Учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

ность действовать через представителя в любых гражданско-право- вых отношениях вытекает в том числе из принципа диспозитивности (Определение СКЭС ВС РФ от 26 ноября 2018 г. № 308-ЭС18-8991).

Поскольку не все субъекты гражданского права всегда способны

кнадлежащему проявлению собственной воли в полной мере, чужая воля может быть использована на основании закона или договора для восполнения недостатка воли другого лица. Так, в частности, в гражданском праве функционирует институт опеки.

Комментируемый пункт указывает на свободу лица по приобретению и осуществлению прав, поскольку это суть, сердцевина всего принципа автономии воли. Однако человек свободен и в порождении своих обязанностей, причем не только на основании договора, как указано в данной норме. Дело в том, что человек свободен в принципе, поэтому он свободен делать как добро, так и зло; поступать как правомерно, так и неправомерно. Свобода воли открыта для любого действия, иначе бы она не была свободой. Именно поэтому гражданское (и не только) право имеет дело с таким проявлением свободы воли, которое является неправомерным. Тут и деликт, и нарушение договорного обязательства, и вообще всякое неправомерное действие. Конечно, было бы безнравственным, да и ненужным устанавливать в законе, что лицо свободно в нарушении прав других лиц, но несет за это ответственность, хотя по существу дело обстоит именно так. Воля оказывается своего рода вещью в себе: она свободна по природе, но и способна к самоограничению. Лицо, помышляющее о нарушении чужих прав, способно удержать себя от такого действия – и это тоже проявление свободы воли и одновременно ее ограничение, несмотря на кажущуюся парадоксальность такой одновременной разновекторности действия свободы воли.

Буквально принцип автономии воли сформулирован как приобретение и осуществление прав своей волей. Никто не может быть принужден к осуществлению своего права помимо воли. Этот тезис подтверждается судебной практикой. В силу общеправового принципа, изложенного в п. 2 ст. 1 и п. 1 ст. 9 ГК РФ, граждане осуществляют принадлежащие им права по своему усмотрению, т.е. своей волей и в своем

интересе; из этого, по мнению ВС РФ, следует недопустимость понуждения лиц к реализации определенного поведения, составляющего содержание прав (Определение Судебной коллегии по делам военнослужащих ВС РФ от 18 октября 2016 г. № 201-КГ16-39).

Понятие права в данном контексте не должно быть сводимо только

ксубъективному гражданскому праву. Естественно, например, что кредитору по обязательству принадлежит обязательственное право

139

на действия должника, выражающееся в притязании к нему. Кредитор, соответственно, волен реализовать (осуществить) это притязание и потребовать от должника данных действий, но он может этого и не делать. Кредитор не может быть принужден к осуществлению своего права помимо его воли. Другое дело, что в некоторых случаях должник может иметь охраняемый законом интерес к совершению кредитором действия, необходимого для исполнения должником своего долга. Поэтому правопорядок может отдать предпочтение защите этого интереса должника, а кредитор может быть принужден по суду, но не к осуществлению своего права (хотя косвенно оно окажется реализованным), а к исполнению своих кредиторских обязанностей. Хотя общее правило для обязательственного права не сводится к принуждению кредитора, поскольку должник в этом случае вправе защищать свой интерес посредством отказа от обязательства и возмещения убытков, в некоторых случаях, наверное, было бы справедливым допустить принуждение кредитора к принятию исполнения от должника по суду. Эти случаи должны иметь исключительный характер и допускаться только тогда, когда никаким иным способом нельзя защитить законный интерес должника в производстве надлежащего исполнения. Формально, однако, даже в таких случаях, видимо, нельзя квалифицировать эту ситуацию как принуждение к осуществлению собственного права помимо воли его обладателя (кредитора) – речь должна идти о принуждении к исполнению кредиторских обязанностей. Такие примеры, хотя и сформулированные излишне широко, в позитивном праве имеются. В соответствии с п. 3 ст. 484 ГК РФ в случаях, когда покупатель в нарушение закона, иных правовых актов или договора купли-продажи не принимает товар или отказывается его принять, продавец вправе потребовать от покупателя принять товар или отказаться от исполнения договора. При этом данная норма не имеет широкого практического применения.

Право недопустимо смешивать с обязанностью, поскольку принуждение к исполнению обязанности в ограниченных пределах допускается правопорядком, а принуждение к осуществлению права допускаться не должно. Этот тривиальный тезис на первый взгляд

не имеет практического интереса для профессионалов в силу своей банальности. Однако судебная практика свидетельствует, что такое смешение иногда допускается. Так, например, по одному из дел при рассмотрении спора о заключении дополнительных соглашений к договору вышестоящему суду в его мотивированной критике нижестоящего суда пришлось указать, что суд не учел, в частности, принцип диспозитивности и фактически приравнял права к обязанностям,

140

что противоречит основным началам гражданского законодательства (Определение СКГД ВС РФ от 10 июня 2014 г. № 41-КГ14-3). Ошибки встречаются и на самом высоком уровне российского правосудия. Так, например, право должника в альтернативном обязательстве на выбор одного из нескольких альтернативных действий объявляется обязанностью (п. 44, 45 Постановления Пленума ВС РФ от 22 ноября 2016 г. № 54), тогда как в доктрине обязательственного права такое правомочие должника традиционно рассматривается в качестве секундарного (преобразовательного) права. В связи с этим важно отметить, что правила о нарушении обязанности, в том числе о гражданско-правовой ответственности, не могут применяться к должнику, манкировавшему своим правом на выбор, поскольку в этом случае наступают иные последствия, на которые обоснованно указано в том же разъяснении суда. Если же вследствие неосуществления своего права на выбор обязательство окажется нарушенным, следует обсуждать не вопрос о несостоявшемся выборе, а вопрос о неисполнении или ненадлежащем исполнении соответствующего обязательства должником. Тот факт, что нарушение вызвано неосуществленным выбором, – явление побочное и периферийное.

Если принуждение к осуществлению своего права не допускается, то это не значит, что бездействие управомоченного лица не может нарушать интересы других лиц, например и прежде всего обязанного лица. Гражданское право балансирует эту коллизию неосуществляемого права и противостоящего этому явлению интереса другого лица. Например, никто не обязан защищать собственное нарушенное право, однако неосуществление такой защиты может привести к защите интересов другого лица – обязанного по этому праву – в виде предоставления ему в силу закона возражения по давности (exceptio temporis).

Принуждение к приобретению права тоже, как правило, не должно допускаться. Некоторые права обременяют, а не только дают возможности извлекать полезные свойства из объекта гражданских прав. В некоторых случаях определенные объекты вообще не приносят его собственнику никакой пользы. Например, законсервированный скотомогильник никакой пользы его собственнику, видимо, принести

не может, а только обременяет издержками на поддержание его сохранности. В некоторых случаях в интересах общества отдельные субъекты могут быть понуждены к приобретению права помимо своей воли. Так, например, на основании п. 3 ст. 142 Закона о банкротстве социальные объекты несостоятельного лица, не проданные в ходе соответствующих процедур, подлежат передаче в муниципальную собственность. Если муниципальное образование отказывается принять соответствующее

141

имущество, оно принуждается к этому на основании судебного акта (п. 39 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 г. № 60). То же касается и института выморочного имущества, когда для целей введения в оборот оказавшегося без хозяина имущества публично-правовое образование в лице уполномоченных органов становится собственником имущества (ст. 1151 ГК РФ), не имея к этому собственного законного интереса. Такой законный режим наследования имущества по существу обеспечивает не столько частный интерес, сколько публичный, поскольку общество заинтересовано в том, чтобы имущественные ценности не омертвлялись, а были подчинены принципу частной автономии. Получается, что сначала надо отойти от принципа автономии воли, обязав соответствующие органы публично-правовых образований стать собственником выморочного имущества, чтобы запустить объекты гражданского права обратно в свободный гражданский оборот и обеспечить полноту действия принципа автономии воли.

Принцип автономии воли неверно сводить только лишь к приобретению и осуществлению субъективных гражданских прав еще и потому, что он, очевидно, должен распространяться и на правовые состояния, включая правоспособность. Например, правовая возможность вступить в брак может осуществляться только по свободной воле, и это не требует доказательств, но здесь нельзя говорить о субъективном гражданском праве и тем более о притязании, поскольку речь идет о реализации своей правоспособности своей волей. Еще пример – это полномочие. У представителя может и не быть субъективного гражданского права в виде притязания к кому-либо только лишь на основании выданной ему доверенности. Однако ясно, что реализация такого правового состояния, как полномочие, тоже подчиняется принципу свободы воли.

Приобретение и осуществление гражданских прав иногда принимают такую внешнюю форму, что может создаваться ложное впечатление об отсутствии воли на это. Отсюда следует в том числе порождение ошибочных законодательных положений. Например, согласно части второй ст. 309 ГК РФ в редакции, вступившей в силу 1 октября 2019 г., условиями сделки может быть предусмотрено исполнение ее сторона-

ми возникающих из нее обязательств при наступлении определенных обстоятельств без направленного на исполнение обязательства отдельно выраженного дополнительного волеизъявления его сторон путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки. Эта новелла призвана описать особенности исполнения так называемых смарт-контрактов и подобных явлений. Исполнение обязательств, оформленных с помощью соответствующих технологий, ка-

142

жется осуществляющимся не по воле его сторон, а вследствие действия программного кода. Однако такое представление неверно. Воля, равно как и интерес, сторон проявляется в действии программного кода, поскольку он есть лишь техническое воплощение уже изъявленной ранее воли. Участие механизмов и всяческих технических устройств, компьютерных программ и т.п. в исполнении по обязательству (а равно

ипри заключении договоров) не означает отсутствие у стороны своей воли на приобретение прав и осуществление обязанностей; все это происходит по воле лиц, соответствующим образом приспособивших данные объекты для реализации именно собственной воли. Какойлибо сбой программного кода не может оставить соответствующее лицо без правовой защиты именно потому, что будет констатировано нарушение принципа автономии воли. Другое дело, если согласно закону или условиям сделки риск наступления некоторых невыгодных последствий взяла на себя соответствующая сторона. Однако и здесь простор не безграничен: если стороны договорились о синаллагматическом договоре, но вследствие сбоя в программном коде кредитор не получил встречного предоставления, то данное обстоятельство не может лечь в качестве риска на кредитора, поскольку это противоречило бы характеру встречного обязательства и поменяло бы каузу договора на иную, о которой стороны не договаривались. Некоторые нюансы с мерцающей или транзитной каузой могут обсуждаться как допустимые, но в любом случае эти явления приемлемы, только если стороны прямо согласны с этим.

Важнейшее проявление идеи автономии воли – принцип свободы договора. Предложение второе абзаца первого п. 2 комментируемой статьи представляет собой первый подход законодателя к раскрытию содержания принципа свободы договора, провозглашенного в ряду других принципов в п. 1 данной статьи. Еще более полное содержание принципа свободы договора нормативно закрепляется в ст. 421 ГК РФ. Здесь же, в п. 2 комментируемой статьи, законодатель ограничивается лишь указанием на то, что субъекты гражданского права свободны в установлении и определении 1) своих прав, 2) обязанностей, 3) любых не противоречащих закону условий договора.

Особое отношение законодателя к свободе договора, видимо, объясняется тем, что принцип автономии воли наиболее ярко проявляется именно в свободе договора.

Освободе договора см. п. 1.8 комментария к настоящей статье. Применительно к свободе совершения односторонних сделок

иопределения их содержания ситуация более сложная. В силу ст. 156 ГК РФ правила о свободе договора применимы к односторонним

143

сделкам с учетом ряда принципиальных ограничений, предопределенных односторонним характером таких сделок. Так, например, сторона не может совершить одностороннюю сделку, навязывающую другому лицу те или иные правовые эффекты, если возможность такого вторжения не легализована в законе, ином правовом акте или условиях ранее заключенного между сторонами договора (ст. 155 ГК РФ; п. 51 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25). Это ограничивает и содержание односторонней сделки (как минимум той, которая навязывает другому лицу тот или иной правовой эффект, затрагивает права и обязанности такого адресата): лицо не может в допущенной законом односторонней сделке произвольно определить любые положения, выходящие за рамки того типизированного содержания, на которое закон, иной правовой акт или ранее заключенный договор дают свое одобрение. Это следует из принципов гражданского права – невмешательства в чужие дела и той же самой автономии воли (только в данном случае воли адресата одностороннего волеизъявления).

(в) Ограничение принципа диспозитивности

Могут ли принципы автономии воли и частного интереса быть ограничены? В самом комментируемом законоположении ни о каких возможностях таких ограничений не сказано. Однако, как уже было показано, сложно найти принцип гражданского права, действие которого настолько тотально, что не знает никаких ограничений. Если интересы большего порядка, чем интересы одной личности, требуют некоторого ограничения принципа автономии воли и частного интереса, то правопорядок допускает соответствующее исключение из действия принципа.

Принцип диспозитивности может быть ограничен в интересах самого субъекта гражданского права (патернализм правопорядка). Чувство гуманизма и справедливости в некоторых случаях требуют защитить лицо от самого себя. Ясно, что речь здесь идет прежде всего о лишении и ограничении дееспособности. Пороки воли не позволяют соответствующему субъекту полноценно участвовать в гражданском обороте. Однако, поскольку правоспособность лицом не утрачена, он не теряет

своих прав, но не может их осуществлять своей волей и в своем интересе. Эту волю проявляет другое лицо, которое и определяет, что находится в области интересов подопечного (опека).

Автономия воли, диспозитивность и свобода договора могут ограничиваться и в силу иных конституционных принципов и полити- ко-правовых соображений (например, обеспечения общественного порядка, национальной безопасности, конкуренции, защиты креди-

144

торов и т.п.), поскольку в гражданском праве неизбежен компромисс между частным, индивидуалистическим и общественным, публичным началами. Так, в частности, несостоятельность лица тоже служит своего рода ограничением дееспособности. Интересы кредиторов такого лица требуют ограничения действия принципа диспозитивности. Несостоятельное лицо лишается (ограничивается) права действовать своей волей и в своем интересе. Другое лицо в соответствии с законом

ина основании решения суда (арбитражный управляющий) действует вместо или от имени правообладателя, проявляя свою волю и действуя не только в его интересах, но и в интересах его кредиторов (по букве российского закона арбитражный управляющий к тому же еще должен действовать в интересах всего общества (всего человечества?), что, конечно, является законодательным недоразумением, поскольку трудно помыслить себе, чтобы один человек был юридически обязан действовать в интересах всего человечества, даже если это Генеральный секретарь ООН).

Итак, частная воля может быть кратковременно проигнорирована, когда она сталкивается с ценностью большего порядка. В соответствии со ст. 2 Конституции РФ человек является высшей ценностью. Поэтому, когда человек оказывается в ситуации, опасной для жизни, действия гестора считаются допустимыми даже против воли такого лица (п. 2 ст. 983 ГК РФ). Конечно, такой подход обоснован еще

ипотому, что, находясь в ситуации, опасной для жизни, воля человека может оказаться под сильным воздействием соответствующих обстоятельств, так что психические процессы могут срабатывать неадекватно естественному стремлению каждого существа к сохранению жизни.

2.2.Пропорциональность ограничения гражданских прав

Пункт 2 комментируемой статьи не ограничивается фиксацией принципа диспозитивности. Он также вводит принцип пропорциональности ограничения гражданских прав. Согласно абзацу второму п. 2 комментируемой статьи гражданские права могут ограничиваться только федеральным законом и только в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности

государства. О том же говорит и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ. По сути, комментируемая норма является калькой с этой конституционной максимы, наложенной на гражданские права (Определение СКГД ВС РФ от 17 октября 2007 г. № 82-Г07-5). Иными словами, гражданские права могут быть ограничены в тех же пределах и на тех же основаниях, что и конституционные права и свободы человека и гражданина вообще.

145

Семантически, коль скоро норма говорит об ограничении права, можно было бы считать, что права могут быть лишь ограничены в той или иной степени, но не уничтожены вовсе. Однако это не так, в действительности лицо может быть вовсе лишено своего субъективного гражданского права. В этом смысле показательным примером может выступать ст. 242 ГК РФ о реквизиции. При наличии указанных в этой норме условий в интересах общества имущество может быть изъято у собственника. Выплата собственнику компенсации не отменяет того факта, что право именно на имевшееся у собственника имущество может никогда не вернуться обратно. Однако законодатель обоснованно стремится минимизировать такое значительное ограничение права собственности, предусматривая, что сохранившееся имущество по отпадении соответствующих обстоятельств собственник вправе истребовать по суду.

Комментируемая норма сформулирована без привязки к субъекту, из чего следует, что правила об ограничении прав распространяются на любого субъекта. Общий принцип недопустимости произвольного ограничения гражданских прав реализуется как в отношении граждан (п. 1 ст. 22 ГК РФ), так и в отношении юридических лиц (п. 2 ст. 49 ГК РФ). Текстуальные различия приведенных норм не умаляют действия принципа недопустимости произвольного ограничения гражданских прав.

При определении оснований для ограничения частных прав должен применяться конституционный метод балансирования противоречащих друг другу конституционных ценностей, принципов и интересов. Любое ограничение должно быть соразмерным и минимально необходимым для обеспечения тех или иных конкурирующих правовых принципов, политико-правовых интересов и ценностей.

Так, например, право собственности нередко подвергается ограничению, и судебная практика поддерживает такое ограничение, если очевидны те цели, ради достижения которых это допускается. Например, права собственника транспортного средства в части его эксплуатации ограничены в интересах охраны здоровья, прав и законных интересов как самого собственника, так и других лиц. В частности, согласно закону для эксплуатации транспортного средства требуется

соблюдение некоторых административных процедур; при этом отмечается наличие особого правового режима данного источника повышенной опасности и специальных правил допуска его в эксплуатацию (решения ВС РФ от 9 апреля 2015 г. № АКПИ15-40, от 15 июня 2015 г.

№АКПИ15-442, от 20 июля 2015 г. № АКПИ15-585, от 23 июня 2016 г.

№АКПИ16-370, от 8 декабря 2016 г. № АКПИ16-1219, от 9 февраля

2017 г. № АКПИ16-1372, от 21 июня 2018 г. № АКПИ18-412).

146

(а) Основания ограничения

На первый взгляд в комментируемой норме буквально установлено, что ограничение гражданских прав может иметь своим основанием только федеральный закон. Но здесь надо иметь в виду феномен делегированного правотворчества (Решение ВАС РФ от 18 октября 2012 г. № ВАС-5244/12). Законодатель иногда устанавливает более или менее общее положение, допускающее ограничение права, а подзаконными актами это ограничение уточняется. Поскольку соответствующий государственный орган имеет определенные дискреционные правотворческие полномочия, в действительности границы ограничения прав определяются не законодателем, а иным государственным органом. Чем шире практика делегированного ограничения прав, тем меньше гарантий имеется у субъектов гражданского права. Законодатель в идеале должен нести политическую ответственность перед избирателями, а потому может быть ограничен в своих устремлениях по ограничению прав, тогда как другие государственные органы в меньшей степени мотивированы к сдержанности.

Нормативные акты субъектов РФ и муниципальных образований не могут регулировать гражданские отношения, поскольку гражданское законодательство относится к сфере ведения Российской Федерации (п. «о» ст. 71 Конституции РФ). Следовательно, указанные субъекты не могут установить и нормы гражданского права, которые ограничивали бы те или иные гражданские права. В судебной практике комментируемое положение ГК РФ, соответственно, применяется при оспаривании нормативных актов субъектов РФ. Так, например, положение регионального закона, предусматривающее перевод жилых помещений в нежилые или нежилых в жилые, независимо от того, в чьей собственности они находятся, без выяснения мнения собственника, было признано незаконным (Определение СКГД ВС РФ от 4 июля 2003 г. № 47-Г03-10); положение нормативного акта субъекта РФ об установлении ограничительного временного периода продажи пиротехнических изделий признано противоречащим комментируемой норме (Определение СКГД ВС РФ от 3 мая 2006 г. № 39-Г06-29); положение об установлении предельной оптовой надбавки к отпускной

цене на питьевую и минеральную воду также признано незаконным (Определение СКГД ВС РФ от 19 апреля 2006 г. № 58-Г06-11).

В то же время можно обнаружить примеры, когда ограничения гражданских прав по существу вводятся хотя и на основании закона, но актом субъекта РФ. Так, в соответствии с п. 9 ст. 16 Федерального закона от 22 ноября 1995 г. № 171-ФЗ «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спир-

147

тосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции» органы государственной власти субъектов РФ вправе устанавливать дополнительные ограничения времени, условий

имест розничной продажи алкогольной продукции, за исключением розничной продажи алкогольной продукции при оказании услуг общественного питания, в том числе полный запрет на розничную продажу алкогольной продукции, за исключением розничной продажи алкогольной продукции при оказании услуг общественного питания. Таким образом, предусматривается допустимость темпорального ограничения предпринимательской деятельности. Судебная практика видит в этом случае соответствие данного регулирования п. 2 ст. 1 ГК РФ, отмечая лишь по аналогии, что соответствующие ограничения могут устанавливаться только законодательными (представительными) органами (п. 12 Постановления Пленума ВАС РФ от 11 июля 2014 г. № 47). Тем самым уровень гарантий частных лиц, установленный Конституцией РФ и ГК РФ, снижается. Если эта тенденция будет иметь широкое продолжение, то такое делегированное нормотворчество может оказаться в руках многочисленного чиновничества, а частные права будут зависеть от их произвола. Именно поэтому судебный нормоконтроль должен не ограничиваться лишь проверкой компетенции того или иного органа или должностного лица, но распространяться на содержательный анализ введенного ограничения принципу соответствия такого ограничения предусмотренным законом целям.

На практике имеются случаи своего рода рефлекторного незаконного ограничения гражданских прав актом субъекта РФ, например, когда ограничение личных прав одних субъектов отражается на ограничении гражданских прав других субъектов. Так, в частности, незаконное ограничение прав несовершеннолетних лиц на пребывание в общественных местах в ночное время без сопровождения родителей в противоречии с комментируемой нормой ограничило, по мнению суда, права участников гражданско-правовых отношений, поскольку юридические лица, осуществляющие деятельность в сфере развлечений (досуга), оказывают гражданам, в том числе несовершеннолетним, услуги в этой сфере (Определение СКГД ВС РФ от 3 мая 2006 г. № 46-Г06-10). Надо

добавить, что таким незаконным регулированием ограничиваются не только права юридических лиц, но и гражданские права самих несовершеннолетних. Коль скоро усматривается нарушение прав лица, которое оказывает услуги, то, соответственно, следует констатировать

иограничение прав заказчика таких услуг, т.е. несовершеннолетних. Хотя субъекты РФ не имеют компетенции по установлению ре-

гулирования гражданских отношений, они обладают нормативной

148