Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 10, октябрь 2015

•Почему суды не признают требования конкурсного кредитора на основании статьи 70 АПК РФ

•В каких случаях неявка в суд будет расцениваться как признание иска

Соглашения о фактических обстоятельствах зачастую используются сторонами арбитражных споров в качестве подтверждения тех или иных обстоятельств и фактов. Во многих случаях это позволяет значительно упростить и ускорить процесс разбирательства. Между тем далеко не всегда суды безоговорочно принимают такие соглашения в качестве доказательства. Поэтому прежде чем прибегнуть к данному способу представления доказательств, сторонам важно тщательно проанализировать позиции судов в отношении подобных заявлений по соответствующим категориям споров.

Суд не примет признание сторон, если оно не подтверждается фактическими обстоятельствами дела

В гражданской процессуальной науке относительно давно высказано мнение, что признание относится к числу наиболее спорных институтов гражданского процесса.

Предметом признания могут быть:

1) отдельные фактические обстоятельства,

2) иски, 3) юридические отношения, подвергаемые исследованию в процессе1.

Таким образом, к числу отдельных элементов института признания относятся соглашения по фактическим обстоятельствам.

При этом соглашения сторон о фактических обстоятельствах (в частности, о фактическом неполучении суммы денежных средств по договору, о совершении притворной сделки), которые подлежат исследованию судом при рассмотрении требований о признании договора недействительным, не утверждаются арбитражным судом.

Так, в одном деле индивидуальный предприниматель обратился в арбитражный суд с иском к обществу о признании недействительными (ничтожными) договоров купли-продажи и дарения акций закрытого акционерного общества (далее — ЗАО).

Суд первой инстанции удовлетворил исковые требования. Однако суды вышестоящих инстанций не согласились с позицией нижестоящего суда и отказали в удовлетворении исковых требований.

Оценивая соглашение о фактических обстоятельствах по правилам ч. 2 ст. 70 АПК РФ, суды признали, что в соглашении дана оценка доказательствам, которые подлежат исследованию в рамках заявленных требований о признании договора недействительным. В частности, указания сторон на то, что расписка истца в договоре купли-продажи акций о получении истцом суммы денежных средств не соответствует действительности, а договор совершен сторонами с целью прикрыть другую сделку, не могут рассматриваться в качестве соглашения по фактическим обстоятельствам.

В соответствии с положениями ст. 166 ГК РФ, а также разъяснениями пленумов ВС РФ и ВАС РФ, изложенными в п. 32 постановления от 01.07.1996 № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», признание сделки недействительной производится непосредственно судом. Исходя из положений ст. 71 АПК РФ, оценка доказательств осуществляется только судом по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном, объективном и непосредственном исследовании имеющихся в деле доказательств.

Самостоятельная квалификация сторонами в соглашении договора купли-продажи как безвозмездного обязательства, равно как признание притворного характера этого договора, может быть рассмотрено как признание сторонами его недействительным, в том числе на момент подписания.

Арбитражный суд не принимает признание стороной обстоятельств, если располагает доказательствами, дающими основание полагать, что признание совершено в целях сокрытия определенных фактов или под влиянием обмана, насилия, угрозы, заблуждения, на что арбитражный суд указывает в протоколе судебного заседания (ч. 4 ст. 70 АПК РФ).

Обстоятельств, свидетельствующих о притворности договора купли-продажи акций, суды не установили. Напротив, материалы дела свидетельствовали об обратном — об обстоятельствах, на которые стороны ссылаются в соглашении о фактических обстоятельствах, им было известно на момент подписания данного договора. При этом ответчик (общество) являлось акционером ЗАО, принимало участие в проведении общих собраний, что априори опровергает признанные сторонами факты в соглашении (постановление ФАС Уральского округа от 25.10.2013 по делу № А34-469/2013).

требований кредитора для включения их в реестр

Нередко соглашения о фактических обстоятельствах заключаются в делах о банкротстве.

При этом в силу публично-правового характера института банкротства требования конкурсного кредитора не могут быть признаны лишь со ссылкой на положения ст. 70 АПК РФ. Исходя из особенностей законодательства о несостоятельности (банкротстве), арбитражный суд должен проверять обоснованность заявленного требования конкурсного кредитора и наличие оснований для включения его в реестр требований кредиторов.

Так, в одном деле общество обратилось в арбитражный суд с заявлением о включении его требований в реестр требований должника. Суды первой и апелляционной инстанций удовлетворили требования общества и включили его требования в третью очередь реестра требований кредиторов должника.

Однако кассационный суд данные судебные акты отменил, указав следующее.

Исходя из положений ст. 223 АПК РФ, дела о несостоятельности (банкротстве) рассматриваются арбитражным судом по правилам, предусмотренным данным Кодексом, с особенностями, установленными федеральными законами, регулирующими вопросы несостоятельности (банкротства).

В статье 70 АПК РФ обозначено, что признанные сторонами в результате достигнутого ими соглашения обстоятельства принимаются арбитражным судом в качестве фактов, не требующих дальнейшего доказывания. Признание стороной обстоятельств, на которых другая сторона обосновывает свои требования и возражения, освобождает другую сторону от необходимости доказывания таких обстоятельств.

Из содержания приведенных норм процессуального законодательства следует, что соглашения о фактических обстоятельствах заключаются между сторонами в рамках стандартного искового производства.

В свою очередь установление размера требований кредиторов регулируется законодательством о банкротстве (в частности, ст. ст. 71, 100 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»; далее — Закон № 127-ФЗ), что предполагает как проверку обоснованности соответствующих требований кредиторов, так и доказательств уведомления других кредиторов о предъявлении таких требований.

Как неоднократно указывал Конституционный суд РФ, обеспечение гарантии баланса прав и законных интересов лиц, участвующих в деле о банкротстве, является публично-правовой целью института банкротства. Достижение данной цели призван обеспечивать арбитражный управляющий, утверждаемый судом и для проведения процедур банкротства наделяемый полномочиями, которые в значительной степени носят публично-правовой характер: он обязан принимать меры по защите имущества должника, анализировать финансовое состояние должника и т. д., действуя добросовестно и разумно в интересах должника, кредиторов и общества.

Процедуры банкротства носят публично-правовой характер, они предполагают принуждение меньшинства кредиторов большинством, а потому, вследствие невозможности выработки единого мнения иным образом, воля сторон формируется по другим, отличным от искового производства принципам: в силу различных, зачастую диаметрально противоположных интересов лиц, участвующих в деле о банкротстве, законодатель должен гарантировать баланс их прав и законных интересов, что, собственно, и является публично-правовой целью института банкротства (постановления КС РФ от 22.07.2002 № 14-П, от 19.12.2005 № 12-П).

Таким образом, при рассмотрении требований конкурсных кредиторов арбитражный суд не может их удовлетворить, ограничившись только ссылкой на положения ст. 70 АПК РФ. В силу требований Закона № 127-ФЗ, обладающего особым характером, арбитражному суду в любом случае следует проверять обоснованность заявленного требования и наличие оснований для включения его в реестр требований кредиторов (постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 22.07.2011 по делу № А53-1471/2009).

Квалификация неявки ответчика как признания иска нарушает принцип формальной истины

В силу ч. 6 ст. 121 АПК РФ лица, участвующие в деле, после возбуждения производства по делу самостоятельно предпринимают меры по получению информации о движении дела с использованием любых источников такой информации и любых средств связи.

Согласно указанной норме лица, участвующие в деле, несут риск наступления неблагоприятных последствий в результате непринятия мер по получению информации о движении дела, если суд располагает информацией о том, что указанные лица, надлежащим образом извещены о начавшемся процессе.

Подобное процессуальное правило позволяет интерпретировать положения ч. 3.1 ст. 70 АПК РФ в пользу одной из сторон (истца) в

случае пассивного участия другой стороны (ответчика) в арбитражном процессе: отказ от получения копии судебного акта, неявка адресата за получением копии судебного акта, отсутствие адресата по юридическому адресу, непринятие мер по получению информации по движению дела. В рассматриваемой ситуации надлежащим образом уведомленный о слушании дела ответчик фактические обстоятельства не оспаривает, его несогласие с такими обстоятельствами не вытекает из иных доказательств по делу.

Следует отметить, что существует и иная процессуальная позиция. В рассматриваемой ситуации ответчик ограничен в возможности представить свои возражения по иску и доказательства в их защиту, поскольку, несмотря на надлежащее извещение о начавшемся арбитражном процессе, реально не обладает информацией о существе спора.

Исходя из положений ст. 9 АПК РФ, судопроизводство в арбитражном суде осуществляется на основе состязательности. Каждому лицу, участвующему в деле, гарантируется право представлять доказательства арбитражному суду и другой стороне по делу, обеспечивается возможность заявлять ходатайства, высказывать доводы и объяснения по всем возникающим в ходе рассмотрения дела вопросам, связанным с представлением доказательств.

Одним из важных принципов процесса является принцип юридической истины, сущность которого проявляется в соблюдении положений ст.ст. 7, 8, 9, 10, 65, 66 АПК РФ. Иногда в теории арбитражного процесса данный принцип именуется принципом формальной истины, содержание которого сводится к полному выяснению обстоятельств, послуживших причиной возникновения материального конфликта между сторонами.

Поскольку такого выяснения обстоятельств в случае непредставления доказательств одной из сторон не происходит, то вынесенный судебный акт обладает признаками «формальной недостоверности».

Неявка в суд может рассматриваться как признание исковых требований

Примечательно, что неоднократная неявка в судебные заседания участников арбитражного процесса, а также непредставление ими доказательств и возражений по существу заявленных требований могут быть расценены судом в качестве соглашения о фактическом признании исковых требований.

Так, в одном из рассмотренных дел Десятый арбитражный апелляционный суд, в частности, указал следущее.

Частью 2 ст. 9 АПК РФ установлено, что лица, участвующие в деле, несут риск наступления последствий совершения или несовершения ими процессуальных действий.При этом обстоятельства, на которые ссылается сторона в обоснование своих требований и возражений, считаются признанными другой стороной, если они ею прямо не оспорены или несогласие с такими обстоятельствами не вытекает из иных доказательств, обосновывающих представленные возражения относительно существа заявленных требований (ч. 3.1 ст. 70 АПК РФ).

Однако в нарушение данных норм администрация не представила доказательств, опровергающих изложенные в акте проверки выводы о наличии нарушений в использовании полученных субсидий и предоставлении отчетности. Кроме того, она не представила доказательств, подтверждающих правомерность расходования полученных денежных средств и надлежащее исполнение обязательств в рамках рассматриваемых договоров. Администрация не оспорила наличие задолженности и ее размер и не представила мотивированного отзыва с возражениями на заявленные истцом требования, в связи с чем в силу ч. 3.1 ст. 70 АПК РФ задолженность администрации считается признанной (постановление от 25.04.2014 по делу № А41-61427/13).

С относительной вариабельностью предмета исковых требований при схожих фактических обстоятельствах рассмотрения арбитражных дел аналогичные процессуальные выводы сделали арбитражные суды различных регионов и в иных случаях (постановления Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 26.07.2011 по делу № А56-8821/2011, от 06.03.2012 по делу № А56-17369/2009, Десятого арбитражного апелляционного суда от 02.12.2013 по делу № А41-32980/13, от 20.01.2015 по делу № А41-43052/14, Девятого арбитражного апелляционного суда от 11.03.2015 по делу № 09-АП-1470/15-ГК; решение Арбитражного суда Иркутской области от 22.10.2013 по делу № А19-11983/2013).

Подобная практика основана на позиции о признании ответчиком обстоятельств, на которые ссылался истец в обоснование своих требований. Это относится даже к тем случаям, когда ответчик не получил определение на дату судебного разбирательства по юридическому адресу (отказ от получения копии судебного акта, адресат не явился за получением копии судебного акта, адресат отсутствует по юридическому адресу, другие случаи надлежащего извещения) и соответственно не явился ни на одно заседание суда, не направил в суд каких-либо возражений по иску, не оспорил представленные истцом доказательства, иным образом не выразил несогласие с фактическими обстоятельствами дела.

Непредставление доказательств в обоснование возражений является диспозитивным правом, согласно которому заинтересованные в исходе дела лица самостоятельно распоряжаются принадлежащими им субъективными материальными правами и процессуальными средствами их защиты.

См.: Васьковский Е. В. Значение признания в гражданском процессе // Сборник статей по

гражданскому и торговому праву. М.: Статут, 2005. С. 110.

СУДОПРОИЗВОДСТВО

Договор предусматривает разрешение спора в Азиатском арбитраже. Какие преимущества получит российская сторона

Римма Малинская

Руководитель группы Практики разрешения споров Goltsblat BLP

Кент Филипс

Партнер, руководитель Практики международного арбитража BLP

•В чем особенности арбитражного разбирательства в Азии

•Какие риски важно учесть, обращаясь в конкретный арбитражный центр

•В чем преимущества рассмотрения спора в Сингапуре

Международные споры с российским участием регулярно рассматриваются в ведущих арбитражных центрах за пределами России. Иногда на нейтральной площадке настаивают иностранные контрагенты, и исторически сложилось так, что Лондон, Париж и Стокгольм пользуются при этом особой популярностью. А иногда российские компании сами предпочитают передавать споры в эти центры арбитража, признавая их авторитет. Как бы то ни было, для российских участников сейчас самое время серьезно задуматься о возможности воспользоваться преимуществами растущей конкуренции среди арбитражных центров в мире, выбирая площадку для арбитражного разбирательства за пределами Европы, а то и рассмотреть другие институты для разрешения споров, например Международный коммерческий суд Сингапура (SICC). В связи с различиями в системах законодательства и права может оказаться, что у этих центров есть определенные сравнительные преимущества. Кроме того, существует еще и проблема, связанная с введением экономических санкций Евросоюзом и США. А результаты рассмотрения некоторых резонансных споров в английских судах позволяют говорить о том, что российские участники уже не испытывают былого абсолютного доверия к английской правовой системе.

Основные азиатские площадки характеризуются независимыми судами и опытными арбитрами

Арбитражные центры Азии, особенно Сингапур и Гонконг, представляют собой достойную альтернативу традиционным арбитражным центрам Европы. Различные статистические данные свидетельствуют о том, что за прошедшие 5 лет азиатские центры арбитража стали более популярными среди участников международных споров. Например, по данным статистики Международной торговой палаты, Сингапур занимает третье место в рейтинге самых популярных мест проведения арбитражных разбирательств (уступая Лондону и Парижу), а Международный арбитражный центр Сингапура (SIAC) является четвертым по популярности международным арбитражным центром (после Лондонского международного третейского суда (LCIA), Международной торговой палаты (ICC) и Международного центра разрешения споров (ICDR)).

В основе успеха Гонконга и Сингапура лежит целый ряд факторов, при этом некоторые из них характерны для обоих центров: верховенство права и поддерживающие его справедливые, нейтральные и независимые суды. Неслучайно обе площадки пользуются большим авторитетом у участников коммерческих споров: Гонконг является четвертой из 148 стран по уровню судебной независимости, а Сингапур занимает седьмое место среди 175 стран в рейтинге «Индекс восприятия коррупции 2014» по версии Transparency International. Они выигрывают за счет своих главных преимуществ — справедливости и эффективности, которых недостает судебным институтам в других частях Азии, где участники коммерческих споров испытывают в связи с этим практические затруднения.

Большим плюсом является также то, что и Сингапур, и Гонконг унаследовали английскую правовую систему, при этом их национальное законодательство базируется на принципах общего права и в целом следует нормам английского права. Международным компаниям удобно использовать английское право в качестве материального права, регулирующего отношения сторон по договору. Кроме того, в Сингапуре большинство опытных специалистов в сфере арбитражных разбирательств обязательно имели опыт работы с континентальным правом, в частности, с законодательством, которое действует в Индонезии, и в основе которого лежат гражданские кодексы Нидерландов.

Обе страны давно подписали Нью-Йоркскую конвенцию, возможность исполнения которой подкреплена арбитражным законодательством, основанном на Типовом законе о международном

поддержку арбитража. Еще одно преимущество Гонконга (с HKIAC) и Сингапура (с SIAC) — наличие собственных арбитражных институтов, которые способствуют укреплению репутации Азии как полноценного арбитражного форума. Данные институты активно позиционируют себя в ключевых юрисдикциях и регулярно принимают участие в образовательных и обучающих тренингах в странах, которые пользуются их услугами. В списки арбитров HKIAC и SIAC входит ряд ведущих мировых арбитров. Другие широко известные в мире специалисты в области арбитража успешно работают в их органах управления. Так, новым Президентом Арбитражного суда при SIAC был недавно назначен Гари Борн.

Сингапур и Гонконг открыли свои юридические рынки иностранным юридическим фирмам для ведения международных арбитражных разбирательств. В обеих странах работает целый ряд юристов, среди которых как местные, так и международные специалисты. Этим центрам удалось привлечь профессионалов высокого класса из Европы, Австралии, Новой Зеландии, США, а также из самой Азии, готовых не просто поработать в данном регионе, как раньше, а остаться здесь надолго. Такие юристы чаще всего специализируются именно на арбитражных спорах. В этом явно прослеживаются параллели с Лондоном и Парижем. Оба центра также привлекают опытных специалистов по арбитражным делам, приезжающих из других азиатских и европейских арбитражных центров (в частности из Лондона).

Азиатские арбитражные центры являются нейтральной площадкой для российских компаний

В рамках практических рекомендаций для российских участников, которые еще не определились, стоит ли им сделать выбор в пользу арбитражных центров Азии, можно отметить расположение этих площадок. В современных условиях глобальной взаимосвязанности это может показаться несущественным. Однако если большая часть потенциальных свидетелей или экспертов или собственная команда юристов находится в Сибири или на Дальнем Востоке, то можно значительно сократить расходы на перелеты к месту рассмотрения спора, выбрав для этого площадку поближе к Азии.

Удобное расположение арбитражных центров — важное преимущество, но не единственное.

Ввиду изменений в геополитическом ландшафте арбитражные центры в Азии являются надежной и удобной альтернативой для российских участников, даже для тех, кому территориальная удаленность от Азии не позволит сэкономить на транспортных расходах.

Как известно, азиатские страны, за исключением Японии, не поддержали санкции ЕС и США в отношении России и не вводили своих собственных. Поэтому данные государства являются для российских участников абсолютно нейтральной площадкой. В частности, выбор Сингапура в качестве места проведения арбитражного разбирательства как минимум уменьшает вероятность трактовки санкций ЕС и США в качестве императивных норм места разрешения спора, которые должны применяться независимо от применимого права.

Кроме того, английский язык, который так широко распространен и принят в качестве универсального способа общения в российской бизнес-среде, является одним из официальных языков в Сингапуре и Гонконге. Соответственно особых языковых трудностей для российских участников в азиатских центрах арбитража возникнуть не должно. В любом случае стороны всегда могут выбрать и русский язык в качестве языка арбитражного разбирательства.

Общепризнанными преимуществами Сингапура и Гонконга являются соблюдение принципа верховенства права и поддержка арбитражного процесса со стороны судебной системы.

Процессуальные нормы SIAC и HKIAC покажутся знакомыми тем, кто соприкасался с регламентами европейских арбитражных центров. Многие специалисты в области арбитражных разбирательств положительно отзываются о судебной системе в Сингапуре и Гонконге, отмечая ее независимость, как это сделал, например, Лорд Хоффманн в своей декабрьской речи во время официального обеда на семинаре в Гонконге.

По сути, сейчас SIAC и HKIAC обеспечивают участникам арбитражного процесса возможность выбирать русскоговорящих арбитров и секретарей и даже проводить разбирательства по регламенту на русском языке.

Все это, а также другие преимущества наиболее популярных азиатских центров арбитража позволяют им стать достаточно привлекательной альтернативой для российских участников: то же качество ведения арбитражных разбирательств без риска санкций.

При всем этом российским участникам споров следует изучить особенности арбитражного центра, в который они намерены обратиться.

Это необходимо для того, чтобы избежать любых неожиданных неприятных сюрпризов, связанных с арбитражным процессом. Например, если стороны договорились о разрешении споров в КНР, но прямо не согласовали язык арбитражного разбирательства, то языком такого разбирательства будет китайский, даже если в деле нет ни одной стороны из Китая. Это приведет, с одной

разбирательства, а с другой — ограничит участников в выборе арбитров.

У каждого центра арбитража имеются свои собственные правовые традиции и своя специфика, что может повлиять на ход арбитражного производства самым неожиданным образом. Все эти нюансы необходимо учитывать при составлении юридически действительной арбитражной оговорки и выборе подходящей площадки для разрешения разногласий.

Учитывая вышесказанное, юристы-консультанты, находящиеся в стране, где будет рассматриваться арбитражный спор, или имеющие опыт ведения разбирательств в соответствующем арбитражном центре, обязательно помогут минимизировать любые риски, возникающие из-за различий в правовых традициях и процедурах.

Преимущества рассмотрения споров в Сингапуре

Сингапур, пожалуй, одна из самых глобализированных стран в регионе с точки зрения широты возможностей, открытых для компаний, деятельность которых никак не связана с Сингапуром. Данный центр работает на несколько юрисдикций, и его часто выбирают в качестве места разрешения споров как альтернативу судам в Индии, где проволочки в судопроизводстве (в частности на стадии апелляции) вызывают самую серьезную обеспокоенность. Несмотря на недавние положительные изменения, иностранные участники неохотно выбирают Индию в качестве площадки для ведения арбитражного разбирательства, что тоже играет на руку Сингапуру.

Арбитражное законодательство, основанное на Типовом законе (гл. 143 Закона о международном арбитраже — IAA), постоянно обновляется с учетом последних изменений в области международного арбитража и поправок, вносимых в регламенты арбитражных институтов. Так, после введения положений о назначении чрезвычайного арбитра в арбитражный регламент SIAC, в IAA было изменено определение понятия «арбитражный суд» с тем, чтобы оно охватывало решения, вынесенные чрезвычайным арбитром. Это было сделано с целью урегулирования любых возможных сомнений, связанных с принудительным исполнением таких решений.

SIAC — всего лишь один из институтов, которыми располагает Сингапур. Свой офис имеется здесь у ICC, хотя арбитражные разбирательства там не проводятся. В Сингапуре также представлен Международный центр разрешения споров Американской арбитражной ассоциации и такие специализированные институты, как Морская арбитражная палата Сингапура и Всемирная организация интеллектуальной собственности. По-прежнему часто используется арбитраж ad hoc. Государство активно поддерживает развитие Сингапура в качестве арбитражного центра. Отличные возможности для участников споров предлагает специально выделенный для ведения арбитражных разбирательств комплекс Maxwell Chambers. Многое делается для того, чтобы обеспечить стороны, рассматривающие возможность разбирательства в Сингапуре, полным набором правовых инструментов для разрешения споров. Для этого специально создан Международный центр медиации Сингапура (SIMC) — новый институт с великолепным регламентом, предназначенный для разрешения международных коммерческих споров.

Еще одно нововведение — Международный коммерческий суд Сингапура (SICC) — новое подразделение Высокого суда Сингапура с авторитетным составом суда, включающим международных судей. В SICC имеется свой собственный регламент, содержащий положения о раскрытии документов, а также процедуры, в рамках которых используется передовой опыт в области ведения судебных разбирательств в мире. Кроме того, участники спора могут воспользоваться преимуществами гибкого подхода, которым характеризуется SICC и который так знаком специалистам по ведению международных арбитражных разбирательств.

SICC рассматривает дела в том месте, о котором договорятся стороны, либо там, куда дело передается местным подразделением суда при соблюдении определенных критериев. Преимущество разрешения международных споров в SICC по сравнению с арбитражным судом заключается в рассмотрении дел с множественностью лиц (multi-party arbitration), что снимает проблему отсутствия четких положений об объединении (совместном рассмотрении) исков в текущем регламенте SIAC и IAA.

На данный момент несколько дел из внутренних судов Сингапура уже было передано в SICC, и в дальнейшем работа по пересмотру процедур и регламента SICC будет продолжена, как только по данным предварительным делам будут вынесены решения.

Однако все еще остаются нерешенными вопросы, связанные с принудительным исполнением решений SICC, которые не пользуются преимуществами арбитражных решений по Нью-Йоркской конвенции. Ведется работа по улучшению механизма обеспечения исполнения таких решений, в том числе, посредством присоединения Сингапура к Гаагской конвенции 2005 года о соглашениях о выборе суда.

В то же время создание SICC свидетельствует о стремлении привлечь стороны и рассматривать дела, которые не имеют связи с Сингапуром, следуя примеру Коммерческого суда Англии, особенно применительно к делам с российским участием.

Азии могут предложить все преимущества, которые имеются при разрешении споров в Европе, а в некоторых случаях даже большие по сравнению с европейскими площадками, сведя при этом к минимуму неудобства. Как правило, эти неудобства связаны с географической удаленностью от центральной России и наличием меньшего количества русскоговорящих жителей. Однако данные недостатки могут быть преувеличены.

Сингапур и Гонконг, а также их арбитражные центры предлагают качественно новый уровень мышления и развития в рамках международного арбитража, внедряя в Азии ключевые инновации в области арбитражного процесса. Обе площадки являются сегодня полноценной и достойной альтернативой Лондону, Парижу, Стокгольму и другим европейским центрам. Они выигрывают за счет таких своих преимуществ, как верховенство права, нейтральная и независимая судебная система, традиционно уважающая стремление сторон разрешать свои разногласия в арбитраже, надежная законодательная база, прогрессивные институты, имеющие опыт продвижения идеи арбитража как альтернативы судебному процессу, возможность выбора соответствующих специалистов (как местных, так и европейских), благоприятная инфраструктура для ведения арбитражного спора, а также возможность выбора языка. Гонконг отличается большим количеством рассматриваемых дел, в то время как Сингапур развивается более ускоренными темпами. Другие арбитражные центры Азии не сильно отстают от лидеров. В частности, стоит присмотреться к Китаю, который в последнее время демонстрирует благоприятные изменения, но все еще не так привлекателен для компаний, деятельность которых не связана с Китаем.

В то время как российские участники вынуждены искать альтернативные площадки в мире для разрешения споров (и уже, возможно, озаботились этим поиском), арбитражные центры Азии предлагают для этого реальные возможности.

Преимущества рассмотрения споров в Гонконге

В Гонконге арбитражное законодательство основано на Типовом законе, и оно постоянно обновляется с учетом современных потребностей международного арбитража. В стране имеется собственный арбитражный институт — HKIAC, который был создан в 1985 году. Он выполняет функции назначающего органа по национальному арбитражному законодательству — Арбитражному закону 2013 года.

В последние годы зафиксирован рост числа обращений в HKIAC, несмотря на значительное увеличение количества арбитражных институтов в континентальном Китае. Судя по некоторым ключевым изменениям, внесенным в самую последнюю редакцию его регламента (2013 год), HKIAC является одним из наиболее инновационных институтов, важнейшим подтверждением чего являются положения, связанные с ведением арбитражных разбирательств дел с множественностью лиц (multi-party arbitration). Данный центр также отличает не слишком жесткий подход к администрированию в отличие, скажем, от Китайской международной экономической и торговой арбитражной комиссии (CIETAC) с централизованной системой контроля или ICC с обязательной проверкой всех арбитражных решений до их вынесения и утверждения. Весьма комфортно чувствует себя в Гонконге ICC, проводя арбитражные разбирательства в соответствии с тем же регламентом, по которому она работает на других площадках. CIETAC открыла подкомиссию в Гонконге, к деятельности которой применяется действующее в Гонконге процессуальное право. Арбитражные разбирательства ad hoc (часть из которых подчиняется арбитражному регламенту ЮНСИТРАЛ) являются обычной практикой и хорошо известны тем, кто привык к урегулированию споров в арбитражном порядке в Лондоне.

Более того, суды Гонконга постоянны в своем благосклонном отношении к идее передачи споров в международный арбитраж. Гонконг традиционно является популярным местом для разрешения споров в области строительства и сырьевом секторе. Однако категории споров, рассматриваемых сейчас в Гонконге, значительно шире: 47% дел за 2013 год характеризуются как «коммерческие», а оставшиеся 27% — как «корпоративные». Являясь для большинства иностранных компаний воротами в материковый Китай, Гонконг превратился в транснациональный центр для рассмотрения международных споров, даже если в общем объеме рассматриваемых дел по-прежнему ощущается некоторый уклон в сторону споров, связанных с материковым Китаем. Бытует мнение, что для тех, кто ведет там свою деятельность, Гонконг не является нейтральной площадкой, но это не соответствует действительности.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Договор купли-продажи оказался недействительным. Как произвести реституцию, если состояние вещи изменилось

Татьяна Сергеевна Любарская

слушатель РШЧП

•Кто несет риск ухудшения вещи, если договор расторгнут не по вине сторон

•Сможет ли покупатель возместить стоимость улучшения приобретенной вещи

•На какой момент определяется стоимость имущества при его гибели

При реституции стороны должны вернуться в состояние, существовавшее на момент совершения

сделки. Вместе с тем возврат в первоначальное состояние не всегда возможен, поскольку переданное имущество может, например, претерпеть существенные изменения, как в сторону улучшения, так и ухудшения. В связи с этим просто обмен сторонами полученного по недействительной сделке не может рассматриваться в качестве надлежащего правового результата реституции. При применении последствий недействительности сделки или последствий расторжения договора необходимо каждый раз с учетом фактических обстоятельств исследовать вопрос о том, будет ли соблюден баланс интересов каждой из сторон, если стороны просто вернут друг другу все полученное. Как показывает практика, в случае передачи по договору индивидуально-определенной вещи простой обмен такого баланса не обеспечивает ввиду изменения состояния вещи.

Реституционное требование может являться как кондикционным, так и виндикационным

В юридической литературе высказывается точка зрения, согласно которой под реституцией следует понимать не только последствия недействительности сделок, но и последствия расторжения договора. Действительно, именно реституция по расторгнутым сделкам известна праву большинства иностранных правопорядков.

Так, во французских источниках прямо указывается, что расторжение по своим последствиям равнозначно недействительности и в качестве последствия и первого, и второго называется реституция.

В английском праве под понятие реституции также подпадает возврат предоставленного по сделке, расторгнутой в связи с ее нарушением. Однако такая реституция характеризуется целым рядом особенностей. В немецком праве при расторжении договора возврат исполненного осуществляется на основании специального реституционного требования1.

В отечественной науке позицию о том, что требование о возврате исполненного при расторжении договора следует отнести к особому реституционному способу защиты прав кредитора, высказывал в своих работах А. Г. Карапетов2. По сути, аналогичного взгляда придерживается и С. В. Сарбаш, который определяет правовую природу требования о возврате предоплаты как реституционную, «ибо целью этого института является возвращение сторон в первоначальное положение»3.

Реституцию как последствие именно недействительности сделок можно отнести к специфической черте российского гражданского права. Впервые в отечественном законодательстве реституция появилась в ГК РСФСР 1964 года. В ГК РСФСР 1922 года правила о реституции отсутствовали, и устранение последствий недействительности сделки осуществлялось либо посредством виндикационных исков, либо исков о неосновательном обогащении4.

В связи с этим неудивительно, что в литературе отмечалась схожесть не только последствий расторжения договора и признания недействительности сделки, но и родство реституционного и кондикционного требований. В частности, С. В. Сарбаш писал, что «хотя в теории гражданского права неосновательное обогащение и реституция разделяются… они имеют общие корни и западной традицией права нередко ставятся в один ряд»5.

Однако по вопросу о правовой природе реституции и ее соотношении с кондикцией в отечественной цивилистике нет единства мнений.

Так, согласно позиции целого ряда авторов6, требование о возврате полученного по недействительной сделке всегда носит характер кондикционного, то есть они отрицают самостоятельный характер реституции.

Другие ученые также не рассматривали реституцию в качестве самостоятельного явления, но вместе с тем считали, что реституционное требование по своей природе может являться как кондикционным, так и виндикационным7. В частности, Д. О. Тузов полагает, что реституция не может пониматься как самостоятельное правовое средство, а является собирательным институтом и обозначает различные средства защиты, предоставляемые сторонам недействительной сделки для истребования переданного ими друг другу имущества или компенсации его стоимости в деньгах8.

Есть и иной подход, поддерживаемый, в частности, К. И. Скловским. Он рассматривает реституцию в качестве самостоятельного института. Так, К. И. Скловский писал, что «обе стороны любой сделки вообще не способны обогатиться одновременно»9. При исполнении договора обеими сторонами (обмене эквивалентными благами) неосновательное обогащение не возникает. Таким образом, К. И. Скловский отрицает взаимосвязь в данном аспекте реституции и неосновательного обогащения.

Следует согласиться с А. В. Егоровым, который отмечает, что «широко представленные в прошлом взгляды на реституцию как на особое техническое средство, имеющее особую правовую природу,

утрачивает актуальность»10. По мнению А. В. Егорова, «реституционное правоотношение имеет разный характер в зависимости от предмета, подлежащего возврату: индивидуальноопределенной вещи, родовой вещи, денег»11, что и определяет в том или ином случае его правовую природу. Так, в случае реституции индивидуально-определенной вещи, когда имеет место реституция владения, следует говорить о вещно-правовом способе защиты, схожем с виндикационным иском. При возврате родовых вещей и денег природа требования — обязательственно-правовая12.

Несмотря на многочисленные споры относительно природы реституционного требования и его соотношения с кондикцией, представляется, что нет особой необходимости в жестком разграничении реституции и кондикции, а тем более в их противопоставлении друг другу как способов защиты гражданских прав. Так, мировой опыт свидетельствует о том, что в законодательстве многих стран нормы о неосновательном обогащении субсидиарно применяются при реституции: «В ГГУ (§ 812, абз. 1, предл. 2), в швейцарском Законе об обязательственном праве (ст. 62[2]) и в АГУ (§ 1431 и сл.) содержатся различные типы condictio, известные еще с юстиниановских времен, однако их практическая роль незначительна, так как речь в них идет о случаях передачи “исполненного" sine causa (без достаточного на то основания). Следует, однако, подчеркнуть, что нормы, касающиеся “реституции неосновательного обогащения", не учитывают, было ли обязательство изначально недействительным или стало таковым впоследствии.… Все эти вопросы касаются действительности договоров и потому регулируются в специальных разделах кодексов. Отсюда следует, что нормы, регулирующие неосновательное обогащение, вступают в действие лишь после того, как согласно другим нормам будет установлена недействительность основной сделки»13.

Покупатель должен компенсировать ухудшение вещи, произошедшее после возникновения оснований для недействительности сделки

Рассмотрим особенности реституции в случаях, когда состояние переданной во исполнение недействительного договора вещи претерпело существенные изменения, такие как ухудшение или улучшение состояния вещи (что повлекло изменение ее стоимости на момент реституции), гибель вещи.

Приведем такой пример: сделка купли-продажи нового автомобиля была совершена с пороком воли и признана судом недействительной (возьмем пример с оспоримой сделкой). В этом случае возврат полученных по договору продавцом денежных средств и возврат машины покупателем не в полной мере будет отвечать гражданско-правовому принципу эквивалентности и равнозначности.

Даже если покупатель компенсирует пользование автомобилем до момента его возврата продавцу, стоимость машины на момент реституции с учетом ее износа в результате эксплуатации в любом случае будет меньше первоначально уплаченной за нее суммы. Еще более очевидно несовершенство «механической» реституции в случае повреждения автомобиля в результате ДТП в период его нахождения во владении покупателя.

Попробуем разобраться, с помощью каких положений действующего гражданского законодательства можно обеспечить баланс интересов сторон в случае признания такой сделки купли-продажи недействительной.

Изложенные выше различные подходы к оценке природы требования о возврате переданной по недействительной сделке индивидуально-определенной вещи (как требования вещного или обязательственного характера) требуют анализа возможности регулирования данного вопроса на основании положений ст. 303, ч. 2 ст. 167 или гл. 60 ГК РФ.

При этом следует отметить, что, по мнению автора, требование о возврате имущества по недействительной сделке не является виндикационным требованием в чистом виде, так как в данном случае сторона, передавшая имущество, не должна доказывать свое право собственности на него (она и вовсе может не являться собственником имущества). Такое требование скорее следует охарактеризовать как имеющее вещный характер, который и обуславливает потенциальную возможность применения положений ГК РФ, касающихся вещных прав (в частности ст. 303 ГК, определяющей порядок расчетов при возврате имущества из незаконного владения).

В круг вопросов, подлежащих регулированию нормой ст. 303 ГК РФ, входит: возмещение собственнику полученных владельцем доходов; возмещение собственником владельцу произведенных последним необходимых затрат на содержание имущества; основания оставления владельцем за собой произведенных им улучшений имущества собственника.

Однако ст. 303 ГК РФ не позволяет решить вопросы, связанные с изменением состояния вещи на момент ее возврата собственнику. В литературе высказывается точка зрения о том, что ухудшение состояния вещи в аналогичной ситуации следует квалифицировать как деликт, что, по мнению автора, является спорным.

сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре (в том числе, когда полученное выражается в пользовании имуществом, выполненной работе или предоставленной услуге), возместить его стоимость, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены законом.

Из приведенного следует, что данная норма также не позволяет урегулировать ситуацию, связанную с ухудшением вещи до момента ее возврата.

Вместе с тем пробел в прямом регулировании возможно восполнить посредством субсидиарного применения положений гл. 60 ГК РФ, регулирующей отношения, возникающие вследствие обязательств из неосновательного обогащения. Сделать это позволяет норма ст. 1103 ГК РФ, согласно которой, если иное не установлено законом и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила, предусмотренные главой об обязательствах из неосновательного обогащения, подлежат применению также к требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке.

Таким образом, в соответствии с указанной нормой правила о неосновательном обогащении подлежат применению, в том числе, и к реституционным правоотношениям (независимо от того, носят они вещный или обязательственный характер). Аналогичный подход, как уже отмечалось ранее, допускается многими иностранными правопорядками.

Однако такая норма появилась в гражданском законодательстве сравнительно недавно. В главе 42 ГК РСФСР 1964 года, посвященной неосновательному приобретению, указывалось, что ее нормы не применяются к отношениям, возникшим из недействительности сделок. Как видим, законодательный подход был существенным образом изменен при разработке действующего Гражданского кодекса РФ.

С учетом нормы ст. 1103 ГК РФ возможно перейти к применению положений п. 2 ст. 1104 ГК, согласно которым «Приобретатель отвечает перед потерпевшим за всякие, в том числе и за всякие случайные, недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, происшедшие после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. До этого момента он отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность».

Возвращаясь к примеру с машиной, получается, что условно приобретателем будет являться покупатель, так как в результате нахождения у него машины состояние ее ухудшилось, в том числе ввиду ее повреждения в ДТП. Соответственно, по общему правилу за снижение стоимости автомобиля вследствие его повреждения будет отвечать покупатель.

Вместе с тем принципиальной является оговорка в п. 2 ст. 1104 ГК РФ о том, что приобретатель (покупатель) будет нести ответственность лишь после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательном обогащении. Перекладывая данное условие возникновения ответственности на ситуацию с недействительностью договора купли-продажи автомобиля, получается, что покупатель будет нести ответственность за ухудшение состояния автомобиля только с того момента, когда он узнал о недействительности сделки.

Изначально представляется, что законодатель как бы не связывает возникновение ответственности с наличием вины приобретателя (покупателя). Однако окончание п. 2 ст. 1104 ГК РФ («до этого момента он отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность») убеждает нас в обратном.

То есть, получается, что покупатель, который не знал о недействительности сделки, должен компенсировать продавцу ухудшение состояния автомобиля только при наличии с его стороны умысла или грубой неосторожности в ухудшении состояния машины. После того как узнал — в любом случае.

При этом момент «узнавания», с которым законодатель связывает указанные в п. 2 ст. 1102 ГК РФ правовые последствия, может быть приурочен в случае с оспоримыми сделками к моменту вынесения решения, а с ничтожными сделками — к моменту подписания договора купли-продажи (если покупатель изначально знал о пороке воли); к началу его исполнения (если, например, автомобиль был продан в рассрочку); после его исполнения и с момента констатации судом факта ничтожности сделки и применении последствий ее недействительности.

При этом, по нашему мнению, применение положений п. 2 ст. 1104 ГК РФ для решения вопроса о компенсации естественного износа автомобиля (его амортизации) не представляется возможным. Очевидно, что компенсацией такого износа для продавца будет являться полученная от покупателя денежная сумма за пользование автомобилем (неосновательно сбереженные средства).

В ситуации, когда автомобиль, приобретенный по недействительной сделке, фактически не использовался покупателем, например, в течение года, также вряд ли можно говорить об ухудшении его состояния в смысле п. 2 ст. 1104 ГК РФ, даже несмотря на то, что годичная давность, безусловно, скажется на стоимости автомобиля при его перепродаже продавцом.

Полагаем, что этот риск недействительности сделки должен принять на себя продавец, точно так же, как покупатель принимает на себя риск обесценивания денежных средств.