Сельское хоз.Во

Скотоводство и земледелие появляются на террито­рии Эстонии примерно в начале II тысячелетия до н. э., когда сюда проникают племена-носители

культуры шнуровой керамики. Характерно, что многие древние ското­водческие и земледельческие термины в эстонском языке заимствованы из балтийских, германских и славянских языков. В дальнейшем ското­водство и земледелие в Эстонии и соседних областях лесной полосы раз­вивались в общем одинаково. Однако в связи с некоторыми особенностя­ми почв и климатических условий с течением времени в приемах земле­делия и в сельскохозяйственных орудиях возник ряд локальных различий. К началу нашей эры Эстония была одной из самых северных обла­стей Европы, где сельское хозяйство было основным занятием населения.

К XI—XII вв. у эстонцев стало преобладать пашенное земледелие, тогда как залежная и подсечная системы отошли на второй план. Из зерновых сеяли ячмень, яровую и озимую рожь, меньше — пшеницу и овес, из бобовых — горох, конский боб, из технических культур — лен и немного конопли.

В течение последующих столетий и до конца периода феодализма сель­ское хозяйство у эстонцев развивалось в основном за счет увеличения посевных площадей и поголовья скота. Сельскохозяйственные орудия и система землепользования совершенствовались мало.

В отличие от соседних русских областей в Эстонии сельская община начинает распадаться очень рано. Примерно к XIII в. здесь выработа­лась система подворного землепользования, при которой наделы при­надлежали отдельным дворам и уравнительным переделам не подверга­лись. Как правило, соблюдался принцип единонаследия. Сенокосы, вы­пасы, леса и т. п. оставались в общинном пользовании.

Почти единственным источником дохода крестьянской семьи была земля. Если в жизни русского крестьянина большое место занимали раз­ные промыслы, то в Эстонии они носили характер лишь домашней про­мышленности и были подчинены интересам сельского хозяйства.

По характеру сельского хозяйства территория Эстонии в силу при­родных и почвенных условий разделяется на несколько районов. Наи­большим своеобразием отличается северо-западная часть и острова, где площади сенокосов и пастбищ в несколько раз превышают пахотные земли. Последние здесь к тому же очень каменисты, почвенный покров тонок.

Основная сельскохозяйственная область материковой Эстонии в свою очередь распадается на северную и южную подобласти. Удельный вес пашни на юге Эстонии значительно выше, чем в других частях страны. Она занимала примерно половину всех крестьянских земель. На севере почвы каменистые и образовались на сланцево-карбонатной основе, тогда как южноэстонские возникли на основе песочно-каменного девона, они малоизвестковы, но имеют более толстый гумусовый слой. Отличия в свой­ствах почв обусловливали различия в составе выращиваемых полевых культур, а также в агротехнических приемах и в сельскохозяйственных орудиях.

Вплоть до XIX в. в Эстонии, как и во всей Прибалтике, вся обраба­тываемая земля делилась на культивировавшиеся из года в год старопа­хотные поля (pold) и периодически использовавшиеся залежи (soot).

Старопахотные поля, расположенные около деревень, входили в регу­лярный севооборот, основанный на трехполье, которое распространилось в западной и северной частях Эстонии уже с начала XIII в. В южных же районах Эстонии, как и на севере Латвии, регулярное трехполье стало господствовать несколько позже. В порядке исключения кое-где (напри­мер, в малоплодородных прибрежных районах) сохранялось и двухполье.

Урожай в условиях Эстонии в особенно большой мере зависит от удобрений. Удобрением служил навоз, которого обычно не хватало, вследствие невозможности содержать достаточное количество скота. Кое- где на побережье для удобрения применяли морские водоросли. Старо­пахотное поле пахали и бороновали в зависимости от характера почвы два-три, а на Сааремаа — четыре раза в год. Средний урожай озимых был сам-3—4, в лучшие годы — сам-5.

Залежи, расположенные обычно далеко от деревни, не входили в ре­гулярный севооборот. Их использовали до пяти лет подряд, затем забра­сывали на 10—15 и более лет. Подсеки (ale; южноэст.— soord) разрабаты­вали главным образом на юге Эстонии. Так, в конце XVII в. в Лифлян- дии (т. е. в южной части Эстонии и на севере Латвии) одну четверть или треть, иногда даже более половины всего урожая получали с подсек. В северных районах Эстонии преобладала так называемая кютица (kiitis), которая возникла, вероятно, из подсечного земледелия. В письменных источниках кютица впервые упоминается в XVI в. Она применялась в основном на залежах или прежних подсеках. По свежевспаханному полю параллельными валами укладывался хворост. Затем его покрывали дер­ном и сжигали. Кютицу, которая при нерациональном пользовании ею уничтожала гумусовый слой почвы, расценивали как хищнический способ полеводства, поэтому ее время от времени, например в XVIII в., на казен­ных землях запрещали. Кроме Эстонии, кютица известна и в Финляндии, в пределах Ленинградской и Псковской областей (тютица), а также в се­верной чаети Латвии (kutes, kuteli) куда она проникла, по всей вероятно­сти, из Эстонии.

Из полевых культур в феодальной Эстонии больше всего выращивали озимую рожь, которая служила основой питания местного населения и главным предметом вывоза. Из яровых сеяли много ячменя. Овса сеяли мало, а посевы пшеницы были ничтожны. Местами на юге Эстонии, где для этого были более подходящие почвы, выращивали гречиху. Рожь, ячмень, овес, а также репа были основными культурами на перелогах. Из бобовых много сеяли гороха, бобов и чечевицы. В первой половине XIX в. картофель вытеснил репу и потеснил бобовые.

Пашенная земля деревни делилась на три больших поля (vali) — ози­мое, яровое и паровое. Каждое из них в свою очередь делилось подворно на множество полос в зависимости от качества земли, числа и величины хуторов. Участок, принадлежавший одному двору, состоял часто из не­скольких десятков разбросанных полос. Земледельческие работы в дерев­не проводились в одно время и в общем порядке. После уборки урожая на поле выпускали деревенское стадо. Из сенокосов разделены были только ближайшие к деревне, тогда как отдаленные сенокосы и паст­бища оставались в общем пользовании.

Для срочных трудоемких работ (вывоз навоза, сенокос и т. д.) крестья­не обычно по традиции устраивали помочи, или толоки (talgud), на ко­торые приглашали соседей.

До середины XIX в. эстонские крестьяне пользовались почти исклю­чительно традиционными земледельческими орудиями.

Пахотные орудия (ader—в северной части Эстонии, кое-где и sahk) имели существенные местные различия. На островах и на западе материка, где почвенный покров допускает только мелкую вспашку, было в употребле­нии однозубое пахотное орудие типа рала. Рала встречались двух подти­пов. Один из них, так называемый ляэнемаский, в XIX в. сохранился в узкой полосе на северо-западе Эстонии. Его наиболее старинный и при­митивный вариант представляет собой массивное рало с дышлом из кор­невища, предназначенным для запряжки волами. В прошлом этот тип, видимо, встречался на более обширной территории: в Литве, Белоруссии (полесская соха) и др. Второй подтип рала (так называемый сааремааский или seanina-^«свиное рыло») отличался небольшими размерами и легкостью, его вели одной рукой. Такое рало было распространено на островах и на северозападном побережье. Этот подтип известен также в Швеции и на юго-западе Финляндии.

В преобладающей части материковой Эстонии, где почвенные условия позволяют более глубокую вспашку, распространена была восточноевро­пейская coxa (harkader). У североэстонской сохи задние концы обжей, так называемые журавли (kured), были изогнуты кверху и на высоте 20— 70 см соединялись между собой рукоятью. Ввиду необходимости пахать поля с неглубоким слоем гумуса, рассоха при пахоте имела такой силь­ный наклон, что задние концы обжей почти касались земли. Этим прак­тически объясняется потребность в «журавлях» и высокое положение рукоятки. Соха с «журавлями» имела длинные (до 3 м) обжи, которые придавали ей устойчивость. Лошадь запрягали в нее или с дугой (на севере Эстонии) или при помощи гужей (в центральных районах). На юге Эстонии соха имела короткие и прямые обжи, подобно русской и ла­тышской сохам, и припрягалась при помощи постромок или, как у рус­ских, длинных веревочных гужей. Сошники эстонских сох были втуль- чатые. Палица для отваливания пласта имела узкий наконечник.

На подсеках употребляли соху без палицы, с короткой и отвесно по­ставленной рассохой. Плотную дерновую залежь прорезали резаком, пе­ределанным из обычной сохи.

Древнейшие типы бороны, вершалина и суковатка (кагиаке), в север­ной части Эстонии применялись только на подсеках и кютице, в южной же—также на старопахотных пол:ях. На островах и на северо-западе мате­рика суковатки не помнят. На старопахатных полях северной части Эстонии и островов обычной была коленчатая борона (раккаке) из двух- трех подвижно соединенных рядов брусков с зубьями. Такая борона широко известна в Скандинавии и в Финляндии, а также местами и в некоторых северных районах Советского Союза (около Архангельска, в Карелии и др.)- В Эстонии коленчатая борона распространилась не позже XVII в. Ддя разбивки комьев земли вручную служила деревянная дубинка.

Севалка представляла собой круглый или овальный гнутый короб, который, как показывает и его название (kiilimit — мера посева), исполь­зовался также в качестве меры для зерна; на западе острова Сааремаа и кое-где на юге Эстонии сохранились севалки, плетеные из коры или корней, реже из соломы, сходные со старыми латышскими и литовскими. Кроме того, в южной части Эстонии, как и на севере Латвии, было известно сеяние из передника.

В феодальной Эстонии рожь и яровые жали как на мызном, так и на крестьянском поле серпом (sirp). Серпы были двух типов. Более старый массивный серп с гладким лезвием и с длинной изогнутой рукояткой бытовал на островах и на западе материковой Эстонии. На остальной же части материка применялся узкий серп с прямой ручкой и с зубчатым лезвием, такой же как у русских и латышей. В конце XVIII в. яровые стали косить обычной косой, хотя в мызах требовали уборки серпом. Сжатую рожь вязали в снопы и ставили конусообразными бабками (hakk) по 10—25 снопов и по 1—3 снопа сверху. Яровые, сжатые серпом, после вязки снопов складывали сохнуть длинными грядами (aun). Скошенные яровые на севере Эстонии, как правило, сушили несвязанными на жердях, поставленных шалашеобразно под углом друг к другу (karbis, rouk), на юге — на озеродах (sard).

Обмолоту хлеба предшествовала сушйа его в риге. Благодаря этому эстонское зерно хорошо сохранялось и в средние века высоко ценилось на западноевропейских рынках.

Основным способом обмолота ржи было оббивание снопов в риге об стену или специальную скамью. Затем Снопы выбрасывали в гумно, развязывали и молотили билами или цепами.

Древним орудием обмолота служило изогнутое деревянное било или кичига (vart), которое еще в конце XIX в. использовалось на островах и в северо-западной части материка. Более производительный цеп (koot, pint) появился (сначала на юге Эстонии), очевидно, уже в средние века. По способу соединения била и рукоятки в Эстонии можно выделить четы­ре типа цепов, которые имеют более или менее определенную территорию р аспр остр анения.

Яровые ранее вытаптывали ногами или молотили билами и цепами. В XIX в. обмолот яровых производился уже главным образом при помо­щи лошадей, которых гоняли по кругу. Этот широко известный в Ев­ропе способ распространился в Эстонии с юга и применялся вначале в мызах.

Зерно провеивали обычно на ветру сначала через редкое, затем через частое решето (sari), подвешенное в открытых воротах гумна. В западной части Эстонии и на островах, кроме решет, известны особые вилы с ши­рокими зубьями, которыми зерно вместе с мякиной подбрасывали вверх против ветра. На островах Сааремаа и Рухну знали еще более примитив­ный способ веяния: во дворе зерно просто пересыпали из севалки на расстеленную ткань. На востоке, особенно юго-востоке Эстонии (у сету), сохранилось провеивание зерна, как у русских, путем бросания его не­большим совком.

Зерно хранили в клетях, в ларях, больших долбленых или бондарных бочках и в закромах. Бочки сохранялись дольше в западных районах Эстонии и на островах, где урожаи были невелики.

Овощей эстонские крестьяне в прошлом выращивали мало, главным образом капусту, брюкву и репу. На эстонское огородничество заметное влияние оказали русские огородники, жившие под Таллином, Тарту и другими городами. Этим объясняется заимствование из русского языка ряда названий овощей — kapsas (капуста), porgand (морковь, диал.— боркан) и др. Лук и огурцы в большом количестве выращивали русские крестьяне побережья Чудского озера, которые ходили по всей материковой Эстонии, продавая и меняя лук на зерно.

Животноводство в феодальной Эстонии было в основном подчинено земледелию. Скот служил тягловой силой и давал крайне необходимое для земледелия удобрение. Местный рогатый скот был мелкий и мало­удойный, но выносливый. Относительно много скота держали в западной части Эстонии и на островах. Однако сенокосы и пастбища там скудные, пашни малоплодородны, поблизости не было рынка для сбыта сельско­хозяйственной продукции, поэтому животноводство оставалось на низ­ком уровне развития.

Больше всего ценилась лошадь. В северных и западных районах Эстонии ее использовали по преимуществу для дальних перевозок и по­ездок, в южной — на пахотных работах. Лошади старой местной породы были низкорослые, но выносливые и неприхотливые. Сравнительно много держали овец для получения шерсти и шкур. Коз и свиней разводили немного. За свиньями не было почти никакого ухода, их держали круг­лый год на открытом дворе. Из домашней птицы разводили в небольшом количестве кур, на берегах водоемов также уток и гусей.

Пчеловодство как подсобное занятие существовало главным образом в богатой вереском юго-восточной части Эстонии, где до XVI—XVII вв. господствовало бортничество. Затем стало развиваться и пасечное пче­ловодство. Старинные ульи-колоды стояли вертикально, а у сету — обычно наклонно.

Пастбищный период в условиях Эстонии продолжался почти полгода. На островах, а также в западной, северной и частично центральной ча­стях Эстонии, где имелись обширные пастбища, до XIX в. была обычной общинная пастьба. За деревенским стадом следил коллективно оплачи­ваемый пастух, обычно старик, которому каждый двор по очереди посы­лал помощника.

На юге Эстонии, где преобладали поселения рассеянного типа и ма­ленькие разбросанные пастбища, пастухами, как правило, были дети самого дворохозяина, часто и нанятые дети бедняков.

Овец пасли вместе с крупным рогатым скотом, а на западе Эстонии и на островах — отдельно. Лошадей гоняли в ночное, где за ними сле­дили молодые парни или подростки, которых по одному выставлял каж­дый двор и которые подчинялись своему «ночному старосте».

Уход за скотом в течение длинного зимнего стойлового содержания был весьма примитивным. Основным кормом служили сено и солома. Солома при сушке в риге теряла большую часть своих кормовых качеств. К тому же часто кормов не хватало, и к весне рогатому скоту приходилось скармливать трухлявую солому с крыши. Лучшее сено приберегали для лошадей и овец. Во время тяжелых работ лошадям давали пойло с мукой.

Хлева для рогатого скота и овец были тесные, темные и холодные, поэтому зимой скот нередко держали в жилой риге, в гумне.

Важной летней работой был сенокос. Старые косы (vikat), сделанные местными кузнецами, имели твердые и закаленные лезвия. Такие косы еще в XX в. сохранялись на островах и в северо-западной части Эстонии, где они подходили для косьбы редкой и жесткой травы на сухих сеноко­сах. Косовища в Эстонии длинные, с двумя ручками, как и в большей части Латвии, Финляндии, Скандинавии и Северо-западном крае России. В XIX в. в южных и восточных частях Эстонии распространилась коса с лезвием фабричного производства, косовище которой имело одну гнутую ручку, сходную с русскими и латгальскими. Эта коса в народе местами называлась «русской». Скошенное и просушенное на земле сено сгребали граблями и складывали копнами (saad, ruga).

Копну складывали на длинных ветвях и увозили к стогу или сараю.

Начиная с 1860-х годов в эстонской деревне побеждают капиталистиче­ские отношения. Проводится размежевание деревенских земель и проис­ходит выкуп их крестьянами в собственность, сопровождавшийся огром­ным ростом крестьянской задолженности. В это время осуществляется переход к многополью (4—7-полье). Однако в отсталых сельскохозяйст­венных районах, на западе Эстонии и на островах, а также на перенасе­ленной территории сету долго сохранялось трехполье.

В южной части Эстонии, где и раньше выращивали сравнительно мно­го льна, в 1860—1880 гг. льноводство приобрело товарный характер.

Здесь лен стал основной статьей дохода крестьян, как и в соседних се­верной части Латвии и Псковской губ. На севере Эстонии важнейшей товарной культурой стал картофель, который сбывали главным образом на мызные спиртзаводы.

В конце XIX в. в крестьянских хозяйствах все большее значение при­обретает животноводство. В мызах молочное животноводство стало раз­виваться уже с 1860—1870 гг. Этому способствовал близкий и относитель­но емкий петербургский рынок. Крестьяне, обремененные долгами по выкупу дворов, долго не имели материальных возможностей для продук­тивного молочного животноводства и ограничивались выращиванием мясного скота. С первых десятилетий XX в. молочное животноводство распространяется и в деревнях. Эстония превратилась, как и другие страны Прибалтики, в район развитого молочно-товарного животно­водства.

Ряд новых земледельческих орудий и агрономических приемов кре­стьяне восприняли от мыз. Развитию крестьянского сельского хозяйства на новых основах содействовали агрономические консультации в газетах и журналах и земледельческие общества, которые начали возникать с 70-х годов. Позднее эти общества, служившие в первую очередь интере­сам деревенской буржуазии, стали организовывать сельскохозяйствен­ные выставки, а также создавать кооперативы (потребительские, машин­ные, молочные и др.).

Уже в середине XIX в. некоторые крестьяне начали использовать плуг, дающий более глубокую вспашку. На рубеже XIX и XX вв. мас­совое распространение получают фабричные железные плуги, запрягав­шиеся одной-двумя лошадьми. Во второй половине XIX в. появляются деревянные коленчатые бороны с железными зубьями, на юге Эстонии рамная борона с железными зубьями. В конце XIX в. в крестьянских хозяйствах кое-где применялись экстирпаторы, но скоро они были вытес­нены фабричными пружинными боронами и культиваторами. Старые де­ревянные бороны сохранялись вплоть до наших дней для обработки кар­тофельного поля. Для выравнивания засеянных яровых полей во второй половине XIX в. использовался каток.

Яровые хлеба уже в середине прошлого века повсюду убирали косой. К концу века в южной части Эстонии и рожь стали косить или обычной длинной косой (литовкой), или заимствованной у латышей полукосой (rauts, кое-где и lati vikat — латышская коса) с маленькими граблями. В начале XX в. последняя распространилась и в центральных районах. В северной и западной частях Эстонии до конца XIX в. и даже позже рожь продолжали жать серпом. Однако техника жатвы при этом изме­нилась. Новый способ, который напоминал косьбу, был намного произ­водительнее, чем прежний способ резания. Уборка зерновых машинами началась в отдельных зажиточных хозяйствах юга Эстонии в кон­це XIX в.

Старый способ обмолота ржи в северных и западных районах Эстонии сохранялся в основном до начала XX в. В центральных же и южных, где сравнительно больше сеяли зерна, распространился более быстрый спо­соб ручного обмолота: в риге снопы оббивали об скамью колосом, затем в гумне их оббивали вторично, но уже комлем. Цеп применялся только для обмолота рассыпавшихся колосьев. По примеру мыз яровые стали обмолачивать катком с конной тягой (tamp).

Некоторые зажиточные хозяйства уже в 1870—1880 гг. использовали ручные или конные молотилки и ручные веялки. В конце XIX в. возни­кают первые кооперативы, которые покупали большие паровые молотил­ки. В XX в. на больших молотилках с механическим двигателем за опре­деленную плату уже повсеместно обмолачивали хлеб всей деревни или даже ряда деревень. При машинной молотьбе применялся старый обычай коллективной работы — толока. Ручная молотьба (для получения немя­той кровельной соломы, а также на отдаленных хуторах и т. д.) сохраня­лась кое-где, в особенности на севере и западе Эстонии, вплоть до коллек­тивизации.

В связи с развитием товарного животноводства в прошлом столетии в мызах, а с начала XX в. и в более зажиточных крестьянских хозяйст­вах стали заботиться об улучшении племенного состава стада и с течени­ем времени были созданы новые более продуктивные и хорошо акклима­тизировавшиеся породы крупного рогатого скота: в северной части Эсто­нии эстонская черно-пестрая, а в южной — эстонская красная. На за­паде разводили безрогую светло-рыжую, так называемую эстонскую кре­стьянскую породу коров.

В конце XIX в. производство молочных продуктов сосредоточивалось в руках помещиков. Крестьяне перерабатывали молоко в основном при­митивным домашним способом, хотя в некоторых хозяйствах применялись сепараторы. Ряд крестьянских маслобоен на кооперативных началах возник в начале XX в., но более массовое их создание относится к 20-м годам.

Наряду с молочным животноводством занимались разведением и мяс­ного скота на продажу. В северной и центральной частях Эстонии откарм­ливали на продажу быков, в южной — свиней. Начиная с середины XIX в. в Эстонии развивается и коневодство. В центральных районах Эстонии разводили крупных и сильных рабочих лошадей. В 1856 г. был основан конный завод в Тори (близ Пярну), где была выведена прослав­ленная порода торийских лошадей. Овец в крестьянских хозяйствах держали по-прежнему главным образом лишь для своих нужд. Козы в связи с развитием молочного животноводства почти исчезли.

Межевание земли положило конец существованию общинных паст­бищ. Скот каждого двора стал пасти отдельный пастух.

После выкупа земель на хуторах появились маленькие фруктовые са­ды с яблонями и ягодными кустами. В садах часто ставились и ульи. С начала XX в. старинные колоды были вытеснены различными новыми типами рамных ульев (в особенности так называемым тартуским ульем). Однако пчеловодство не получило широкого развития.

На рубеже XIX—XX вв. в крестьянских огородах стали больше са­жать овощей — наряду с капустой и брюквой понемногу и лук, морковь, огурцы и свеклу, а с 1930-х годов помидоры.

С переходом крестьянских хозяйств к капиталистическому товарному производству сельскохозяйственные работы стали более интенсивными и в то же время продуктивными благодаря применению новых орудий труда и методов работы. Новые сельскохозяйственные орудия и машины, однако, не облегчили человеческого труда, они привели главным образом лишь к уменьшению числа занятых в хозяйствах людей. Большинство хозяйств, в особенности мелкие и средние, старались обойтись без наем­ной рабочей силы и нанимали людей со стороны только в крайних слу­чаях в страдную пору. В крупных хозяйствах резко уменьшилось число батраков и батрачек, но зато усилилась их эксплуатация. Особенно уве­личилась физическая нагрузка женщин, поскольку на их плечи, помимо обслуживания домашнего хозяйства, падала в течение года работа во все расширяющемся животноводстве.

В период буржуазной диктатуры сельское хозяйство продолжало развиваться по линии молочного животноводства. В этой области были достигнуты определенные успехи. Заметно выросло число организован­ных на кооперативных началах маслозаводов. Широкий размах получи­ло выращивание беконных свиней. На рынки Западной Европы вывози­лись главным образом масло и бекон. Крупные кулацкие хозяйства дава­ли основную часть сельскохозяйственной продукции страны. Районами товарного сельского хозяйства были центральные и южные области Эсто­нии. Уровень механизации сельского хозяйства в буржуазный период был довольно ограничен. Хотя в Эстонии в 1939 г. насчитывалось 1792 трактора и несколько небольших комбайнов, преобладали все же ма­ленькие машины на конной тяге, например конные грабли, сенокосилки и др. Молотили почти повсеместно молотилками. Сев, сенокос и уборка зерновых производились в бедняцких и большинстве середняцких хозяйств в основном вручную. Часто крестьяне одалживали более совершенные сельскохозяйственные орудия у зажиточных хозяев за отработку.

Восстановление Советской власти в Эстонии в 1940 г. принесло с со­бой в числе других коренных изменений также и преобразование сельско­го хозяйства. Из страны с мелкими капиталистическими хуторскими хо­зяйствами Эстония превратилась в республику с крупным, планомерно развивающимся социалистическим сельскохозяйственным производством.

Успешно начатое в 1940 г. переустройство сельского хозяйства было временно прервано немецко-фашистской оккупацией в 1941—1944 гг. В 1947 г. эстонское крестьянство начало объединяться в колхозы, орга­низация которых стала массовой в 1949 г. В 1950—1951 гг. мелкие кол­хозы объединились в более крупные. Вследствие разбросанности земель­ных угодий эстонские колхозы по площади и числу рабочих рук меньше латышских и литовских.

После коллективизации значительная часть посевных площадей ос­тается под зерновыми, но при этом большое внимание уделяется и кор­мовой базе животноводства. В последние годы в структуре севооборота все большее место занимают пропашные культуры. Удельный вес посе­вов полевых трав и овса уменьшается, тогда как посевы сахарной свек­лы, зерновых (ячмень), а также бобовых культур возрастают. Большие площади в северной части Эстонии занимает картофель.

За время Советской власти в Эстонии внедрен ряд новых кормовых культур: донник (используется и как зеленое удобрение), кормовая ка­пуста, подсолнечник и сахарная свекла. Лен сеют в традиционных районах льноводства на юге Эстонии, где для его обработки имеется несколько фабрик. Овощи выращивают главным образом около больших городов и промышленных центров. Старые традиции овощеводства со­храняются на побережье Чудского озера. В совхозах и колхозах уде­ляется большое внимание садоводству.

Переход к социалистическому крупному хозяйству создал все условия для механизации производственных процессов, что во много раз облег­чило труд работников сельского хозяйства. В первые годы колхозного строительства в Эстонии большую роль сыграли государственные машин­но-тракторные станции. В 1958 г. МТС были реорганизованы в ремонтно- технические станции, а затем заменены районными отделениями «Эст- сельхозтехники». Колхозы теперь располагают собственным тракторным парком и всем нужным сельскохозяйственным инвентарем.

Если в последние годы буржуазной диктатуры один 15-сильный трак­тор приходился на 650 га земли, то в Советской Эстонии в 1962 г.— на 63 га. Из земледельческих работ в 1962 г. обработка земли и сев были механизированы на 100%, уборка зерновых — на 74%, уборка картофе­ля машинами — на 62%.

Электроэнергия в сельском хозяйстве буржуазной Эстонии использо­валась ничтожно мало. В Советской Эстонии проведена широкая электри­фикация сельского хозяйства. К концу 1962 г. электрической энергией были снабжены все совхозы и 94,2% колхозов. Полная электрификация сельского хозяйства в Эстонии завершится в ближайшие годы.

Большое внимание уделяется мелиоративным работам, которые, учи­тывая каменистость и чрезмерную влажность почвы, имеют исключитель­но большое значение. В условиях частной собственности на землю мелио­рация проводилась лишь в весьма ограниченных масштабах. Теперь мелиоративные работы ведутся государственными организациями плано­мерно. В результате работ по землеустройству и мелиорации в ряде райо­нов республики значительно расширилась площадь полей и культурных сенокосов.

Основная отрасль эстонского сельского хозяйства — продуктивное жи­вотноводство, по преимуществу молочное племенное скотоводство и бе­конное свиноводство. В республике развиваются также овцеводство, пуш­ное звероводство, птицеводство и пчеловодство. Значение конной тяги в условиях механизированного сельского хозяйства сильно уменьшилось. Характерной чертой животноводства является обилие племенного скота, который выращивают и для продажи за пределами республики.

Рогатый скот и свиней разводят во всех колхозах, домашнюю птицу и овец — в большинстве. Совхозы, как правило, специализируются на племенном молочном животноводстве, в меньшей степени — на выра­щивании овощей, зерновых, разведении птицы и на пушном зверо­водстве.

Летом общественный скот держат в основном на культивированных выгонах. Практикуется также содержание скота на цепях на отаве кор­мовых трав. Массовое силосование корма (зеленой массы кукурузы, кор­мовых трав, зеленой ржи и других культур) распространилось лишь после коллективизации сельского хозяйства.

Всеобщая электрификация позволяет все больше механизировать тру­доемкие процессы и в животноводстве. С 1961 г. широко внедряется элек­трическое доение коров.

Основным источником доходов колхозников и работников совхозов является ежемесячная денежная оплата труда в коллективном хозяйстве. До конца 50-х годов в колхозах господствовала денежная и натуральная оплата трудодня. Переход к ежемесячному окладу происходит начиная с 1957 г.

Кроме того, каждая колхозная семья имеет приусадебный участок размером 0,15—0,6 га, у работников совхозов — 0,15 га. На приусадеб­ном участке обычно имеются маленький фруктовый сад и огород, где' вы­ращивают картофель и овощи для собственного потребления, часто также травы или зерновые на корм скоту (держат корову с теленком, свиномат­ку с поросятами или две свиньи, несколько овец, десяток кур и часто не­сколько ульев). Для скота, находящегося в личном пользовании колхоз­ников, выделяются пастбища.

Приусадебный участок обрабатывают тягловой силой, нередко и ра­бочим инвентарем колхоза. Обычно в распоряжении колхозника имеется собственный мелкий инвентарь — косы, грабли, вилы, а также традици­онная соха и борона для обработки картофеля на приусадебном участке. С ростом общественного богатства роль личного хозяйства, которое тре­бует от колхозной семьи много забот и времени, постепенно умень­шается.

По сравнению с условиями ведения прежнего единоличного хозяйства колхозный строй принес эстонскому крестьянину несравненно лучшие условия жизни и труда. Рабочий день в коллективном хозяйстве норми­рован. С 1961 г. в совхозах введен 7-часовой рабочий день. На полевых и садовых работах, естественно, сохраняется сезонность работ — летний рабочий день длиннее, чем зимний.

В совхозах и колхозах имеется много специалистов с высшим и сред­ним образованием — агрономы, зоотехники, электрики, комбайнеры, трак­тористы и др. Многие из них — женщины. Примерно три четверти жен­щин заняты в животноводстве (доярки, свинарки, ветсанитарки, лаборант­ки и др.). Мужчины заняты в первую очередь на работах, требующих специальных технических знаний (механизаторы, шоферы и др.) и боль­шей физической силы.

Хотя женщина в колхозе освободилась от многих тяжелых работ на поле и в животноводстве, в целом ее нагрузка еще велика. Помимо труда в коллективном хозяйстве, женщина пока еще ведет домашнее хозяйство, ухаживает за скотом и т. п.

Однако нагрузка женщины заметно уменьшится уже в недалеком будущем. В настоящее время почти во всех совхозах и колхозах есть общественные столовые, детские сады и ясли, которые облегчают до­машний труд женщин.

В наши дни перед работниками сельского хозяйства стоят огромные новые задачи. В ближайшие годы работники эстонского сельского хозяй­ства должны всемерно повышать культуру производства, добиваться мак­симального увеличения продукции на единицу площади путем внедрения новейших достижений агрономии и зоотехнии.

Нет сомнения, что принятый партией и правительством курс на хи­мизацию позволит обеспечить сельское хозяйство Эстонии достаточным количеством удобрений, гербицидов и т. д. Это позволит добиться устой­чивого изобилия всех видов сельскохозяйственной продукции.

Рыболовство охота

Природные условия Эстонии олагоприятны для ры­боловства: длина морской береговой линии дости­гает 3400 км, на территории республики располо-

жены два крупных внутренних водоема —Чудское озеро и оз. Выртсъярв, кроме того, много мелких озер и рек.

В море ловят больше всего салаку и кильку. В многочисленных бух­тах и проливах западного побережья и архипелага массами нерестится салака — основная рыба, добываемая в прибрежных водах Балтики. Со­леная салака в прошлом занимала одно из важнейших мест в пищевом рационе эстонских крестьян. Килька же, главный район лова которой северо-западное побережье, потреблялась по преимуществу городским населением или вывозилась за пределы страны. Третье место в морской ловле занимает камбала, далее следуют треска и угорь; до конца XIX в. крестьяне мало занимались добычей угря, тогда как в настоящее время это один из ценнейших объектов промысла. Из крупных пресноводных рыб промысловое значение имеют сиг, щука, рыбец, судак, лещ, налим. О ловле миног в р. Нарве имеются сведения уже от XIV в. В устьях рек, впадающих в Финский залив, ловят лосося. В Чудском озере вылавлива­ется большое количество ряпушки, снетка, ерша.

До XIII в. прибрежные рыбные угодья принадлежали деревням, на­ходившимся нередко далеко от берега. Сельское население лишь на время путины приходило к морю для коллективного лова рыбы. В XIII в. не­мецкие феодалы захватили рыбные угодья и обложили их податью.

Рыболовство вплоть до XIX в. играло существенную роль в крестьян­ском хозяйстве только некоторых особо благоприятных для этого райо­нов: на побережье Пярнуского залива, северо-востоке и кое-где на север­ном побережье, а также в Причудье. В этих местностях уже в XVI— XVII вв. существовали немногочисленные профессиональные рыбаки

(на Чудском озере главным образом русские), но большая часть улова добывалась крестьянами в порядке побочного сезонного занятия.

Основной лов производился во время весеннего нереста салаки и тра­диционно оканчивался в Иванов день (24 июня). Нередко рыбаки в ве­сеннюю путину отправлялись к отдаленным берегам, где можно было рассчитывать на лучшие уловы. Известны плавания рыбаков Хийумаа в Пярнуский залив и жителей северного побережья на финские острова и шхеры. Причудские рыбаки, вплоть до начала XX в., ходили ловить рыбу на оз. Выртсъярв, а также в Пярнуский и Финский заливы и даже на Ладожское озеро.

Улов мелкой массовой рыбы (салака, ряпушка, ерш) меняли на зер­но, которое привозили на побережье жители внутренних районов. Часто крестьяне прибрежной полосы сами ездили по стране, реализуя рыбу. Эти старые формы меновой торговли в некоторой степени сохранились до конца буржуазного периода. Килька, а также ценные породы рыбы (сиг, судак и др.) уже с начала XIX в. скупались торговцами и рыбопромыш­ленниками. Много эстонской рыбы продавалось в Петербурге.

Орудия рыбной ловли развивались в феодальный период медленно, поэтому до недавнего времени, особенно на внутренних водах, сохраня­лись архаичные способы лова. Наиболее примитивные из них, широко известные по всей Северной Евразии, например ловля в проруби сачком или мережей, глушение рыбы ударами по льду, применялись только при случайном лове. Чаще практиковалось (до 1920-х годов) лучение острогой, как днем, так и ночью, с берега или с лодки.

В эстонских рыболовецких снастях издавна прослеживается сильное русское влияние, так как в силу исторически сложившихся условий у русских рыболовство значительно раньше приняло промысловый харак­тер и рыболовецкая техника вследствие этого развивалась быстрее. Рус­ские приемы и орудия ловли проникали в Эстонию преимущественно че­рез русских рыбаков Причудья. Некоторое, но значительно меньшее влияние имели в северо-западной части страны шведы, на севере же—и финны.

Крючковый лов, известный с глубокой древности, много раз в течение столетий совершенствовался и не утратил значения до сих пор. При зим­ней подледной ловле, преимущественно в водах восточной части Эстонии, применяли сикушу (sikuska). В современной форме она заимствована там, очевидно, у русских. На Чудском озере зимой через проруби ловили нерестящегося налима без насадки на крючок со многими зубьями в виде мутовки (lutsumand). На западе Эстонии, на островах и частью на побе­режье Финского залива распространена оригинальная форма удочки с парным крючком в виде коромыслица (ikeong). До настоящего времени промысловое значение имеет подледная ловля жерлицей (und, русск.— уда).

Древними заградительными снастями в Эстонии были различного ти­па заколы. Еще в 1930-х годах в юго-восточных районах Эстонии в поряд­ке исключения встречался почковидный котец (kaits) из прутяных щитов — снасть, известная на обширных территориях Евразии. На реках Нарве, Пярну и Эмайыги еще в XX в. были известны заколы, за их устьем помещался плоский сетевой мешок с подборами, которые рыбак держал в руках. До сих пор применяются мелкие верши и мережи.

Сетевой лов в Эстонии известен уже с V тысячелетия до н. э. Издавна как на море, так и во внутренних водах ловили рыбу неводом (noot), состоящим из двух крыльев и мотни. Большие салачные невода в неко­торых местах (острова Муху и Кихну) вплоть до начала XX в. изготов­ляли совместно всей деревенской общиной, и лов велся также коллек­тивно. Своеобразный способ лова неводом, сохранившийся до конца XIX в., был известен в северо-восточной части Эстонии в районе глинта, высокого обрывистого берега Финского залива. Руководил ловлей так называемый береговой поп (kallaspapp), который стоял на высоком бере­гу, следя за ходом косяка рыбы, и жестами управлял работой рыбаков.

Из других активных сетевых снастей интересны различные спираль­ные невода и сети на озерах Выртсъярв и Чудском. Своеобразна приме­няемая на оз. Выртсъярв kale — мотня из сети, которую тянут за лодкой. По всей стране широко распространена сеть из трех полотнищ, которая на востоке носит название abar (русск.— обор). В мелких водах использо­вались ловушки с треугольной призматической рамой, на которую натя­нута сеть — лийв (liiv), и состоящая из двух сетевых крыльев «курица» (kuurits). Последняя применяется в восточных районах и, видимо, вос­принята от русских.-

В морском рыболовстве издавна известны ставные, а в северо-запад­ных районах и плавучие сети.

В XVIII—XIX вв. у эстонских берегов ловили рыбу русские артели из Осташкова. У них эстонцы заимствовали более совершенные снасти для ловли в море салаки, кильки и камбалы, а на Чудском озере—снетка, ерша и ряпушки. Широко распространился невод-мутник (muttnoot) рус­ского происхождения, применяемый и по сей день. У мутника сетевые крылья заменены подборами, к которым привязаны пучки соломы и об­рывки сетей. В конце XIX в. русские стали первыми в эстонских водах ловить рыбу глубинными мережами, которые на Чудском озере и на оз. Выртсъярв называются sakol (русск.— закол).

Русские предприниматели положили начало капиталистическому ры­боловству. Уже существовавший ранее килечно-засолочный промысел в районе Таллина— Палдиски они перевели на промышленные рельсы, основав в 1831 г. в Таллине первую консервную фабрику.

Во второй половине XIX в. с развитием капитализма появляются местные скупщики и растет число безземельных и малоземельных рыба­ков, которые подвергались жестокой эксплуатации. Традиционные рыбо­ловецкие коллективы, основанные на совместном труде сельской общины, были вытеснены артелью капиталистического типа, возникшей также по примеру артелей русских рыбаков.

В конце XIX — начале XX в. появились большие глубинные мережи и дешевые фабричные хлопчатобумажные сети, которые постепенно вы­теснили салачные и килечные невода; начали распространяться переме­ты, вошли в употребление парусники с более совершенным такелажем, позволявшим ходить в бейдевинд. В начале XX в. появились первые моторные лодки.

В годы буржуазной диктатуры основная масса рыбаков оставалась по-прежнему самой бедной и угнетенной частью народа. Рыбацкие коопе­ративы не могли существенно улучшить их участь, так как руководящую роль в них играли местные кулаки и владельцы рыболовных судов. Ко­оперативы находились в зависимости от капиталистических банков и крупных предприятий.

После образования буржуазной Эстонской республики нарушились торговые связи с Советской Россией, что затормозило развитие рыбной промышленности в Эстонии, килечно-засолочное производство пошло на убыль. Многие рыбаки оставили свое занятие и пытались найти другой заработок. Только увеличившийся лов ценных пород рыб (судак, угорь, сиг), экспортировавшихся в Западную Европу, до некоторой степени стабилизировал положение эстонского рыболовства.

Расцвет рыболовства и коренное улучшение положения рыбаков на­ступили в советский период. Навсегда исчезли скупщики, нещадно экс­плуатировавшие рыбаков. Рыбакам были предоставлены займы для при­обретения орудий лова, введено страхование жизни и снастей, чего рыба­ки безрезультатно добивались десятки лет, организована государствен­ная закупка рыбы по твердым ценам.

Быстрее, чем другие слои крестьянства, поняли рыбаки преимущества колхозного строя, так как издавна привыкли к коллективному труду. В 1962 г. в республике насчитывалось 55 рыболовецких колхозов. Среди них можно выделить хозяйства трех типов: чисто рыболовецкие (в основ­ном в городах и вблизи них); с подсобным сельскохозяйственным секто­ром и, наконец, такие, где рыбная ловля играет второстепенную роль по сравнению с сельским хозяйством. Более всего колхозов второго типа. Наблюдается общая тенденция к сокращению роли подсобного хозяйства. В большинстве случаев рыбачат мужчины, а женщины работают в поле­водческой бригаде. Часто жены рыбаков являются членами соседних сельскохозяйственных артелей.

Коллективизация позволила гораздо лучше организовать труд рыба­ков и оснастить рыболовство новой техникой. Большую роль в этом сыг­рали МРС (моторно-рыболовецкие станции).

Значительные сдвиги в эстонском морском рыболовстве произошли в свя­зи со снабжением рыболовецких колхозов в начале 50-х годов ставными не­водами — какуамами. В результате этого резко увеличились уловы. В 1954 г. улов на каждого рыбака составлял в среднем 95 ц, тогда как в 1949 г.— лишь 46 ц. В районах лова угря растет количество больших угревых мереж — боттенгарнов. Колхозы снабжены надежными в мор­ских условиях моторными лодками.

В последние годы увеличилось число используемых колхозами траль­щиков и расширилась траловая ловля, которая была неизвестна в буржу­азной Эстонии, а сейчас представляет собой основное направление разви­тия рыболовства. Тральщики позволяют расширить районы лова до открытого моря и океана, ликвидировать сезонность лова и с течением времени окончательно отделят рыболовство от сельского хозяйства.

С ростом производительности труда возросли и доходы колхозников. Уже в 1949 г. годовой доход рыбака в лучших колхозах составлял 10—12 тыс. руб. (в старом масштабе цен), а в 1961 г.— средний по всем колхозам уже 1321 руб. (в новом масштабе). С ростом доходов поднялся уровень материального благосостояния рыбаков. Обычными в рыбацкой деревне стали мотоциклы, легковые автомашины, телевизоры и т. д.

Изменился и духовный облик рыбаков. Это не прежние придавленные экономической, нуждой, необразованные, опутанные предрассудками кре­стьяне, а люди, сознательно покоряющие силы природы. В освоении водных богатств рыбакам помогает передовая советская наука. Для них организуются специальные курсы повышения знаний, их посылают в рыболовецкие школы. Особенно способствовало распространению среди рыбаков технических знаний расширение тралового лова, который тре­бует множества квалифицированных мотористов, штурманов, радистов, техников лова и т. д.

Меняется и внешний облик рыболовецких колхозов. Строятся новые современные дома, клубы, стадионы. На побережье создаются новые производственные центры, где в одном комплексе сочетаются причал, механизированный рыбоприемный пункт, засолочные сараи, холодиль­ник, большие сараи для снастей, мастерские и т. д. Колхозные причалы принимают все более индустриальный облик.

Старые малопродуктивные методы лова рыбы и снасти сохраняются лишь кое-где в мелких внутренних водоемах у рыбаков-любителей. По­следние объединены в спортивные общества, которые регулируют эксплуа­тацию запасов рыбы в мелких водоемах, борются против хищнического лова, организуют собрания и соревнования спортсменов-рыболовов и т. п. Для защиты рыбных богатств создана соответствующая инспекция.

Леса Эстонии давно бедны промысловыми животными и поэтому охота не имеет хозяйственного значения. Захватив в числе общинных угодий и леса, феодалы сделали охоту своей привилегией. Эстонские крестьяне до Октябрьской революции могли заниматься по существу только браконь­ерством. Им запрещалось ставить снасти и ловушки, а также иметь охот­ничьи ружья и собак. Естественно, что при таких обстоятельствах кре­стьяне пользовались небольшими малозаметными снастями типа сетей, маленьких ловушек, петель и т. п.

До середины XIX в. применялось ружье с кремневым замком. Пули крестьяне отливали сами, причем свинец зачастую воровали из оконных рам в мызах. В XIX в. ружье оттеснило на задний план все другие спо­собы охоты. Только в северо-восточных и юго-западных богатых лесами районах еще в конце XIX в. пользовались волчьими и оленьими ямами, различными ловушками и снастями. Птиц ловили на намоченное в алко­голе зерно. Для подманивания пользовались чучелами и манками.

В наши дни охотой занимаются только любители, объединенные в спортивные общества. В послевоенные годы в леса республики пущено несколько новых пород пушных зверей. Ряд полезных и редких живот­ных взят под государственную охрану. На некоторых островах (Сааремаа, Хийумаа и в особенности на расположенных в Рижском заливе Кихну и Рухну) в прошлом хозяйственное значение имел тюлений промысел. Тюленей били в основном из-за шкуры и жира, который продавали и ме­няли на зерно. Основными рынками сбыта тюленьего жира были в старину Швеция, позже г. Пярну, а начиная с прошлого века — Рига и Петер­бург. Тюленье мясо ели только в семьях самих охотников.

В годы буржуазной республики тюлений промысел в значительной мере уменьшился из-за сокращения рынка сбыта. В настоящее время так­же промышляют тюленя очень мало, только в интересах защиты рыбных запасов. Государством установлены премии за убитых тюленей.

Другие промыслы и отходничество, столь характерные в прошлом для соседних русских областей, в Эстонии, в особенности в ее централь­ных сельскохозяйственных районах, существенного значения не имели. Заметное место занимали они лишь в низменных частях страны, главным образом на Сааремаа и Хийумаа, а также в Причудье, где сельское хозяйство было менее доходным. Подсобные занятия стали развиваться с возникновением капиталистического хозяйства.

На островах многие мужчины уходили на работу на торговые суда или в города и мызы материковой части страны. Особенно славились на ма­терике сааремааские прокладчики мелиоративных канав. Летнее отход­ничество было характерно и для сету, которые ходили на сезонные ра­боты на южноэстонские мызы и крупные хутора.

В лесистых малоплодородных районах, особенно в Алутагузе, на се­вер от Чудского озера и в бассейне р. Пярну на юго-западе Эстонии, нема­ловажную роль в хозяйственной жизни местных крестьян играли лесные промыслы, в первую очередь лесоразработки, вывоз и сплав лесоматериа­лов, а также дегте- и смолокурение, углежжение и т. д.

В связи с развитием лесной промышленности, пароходства и т. д. боль­шая часть названных подсобных промыслов исчезла уже в первой поло­вине XX в. Известное значение для местного сельского населения имеют теперь только лесозаготовки, уже почти полностью механизированные.