учебный год 2023 / Kommentariy-k-normam-GK-o-nedeystvitelnosti-izvlechenie-iz-vtorogo-toma-Glossyi

применению не подлежит. Этот подход пока не подтвержден в судеб-

ной практике ВС РФ, но представляется наиболее корректным.

2.13. Конкуренция иска о признании сделки недействительной и санкций за нарушение обязательства. Если договор был совершен под

влиянием обмана и этот обман проявлялся в фиксации в договоре недостоверных характеристик передаваемого контрагенту имущества (например, недвижимости, исключительных прав и т.п.), у контрагента возникает выбор между двумя способами защиты своих прав. Он может оспорить договор по правилам п. 2 ст. 179 ГК РФ, но может

иисходить из действительности договора и предъявить другой стороне требования, связанные с нарушением обязательства. Эта позиция утвердилась в судебной практике (п. 6 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 10 декабря 2013 г. № 162). Например, если продавец указал в договоре, что передаваемая машина имеет тот или иной пробег, а впоследствии выясняется, что пробег автомобиля был намного больше, покупатель может как оспорить договор, так и заявить продавцу о взыскании убытков или соразмерном снижении цены, а также отказаться от договора при существенности данного дефекта по правилам ст. 475 ГК РФ и потребовать возмещения убытков по правилам ст. 393.1 ГК РФ.

Другой пример: продавец контрольного пакета акций указал в традиционном для таких договоров списке заверений о том, что у компании, акции которой продаются, нет крупных налоговых недоимок или серьезных налоговых нарушений за предшествующие продаже периоды. Если после приобретения акций покупатель выяснит, что данная информация была недостоверной и предоставлена намеренно, он может как оспорить сделку по правилам п. 2 ст. 179 ГК РФ, так

исогласно ст. 475 ГК РФ заявить продавцу о соразмерном снижении цены или потребовать возмещения убытков по общим правилам ответственности продавца за согласованные в договорных заверениях характеристики предоставленного имущества или отказаться от договора и потребовать возмещения убытков по правилам ст. 393.1 ГК РФ.

Такая альтернатива возникает в тех случаях, когда предоставленная информация стала частью договора, т.е. закреплена в договоре в качестве соответствующих заверений, и при этом данные заверения даются в отношении характеристик имущественного предоставления по договору или условий о качестве вещи. В таком случае эта информация превращается в элемент договорного обязательства, т.е. соответствующая сторона обязуется предоставить имущество, обладающее указанными характеристиками. За нарушение такого обязательства подлежат применению как общие (ст. 393, 393.1, 400, 401, 404 ГК РФ),

805

так и специальные (ст. 460, 475 ГК РФ и др.) нормы ГК РФ об ответственности за нарушение обязательства.

Если недостоверная информация предоставлялась до заключения договора, но частью договорного обязательства не стала, ситуация несколько более спорная. Обвинить сторону в нарушении договорных обязательств, как правило, в таком случае нельзя. Иначе будет размыта граница между правовым эффектом договора как сделки и переговорами по его заключению. В то же время возможность оспорить договор по правилам п. 2 ст. 179 ГК РФ и потребовать в связи с этим возмещения убытков в виде так называемого негативного интереса (подробнее см. комментарий к п. 4 настоящей статьи) у обманутой

стороны все равно остается.

2.14. Оспаривание сделки, совершенной под влиянием обмана, и ответственность за недостоверные заверения. Если частью договора стали те

или иные заверения в отношении характеристик входящего в предмет договора имущественного предоставления, как уже отмечалось выше, такие заверения должны рассматриваться как конкретизирующие предмет обязательства, и в случае выявления недостоверности таких заверений логично говорить об ответственности за нарушение обязательства (ст. 393, 400–401, 404, 475 ГК РФ и др.). Это должно касаться и крайне распространенных в обороте заверений в отношении компании, акции или доли которой отчуждаются по договору. Нормы ст. 431.2 ГК РФ об ответственности за недостоверные заверения теоретически могут здесь применяться, но в этом нет особой нужды, так как квалификация случая с недостоверностью таких заверений в качестве случая нарушения договорного обязательства приводит к тем же самым правовым последствиям, что и применение положений ст. 431.2 ГК РФ (возможность взыскания убытков, согласования неустойки, отказа от договора, независимости ответственности предпринимателя от вины). Как представляется, специальные нормы о договорной ответственности за нарушение обязательства (например за качество) вытесняют здесь более общие нормы ГК РФ о заверениях об обстоятельствах1.

Но совсем иная ситуация имеет место тогда, когда включенные в договор заверения касались не характеристик предмета предоставления, а самого контрагента (семейный статус, структура корпоративного контроля и раскрытие бенефициаров, вовлеченность в судебные споры, наличие налоговых недоимок у самой стороны, применяемый ею

1 Подробнее об ответственности за недостоверные заверения по ст. 431.2 ГК РФ см.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 951 и далее (автор комментария – А.Г. Карапетов).

806

налоговый режим, финансовое состояние, наличие лицензии и т.п.), самой сделки (отсутствие у сделки характера крупной сделки, наличие одобрений от других органов компании или третьих лиц, отсутствие внутренних ограничений в отношении реализации директором компании своих полномочий, соблюдение преимущественных прав третьих лиц и т.п.) и других обстоятельств. В подобных случаях недостоверность предоставленных заверений не может быть квалифицирована как нарушение какого-либо обязательства в строгом смысле последнего понятия (ст. 307 ГК РФ): в нашем случае сторона лишь заявляет в договоре о неких фактах, имевших место в прошлом или существующих в настоящем, но не обещает что-либо сделать или не делать в будущем. Тем не менее недостоверность таких заверений может спровоцировать возникновение у другой стороны убытков. И в этом случае пострадавшая сторона может выбирать между а) оспариванием сделки по правилам п. 2 ст. 179 ГК РФ как совершенной под влиянием обмана и взысканием убытков по правилам п. 4 настоящей статьи и б) сохранением сделки в силу и взысканием убытков по правилам ст. 431.2 ГК РФ об ответственности за недостоверные заверения. Воз-

можность такого выбора прямо вытекает из п. 3 ст. 431.2 ГК РФ.

2.15. Оспаривание сделки, совершенной под влиянием обмана, и ответственность за недобросовестное ведение переговоров. В тех случаях,

когда речь идет об обмане умолчанием или когда информация предоставлялась в ходе переговоров, но не может быть квалифицирована ни в качестве условий договора о характеристиках обещанного предоставления, ни в качестве ставших частью договора заверений (юридически значимых заявлений о фактах, достоверность которой сторона гарантирует), положения о договорной ответственности за нарушение обязательства и ст. 431.2 ГК РФ о недостоверных заверениях неприменимы. В такой ситуации перед пострадавшей стороной возникает альтернатива: либо (а) оспорить сделку по правилам п. 2 ст. 179 ГК РФ и взыскать по правилам п. 4 ст. 179 ГК РФ убытки с контрагента, допустившего обман, либо (б) не оспаривать сделку, но взыскать убытки по общим правилам ответственности за недобросовестное ведение переговоров (ст. 434.1 ГК РФ) и деликтной ответственности с контрагента, допустившего обман.

Кроме того, при обмане со стороны третьего лица пострадавшая сторона должна иметь право на деликтный иск в отношении такого обманщика.

Интересен вопрос о возможности предъявления деликтного иска к контрагенту, когда ни он, ни подконтрольные ему лица обман (в активной или пассивной формах) не совершали, но такой контрагент,

807

зная об обмане, воспользовался к своей выгоде ситуацией обмана партнера не связанным с контрагентом третьим лицом. Думается, что такой иск возможен. И основанием тут является не то, что вина контрагента состоит в том, что он не устоял перед соблазном воспользоваться информационной асимметрией, а в том, что он, зная об обмане, не раскрыл партнеру эту информацию, т.е. совершил обман умолчанием. В данном случае этот обман будет касаться информации о другом обмане. Видимо, возможно привлечение контрагента к ответственности при обмане третьим лицом и тогда, когда контрагент не знал, но мог знать о таком обмане, т.е., по сути, с его стороны имела место неосторожность. Если в силу ст. 178 ГК РФ возможно взыскание убытков с контрагента, который неосторожно ввел партнера в заблуждение, то, судя по всему, есть основания для привлечения контрагента к ответственности и тогда, когда он по неосторожности не предостерег партнера от совершения сделки под влиянием обмана со стороны третьего лица.

Подробнее о соотношении оспаривания сделки по правилам настоящей статьи и взыскания убытков см. комментарий к п. 4 настоящей

статьи.

2.16. Императивность. Положения п. 2 ст. 179 ГК РФ об оспаривании сделок, совершенных в результате обмана, по своей природе являются императивными и не могут быть исключены договором. Тот же подход см. ст. II.-7:215 Модельных правил европейского частного права.

3. Кабальная сделка. Российский ГК в комментируемой норме предусматривает возможность оспаривания сделки, совершенной на крайне несправедливых условиях в результате недобросовестной эксплуатации одной из сторон стечения тяжелых обстоятельств на стороне контрагента. Для признания сделки кабальной необходимо наличие доказательств нескольких условий. Во-первых, необходимо установить крайнюю несправедливость содержания сделки. Вовторых, подлежит доказыванию стечение тяжелых обстоятельств для одной из сторон, вынуждавшее эту сторону совершать сделку с таким несправедливым содержанием. В-третьих, следует установить, знала ли другая сторона о стечении таких обстоятельств и, соответственно, можно ли говорить о том, что она воспользовалась сложившимся

положением.

3.1. Крайняя несправедливость содержания сделки. Если быть точным, закон говорит о крайне невыгодных условиях. Эта терминология может вызывать вопросы. Дело в том, что с экономической

808

точки зрения заключение любого кабального договора (например, приобретение умирающим от жажды в пустыне стакана воды по цене московской квартиры) оказывается взаимовыгодным, если сопоставлять факт совершения сделки с тем, что было до совершения сделки, и альтернативной реальностью, в которой такая сделка не была совершена. Продавец от исполнения такой сделки, безусловно, выигрывает, но сделка оказывается выгодной и покупателю: иначе бы он попросту ее не заключил. Отказ страдающего от жажды от покупки «золотого» стакана воды стоил бы ему жизни. Поэтому, как ни странно и цинично это может звучать на первый взгляд, такая покупка выгодна обеим сторонам. Слабое положение покупателя открывает продавцу возможность добиться на переговорах цены, значительно отличающейся от обычного, рыночного уровня. Но это все же не приводит к тому, что, совершая покупку, покупатель проигрывает по сравнению с тем, что бы было, если такая сделка не была совершена. Таким образом, с точки зрения точности законодательного текста речь в данной статье должна идти о противодействии навязыванию не невыгодных, а крайне несправедливых, аномальных условий.

С точки зрения логики, подразумеваемой в комментируемой норме, крайне несправедливыми условия сделки являются тогда, когда они значительно отличаются от тех, которые встречаются на рынке в обычных условиях. Так, например, если рыночная цена квартиры равна 5 млн руб., а собственник вынужден срочно продать ее за 3 млн руб. первому согласившемуся купить такую квартиру покупателю из-за отсутствия времени на более длительный поиск лучшего варианта по причине стечения тяжелых обстоятельств, можно говорить о несправедливом (невыгодном в терминологии комментируемой нормы) содержании сделки.

Следует также акцентировать внимание на том, что закон говорит о «крайней невыгодности» (читай – крайней несправедливости) договорных условий. Это ориентирует суды на осторожное отношение к применению данной статьи только в случаях грубого и существенного отступления цены договора или иных его условий от обычного, рыночного уровня. Частное право не может и не должно требовать от участников оборота альтруизма. Поэтому, конечно же, сам по себе факт эксплуатации сильной стороной своего случайно образовавшегося переговорного преимущества не является порочным с правовой точки зрения. И этот тезис верен даже тогда, когда речь идет о стечении тяжелых обстоятельств. Случайно образовавшуюся переговорную силу сильная сторона вполне может использовать таким образом, чтобы добиться более выгодного содержания договора, чем то, которое, скорее

809

всего, было бы согласовано в обычных условиях. Тем не менее, как и у любой свободы, у свободы сильной стороны эксплуатировать слабые переговорные возможности своего контрагента имеется этический предел, за которым поведение сильной стороны может быть признано

этически неприемлемым.

3.2. Стечение тяжелых обстоятельств. Речь идет об экстремальной ситуации, возникшей для одной из сторон и сделавшей ее крайне заинтересованной в скорейшем совершении сделки в целях избежания еще больших бед. Это может быть и болезнь, для лечения которой срочно необходимы деньги (для чего человек вынужден срочно продать квартиру), и стихийное бедствие, в результате которого лицо оказывается под угрозой гибели (и готов заплатить все, что у него есть, тому, кто согласится спасти его), и многие другие подобные обстоятельства. Нередко речь идет о сочетании разнородных неблагоприятных обстоятельств (см., например, Определение КГД ВС РФ от 23 мая 2017 г.

№19-КГ17-10).

Острая необходимость в совершении сделки (фактическая выну-

жденность ее совершения) резко понижает переговорные возможности соответствующей попавшей в беду стороны и резко повышает такие возможности у стороны, которая способна совершить с первой стороной необходимую последней сделку. Отсутствие времени на поиск лучших альтернатив и ведение переговоров фактически влекут возникновение ситуативной монополии, и сторона, получившая такую монопольную власть, теоретически способна навязать слабой стороне содержание сделки, очень далеко отстоящее от того, что, скорее всего, было бы согласовано сторонами в нормальных условиях.

При этом в Определении КЭС ВС РФ от 16 ноября 2016 г. № 305- ЭС16-9313 Суд подчеркнул, что обстоятельства, стечение которых дает право на оспаривание сделки по п. 3 ст. 179 ГК РФ, должны быть «неожиданными», предвидеть их или предотвратить не должно представляться возможным. Складывается впечатление, что Суд допускает квалификацию в качестве стечения тяжелых обстоятельств исключительно обстоятельства непреодолимой силы. Такой подход выглядит несколько избыточно жестким. Но если вспомнить, что речь в деле шла о сугубо коммерческих отношениях, с таким жестким подходом следует согласиться (об опасностях широкого применения института кабальности к сугубо коммерческим сделкам см. п. 3.5 и 3.7 комментария к настоящей статье).

Применяя п. 3 ст. 179 ГК РФ, суды должны четко определить те тяжелые обстоятельства, стечение которых спровоцировало совершение сделки (Определение КГД ВС РФ от 7 февраля 2017 г. № 4-КГ16-69).

810

3.3. Знание о стечении тяжелых обстоятельств. Далее закон требует установить, знала ли сильная сторона о стечении тяжелых обстоятельств и можно ли говорить о том, что она воспользовалась сложившимся переговорным преимуществом. Если контрагент не знал и не мог знать о возникшей ситуации и причинах, которые делают партнера столь сговорчивым на переговорах, говорить о недобросовестной эксплуатации неравенства переговорных возможностей нельзя, и сделка оспорена быть не может.

Доказывание того, что контрагент знал или должен был знать о стечении тяжелых обстоятельств, часто достаточно затруднительно. В то же время суды могут в ряде случаев презюмировать знание в ситуации, когда контрагент находился в родственных или иных близких отношениях со стороной, вынужденной пойти на кабальные условия сделки. Так, например, ВС РФ презюмировал осведомленность контрагента в ситуации, когда он сожительствовал с сыном попавшей в тяжелое положение стороны договора (Определение КГД ВС РФ

от 23 мая 2017 г. № 19-КГ17-10).

3.4. Отличие от сделки, совершенной под влиянием угроз и насилия.

Данный вопрос возникает в связи с тем, что само стечение тяжелых обстоятельств, вынуждающее одну из сторон совершать сделку, может быть результатом применения в отношении стороны сделки насилия или угроз. Соответственно, возникает вопрос разграничения двух указанных составов недействительности (угрозы и кабальности).

Когда контрагент сам (или через лиц, за которые он отвечает) применял насилие или угрозы, т.е. сам поставил партнера в тяжелое положение, вынуждавшее совершить сделку, должен применяться п. 1 ст. 179 ГК РФ, а не правовой режим кабальной сделки. Соответственно, к оспариванию сделки должен применяться формальный состав недействительности, указанный в п. 1 ст. 179 ГК РФ. Но что если контрагент сам не отвечает за возникновение стечения тяжелых обстоятельств? Наиболее разумно следующее разграничение. Если доказано, что контрагент знал или должен был знать о применении

вотношении другой стороны насилия или угроз с целью вынудить ее совершить сделку, такой контрагент должен в принципе воздержаться от совершения сделки; соответственно, аномальность содержания сделки не имеет значения. Недобросовестность проявляется уже

втом, что такой контрагент de facto подыграл «агрессорам», пойдя на совершение сделки. При такой интерпретации такая сделка должна также оспариваться по формальному составу п. 1 ст. 179 ГК РФ,

ане по правилам о кабальности. Подробнее см. п. 1.9 комментария к настоящей статье.

811

3.5. Опасности активного применения доктрины кабальности. В основе доктрины кабальных сделок лежат, конечно же, прежде всего моральные соображения. В силу ценностей общественной солидарности многим могут показаться неэтичными использование бедственного положения ближнего и извлечение выгоды из его слабых переговорных возможностей. С точки зрения такого взгляда мораль предписывает как минимум не обогащаться на беде ближнего, а как максимум – помочь ему. Добрый самаритянин, помогающий попавшему в тяжелое положение ближнему, – вот идеал, который видится многим в качестве этического оптимума. «Корыстный самаритянин» вызывает нередко этическое осуждение.

В то же время ситуация выглядит несколько более сложной. Если право однозначно аннулирует сделки, совершенные лицом, оказавшимся в тяжелом положении, на условиях, значительно отличающихся от стандартных, рыночных условий, оно дестимулирует контрагента вступать в контрактное взаимодействие с бедствующим лицом. Безусловно, не все такие контрагенты откажутся от заключения договора под угрозой его оспаривания. Некоторые просто ограничат свои «аппетиты» и заключат сделку не на столь вопиюще несправедливых условиях, не воспользовавшись в полной мере своей переговорной властью. Но вполне очевидно, что определенная часть контрагентов в отсутствие возможности извлечь сверхприбыль просто воздержалась бы от заключения договора с попавшим в тяжелое положение лицом. Соответственно, шансы последнего на заключение договора и соответственно «спасение» снижаются. Выигрывает ли это лицо от такого изменения? Представляется, что нет.

Как уже отмечалось, если сделка заключена хотя и в ситуации стечения тяжелых обстоятельств, но добровольно, то сколь бы ни была тяжелой ситуация для одного из контрагентов и сколь бы ни была несправедливой цена договора, сам факт заключения договора означает, что слабая сторона от этого выигрывает. Для нее заключение такого несправедливого договора лучше, чем его незаключение. Соответственно, аннулирование кабальных сделок снижает на будущее шансы лица, оказавшегося в тяжелом положении, на то, чтобы это положение хоть сколько-то улучшить за счет совершения сделки. Иначе говоря, блокируется возможность совершения взаимовыгодных сделок. Из альтруистических соображений попавшему в тяжелое положение лицу, к сожалению, мало кто поможет, и снижение шансов найти контрагента, готового вступить с ним в контрактное взаимодействие из сугубо корыстных побуждений, обрекает несчастного на сохранение своего бедственного положения.

812

Например, если право будет однозначно блокировать договор займа под необычно высокий процент, который заемщик готов заключить

снеким корыстным займодавцем в ситуации, когда заемщику срочно нужны деньги на операцию, от которой зависит его жизнь, то такому заемщику будет намного сложнее найти готового к сотрудничеству займодавца. Отсутствие адекватного обеспечения блокирует для такого заемщика доступ к банковскому кредиту, а найти родственника или знакомого, имеющего такую сумму и готового ссудить ее беспроцентно, под низкий или хотя бы обычный процент, не всегда реально. В таких условиях единственный шанс для такого человека – это найти корыстного ростовщика, готового ссудить ему эту сумму и заработать необычно высокий процент за счет эксплуатации бедственного положения заемщика. Блокирование правом такой возможности обрекает человека на смерть.

Вкачестве еще одной иллюстрации можно привести пример, включенный в Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 10 декабря 2013 г. № 162 (п. 11):

«Индивидуальный предприниматель (далее – предприниматель), осуществляющий деятельность по перевозке грузов на принадлежащем ему грузовом автомобиле, обратился в арбитражный суд с иском к обществу о признании заключенного им договора займа недействительным на основании статьи 179 ГК РФ. Как следовало из материалов дела, предприниматель заключил с обществом договор займа

сцелью покупки нового грузового автомобиля взамен утраченного им в результате дорожно-транспортного происшествия. Ответчик не оспаривал, что при заключении договора истец сообщил о данном обстоятельстве, как и о том, что последний был вынужден заключить договор в максимально короткий срок и готов был согласиться на любые условия во избежание собственного банкротства, ввиду которого он фактически лишился бы возможности осуществлять дальнейшую предпринимательскую деятельность. В результате между сторонами был заключен договор займа сроком на 1 год, процентная ставка по которому составляла 100 процентов годовых… Удовлетворяя исковое требование, суд исходил из того, что представленные истцом доказательства подтверждают факт стечения тяжелых обстоятельств на стороне истца. При этом судом было отмечено, что в совокупности размер процентов по спорному договору займа, чрезмерно отличающийся от процентных ставок по заключаемым договорам того же типа, и его срок свидетельствуют об установлении крайне невыгодных условий данного договора для истца (заемщика). Более того, размер процентной ставки по спорному договору настолько превышал среднюю процен-

813

тную ставку, сложившуюся на рынке кредитования для договоров займа с аналогичными условиями (не более 30–40% годовых), что совокупность названных обстоятельств в достаточной степени свидетельствует о кабальности указанного договора. Суд также принял во внимание, что ответчик не представил доказательств того, что условие о чрезмерно высокой процентной ставке было предопределено особенностями конкретной сделки, в частности, отсутствием обеспечения по займу. Суд подчеркнул, что наличие у истца статуса индивидуального предпринимателя не означает, что на него не распространяются установленные законом гарантии защиты имущественных интересов участников гражданского оборота, в том числе и при совершении сделок на крайне невыгодных условиях. Спорный договор займа был признан судом недействительным на основании статьи 179 ГК РФ».

Включив данный пример в Обзор, Президиум ВАС РФ явным образом поддержал логику судебного решения. Нам же она представляется достаточно спорной. Безусловно, договор займа был заключен по ставке, в несколько раз превышающей обычные ставки по кредитам. Но тот факт, что заемщик обратился не в банк, а к другому предпринимателю и предложил или принял такую высокую ставку, означает, что для него заключение договора на таких условиях было более выгодным, чем неполучение долгового финансирования и отсутствие денег на покупку транспорта: если бы он не получил срочно указанную сумму и не купил транспортное средство, ему бы, возможно, пришлось обанкротиться.

Если потенциальные займодавцы будут уверены в том, что такие сделки под высокий процент в ситуации особой необходимости в деньгах у потенциального заемщика будут аннулированы, они теряют стимулы протягивать руку помощи попавшему в сложное экономическое положение предпринимателю. Допустим, что суды не признали бы сделку недействительной, только если ставка процента была бы сопоставима с обычными ставками по банковским кредитам или незначительно выше. Это означает, что на предоставление займа с учетом отсутствия обеспечения, нетипичности такой деятельности для займодавца и отсутствия у займодавца опыта проверки платежеспособности заемщика решилось бы намного меньше компаний. В итоге круг возможных займодавцев, готовых выдать срочный необеспеченный заем предпринимателю, резко бы сузился. С учетом нашего понимания реалий бизнеса вряд ли кто-то из неаффилированных с нуждающимся в деньгах предпринимателем лиц ссудил бы ему нужную крупную сумму, и он был бы обречен на банкротство. В итоге, пытаясь оградить конкретного заемщика от принятия кабальных условий и борясь с алчными «спасателями» («корыстными самаритянами»), мы лишаем

814