Экзамен Зачет Учебный год 2023 / Корф М.А. Жизнь графа Сперанского

Сперанский при Императоре Александре I до своего удаления. 1801–1812

кредита учредить временные прибавки в податях и новые пошлины, с предназначением их единственно на погашение долгов1.

Очевидно, что если первый из этих актов, служа лучшим доказательством успеха новопринятых финансовых мер, должен был примирить с ними всех людей мыслящих и непредубежденных, то второй не мог не уничтожить опять благоприятного впечатления, произведенного первым. С одной стороны, журнал и рассуждения Государственного совета оставались тайною его архива; с другой, при молчании правительства о собиравшейся над Pocсиею туче, вдруг, спустя несколько дней после манифеста 29 января, удостоверявшего, что доходы и расходы государственные находятся в надлежащей между собою соразмерности, неожиданно являлся другой, которым под предлогом погашения прежних долгов значительно возвышались налоги. Может быть, если бы правительство тогда же решилось открыть настоящее положение дел и причину принимаемых им чрезвычайных предосторожностей, то публика поняла бы необходимость общего заблаговременного пожертвования; ожидаемою грозою заглушился бы ропот частного интереса и отозвалось бы, как было впоследствии, патриотическое чувство. Но такая предусмотрительная откровенность не входила в число аксиом тогдашней государственной науки, или, точнее сказать, служебной практики. Прикрывать язвы, маскировать беду до последней минуты казалось верхом государственной прозорливости и тонкого искусства, и это несчастное учение господствовало не у нас одних, но было общим во всех европейских кабинетах, кроме разве Англии, где оно, однако ж, также имело своих адептов, по крайней мере на деле. Неудивительно после того, если в новом манифесте толпа увидела лишь новую народную тягость, ничем, по-видимому, не оправдываемую; увидела явное противоречие с недавним утешительным объявлением; увидела, наконец, произвол, шаткость принимаемых мер, обольстительную фантасмагорию, и за все это налегла своими обвинениями – на Сперанского как на зачинщика всех новых выдумок. Враги и завистники

1 Прибавки, частью в весьма значительном количестве, сделаны были в податях подушной и оброчной (об этой собственно прибавке последовал потом дополнительный указ 20 февраля, № 24.999, которым увеличен еще сбор с мещан по 3 руб. с души), в сборе с купеческих капиталов, в пошлинах с чаю, пива, гербовой бумаги, паспортов, подорожен, пересылки писем и посылок и частных горных заводов. Новые пошлины установлены с торгующих крестьян, которые до тех пор ничего не платили (кроме столиц). Наконец учрежден еще сбор с помещичьих доходов по добровольному их объявлению.

171

Часть вторая

его не замедлили, разумеется, воспользоваться усилившимся против него озлоблением. Некоторым из них очень хорошо была известна настоятельная причина новых налогов; но своекорыстным честолюбцам выгоднее было притворяться, что они разделяют общее непонимание; отечество, общее благо стояли для них на втором плане.

Как бы то ни было, правительство достигло минутной своей цели; роспись 1812 года обещала, со включением новых налогов, доход в 378 000 000 руб.

Манифестом 11 февраля 1812 года (с прибавлением к нему указа 20 февраля) Сперанский завершил свою финансовую администрацию. Те акты, которые мы еще исчислим, предшествовали этому манифесту по времени.

5. Внешняя торговля

После блестящего положения вексельного нашего курса в 1803 году он начал постепенно колебаться, и наконец, во второй половине 1810-го, понижение его приняло вид совершенного упадка. В коммерческом мире это влияние приписывалось частью повсеместному, от политических событий того времени, потрясению доверия к общественной безопасности, частью же – хотя и втайне – новым нашим финансовым операциям, но больше всего – невыгодности торгового баланса, произошедшей от принятия нами континентальной системы, одного из бедственных порождений Тильзитского мира. Англия, вывозившая прежде из России более, нежели все остальные державы Европы вместе, стала во враждебное к нам положение и наш отпуск туда сырых материалов пресекся. Лишь американцы, не быв в разрыве с англичанами, продолжали свободно плавать по морям и они одни служили нам посредниками для получения колониальных товаров; но их торговля не могла равняться с потерянным для России английским рынком. Нарушение всякого равновесия во внешней нашей торговле и стремительный упадок курса имели непосредственное влияние и на все внутренние обороты, и на положение государственного кредита вообще. Александр с сердечным сокрушением смотрел на такой порядок вещей; но как явная распря с Наполеоном еще не соответствовала интересам России (мы говорим здесь о 1810 годе), то нужна была особенная осторожность, чтобы отстранить все, что творцу континентальной системы могло служить поводом к разрыву. Эта осто-

172

Сперанский при Императоре Александре I до своего удаления. 1801–1812

рожность высказывалась тогда во всех действиях правительства, даже во всем, что писали в то время от его имени. Так, в сентябре 1810 года Мордвинов в журнале департамента экономии говорил: «Нельзя нам, без явного оскорбления, и помыслить, чтобы союзнице нашей (Франции) приятно было видеть нас столь жестоко изнуряемых во внутренних силах наших и чтоб оная не могла охотно соглашаться на меры, изыскуемые нами для извлечения себя из столь болезненного положения». Эти меры и были изысканы государственным секретарем. Собрав с ведома и согласия Государя особый комитет из представителей почетнейших наших торговых домов, он соображения их вместе с собственными своими мыслями сообщил министру финансов, еще бывшему в то время в дружественных с ним отношениях. Министр облек все это в форму представления Государственному совету, и таким образом проект об устройстве внешней нашей торговли пошел от лица Гурьева, но истинным творцом его был также Сперанский.

Представленные меры относились к двум главным предметам: I) к сокращению привоза и самих требований иностранных товаров,

II)к облегчению и поощрению вывоза наших товаров. В отношении к первому предмету предлагалось:

а) Запретить привоз предметов роскоши и вообще тех, которые не принадлежат к необходимым.

б) Возвысить пошлину на товары дозволенные.

в) Уменьшить число пунктов, к которым дозволяется привоз.

г) Дополнить правила для коносаментов и деклараций к бóльшему затруднению недозволенного привоза.

д) Усугубить таможенный присмотр.

е) При составлении на этих основаниях тарифа:

Для привозных товаров: 1) предметы необходимые и общеполезные оставить по-прежнему без пошлины; 2) сырые товары, нужные как материал для наших промышленных заведений, обложить пошлиною от 1 до 5, а другие, менее общепотребные, от 5 до 10 процентов их цены; 3) товары, принадлежащие к роскоши, но от привычки к ним сделавшиеся необходимыми, – от 10 до 50 процентов; 4) мануфактурные товары вообще – от 10 до 50.

Для товаров отпускных: 1) сырые товары, производимые и в других государствах, оставить без пошлин или обложить частью от 1 до 10 процентов; 2) такие, которые составляют исключительную принадлежность России, обложить от 2 до 15 процентов; 3) товары выделанные,

173

Часть вторая

впоощрение внутренних фабрик, оставить без пошлин и только самую малую часть их обложить от 1 до 9 процентов.

Вотношении ко второму предмету, по причине громоздкости и тяжести большой части наших произведений, не допускающих сухопутного их перевоза и требующих всевозможных облегчений в отправлении морем, признано было необходимым, за малочисленностью собственных наших морских судов, устранить все затруднения в допущении к нашим портам иностранных нейтральных судов. «Известно, – говорилось в представлении, – что не столько строгость правил, постановленных для нейтральной навигации, сколько медленность и проволочка в рассмотрении документов корабельных и в решении дел сего рода стесняют торговлю, обременяя ее убытками, с потерею времени сопряженными, и опасаться должно, что страх, наведенный кораблехозяевам медленностью, которой они в сем (1810) году подвержены были в решении дел не только о кораблях с грузом, но и о тех, которые приходили с балластом, сильно подействует на вывоз наших произведений в будущем году, умалив число приходящих в наши порты кораблей, если теперь же не сделать распоряжений, чтоб успокоить их от опасения подобных проволочек». Вследствие того предлагалось постановить правила, по которым портовые наши таможни могли бы сами собою немедленно решать дела о нейтральности судов и допускать их к нагрузке нашими товарами, а с тем вместе означить случаи,

вкоторых сомнения в корабельных документах должно представлять на разрешение высшего начальства.

Эти предположения были одобрены Государственным советом, но предварительно на один только год и вследствие того 19 декабря 1810 года (№ 24.464) состоялось «Положение о нейтральной торговле на 1811 год в портах Белого, Балтийского, Черного и Азовского морей и по всей западной сухопутной границе». Манифест, при котором оно было издано, содержал в себе следующее воззвание: «Издавая правила сии, Мы надеемся, что верные Наши подданные, вникнув в истинный их разум, будут всемерно содействовать попечениям Нашим о собственном их благе, отсечением излишних издержек, умеренностию в образе жизни и обращением капиталов их не в пищу чужеземной роскоши, но в поощрение собственных наших отечественных фабрик и изделий; в сем предположении Мы ожидаем, что с удовольствием пожертвуют они мгновенными прихотями прочному устройству внутреннего трудолюбия».

174

Сперанский при Императоре Александре I до своего удаления. 1801–1812

Впоследствии манифестом 21 января 1812 года (№ 24.960) это же положение продолжено и на 1812 год с возвышением только, в видах поощрения внутренней промышлености, пошлин с некоторых привозных статей.

III

Обозрев сущность финансовых операций этой эпохи, мы теперь, так же как и в предшедших главах, представим мысли о них современной публики, равно как и те доводы, которыми Сперанский старался сперва подкрепить, а потом оправдать свои предположения по этой части.

Здесь опять является на первом плане записка Карамзина, которая, по времени ее представления Императору Александру, могла рассматривать, впрочем, только одни меры 1810 года; но именно в этом году и было положено основаниe важнейшим между ними. Мы извлечем из этой записки все, что сказано в ней о финансовой части, кроме некоторых исторических исследований, относящихся к прежнему времени.

«К важнейшим действиям нынешнего царствования, – говорил Карамзин, – относятся меры, взятые для уравнения расходов с доходами, для приведения в лучшее состояние торговли и вообще государственного хозяйства. Несчастные войны французская, турецкая, и в особенности шведская, заставили казну умножить количество ассигнаций; случилось необходимое: цены на вещи возвысились и курс упал, а разрыв с Англией довершил сие бедствиe. Грузные товары наши могут быть единственно отпускаемы морем; число иностранных кораблей в российских гаванях уменьшилось, а произведения фабрик европейских, легкие, драгоценные, входили к нам и морем, и сухим путем. Изчезло всякое равновесие между ввозом и вывозом. Таково было состояние вещей, когда показался манифест о налогах (2 февраля 1810).

Вместо того чтобы сказать просто: «Необходимое умножение казенных расходов требует умножения доходов, а новых ассигнаций не хотим выпускать», правительство торжественно объявило нам, что ассигнации не деньги, но составляют необъятную сумму долгов государственных, требующих платежа металлом, коего нет в казнее!.. Следствием было новое возвышение цен на все вещи и падение курса: первое от новых налогов, второе – от уменьшения доверенности ино-

175

Часть вторая

земцев к нашим ассигнациям, торжественно оглашенным сомнительными векселями. Скажем о том и о другом несколько слов.

Умножать государственные доходы новыми налогами есть способ весьма ненадежный и только временный. Земледелец, заводчик, фабрикант, обложенные новыми податями, всегда возвышают цены на свои произведения, необходимые для казны, и через несколько месяцев открываются в ней новые недостатки. Например, за что комиссариат платил в начале года 10 000 000, зато в конце вследствие прибавленных налогов подрядчики требуют 15 000 000.

Опять надобно умножать налоги, и так до бесконечности. Государственное хозяйство не есть частное: я могу сделаться богатее от прибавки оброка на крестьян моих, а правительство не может: ибо налоги его суть общие и всегда производят дороговизну. Казна богатеет только двумя способами: размножением вещей или уменьшением расходов – промышленностью или бережливостью. Если год от году будет у нас более хлеба, сукон, кож, холста, то содержание армий должно стать менее, а тщательная экономия – богатее золотых рудников. Миллион, сохраненный в казне за расходами, обращается в два; миллион, налогом приобретенный, уменьшается ныне в половину, завтра будет нулем.

Обратимся к ассигнациям. Многие простодушные, впрочем, неглупые люди доныне думают, что советники правительства в сем случае имели свои тайные виды и хотели умышленно повредить государственному кредиту. Я изъясняю себе загадку, как и в других случаях, одною известною хвастливостью неосновательных умов и не менее известною их охотою умничать. Доселе назывались в России государственными долгами только те суммы, которые наше правительство занимало в Голландии или других землях: никто не причислял ассигнаций к оным, и всякий считал их деньгами, ибо они служили как деньги в купле...

Время Павлово не произвело никакой важной перемены в государственном хозяйстве, ибо казна не умножала ассигнации; но в нынешнее царетвование оные излились рекою и вещи удвоились, утроились

вцене. Не осуждаем правительства за выпуск, может быть, 500 000 000 бумажных денег. Находились ли иные лучшие способы для удовлетворения государственным потребностям, не знаю, даже сомневаюсь. Но когда сделалось неминуемое зло, то надобно размыслить и взять меры

втишине, не охать, не бить в набат, от чего зло увеличивается. Пусть министры будут искренни пред лицом одного Монарха, а не пред народом; сохрани Боже, если они будут следовать иному правилу: обма-

176

Сперанский при Императоре Александре I до своего удаления. 1801–1812

нывать Государя и сказывать всякую истину народу. Объявите, что отныне фабрика ассигнационная останется без дела: хорошо; но к чему толковать слова: «объявителю платит государственный банк, и проч.». Я позволил бы сказать вам, что ассигнации не деньги, если бы вы могли отворить банки и ящики, наполненные серебром, для вымена бумажек; позволил бы сказать, что ассигнации не деньги, если бы у нас были другие; какие же? серебряные или медные? Сколько их теперь в России и думаете ли, что бедная сумма оных могла бы довольствовать государство в торговых его оборотахъ?..

Необходимость есть закон для правительства и народа. Если бы купец сказал о своих векселях то, что в манифесте сказано об ассигнациях, если бы объявил торжественно, что надавал их непомерное количество и крайне заботится о следствиях: едва ли бы кто на другой день согласился продать ему свое имение на вексель; а за наши ассигнации и теперь продают все. Они унизились ценою в отношении к вещам не для того, что лишились кредита или доверия, но следуя общему закону соразмерности между вещами и деньгами; одним словом, вопреки манифесту ассигнации и теперь остаются у нас деньгами, ибо иных не имеем; но купцы иноземные, купцы, гораздо ученейшие россиян в языке и в признаках государственного банкротства, усомнились иметь дела с нами; курс упадал более и более, уменьшая цену российских произведений для иноземцев и возвышая оную для нас самих.

Что сказать о так называемом разуме манифеста, всюду разосланном вместе с оным? Надобно, чтоб разум находился в самом манифесте, а не в особенном творении какого-нибудь школьника-секрета- ря, который со смешною важностью толкует нам слова повторением их или перестановкою, гордо объявляя, что одни слабоумные считают нужным перелив монет сообразно с ее нынешнею ценою и что пуд меди, стоящий во всех прочих вещах 40 руб., в деньгах должен ходить за 16: ибо если мы из медного рубля сделаем два, то все цены удвоятся. Нет, господин изъяснитель, медная монета есть у нас только разменная, в коей мы имеем теперь крайнюю нужду и которая уменьшается от тайного переплавливания в вещи или вывоза в чужие земли. Не надобно из рубля меди без необходимости делать 10, чтобы не было фальшивой монеты; но не должно делать и 16 из 40, чтобы монету не переплавливали в кубы и пр. Ни в каком государстве деньги не ходят ниже цены своей. Вопреки сему разуму правительство уставило переменить медную монету и сделать из 16 24; для чего же не 40, не 50? Не так лег-

177

Часть вторая

ко делание фальшивой монеты, если бы медь чрез несколько времени и весьма унизилась в цене, чему доказательством служит собственный наш пример, когда медные деньги, со времен Петра Великого, ходили в России несравненно выше внутреннего своего достоинства...

Я развертывал книги о государственном хозяйстве, слыхал, как люди ученые судят о нынешнем хозяйственном состоянии России и замечал более слов, нежели мыслей, более мудрований, нежели ясных понятий. Зло не так велико, как думают. Все дорого, правда; но с умножением расходов, не прибавились ли и доходы? Владелец, имеющий деревни на пашне или фабрики не терпит от дороговизны, купцы также; господин оброчных крестьян терпит более или менее; денежные капиталисты и люди, живущие жалованьем, более всех терпят. Сравнивая выгоду и невыгоду, вижу, что нынешняя дороговизна есть вообще зло; а как она произошла от умножения ассигнаций, то надобно ли уменьшить их количество? «Надобно», – думает правительство, и взяло меры: учредило заемный банк и продает казенные имения...

Желательно, чтоб сие намерение не совсем исполнилось; иначе явится другое зло, которое в течение минувшего лета едва ли кто-нибудь мог предвидеть.

Цены на вещи возвышались не только по соразмерности прибавляемых ассигнаций, но и по вероятностям их будущего выпуска, также вследствие новых податей и низкого курса. Дороговизна ежедневно возрастала. В пятницу хотели взять за товар больше, нежели в четверг, в субботу более, нежели в пятницу, следуя иногда привычке и вкусу своего корыстолюбия. Уже не действует сила, приведшая в действие шар, а он еще катится. Верят и не верят, чтобы казна перестала выдавать ассигнации. Наконец открывается нечаянность: большая нужда в деньгах, т.е. в ассигнациях! Купцы в Москве с изумлением спрашивают друг у друга, куда они девались и предлагают заимодавцам три процента на месяц. Ассигнаций не убыло, но, по дороговизне, делается мало, т.е. излишне высокие цены в последнее время вышли из соразмерности с суммою оных. Например, купец, имея прежде 10 000 в капитале, ныне имеет 15 000; но как цена покупаемого им товара удвоилась, то он, чтобы не уменьшить своей торговли, должен призанять 5000 руб.

Если казна посредством банка и продажи имений вынет теперь из оборота миллионов 200, увидим страшный недостаток в деньгах; винные откупщики разорятся, крестьяне не заплатят оброка господину, купцы не купят или не продадут товара, найдется недоимка в казен-

178

Сперанский при Императоре Александре I до своего удаления. 1801–1812

ных сборах. Не думайте, чтобы вдруг оказалась дешевизна; нет, первые продавцы не скоро уступят вам вещь за половину бывшей ее цены, но сделается остановка в торговле и в платежах. Неудовольствиям, жалобам не будет конца, и многие окажутся банкротами прежде, нежели установится новый порядок в оценке вещей, соразмерный с количеством денег в государстве. Великие переломы опасны. Вдруг уменьшить количество бумажек также вредно, как вдруг умножить. Что же делать? Не выпускать их более сего довольно; цены спадут без сомнения, ибо возвысились несоразмерно с прибавлением ассигнаций, как мы сказали; – но спадут постепенно, без кризиса, если Россия не будет иметь каких-нибудь несчастий.

Вторая мысль заемного банка, или так называемого погашения долгов, есть – унизить серебро, обещанием уплатить через несколько лет рубль сим металлом за два бумажных. Если бы внесли в сей банк миллионов 200, то правительство нашлось бы в крайнем затруднении по истечении срока: не легко приготовить 100 000 000 сереб. для расплаты! К счастью, внос не велик, ибо у нас нет праздных капиталов; но достохвально ли учреждение, коему нельзя желать успеха? Автор, кажется, полагал, что в течение шести лет рубль серебряный унизится до 150 к. ассигнациям и что заимодавцы с радостью возьмут всю сумму бумажками. Хорошо; а если того не будет? Заметим, что цена серебра возвысилась у нас гораздо более иных цен. Куль муки за четыре года перед сим стоил в Москве 41/2 р., а теперь стоит менее 21/2. Возьмите в пример и другие российские произведения: за все платите серебром почти вдвое менее прежнего; виною то, что умножился расход оного для содержания заграничных армий и для тайной покупки иноземных товаров. Хотите ли уронить цену серебра? Не выменивайте его для армий; уймите запрещенную торговлю, которая вся производится на звонкую монету; дайте нам более разменных денег, или – вы хотите невозможного. Теперь дороговизна благородных металлов убыточна не для народа, а для казны и богатых людей, имеющих нужду в иноземных товарах, коих цена возвышается по цене серебра. У нас ходит оно только в столицах, в городах пограничных, в приморских; внутри России не видят и не спрашивают его в противность сказанному в манифесте, что единственная российская банковая монета есть рубль серебряный. Нет – серебро у нас товар, а не деньги».

Любопытна также, хотя в другом роде, небольшая собственноручная записка князя (тогда еще графа) Кочубея, найденная в его бума-

179

Часть вторая

гах. Время ее составления неизвестно и тон, по обыкновению писавшего ее, чрезвычайно осторожен; но во всяком случае она доказывает, что при ее сочинении мысли автора были иные, нежели тогда, когда сам он не только одобрял все предположения Сперанского (одобрение это, впрочем, повторяется частью и здесь), но находил их и своевременными.

«В исходе 1809 года, – сказано в этой записке, – представлен был план финансов, основанный, без сомнения, на началах экономии государственной неоспоримых и освященных опытностию других государств и лучших писателей. Но тогда потеряно было из виду то, что теория самая лучшая иногда неудобна на самом деле и что для введения новой финансовой системы нужны времена спокойные и уверенность, что в продолжении по крайней мере нескольких лет сряду принятые меры могут получить полное движение и в ходу их не затрудниться. Трудно из самой дурной даже системы обратиться в самую лучшую без положения переходного. Многие распоряжения принятого в 1810 году плана произвели полезные действия. Прекращение новых выпусков ассигнаций, заем на серебро, продажа казенных имуществ и проч. имели более или менее полезное влияние на кредит публичный, удержали ассигнации и вексельный курс от дальнейшего падения, доставили способы на полезные обороты по долгам банка; но план ceй никак не мог получить полного действия: ибо одно из главнейших его оснований – истребление определенной части бумаг – не могло получить и первоначального движения; понеже нужды государственные поглощала и доходы и займы».

Наконец существует еще (в рукописи) записка о ходе финансового управления в России, составленная бароном Розенкампфом. Она содержит в себе, между прочим, и обзор всех операций 1810–1812 годов; но мы почти ничем не могли воспользоваться из этой записки (составленной, впрочем, уже гораздо позже, и именно в 30-х годах), потому что она не только исполнена явного предубеждения против всего, что делал Сперанский и по этой части, не только дышет самою желчною против него ненавистью, но даже искажает факты и выводит небывалое, с видимою целью очернить перед потомством самую память бывшего начальника ее сочинителя.

Из числа всех, предложенных Сперанским финансовых мер, только тариф и торговое положение 1810 года не вызвали нареканий от современников. Снова открыв северные порты колониальным товарам;

180