Учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

компетенцией в других отраслях законодательства, и поэтому соответствующие нормы могут привести к ограничению гражданских прав. Данная сфера является областью нормоконтроля ex post со стороны судов.

Одним из наиболее значимых имущественных гражданских прав, безусловно, является право собственности. Его ограничение, соответственно, не допускается иначе как на основании закона; иные нормативные акты, ограничивающие права собственника, применению не подлежат (п. 1 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29 апреля 2010 г.

№10/22). Из такого подхода следует, причем не только для права собственности (Постановление Президиума ВАС РФ от 17 апреля 2012 г.

№15837/11), что гражданское право действует без ограничения, даже если соответствующий нормативный акт, незаконно ограничивший какое-либо гражданское право, не оспорен в суде. Этот подход нормативно опирается на такой способ защиты, как неприменение судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону (ст. 12 ГК РФ). Судебная практика генерализирует данный подход для всех случаев, а не только для незаконного ограничения гражданских прав (п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25; Постановление КС РФ от 6 декабря 2017 г.

№37-П). Таким образом, при рассмотрении любого дела суд, установив, что нормативный акт, хотя бы и не признанный недействующим, незаконно ограничивает гражданские права, не применяет этот акт, а разрешает дело в соответствии с законом.

Частные лица не имеют власти над другими частными лицами (par in parem non habet imperium). Поэтому, если какое-либо лицо своими фактическими действиями ограничивает права другого лица, комментируемая норма здесь неприменима. В этом случае речь нужно вести о нарушении гражданского права, поскольку частное лицо ограничить гражданские права не в состоянии.

(б) Цели ограничения прав

Наверное, не существует, да и не может существовать такой правовой системы, где гражданские права не ограничивались бы. Это объясняется той простой причиной, что содержащиеся в гражданских правах

ценности могут коллидировать с ценностями более высокого порядка. Например, ясно, что собственник какого-то предприятия должен быть ограничен в своих правах, если его деятельность оказывает вредное воздействие на здоровье людей. Личные права человека, прежде всего право на жизнь и здоровье, оказываются выше имущественных прав. Ограничение частных прав во имя публичных интересов (в смысле интересов всей публики – общества) на самом деле в долгосрочной

149

перспективе необходимо и тем, чьи права ограничиваются. Например, такая ценность, как оборона страны, обеспечивает и частные интересы, поскольку последние могут существенно пострадать или вообще могут оказаться тотально попранными, если указанная цель не будет достигнута. Поэтому упомянутая коллизия не должна угрожать самой системе гражданских прав, если, конечно, соблюдается должная мера ограничений, а за декларируемыми ценностями не стоят иные, скрытые цели, порой низменные и незаконные.

В обществе, где соответствующие политические и социальные институты функционируют недолжным образом или вовсе деградировали и представляют собой декорацию, нередко наблюдается существенное ограничение, в том числе и гражданских прав, под видом достижения целей более высокого порядка, тогда как на самом деле преследуются другие цели, например корыстная поддержка отдельных коммерческих структур, защита интересов бюрократии в ущерб частным правам, создание почвы для коррупции, казнокрадство и т.д. Ложная потребность в защите ценностей высокого порядка, которая приводит к существенному и массовому ограничению частных прав, равно как неоправданно избыточная их защита, угрожает самим этим ценностям. Известно, что названные ограничения могут приводить

кстагнации экономики и рецессии, в том числе хронической, а также

ктотальному подавлению свобод и формированию условий для становления тоталитарного государства. Получается, что самая высокая гуманитарная ценность – жизнь человека – оказывается под угрозой, поскольку эта жизнь становится невыносимо тяжелой или оказывается в руках бюрократии, а постоянное пребывание без достойной жизни или под угрозой произвола во многом нивелирует саму ценность человеческой жизни. Ясно, что наиболее полная возможность реализации своих частных прав является непременным условием достижения благополучия, которое и является главнейшим устремлением людей. Не случайно поэтому среди конституционных ценностей называются достойная жизнь и свободное развитие человека (ч. 1 ст. 7 Конституции РФ), а в преамбуле Конституции РФ указано, что само ее принятие обусловлено стремлением к благополучию и процветанию.

Установление ограничения гражданских прав требует обоснования того, что ценности более высокого порядка существенно пострадают. Причем это должно быть сделано не декларативным образом, а доказательным. Нельзя обосновать ограничение гражданских прав общей фразой об угрозе таким ценностям. Более того, введению соответствующего ограничения должны предшествовать экспертная оценка и подсчет последствий умаления того или иного блага. Если

150

ограничение гражданского права непропорционально достигаемому положительному эффекту для ценности более высокого порядка, такое ограничение противоречит Конституции РФ. Уже введенные ограничения гражданских прав должны постоянно мониториться на предмет определения их эффективности и отменяться при наличии данных об их тщетности или слабом эффекте.

Все шесть ценностей высокого порядка (основы конституционного строя, нравственность, здоровье, права и законные интересы других лиц, обеспечение обороны страны и безопасности государства) сформулированы достаточно широко, что как с точки зрения юридической техники, так и с политико-правовой точки зрения открывает возможность для достаточно широкой дискреции законодателя. Критерии допустимости ограничений не имеют, да и, наверное, не могут иметь четких границ. Насколько сильно допустимо ограничить гражданские права ради защиты упомянутых ценностей, в значительной степени определяется чувством справедливости, интуитивно. Ясно, что такие ограничения не должны быть диспропорциональными. Это означает, что ценности, принципы и интересы, стоящие за ограничиваемыми гражданскими правами, не должны в своей значимости превышать те ценности, принципы и интересы, ради достижения которых соответствующие ограничения вводятся. Когда исчезает очевидность того, что ограничение гражданского права даст существенный эффект для достижения необходимых социальных целей, мы оказываемся за границей допустимого ограничения гражданских прав. Необходимость полноты действия гражданского права является презумпцией, бремя опровержения которой лежит на том, кто предлагает ограничить гражданское право.

Необходимо уточнить, что осуществление государственных функций вполне может являться незаконным ограничением гражданского права. Иными словами, если государственный орган осуществляет те или иные действия в рамках установленной компетенции, это еще не означает, что тем самым гражданские права не ограничиваются. В данном случае имеется презумпция законности действий государственного органа, поскольку это должно быть естественным в правильно

организованном государственном управлении. Однако компетенция государственного органа, способ ее реализации могут не соответствовать или быть непропорциональными тем целям, ради достижения которых закон допускает ограничение гражданских прав. Поэтому как сама компетенция государственного органа, так и нормативные акты, конкретизирующие данную компетенцию, должны быть предметом судебного контроля ex post. Суд не должен уклоняться от проверки

151

законности установленной компетенции, ограничившись указанием на то, что соответствующий орган осуществляет государственные функции. Этот подход не отменяет и то обстоятельство, что коммерческая организация наделяется по существу государственной функцией, поскольку она сохраняет соответствующие гражданские права, которые охраняются законом.

Если ценности высокого порядка можно достичь посредством иных методов, нежели ограничение гражданских прав, предпочтение должно отдаваться таким методам.

Судебная практика пытается установить несколько более конкретные критерии пределов ограничения прав, однако они все равно остаются достаточно оценочными. Государство, обеспечивая баланс конституционно защищаемых ценностей и интересов, должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры; публичные интересы, перечисленные в ч. 3 ст. Конституции РФ, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей и вместе с тем не посягают на само существо права и не приводят к утрате его основного содержания. Например, ограничение прав недееспособных лиц, признанных таковыми вследствие психического заболевания, было признано несоразмерным ограничением, поскольку оно не предусматривает дифференциацию ограничений прав в зависимости от степени заболевания. Некоторые заболевания позволяют таким лицам участвовать в обороте, например совершать мелкие бытовые сделки (Постановление КС РФ от 27 июня 2012 г.

№15-П).

Вдругом случае незаконным было признано ограничение прав предпринимателей, установленное Правительством РФ. Нормативным правовым актом Правительства РФ хозяйствующие субъекты, не являющиеся газораспределительными организациями, были лишены права выполнять работы (оказывать услуги) по техническому обслуживанию и ремонту внутридомового и внутриквартирного газового оборудова-

ния. Установление требований к хозяйствующим субъектам, не предусмотренных федеральным законом и необоснованно препятствующих осуществлению их деятельности, привело к ограничению гражданских прав этих хозяйствующих субъектов, устранению конкуренции в соответствующей сфере товарного рынка, лишило потребителей коммунальной услуги по газоснабжению свободного выбора контрагента по договору о техническом обслуживании и ремонте указанного газово-

152

го оборудования. При этом ссылки представителей Правительства РФ на преследование цели безопасности были обоснованно отвергнуты судом с указанием на то, что суду не представлено доказательств того, что причиной роста числа несчастных случаев является ненадлежащее исполнение своих обязательств не газораспределительными организациями, а иными хозяйствующими субъектами, выполняющими работы (оказывающими услуги) по техническому обслуживанию и ремонту внутридомового и внутриквартирного газового оборудования (Решение ВС РФ от 10 декабря 2013 г. № АКПИ13-826).

Еще в одном деле суд признал незаконным положение Постановления Правительства РФ в той части, которая предусматривала, что восстановленный (вследствие утраты) проездной документ (билет)

квозврату не принимается. При этом мотивом к такому решению послужило противоречие этого регулирования закону, а также комментируемому положению ГК РФ (Решение ВС РФ от 21 февраля

2007 г. № ГКПИ06-1433).

Сами по себе ограничения гражданских прав обычно заключаются в сокращении правомочий правообладателя, т.е. он оказывается не вправе реализовывать свое право во всей полноте. Между тем имеются также и примеры, когда ограничение права сводится, наоборот,

кпонуждению в осуществлении определенной, в том числе предпринимательской, деятельности. Так, например, если конкурсные процедуры не привели к определению соответствующего оператора универсальной связи для оказания услуг на определенной (например, отдаленной) территории, на оператора, занимающего существенное положение в сети связи общего пользования, возлагается обязанность оказания таких услуг на определенной территории, который не вправе отказаться от этой обязанности (п. 2 ст. 58 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ «О связи»). Понуждение к предпринимательской деятельности в рыночной экономике представляется достаточно необычным методом обеспечения прав граждан (в данном случае – права на пользование универсальной связи). Однако это обстоятельство не вызвало возражений со стороны КС РФ (за исключением одного судьи) (Постановление КС РФ от 28 февраля 2006 г.

№ 2-П). В случае провалов рынка обеспечением прав и законных интересов граждан должно озаботиться государство, но не таким методом. Принуждение к экономической деятельности неэффективно и противоречит принципу автономии воли, а ограничение действия этого принципа названной нормой закона представляется непропорциональным. В таких случаях государство должно либо установить такие условия осуществления соответствующей деятельности, чтобы

153

она оказалась выгодной для предпринимателей, либо организовать эту деятельность за счет государственных структур, а не понуждать к ней коммерческие организации. Ведь если пойти дальше, то получается, можно, например, обязать обеспечить функционирование магазинов в отдаленных деревнях тех предпринимателей, которые имеют много магазинов в городах.

(в) Оспаривание неправомерного ограничения

Все субъекты гражданского права, чьи права ограничены, имеют право оспорить соответствующее ограничение. Если речь идет о федеральном законе, то его оспаривание возможно только в порядке конституционного судопроизводства, т.е. в КС РФ. Если речь идет о подзаконном акте, то он подлежит оспариванию в соответствии с установленной инстанционной подсудностью; также оспариваются и нормативные акты субъектов РФ или муниципальных органов.

Судебное решение тоже по существу может ограничить гражданские права, если ограничительное или расширительное толкование ведет к такому применению нормы, что гражданское право ограничивается. Формально-юридически считается, что ограничение установлено самим законодателем, а суд лишь выявляет его волю посредством анализа. В действительности в этом можно усмотреть правотворческую функцию судов, и тогда следует признать, что фактически ограничение вводится судом. Последнее не означает, что у субъектов гражданского права не имеется защиты против незаконного ограничения гражданских прав, поскольку инстанционная система судов позволяет обжаловать незаконные решения, причем нередко неоднократно. В судебной практике имеются случаи, когда решения постановляются со ссылкой на комментируемое законоположение и впоследствии являются предметом пересмотра вышестоящей инстанции, которая либо поддерживает нижестоящую судебную инстанцию, либо опровергает ее мотивы (п. 7 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 июня 2009 г. № 131).

3. Принцип добросовестности

Принцип добросовестности является одним из ключевых принципов гражданского права. Данная идея нашла свое закрепление в ком-

ментируемом пункте с 1 сентября 2013 г. До этого добросовестность официально в ГК РФ общим началом гражданского права не называлась. Но то, что добрая совесть является принципом российского гражданского права, можно было легко вывести из системного толкования законодательства. Так, п. 2 ст. 6 ГК РФ предусматривал возможность разрешения вопроса, который не урегулирован ни законом, ни договором, ни обычаем и не может быть решен за счет аналогии закона,

154

на основе требований разумности, справедливости и добросовестности. Это означало делегацию судам возможности формировать неизвестные закону правила, выводя их из принципа доброй совести, и применять

вконкретном споре (одна из классических функций принципа доброй совести (см. подробнее комментарий к ст. 6 ГК РФ)). Кроме того, с конца 2000-х гг. суды стали нередко упоминать принцип добросовестности в своих решениях.

Наконец, ст. 10 ГК РФ с 1995 г. запрещала злоупотребление правом, не упоминая, впрочем, связь этой доктрины и принципа добросовестности. De facto данная норма позволяла судам блокировать недобросовестное осуществление права, т.е. позволяла им реализовывать одну из классических функций принципа добросовестности. Вплоть до второй половины 2000-х гг. активное применение судами ст. 10 ГК РФ не наблюдалось, но ситуация стала меняться с конца 2000-х гг. Впрочем, до 2013 г. то, что злоупотребление правом представляет собой эманацию принципа доброй совести и является недобросовестным осуществлением права, прямо в Кодексе не провозглашалось, а связь идеи добросовестности и известной закону доктрины злоупотребления правом была предметом полемики.

Ситуация окончательно прояснилась в 2013–2015 гг. В результате а) появления в 2013 г. в ГК РФ нормы комментируемого пункта, закрепившей общее универсальное значение принципа добросовестности, б) внесения в п. 1 ст. 10 ГК РФ уточнения о том, что злоупотребление правом есть недобросовестное его осуществление, в) появления

в2015 г. в ГК РФ нормы п. 3 ст. 307 ГК РФ, согласно которой «[п]ри установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию», а также г) включения в ГК РФ в 2013–2015 гг. целого ряда других, более специальных норм, отразивших разные проявления принципа добросовестности и активно эксплуатирующих само понятие доброй совести (п. 5 ст. 166, п. 3 ст. 432, п. 4 ст. 450, п. 4 ст. 450.1 ГК РФ и др.), принцип доброй совести окончательно уже

на уровне буквы закона занял место одного из основных начал российского гражданского права.

Итак, согласно действующему российскому гражданскому законодательству все участники гражданских правоотношений на всех стадиях развития таких отношений (при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении обязанностей) должны действовать в соответствии с принципом доброй совести.

155

3.1. История принципа добросовестности

Идея добросовестности (bona fides) и выросшее из нее возражение о недобросовестности оппонента (exceptio doli) играли огромную роль

вразвитии римского частного права, позволяя преторам и судам добиваться уточнения, развития и преодоления формальных элементов строгого цивильного права во имя справедливости и в соответствии с изменением социально-экономического и культурного контекста древнеримского общества. Считается, что данные институты являлись одним из основных моторов обновления римского права через так называемое преторское право (ius honorarium). Сама идея доброй совести нередко ассоциировалась с понятием справедливости (aequitas).

Похожую функцию в английском праве выполняло на протяжении ряда веков так называемое право справедливости (law of equity), позволяющее судам справедливости корректировать формализм общего права (common law) по жалобам заинтересованных лиц; разница лишь

втом, что до конца XIX в. в Англии право справедливости применял отдельный вид судебных институций, в то время как в римском праве по доброй совести и справедливости решали споры те же суды, которые применяли строгое цивильное право.

В1804 г. добросовестность (bonne foi) при исполнении обязательств была упомянута в ГК Франции. В Австрии в рамках Австрийского гражданского уложения 1811 г. принцип добросовестности в широком формате не был закреплен, хотя ряд его положений упоминает «честное ведение дел» (§ 863 и 914). Но в XIX в., как отмечается в компаративноисторической литературе, в тех странах, в которых добросовестность была закреплена в кодексах, эта идея активно не использовалась судами. То же касалось и объединенной Германии: в литературе можно обнаружить указания на то, что в последние десятилетия XIX в. доктрина exceptio doli применялась в практике Имперского суда в единичных случаях.

Вст. 1258 ГК Испании 1899 г. вслед за французским правом был закреплен принцип добросовестности при исполнении обязательств (должник обязан действовать не только согласно положениям закона, условиям договора и обычаям, но и в соответствии со стандартом

доброй совести).

В1900 г. в объединенной Германии принцип добросовестности при исполнении обязательств (Treu und Glauben) был закреплен в § 242 ГГУ. Кроме того, добросовестность была упомянута в § 157 ГГУ: толкование договора должна осуществляться с учетом принципа доброй совести. В § 226 ГГУ была запрещена шикана – осуществление гражданского права исключительно с целью причинить вред. Но, как

156

отмечается в литературе, особенного значения этим положениям разработчики не придавали, и поначалу эти нормы бурного применения не находили.

Важный шаг на пути расширения сферы применения идеи добросовестности, как минимум на уровне законодательных текстов, – ГК Швейцарии 1907 г., в ст. 2 которого была установлена универсальная обязанность всех участников оборота действовать добросовестно при исполнении обязанностей и осуществлении своих прав, а также запрещено явное злоупотребление своими правами (не только в форме шиканы).

Ключевой, переломный момент новой истории правовой концепции доброй совести – это 1920-е гг., когда в Германии принцип добросовестности стал крайне популярным инструментом, посредством которого судебная практика стала эволюционно развивать и корректировать позитивное право во имя обеспечения справедливости

иразумности в условиях резкого изменения социально-экономиче- ского и культурного контекста в период после Первой мировой войны

икатаклизмов, последовавших за этим. Целые пласты немецкого частного права были созданы и кардинально изменены в период с 1920 г. по настоящее время исключительно судами за счет активного применения принципа добросовестности, без какой-либо опоры на законодательные тексты, а нередко и вовсе contra legem (преддоговорная ответственность, сопутствующие подразумеваемые обязанности в рамках договорного правоотношения, расторжение договора при изменении обстоятельств и мн. др.). По замечаниям немецких юристов, случилось своеобразное бегство судов в общие оговорки, а по сути – революция судебного правотворчества. У этой истории были и черные страницы: в период национал-социализма апелляция к доброй совести и иным подобным «каучуковым» стандартам (вроде добрых нравов) помогала судам адаптировать догматику немецкого гражданского права к потребностям кровавого политического режима

ичудовищной идеологии национал-социализма. Но показательно, что падение Третьего рейха не остановило и не дискредитировало эту методологию эволюционного развития права через освещенное принципом доброй совести судебное правотворчество. Просто теперь

суды применяли добрую совесть на основе новой, социал-демокра- тической ценностной платформы, отраженной в Конституции ФРГ. Том, в основном посвященный комментарию к судебной практике применения судами § 242 ГГУ о добросовестности при исполнении обязательств, в рамках одного из самых известных немецких комментариев к ГГУ (Staudinger) в 1961 г. насчитывал более 1500 страниц (!). Одновременно немецкая судебная практика в течение XX в.

157

активно развивала доктрину злоупотребления правом. Суды противодействовали не только шикане, прямо запрещенной в § 226 ГГУ, но и непоследовательному и противоречивому поведению при осуществлении права (venire contra factum proprium), и осуществлению права в обстоятельствах, когда это будет явно несправедливо и грубо нарушать баланс интересов сторон, и попыткам реализовать право, возникшее в результате недобросовестности или неправомерного поведения, или воспользоваться преимуществами в результате своего неправомерного или недобросовестного поведения.

Во многом под влиянием немецкого опыта к середине ХХ в. и во второй половине ХХ в. все новые и новые страны Европы и за ее пределами стали видеть в ранее «спавших» в своих национальных гражданских кодексах нормах о доброй совести, честной деловой практике

ииных подобных, как ранее казалось, декларативных положениях формальную легитимацию попыток национальных судов развивать право, уточнять, дополнять и корректировать формальные элементы права.

В1942 г. принцип добросовестности оказался широко представлен и в ГК Италии: ст. 1175 (требование честности / корректности (correttezza) поведения должника и кредитора по обязательству), ст. 1337 (требование добросовестного (buona fede) поведения при ведении переговоров и заключении договора), ст. 1366 (толкование договора согласно доброй совести), ст. 1374 (договор обязывает не только к тому, что указано в соглашении или законе либо следует из обычаев, но и к тому, что вытекает из справедливости) и ст. 1375 (исполнение обязательств в соответствии с доброй совестью). Доктрина и судебная практика также стали признавать институт злоупотребления правом (abuso del diritto), соотношение которой с общим принципом добросовестности вызывало жаркие споры в науке. После падения фашистского режима Муссолини эти нормы о добросовестности, честности

исправедливости продолжали применяться (как отмечается в литературе, особенно активно начиная с 1970-х гг.).

ВИспании в дополнение к закрепленному в изначальной редакции ГК Испании принципу добросовестности при исполнении договорного

обязательств в 1970-е гг. в новой редакции ст. 7 Кодекса во многом под влиянием немецкого и швейцарского опыта было закреплено требование добросовестного осуществления права и установлен запрет на злоупотребление правом.

Вдополнение к ряду норм Австрийского гражданского уложения 1811 г., говорящих о честном ведении дел, австрийские суды во второй половине ХХ в. стали использовать немецкий концепт Treu und Glauben,

158