов. Заседание в палате представителей и сенате начинается с молитвы, а открывает его поэтому капеллан¹.

После краткого анализа мирового опыта государственно-церковных отношений обратимся к истории отношения религии и власти в истории России, для которой характерна последовательная смена всех рассмотренных выше типов и моделей государственно-церковных отношений. Идентификационный тип церковно-государственных отношений был, в частности, характерен для Киевской Руси, Московского княжества и сохранился в Московской государстве, просуществовав вплоть до религиозных реформ Петра I.

В отечественной литературе достаточно много внимания уделено причинам введения христианства на Руси именно как государственной религии. Исследователи отмечают, что становление нового типа государственности в Киевской Руси стало возможным только на основе христианства, сменившего славянское язычество, что привело, в свою очередь, к новым формам взаимоотношений религии и власти в стране: была установлена тесная взаимосвязь светской и церковной власти, при главенстве первой над второй. Великие князья Древней Руси принимали непосредственное участие в управлении церковью: самовольно назначали митрополитов, епископов и игуменов. Церковь же, будучи зависимой от княжеской власти, оказывавшей ей материальную и финансовую поддержку, пыталась всячески поднять авторитет своих покровителей². История Русской Церкви. М., 1995). Непосредственное вмешательство княжеской власти в управление церковной жизнью позволяет сделать вывод о том, что в период Киевской Руси в рамках идентификационного типа складывался тот его вариант, который выше мы назвали «цезаропапизмом» и который был характерен еще для Византии.

С началом татаро-монгольского ига начинается новый этап в истории отношений русской церкви и княжеской властью. Этот период достаточно подробно, хотя до сих пор и не полно, изучен отечественными исследователями¹. Не вдаваясь в подробности, отметим, что общий вывод этих исследователей состоит в следующем. В XIII-XIV вв. православная Церковь на Руси стала в значительной степени независимой от власти русских князей, оказавшихся в вассальной зависимости от Золотой Орды. Однако это не способствовало развитию и процветанию Церкви, ибо «монгольский погром печально отозвался на состоянии Русской церкви, произведя в ней сильное расстройство порядка, как и в стране в целом»².

В последующий период истории России наблюдается возращение к цезаропапистской модели взаимоотношений власти и церкви. Причем по мере централизации власти церковь попадала во все в большую и большую зависимость от власти Московского государства. Московские князья, а позднее – цари стремились подчинить церковь своему влиянию. Отражением такой зависимости был созванный по приказу Ивана IV собор русской церкви, получивший название Стоглавового (по количеству решений в итоговом документе). Окончательное утверждение приоритета власти светской над властью духовной на Руси случился во время правления Алексея Михайловича (1645-1676) после неудачной попытки патриарха Никона (1652-1666) утвердить на русской почве папоцезаристскую модель взаимоотношений государства и церкви. Сам Никон за это был осужден на специально созванном для рассмотрения поведения патриарха соборе и приговорен к наказанию. Православная же церковь в результате потеряла многие свои привилегии и свободы, лишилась многих своих земель и имущества.

Полное подчинение церкви государственной власти случилось в период правления Петра I (1672-1725). Религиозная реформа Петра I привела к тому, что в стране прочно утвердился интегративный тип государственно-церковных отношений в той ее форме, которую мы выше назвали тоталитарной. Именно при Петре I церковь стала по существу частью государственного аппарата с вмененными ей функциями учета гражданского состояния, народного просвещения и т.д. Такое положение сохранялось вплоть до 1917 г.

Вероисповедная политика Временного правительства характеризуется демократическими изменениями во взаимоотношениях церкви и государства. Хотя православие по-прежнему считается в это время государственной религией, тем не менее Временное правительство наделило церковь новыми, ранее утраченными полномочиями и, очевидно, восстановило бы отмененное еще Петром Великим патриаршество как высший орган управления церковной жизнью. Пока же оно создало специальный государственный орган управления – Министерство исповеданий, в задачи которого входил контроль за соблюдением религиозными организациями российских законов и осуществление практического взаимодействия между государственными учреждениями и административно-управленческими центрами российских конфессий и религий. Помимо этого Временное Правительство отменило ряд несправедливых норм религиозного законодательства, приняло ряд постановлений с целью утверждения в стране фактического равноправия российских конфессий («Об отмене вероисповедных и национальных ограничений», «О свободе совести»). Все это позволяет сделать вывод: в период между февралем и октябрем 1917 г. характер взаимоотношений между церковью и государством коренным образом изменился. Хотя Православная церковь по-прежнему была интегрирована в жизнь государства и наделена статусом государственной религии, хотя Правительство по-прежнему использовало церковь как инструмент государственной политики, тем не менее была наделена целым рядом прав и свобод, что позволяет говорить о переходе в России в период февраль-октябрь 1917 г. к авторитарной модели государственно-церковных отношений, после чего вполне вероятным был бы и переход к демократической модели (социального партнерства) в рамках указанного интегративного типа отношений церкви и государства, как это и случилось практически во всех странах Старого света в двадцатом столетии. К сожалению, естественная эволюция государственно-церковных отношений в нашей стране была искусственно прервана в результате Октябрьского переворота 1917 г.

В годы Советской власти отношения между государством и церковью (религией как институтом) обрели новый характер. И хотя эти годы включают в себя разные периоды – и военный коммунизм, и НЭП, и эпоху сталинского террора, и хрущевскую «оттепель», и годы «брежневского застоя» - общим для них является однозначно враждебное отношение власти ко всем верующим, к церкви как к институту. Разумеется, между этими периодами имелись определенные различия, которые сказывались и на отношение власти к религии. Но все эти годы всегда оставались годами борьбы с религией, которая рассматривалась как нечто несопоставимое со строящимся в нашей стране социалистическим обществом и потому обрекалась находящейся у власти КПСС (ВКП/б) на уничтожение или вымирание. Такой тип государственно-церковных отношений выше мы назвали сегрегационным, или антицерковным.

Начиная с 1985 г. отношение государства к церкви постепенно меняется: из образа классового врага и идеологического противника религия она превращается в союзника и партнера. Период с 1985 по 1990 гг. был периодом принципиального отката от прежних научных, идеологических парадигм и правовых основ регулирования государственно-церковными отношениями. Все, что было запрещено ранее, стало возможным в указанный период. Этот период завершился принятием в 1990 г. Закона «О свободе вероисповеданий», главным достоинством которого стала отмена любых ограничений на деятельность религиозных организаций. Начиная с 1990-х годов в стране наблюдается так называемый религиозный ренессанс: стремительно растет количество зарегистрированных государством религиозных объединений и организаций. Основы вероисповедной политики молодого российского государства были сформулированы в 1993 гг. в Конституции, которая определила Российскую Федерацию как «демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления» (ст. 28). В Конституции были зафиксированы такие демократические положения как светскость государства, отделение религиозных объединений от государства и их равенство перед законом (ст. 14). В результате этого в стране утвердился сепарационный тип взаимоотношений церкви и государства, согласно которому государство не вмешивается в церковную жизнь, а церковь – в политику государства. Однако молодые российские законотворцы, во многом находясь под впечатлением всего американского, идеализировали политику и экономику США. По этой причине они выбрали американский вариант отделения церкви от государства, не учитывая специфику российских традиций. Американскую модель отделения церкви от государства и государства от церкви создавали, о чем мы писали выше, основатели Северной Америки, которые у себя на своей исторической родине (Германия, Англия, Нидерланды) находились в положении религиозных меньшинств, что и повлияло на характер принятой в1791 г. американской Конституции. Последняя характеризуется прежде всего исповеданием формального равенства всех религий перед законом, защитой прав всех религий, конфессий, деноминаций, в том числе и малых религиозных новообразований. Это и понятно: ведь в США никогда не было своих религиозных традиций, своих традиционных религий и церквей. Формальное равенство всех религиозных объединений приводило американские власти даже к курьезам. Так, в то время, когда Рейган еще не был президентом США, а был всего лишь губернатором штата Калифорния, он зарегистрировал в качестве религиозной организации Церковь Сатаны, уравняв ее в правах с христианскими организациями. Увлечение всем американским в России 1990-х годов нашло свое отражение в принятом в 1990 г. Законе «О свободе вероисповеданий». Бесспорно, этот Закон имел немало достоинств, главным из которых была отмена всех прежних советских запретов на культовую деятельность религиозных организаций. Это привело к стремительному росту религиозных объединений, тысячи храмов, соборов, мечетей были переданы верующим, открывались монастыри, духовные образовательные центры и школы. Однако проявились и отрицательные последствия данного Закона. «Начался взрывной рост конфессиональных новообразований, не имевших аналогов в прошлом России. В Россию хлынул неуправляемый поток миссионеров и проповедников… В ряде субъектов Российской Федерации наметился процесс насильственного изменения традиционной конфессиональной картины, рост конфронтационных настроений среди последователей различных религий… Обострилась проблема прозелитизма»¹. Общественное мнение отвергло такое положение дел и отказалось от иллюзии, будто государство должно относиться к религиозным процессам в нашей стране безучастно и отстраненно. Эти изменения нашли свое отражение в новом Федеральном законе «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1997 г.). Его разработчики учли, что Россия – это страна с богатыми религиозными традициями, страна, в которой религия соединена с почвой, а не с культурой переселенческой, американской, в которой религия – это лишь социальная общность на нейтральной к любой пришлой культуре почве Северной Америки. Речь идет о преамбуле к Закону, в которой говорится о том, что в современной России существуют традиционные религии (православие, ислам, буддизм, иудаизм), которые сыграли огромную роль в становлении российского государства и культуры. Результатом изменения вероисповедной политики российских властей началось сближение церкви и государства. Это не означало возвращения к политике вмешательства государства в церковную жизнь. По-прежнему действовали принципы отделения церкви от государства, а государства от церкви. Но они стали интерпретироваться по-новому. И государство, и церковь осознали, что они не отделены друг от друга каменной стеной, что они не противники, а союзники, ибо у них общие цели: борьба со злом, борьба за общество, за человека. Пришло осознание того, что в этой борьбе они союзники; поддерживая авторитет друг друга, они более эффективно могут достичь реализации своих целей – оздоровления человека, исцеление больного общества.

Таким образом, по нашему глубокому убеждению, именно сепаратистский тип государственно-церковных отношений создает условия для создания таких отношений, о которых еще в древней Византии мечтали творцы концепции «симфонии властей». Мы согласные с мнением В.Зеньковского, который отмечает, что слово «симфония» буквально означает «созвучия», т.е. одновременное звучание обоих сил, игроков – церкви и государства. «Симфония властей» предполагает, что голоса и церкви и государства звучат не перебивая друг друга, не подавляя друг друга, каждая согласно своей природе, своей реальности – ибо если только одна сторона (например, государство) «звучит», а другая (церковь) «молчит» или (что еще хуже) просто повторяет то, что исходит от первой стороны, - то тут уже не до «симфонии». Принцип симфонии, пишет протоиерей Василий Зеньковский, есть принцип взаимной свободы; каждая из сил (церковь и государство) живет своей жизнью, но так, что от их одновременного звучания получается симфония, аккорд. Однако, если обе стороны взаимно свободны, то это вовсе (само по себе) не означает какой-то всецелой их отдельности. Для государства церковь есть часть его жизни, его совесть, его творческая сила, а для церкви государство есть внешнее историческое оформление жизни того самого народа (или народов), которые входят в церковь¹.

Именно такое положение дел в государственно-церковных отношениях в современной России имел в виду Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, который в своем докладе на Поместном соборе 27-29 января 2009 г. так характеризовал свое понимание государственно-церковных отношений в современной России: «С нашей точки зрения, эти отношения должны строиться на основе взаимного невмешательства церковных и государственных институций в дела друг друга и одновременно — широкого партнерства Церкви и государства в различных областях»¹. Озвученная на поместном Соборе идея союза, «симфонии церкви и государства» в следующие годы была реализована на практике, что способствовало укреплению связей Церкви со всеми институтами российской государственной власти. Этот процесс, по мнению автора настоящей статьи, следует приветствовать, ибо события последнего десятилетий показали, что без сохранения духовно-нравственных традиций народов России, без возвращения людей к традициям русской духовности невозможно развитие нашей страны, ее процветание в будущем.

Сведения об авторе: профессор, доктор философских наук, зав. кафедрой религиоведения РГПУ им. А.И.Герцена

1 Clatssen Y. Kingship in the early state // Bijdr, tot de toal. – land. – in volkenkunde. – s' Gravenhage, 1986. 1986. – D. 142, Alf. 1. – Biz. 116

2 Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви. В 4 тт. Т. 3. М., 1994. С. 51

1 Робберс Г. Государство и религия в Европейском Союзе (опыт государственно-конфессиональных отношений). М., 2009. 719 с.

1 подробнее о религиозных корнях американской внешней политики см. в: Григоренко А.Ю. Эсхатология. Милленаризм. Адвентизм. История и современность. (философско-религиоведческие очерки. СПб., «Европейский дом», 2004. С.122-143

1 Соединенные штаты Америки: Конституция и законодательные акты. М., Прогресс, Универс, 1993 – с. 40-42

2 см. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М., 1998; Булгаков С. (митрополит Макарий

1 Булгаков С. (митрополит Макарий). История русской церкви. М., 1995; Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV-XV вв. М., 1986

2 Знаменский П.В.История русской церкви. М., 1996. - С. 53