2003–2004 Годы: переформатирование политического и информационного поля

Впервые за многие годы политические кампании 2003–2004 годов прошли под девизом, сформулированным в 2003 году одним из руководителей федерального канала: «Скучно – не грязно». Даже летний (2004 год) «скандал с «ЮКОСом» с последующими арестами, отъездами и судами над акционерами компании ничего принципиально не изменил в информационных сценариях.

Лозунги «Россия – для русских» и «Отобрать и поделить» умело поддерживались, когда надо – микшировались. В этом смысле телевидение в очередной раз доказало свою эффективность. «Кремлевский проект» под названием «Родина» во главе с Сергеем Глазьевым мог быть успешным и непредсказуемым, если бы за две недели до думских выборов «Первый канал» не прекратил масштабную, сквозную (один из лидеров «Родины» мог появиться в воскресный день сразу в трех программах – утром, днем и вечером) кампанию, а в период президентской гонки – не был наложен запрет на появление Глазьева в программах государственных каналов, включая новости (обязательные бесплатные дебаты не в счет).

Две предвыборные кампании – думская и президентская – иллюстрация к еще одному высказыванию крупного телевизионного руководителя: «Мы демократию поддерживаем, но не практикуем». Понятие «административный ресурс» окончательно оформилось и во всех сферах – от бизнеса до информационных кампаний – стало означать одно: связь с влиятельной госструктурой и вольное, если не сказать циничное, использование законодательства. Предвыборная телевизионная кампания, как и вся политическая кампания, стала имитацией борьбы.

Во время декабрьских (2003 год) выборов в Госдуму (в 2007 году ситуация кардинально изменилась) все партии были представлены на государственных телеканалах[13]. Массированная информационная кампания, проведенная основными каналами (лидеры «Единой России» – по совместительству министры и чиновники каждый день мелькали на экране, перемещаясь со стадионов в детские дома и прочие социально важные объекты), видимо, имела и побочный результат, связанный с эффектом привыкания. 12% телезрителей признали «партию власти» лучшей в дебатах, хотя «Единая Россия» в них не участвовала.

Президентская (2004 год) кампания была еще более скучной и предсказуемой. Государственные каналы путались в трактовке своей функции, рассказывая о кандидатах в президенты. То ли просто «информировали граждан» о действующем главе государства – в случае почти получасовой трансляции встречи кандидата Путина с доверенными лицами; то ли показывали «самые активные моменты борьбы» – это объяснение применялось, когда некоторым возмущенным кандидатам-аутсайдерам тоже дали возможность показаться на несколько минут с доверенными лицами в прямом эфире.

«Полураспад» мощных олигархических империй, формирование новых медийных группировок, благословленных президентом, внешняя аполитичность рыночного процесса свидетельствовали о том, что в новом политическом цикле второго срока Путина телевизионная индустрия стояла на пороге нового передела – в меньшей степени политического: бороться не с кем и не с чем, в большей – экономического. Реформа правительства и отставка кабинета в 2004 году, с одной стороны, позволили фавориту навязать «повестку дня» в финале предвыборной президентской кампании, с другой – приблизили ощущение передела, легитимизировав смену элит[14].

В 2000 году политический технолог Глеб Павловский так характеризовал Михаила Лесина: «Хороший российский министр обязательно получает от интеллигенции если не пулю, то звание пса режима и душителя свобод. Это как диплом о профессии. Лесин – человек абсолютно адекватный задачам новой власти и свободный от аппаратной дури».

С размахом работая «рубильником», Лесин заслужил звание «душителя свобод», несмотря на то, что рыночник в нем постоянно вступал в противоречие с государственным чиновником. Приблизив «конец эры олигархов», он перестал быть нужным в прежнем качестве обновившейся власти. Заматеревшая государственная бюрократия всегда «пережевывает» и «выплевывает» из своих служивых рядов слишком заметных. Лесин не захотел смириться с ограничением своих полномочий. Когда-то «под него» создавалось Министерство печати. Он явно рассчитывал лично поставить историческую точку, закрыв собственное детище, но эффектной концовки не получилось. Новой политической эпохой оказались востребованы другие министры – не обремененные недостатками и достоинствами людей времен безудержной демократии, информационных войн и первоначального накопления капитала. И все-таки, несмотря на все перекосы рынка и «зачистки» НТВ, ТВ-6, ТВС, именно при Лесине сложилась конкурсная система распределения частот, в 2,5 раза увеличилось количество СМИ, прежде всего в регионах, а медиасфера попыталась осознать себя индустрией. Правда, голос этой индустрии так и не успел окрепнуть.

Новые «служивые». Итак, новые бюрократы, вышедшие из силовых ведомств, окончательно сменили «буржуа» и их лоббистов на ключевых государственных постах, укрепляя статус-кво «служивыми» людьми[15]. Ректор Московской консерватории, теоретик музыки Александр Соколов возглавил объединенное Министерство культуры и массовых коммуникаций, а ректор Академии балетного искусства имени А. Вагановой Леонид Надиров стал его первым заместителем.

Правда, у слова «служивый» в русском языке есть буквальное значение – военнослужащий или отставной. Именно к этому определению люди, назначаемые после 2004 года в медиаиндустрию, имели непосредственное отношение. Как и Леонид Надиров, новый глава департамента по лицензионной работе министерства Борис Боярсков – из Петербурга. Так же, как и в биографии Надирова, который подтвердил, что служил во внешней разведке (интервью автору статьи на «Радио Свобода»)[16], в официальной биографии Боярскова есть пробел в несколько лет, что обычно указывает на работу в органах госбезопасности. О его причастности к спецслужбам говорит и тот факт, что несколько лет назад кандидатура Боярскова, по данным «Коммерсанта», рассматривалась на пост руководителя службы безопасности Центробанка. В 1990-х годах вице-президент банка «Еврофинанс», отвечавший за инвестиционные программы, в том числе в полиграфии и массовых коммуникациях, Борис Боярсков был назначен на одну из самых важных сфер медиарынка – лицензирование телерадиовещания. Инициатива его назначения, по сведениям прессы, принадлежала группе так называемых питерских силовиков, а решение принималось в Кремле.

Любопытно, что буквально за неделю до этого назначения группа «Еврофинанс» увеличила долю принадлежащих ей акций ОАО «ТРК «Петербург» до 25,6%, обеспечив себе блокирующий пакет. Основной пакет акций ТРК «Петербург» (23,3%) «Еврофинанс» приобрел у правительства Ленинградской области в августе 2003 года, когда накануне выборов губернатора канал уже перешел под федеральный контроль благодаря замене его руководства менеджерами местной ТРК. Тогда в питерских СМИ прошла информация о том, что представлять интересы «Еврофинанса» в совете директоров телекомпании будет в том числе и Борис Боярсков.

«Еврофинанс» заявлял о «медиаинтересах» после объявления о сделке с «Газпром-Медиа», которая, правда, два года находилась в стадии оформления. Наблюдателям так и осталось непонятным, каким образом и за счет каких средств реструктурирован 600-миллионный долг «Газпром-Медиа» перед «Газпромом», получила ли бывшая «информационная империя» Гусинского, отошедшая к «Газпрому», обещанные «Еврофинансом» 100 млн долларов инвестиций.

Кстати, в момент объявления сделки летом 2002 года один из участников переговоров выразился по поводу нее весьма определенно – «приказано передать». Поэтому так и не ясно, была ли эта сделка на самом деле или вся эта двухгодичная история была только «операцией прикрытия». Руководство «Еврофинанса» ни разу не объяснило суть своей стратегии на медиарынке, мотивы вложений. «Еврофинанс» все это время напоминал «федерально-президентского контролера», который выполнял эту функцию до тех пор, пока его медиаактивы не понадобились выбранному лояльному владельцу.

Телевизионное поле и вертикаль власти. Весной 2004 года стало окончательно ясно – государство не собирается сворачивать свое присутствие на рынке. Федеральное государственное предприятие ВГТРК стало открытым акционерным обществом со 100-процентным госпакетом, а все входящие в ВГТРК компании – и прежде всего региональные ГТРК – превратились из дочерних предприятий в филиалы ВГТРК, утратив юридическую, экономическую, а в результате – и программную самостоятельность[17]. После очередных перетрясок в истеблишменте медиаотрасли глава ВГТРК Олег Добродеев, покинувший Гостелерадио СССР из протеста, в начале 1990-х годов один из создателей «Вестей», а потом и один из основателей НТВ, высказался категорически против акционирования госкомпании, чтобы не повторить ошибки «начала приватизации», не отдать местные ГТРК «местным финансовым воротилам, а иногда и просто бандитам».

Медиасфера того периода, с одной стороны, публична, с другой – чрезвычайно закрыта. Сделки в других областях экономики гораздо более значительны, сложны и, как ни странно, иногда более прозрачны. В медиа-бизнесе, несмотря на всю его скандальность, нет практики публикации финансовых отчетов, сведений о владельцах, сообщений о покупках и поглощениях. К началу периода «позднего Путина»[18] «идеалы свободы слова» сильно девальвировались, в результате потрясений в последнее пятилетие в индустрии заговорили о том, что редакционная независимость невозможна без независимости финансовой – это с одной стороны. С другой – индустриальный (читай: коммерческий) рыночный подход существенно сузил разговор о содержании и миссии, о социальной ответственности телевидения.

На медийном рынке после 2004 года существуют по крайней мере три крупных сектора: первый, мощный государственный – «Первый», РТР, НТВ (частично) и региональные каналы, учрежденные и финансируемые губернаторами и мэрами, второй – многочисленные популярные, но гораздо менее влиятельные частные холдинги и телерадиокомпании, третий, остаточный, переходный, гибридный – телекомпании смешанной формы собственности, которые напоминают конструкцию середины 1990-х годов, когда компании-акционеры частично принадлежали государству, частично – частным владельцам. Иными словами, как бизнес телевидение вроде бы существует, но ясных правил игры по-прежнему нет. Неразделенные медиа-собственность и корпоративные интересы правящего истеблишмента так и не позволили создать стратегию развития отрасли и стандартизированную систему оценки региональных рынков и стоимости телерадиокомпаний. Через 15 лет после начала трансформации системы медиа-бизнес оставался непрозрачным, не были уточнены статусы владельца, издателя, учредителя. Государство – основной монополист средств распространения сигнала и один из главных игроков на рекламном рынке.

К 2004–2005 годам стало очевидно, что огромное влияние на общество оказало региональное телевидение хотя бы потому, что в провинции сформировался многочисленный, преимущественно молодой слой телевизионных работников, превращением которого в сообщество не занимались ни государственные структуры, ни «олигархи». Это сообщество своими программами «образовывало» региональную аудиторию, демократизировало властную бюрократию, приучая ее к новому стилю взаимоотношений с прессой, и подавало примеры грамотного ведения бизнеса.

Поэтому в 2004 году Академия российского телевидения, выросшая за счет «регионалов» до 134 членов, перед вручением «юбилейных» премий (вручались в десятый раз) распространила проект декларации, в котором, в частности, было сказано: «В финал „ТЭФИ“, как вы все знаете, вышли программы „Свобода слова“, „Красная стрела“ и репортажи из „Намедни“[19]. Ничего этого уже нет в эфире[20]. Очевидно, что решение о снятии с эфира было продиктовано не отсутствием популярности этих программ. Подобные решения принимаются не профессионалами ТВ, а властью и людьми, полностью зависимыми от нее. Эти эпизоды являются продолжением той политики, которую планомерно проводят властные структуры по отношению к российскому телевидению и СМИ в целом. Достаточно вспомнить печальную участь других опальных передач, ведущих журналистов и целых журналов… Мы строго следуем правилам Антитеррористической конвенции, которую подписали, мы соблюдаем законы РФ и стараемся следовать правилам международной журналистики. Но при этом мы считаем и хотим со всей ясностью заявить: ограничение права граждан на информацию, ущемление свободы слова неприемлемы для нашего общества». Эту декларацию подписали 36 человек: Э. Сагалаев, И. Петровская, С. Сорокина, Т. Миткова, Д. Крылов, А. Роднянский, Е. Киселев, В. Шендерович, Н. Фоменко, Е. Масюк, Ю. Мучник, А. Майофис, С. Муратов, С. Зеликин, И. Мишин, С. Колосов, Н. Зверева, И. Беляев, В. Герчиков и др.

Телевидение – как «утешитель» и «антидепрессант». 2003 год со всей очевидностью обозначил новую тенденцию на информационном рынке – моду на «аполитичность». На содержательном уровне – дискуссии об infotainment и всесилии рейтинга, на отраслевом – дискуссии о взаимоотношениях владельцев, менеджеров и журналистов, на политическом – дискуссия об опасности «сужения» критической площадки в сфере СМИ и усиление государственной пропаганды, прежде всего на телевидении. То есть коммерческая логика в развитии медиасферы начала превалировать не только потому, что «развлекательные форматы» прибыльнее, но и потому, что они – безопаснее[21]. Такая бизнес-логика прекрасно ужилась с расширением государственных возможностей в сфере СМИ.

К началу 2004 года, особенно после закрытия ТВС и появления влившегося в государственный холдинг канала «Спорт» на «шестой кнопке», который, по выражению главы ВГТРК Олега Добродеева, «обладает уникальным психотерапевтическим воздействием в такой сложной стране, как Россия, где много депрессии и проблем», с точки зрения содержания телевидение окончательно разделилось на «государственно-пропагандистское» и «развлекательное».