2002–2004 Годы: модернизация власти и усиление государственной бюрократии

«Пресса должна знать свое место» – в этой незамысловатой формуле выражена суть взаимоотношений власти и СМИ времен Владимира Путина. На общефедеральном рынке все скандалы смикшированы. ОРТ, так и не став ни общественным, ни частным, формально опять превратилось в Первый государственный канал, сохранив ширму смешанной формы собственности. В 2003 году ОАО «ОРТ» («Первый-канал») в целях обеспечения безопасности и защиты нравственности, здоровья и прав граждан попало в перечень 56 стратегических акционерных обществ наряду с военными и оборонными.

Борису Березовскому с 1995 года, по сути, разрешали арендовать главную государственную кнопку страны. После того как он вынужденно отказался от контроля над ОРТ, лишний раз подтвердилось, что полугосударственная форма собственности ОРТ – миф. Как, на каких условиях перешли акции, формально связанные со структурами Березовского, другим частным владельцам? Какие банки входят в консорциум ОРТ-КБ? Что такое мифические ООО «РастрКом-2002» и ООО «ЭберЛинк-2002»? Кто стоит за ними и почему именно эти компании получили 49% акций крупнейшей телекомпании страны и Европы?

Никаких тендеров, никаких сообщений о продажах и зафиксированных сделках не было, кроме слухов и неподтвержденной информации о том, что «отступные» – 50 млн долларов – Борису Березовскому заплатил его бывший партнер Роман Абрамович и подконтрольные именно ему структуры формально остаются лояльными держателями частного пакета акций «Первого канала». С переподчиненного в интересах государства и новой элиты «Первого канала» не особенно требуют 100-миллионный долг, выданный еще в 1998 году под залог акций (как теперь выясняется, чтобы в условиях обрушившегося рынка выдержать жесткую, в том числе политическую, конкуренцию с НТВ). Канал (или, может быть, государство как основной акционер) вроде бы исправно платит проценты по этому кредиту.

Канал «Россия», сознательно став державно-государственным, четко обозначил свое место в телевизионной иерархии – главного государственного пропагандиста. Экономически холдинг ВГТРК по-прежнему кентавр, потому что, получая бюджетное финансирование (радио, региональные ГТРК, оплата сигнала второго канала для городов с населением менее 200 тыс.), выступает как участник рынка, зарабатывающий на рекламе. Но именно канал «Россия» в 2003 году объявил о том, что намерен отказаться от бюджетного финансирования и жить только за счет рекламы, доходы от которой в том числе помогают содержать канал «Культура» без рекламы. Государственное телевидение запустило русскую версию «Евроньюс», войдя в состав этого европейского вещательного консорциума и став одним из его крупнейших акционеров (16% акций), и круглосуточный информационный канал в России. Государственное телевидение реализовало идею тематических специализированных каналов («Спорт», «Бибигон»).

Борьба за ТВ-6, как лакмусовая бумажка, окончательно проявила отношение новой правящей элиты к крупным негосударственным СМИ, принадлежавшим опальным «олигархам». Мартовский (2002 год) конкурс на «шестую кнопку» (признан незаконным в 2003 году) подвел черту еще под одной чередой политико-экономических действий: иск миноритарного акционера «ЛУКОЙЛ-гарант» (отозван в январе 2003 года); отключение ТВ-6 по решению судебного пристава, которое отменено спустя год; вещание «НТВ-Плюс» по договоренности; конкурс на шестую метровую частоту, когда еще не аннулирована лицензия МНВК, а судебная тяжба продолжалась; создание «некоммерческого партнерства» журналистов и бизнесменов под присмотром политических тяжеловесов Аркадия Вольского и Евгения Примакова. Все эти действия тем не менее были «осенены» решениями судов, федеральной конкурсной комиссии и Министерства печати.

Накануне конкурса на «шестую кнопку» (2002 год) министр печати Михаил Лесин в интервью «Радио Свобода» признал, что частные СМИ стали слабее за последние два года. Это признание свидетельствует о том, что произошло «перевооружение» власти и государственной бюрократии, получившей мощный информационный ресурс в виде общенациональных государственных и государством контролируемых-каналов. Но одновременно в те же дни министр сделал исторические заявления о желании государства сокращать присутствие на рынке СМИ и о необходимости создания в России общественного вещания.

Вроде бы впервые за минувшее десятилетие чиновник такого уровня говорил о практической задаче «по информационному разоружению власти». Однако представления об «общественном» не шли дальше того, что Лесин называл «общественным телевидением с натяжкой». Инициированный Союзом журналистов России и внесенный на рассмотрение в Госдуму осенью 2002 года Закон «Об общественном телевидении» не нашел поддержки у властных элит и кураторов из правительства. И неудивительно. Общественное телевидение не интересовало ни государство – монополиста в сфере СМИ, ни напуганный медиа-бизнес. Рекламный рынок рос, но реальных крупных собственников на нем по-прежнему практически не было, и государство-монополист передавало другим монопольным структурам свои права «по договоренности».

Дробление и разукрупнение информационно-политических группировок (пример – ТВС) вполне в духе этой новой линии. Разных частных СМИ должно быть много (в самом, например, коммерческом секторе СМИ – радио – более 80%)[8]. Но возможности их влияния не должны быть выше, чем у контролируемых государством медиа.

Летом 2002 года стало известно о продаже Владимиром Гусинским оставшихся у него акций «Медиа-Моста» компании «Газпром-Медиа». Его фамилия перестала фигурировать в списке владельцев российских средств массовой информации. «Газпром-Медиа» получил полный и окончательный контроль над 26 компаниями бывшего «Медиа-Моста», в том числе НТВ, «НТВ-Плюс», «Эхо Москвы», ТНТ. Двухлетняя тяжба, сопровождавшаяся обысками, арестами, личными драмами нескольких журналистских коллективов, судами и многочисленными скандалами, завершилась.

Для «Газпром-Медиа» покупка долей Гусинского и выкуп своих долговых обязательств – сделка выгодная. Она помогла компании избавиться от «неконструктивного акционера» и консолидировать капитал, что, в свою очередь, усиливало позицию на переговорах, если «Газпром» все-таки начал бы избавляться от всех своих непрофильных медийных активов, как было обещано в 2001 году.

Правда, к концу 2002 года выяснилось, что газовый монополист не собирался избавляться от своей новой собственности. Его сделка с банком «Еврофинанс», который финансовые аналитики называли квазигосударственным банком, означала: «новая элита» не торопилась выпускать из рук бывшую собственность Гусинского (51% акций «Газпром-Медиа», в том числе и НТВ, – у «Газпрома», 49% – у «Еврофинанса», который в этой сделке выступал как будто бы номинальным держателем акций). Стратегия газового монополиста в отношении других медиаактивов осталась туманной: прекратила существование сеть «АСТ-Прометей», но подразделениями газовых компаний по-прежнему были около 20 телекомпаний и телестудий, которые так и не превратились в бизнес-предприятия, сохранив за собой метафорическое название – «телевидение трубы» (расположены в некогда вахтовых городах нефте- и газодобычи).

Недоброжелатели и конкуренты Бориса Йордана[9], которого еще в 2001 году называли не иначе как «захватчик», уже в 2002 году отдали должное бизнесмену. Он без шума и на выгодных условиях (при помощи своего партнера и юриста по образованию Рафаэля Акопова) договорился с Гусинским, сумел сохранить канал НТВ, который, несмотря на дурные предсказания, поднялся из тяжелого состояния на вполне конкурентоспособный уровень и не превратился в откровенный рупор власти. Все это, правда, не помогло, а даже помешало Йордану сохранить позиции в медиа-бизнесе. Американский финансист слишком рано почувствовал себя хозяином, хотя был всего лишь нанятым менеджером, которого пригласили выполнить не слишком чистую работу. В январе 2003 года понадобилось лишь шесть дней, чтобы руководство «Газпрома» рассталось с господином Йорданом, расторгнув контракт и заплатив отступные (по сведениям прессы, 13 млн долларов).

На перепутье. В начале XXI века телевизионная индустрия, несмотря на драматические события НТВ, ТВ-6, ТВС, все еще была на перепутье, нелояльных бизнесменов приструнили, но жесткая «вертикаль», в том числе информационная, была еще не до конца установлена. Индустрия начала с очевидностью демонстрировать успехи[10]. В 2000 году индустрию, как сейчас принято говорить, «размял» российско-американский диалог в области предпринимательства СМИ. После встречи некоторых его участников с президентами Владимиром Путиным и Джорджем Бушем диалог плавно перетек в общероссийскую конференцию. Власть диалог поощряла, отрасль не противилась. На конференцию впервые за десять лет собрались 800 руководителей СМИ, вроде бы всерьез заговорили об уходе государства с рынка и о необходимости реформ[11], выработали рекомендации. Советское слово «отрасль» заменил термин «индустрия», был создан Индустриальный комитет, в который вошли руководители крупнейших изданий, телекомпаний и радиостанций. Правительственные наставники настойчиво подгоняли и ускоряли сложный процесс самоорганизации. Повеяло новым законом о СМИ.

Осенью 2002 года грянул «Норд-Ост»[12]. Менеджеры отошли за кадр, на авансцену вновь вышли журналисты. Замаячили поправки к законам «О средствах массовой информации» и «О терроризме». Медиасообщество, состоящее из конкурентов, вздрогнуло, скрипя зубами, объединилось, попросило «вето». И президент выдал прессе индульгенцию. Журналистов, правда, публично высек, упрекнув в желании «делать рейтинг на крови» в присутствии их же начальников.

Итак, к концу 2002 года выяснилось, что у свободолюбия в России новое лицо: амбициозный сорокалетний менеджер, который еще не стал владельцем, но имеет опыт, связи, влияние и желание владеть. Так в столице. На местах это за редким исключением робкий и незначительный по численности мелкий собственник, а в основном властный местный губернатор или мэр, который уже давно, владея и управляя, перераспределяет «информационный ресурс».