IV. Наличие обоснованного подозрения

Ранее мы уже говорили о том, что в Конвенции предусмотрено шесть возможных оснований лишения свободы, одно из которых - наличие обоснованного подозрения в совершении правонарушения. Впервые содержание данной концепции было сформулировано в деле "Фокс, Кэмпбел и Хартлей против Соединенного Королевства" <1>. Интересно отметить, что до принятия решения по этому делу, т.е. до начала 90-х гг. XX в., Суд полагался на национальные власти в оценке обоснованности подозрения, практически всегда соглашаясь с ними в этом, при условии, что государство смогло предоставить хоть какие-то данные о возможной причастности лица к совершению преступления. Начиная с данного дела Суд анализирует фактические обстоятельства каждого дела, используя формулу "объективного наблюдателя". Данная формула означает, что государство должно предоставить объяснение со ссылкой на конкретные обстоятельства и материалы дела, позволяющие стороннему наблюдателю сделать вывод, что лицо могло совершить преступление.

--------------------------------

<1> Постановление ЕСПЧ от 30 августа 1990 г. по делу "Фокс, Кэмпбел и Хартлей против Соединенного Королевства" [Fox, Campbell and Hartley v. the United Kingdom] (жалобы N 12244/86, 12245/86,12383/86).

Стандарты Европейского суда по правам человека требуют обоснования подозрения даже в том случае, если обвинение использует конфиденциальную информацию (например, при расследовании преступлений, связанных с терроризмом). Так, в деле "О'Хара против Соединенного Королевства" <1> Суд указал, что "в контексте войны с терроризмом, хотя к Договаривающимся Сторонам не могут предъявляться требования о раскрытии конфиденциальной информации, Суд не допускает, чтобы сложности борьбы с терроризмом сводили на нет гарантии статьи 5 § 1 (c)". Поэтому, хотя Суд и снижает требования к обоснованности подозрения, заменяя понятие "обоснованное подозрение" понятием "добросовестное подозрение", он не оставляет государство полностью без контроля, требуя предоставления хотя бы минимального количества объективной информации.

--------------------------------

<1> Постановление ЕСПЧ от 16 октября 2001 г. по делу "О'Хара против Соединенного Королевства" [O'Hara v. the United Kingdom] (жалоба N 37555/97).

Например, в деле "Муррай против Соединенного Королевства" <1> подозрение основывалось преимущественно на конфиденциальной информации. Поэтому Великобритания не могла предоставить Суду конкретные факты, которые могли бы убедить "объективного наблюдателя". Суд тем не менее не нашел нарушения Конвенции, посчитав, что Великобритания все-таки предоставила некую объективную информацию. В частности, она сообщила, что за несколько недель до ареста двоим братьям заявительницы было предъявлено обвинение в США в покупке вооружения для Ирландской республиканской армии. Более того, заявительница несколько раз выезжала в США к своим братьям. Суд признал, что в данном деле степень подозрения была достаточной для удовлетворения требований ст. 5 Конвенции, хотя с точки зрения формулы "объективного наблюдателя" предоставленной информации было недостаточно.

--------------------------------

<1> Постановление ЕСПЧ от 28 октября 1994 г. по делу "Муррай против Соединенного Королевства" [Murray v. the United Kingdom] (жалоба N 14310/88).

Для того чтобы "объективный наблюдатель" убедился в наличии оснований для задержания, они должны быть надлежащим образом представлены. Например, если подозрение основывается на показаниях свидетеля, то должен быть представлен как минимум протокол допроса с указанием фамилии и имени свидетеля. Однако этот стандарт не означает тотальный запрет на использование анонимных источников, если государство разработает механизм, который бы не приводил к злоупотреблениям, сводящим на нет гарантии ст. 5 Конвенции.

Например, в деле "Лабита против Италии" <1> Суд однозначно признал, что неподтвержденных показаний одного анонимного информанта недостаточно для обоснованного подозрения даже при расследовании преступлений террористической или мафиозной направленности. Тем не менее конфиденциальная информация от четырех проверенных информантов была признана достаточной ("О'Хара против Великобритании"), хотя сторона защиты была лишена возможности ознакомиться с первоначальной информацией, послужившей основанием для ареста. Обличающие показания, данные несколько лет назад и от которых впоследствии свидетель отказался, не повлияли на наличие обоснованного подозрения относительно заявителя ("Талат Тепе против Турции" <2>).

--------------------------------

<1> Постановление ЕСПЧ от 6 апреля 2000 г. по делу "Лабита против Италии" [Labita v. Italy] (жалоба N 26772/95).

<2> Постановление ЕСПЧ от 21 декабря 2004 г. по делу "Талат Тепе против Турции" [Talat Tepe v. Turkey] (жалоба N 31247/96).

Таким образом, хотя текст Конвенции с момента ее принятия содержал требование обоснованности подозрения, Суд вывел формулу для оценки обоснованности значительно позже. Такая формула применяется Судом с учетом конкретных обстоятельств дела - при преследовании за преступления, покушающиеся на общественную безопасность, Суд снижает требования к раскрытию информации.

Интересно отметить, что в судебной практике ряда государств - членов Совета Европы обоснованность подозрения как необходимый критерий для задержания присутствовала законодательно не всегда. При этом именно с начала 1990-х гг. в этих государствах начинаются реформы по внедрению данной концепции в законодательство, что, возможно, связано в том числе и с позицией Европейского суда. Например, УПК РФ в принципе не говорит о необходимости анализировать обоснованность подозрения судами при заключении под стражу.

Поэтому в России сложилась стандартная практика, когда суды отказывались рассматривать обоснованность подозрения на стадии досудебного расследования, руководствуясь тем, что на данной стадии следователь пользуется процессуальной самостоятельностью, а следовательно, только он вправе принимать процессуальные решения относительно судьбы дела.

Ситуация стала меняться в лучшую сторону сравнительно недавно. В п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. N 41 "О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога" указано, что "избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу допускается только после проверки судом обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению. Обоснованное подозрение предполагает наличие достаточных данных о том, что лицо могло совершить преступление (лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; потерпевший или очевидцы указали на данное лицо как на совершившее преступление; на данном лице или его одежде, при нем или в его жилище обнаружены явные следы преступления и т.п.)".

Тем не менее до сих пор практика рассмотрения судами обоснованности подозрения оставляет желать лучшего. Достаточно часто встречаются решения судов, в которых об обоснованности подозрения не сказано ни слова. В противовес весьма формальному подходу некоторых российских судов субъектов Московский городской суд, как правило, детально анализирует обоснованность подозрения. Например, в апелляционном Постановлении от 25 февраля 2015 г. по делу N 10-2263/15 Московский городской суд указал следующее:

"Вместе с тем... ем для избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу, поскольку согласно требованиям ст. 97 УПК РФ суду должны быть представлены фактические обстоятельства, которые свидетельствуют о реальной возможности совершения обвиняемым, подозреваемым действий, указанных в статье 97 УПК РФ".

Похожая ситуация была и во Франции. Во французском праве до 1993 г. заключение под стражу применялось к подследственным. Однако термин "подследственный" был нечетко прописан в законе, поэтому заключение под стражу применялось без оценки степени подозрения. Закон от 24 августа 1993 г. установил, что заключение под стражу может применяться только к обвиняемым, т.е. к лицам, в отношении которых имеются признаки, которые дают возможность презюмировать, что они участвовали в совершении преступления. Однако данная формулировка статьи также приводила к произвольной ее интерпретации судами, что спровоцировало очередную ее модификацию 15 июня 2000 г., когда слова "признаки, дающие возможность заключить" были заменены на "серьезные и согласовывающиеся между собой признаки" <1>. При этом если раньше французские суды не анализировали фактические обстоятельства дела для выяснения обоснованности подозрения, то теперь это требование должно обязательно выполняться.

--------------------------------

<1> Бьянко-Бран И. Заключение под стражу в праве Франции и Вьетнама (сравнительное исследование): Диссертация. Бордо IV, 2012. С. 25 (http://www.theses.fr/2012BOR40053).

Например, суд кассационной инстанции отменил заключение под стражу, признав отсутствие серьезных и согласовывающихся признаков в деле, когда показания свидетеля противоречили результатам вскрытия трупа <1>. Но взаимная согласованность была обнаружена судом, когда были материальные признаки присутствия человека в определенном месте и он не мог точно указать свой распорядок в момент совершения преступления <2>.

--------------------------------

<1> Решение кассационной инстанции от 24 апреля 1975 г. по делу N 18727-18. См.: Бьянко-Бран И. Указ. соч. С. 31.

<2> Решение кассационной инстанции от 15 января 2003 г. по делу N 02-84-490. См.: Бьянко-Бран И. Указ. соч. С. 31.

Французские суды также считают, что, например, явка с повинной является серьезным признаком <1>, в то время как показания свидетелей или жертвы таковыми являются только при их детальном обосновании <2>. Интересно, что акцент на необходимости обосновывать подозрение при заключении под стражу как во Франции, так и в России пришелся на то время, когда Европейский суд стал активно использовать формулу "объективного наблюдателя" при анализе поступающих на его рассмотрение дел. Не исключено, что это совпадение, но, скорее всего, это влияние практики Суда на национальное законодательство стран-членов.

--------------------------------

<1> Решение кассационной инстанции от 17 октября 2001 г. по делу N 01-85.043. См.: Бьянко-Бран И. Указ. соч. С. 32 - 33.

<2> Решение кассационной инстанции от 4 февраля 2003 г. по делу N 03-82.087. См.: Бьянко-Бран И. Указ. соч. С. 33.

Вместо заключения

Подводя итог вышесказанному, отметим, что ст. 5 Конвенции хотя и содержит такие понятия, как "лишение свободы", "законность задержания", "обоснованность подозрения", но не расшифровывает их. Поэтому именно на Суд была возложена роль по их содержательному наполнению. Так, Суд при анализе лишения свободы использует два критерия: объективный и субъективный. Объективный критерий означает наличие фактических оснований считать ограничение прав лишением свободы. Например, Суд учитывает наличие или отсутствие замка, возможность покинуть территорию, наличие принуждения (как физического, так и психологического) и мер по контролю за жизнью лица, а также продолжительность ограничения. Наличие или отсутствие согласия лица является основным индикатором соблюдения субъективного критерия. Заключив, что ограничение является лишением свободы, Суд обращается к рассмотрению вопроса о том, предусмотрено ли такое лишение свободы исключениями, исчерпывающий список которых представлен в ст. 5 Конвенции.

Среди допустимых исключений из личной свободы Конвенция выделяет законное заключение при наличии обоснованного подозрения в совершении преступления. Суд разработал самостоятельную концепцию законности задержания, оценка которой начинается традиционно с анализа национального законодательства. Вторым шагом является анализ национального законодательства на соответствие духу Конвенции с точки зрения защиты граждан от произвола со стороны властей. Для этого Суд анализирует ясность национального законодательства, пропорциональность положений закона целям ограничения, наличие злоупотребления или обмана со стороны властей.

Помимо автономной концепции законности задержания Суд также выработал концепцию обоснованности подозрения, которая означает наличие данных, которые позволяли бы "объективному наблюдателю" сделать вывод о возможности совершения лицом преступления. При этом национальные суды должны обязательно анализировать фактические обстоятельства дела для признания обоснованности подозрения. Судебная практика свидетельствует о том, что Суд готов проявлять гибкость при оценке соблюдения этого требования при расследовании преступлений, представляющих повышенную общественную опасность (например, террористической деятельности). Однако даже в этом случае Суд требует предоставления хотя бы минимальных объективных данных.

К СТАТЬЕ 6 КОНВЕНЦИИ

М.А. НИКОНОВ

АВТОНОМНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПОНЯТИЯ "УГОЛОВНОЕ ОБВИНЕНИЕ" В ПРАКТИКЕ

ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

Никонов Максим Андреевич.

В 2011 г. с отличием окончил юридический факультет Ивановского государственного университета. По материалам практики Европейского суда по правам человека, Верховного Суда РФ, региональных судов подготовил и защитил кандидатскую диссертацию на тему "Судейское усмотрение: уголовно-процессуальные аспекты" (2014 г).

Адвокат Центральной коллегии адвокатов г. Владимира.

Сфера научных интересов: уголовный процесс, судебная деятельность, социология и психология правоприменения.

Статья посвящена анализу автономного понятия "уголовное обвинение". Автором на основании обобщения судебной практики проанализирована используемая Европейским судом по правам человека методология установления применимости ст. 6 Европейской конвенции по правам человека, а также рассмотрены примеры, иллюстрирующие последствия игнорирования российскими правоприменителями и законодателем подходов ЕСПЧ к толкованию уголовного обвинения.

Autonomous Meaning of "Criminal Charge" in the Practice of the European Court of Human Rights

M. Nikonov

This article analyzes the autonomous definition of "criminal charge". The author explores the practice of the European Court of Human Rights and analyzes the methodology of the Court for establishing applicability of Article 6 of the European Convention on Human Rights, as well as considers the examples that illustrate the consequences of ignoring approaches of the ECtHR to the interpretation of "criminal charge".

Одним из autonomous concepts в практике Европейского суда по правам человека является понятие "уголовное обвинение" <1>. Благодаря его использованию национальные "наказательные" отрасли права либо отдельные институты, носящие репрессивный характер, "привязываются" к процессуальным гарантиям справедливого судебного разбирательства, закрепленным в ст. 6 Европейской конвенции по правам человека.

--------------------------------

<1> См.: Judgment of the European Court of 26 March 1982 on the merits of the application N 8269/0378 Adolf v. Austria, § 30.

Вместе с тем из-за разных подходов к толкованию правовых норм, особенностей правосознания и прочих факторов, действующих как в национальных, так и в "конвенционной" юрисдикциях, подобная "привязка" не может проходить без шероховатостей: время от времени в правоприменительной практике разных стран возникают ситуации, когда национальная трактовка уголовного обвинения "диссонирует" с autonomous concept. При этом чем шире в национальной юрисдикции понимается уголовное право (например, во Франции оно вбирает в себя то, что в России именуется правом административным), тем меньше шансов для возникновения таких ситуаций. Однако если в законодательстве страны проводится четкая демаркационная линия между уголовным правом, которое трактуется в узком смысле как право, зафиксированное только в уголовном кодексе, и иными "наказательными" отраслями права или отдельными институтами, пробелы в знаниях или игнорирование практики ЕСПЧ национальным правоприменителем либо законодателем все чаще и чаще будут приводить к умалению конвенционных прав. Именно поэтому так важно понимать, что стоит за понятием "уголовное обвинение" и какие критерии используются для определения обвинения как "уголовного" в практике Европейского суда. Этим вопросам и посвящена первая часть статьи. Во второй части мы рассмотрим несколько примеров, иллюстрирующих характер "правовых диссонансов", уже возникших или еще только назревающих между Россией и ЕСПЧ в связи с анализируемым autonomous concept.

I

Доктринальной основой толкования Европейским судом понятия "уголовное обвинение" является концепция criminal matter ("уголовной сферы"). Ее появление было вызвано тем, что в XX в. во многих европейских странах в силу разных причин (борьба с размыванием понимания уголовного права как ultima ratio <1>, загруженностью уголовных судов сравнительно малозначительными делами и т.д.) деяния, ранее запрещенные уголовными кодексами (или аналогичными им нормативно-правовыми актами), стали выводиться в сферу административного, экологического, таможенного и тому подобного права. В результате, как отмечает профессор Л.В. Головко, "понимая... риски "расползания" репрессивного (уголовного) права, становящегося безразмерным и бесконтрольным, западное правоведение в целом и Европейский суд по правам человека в частности отреагировали... теорией уголовного права в широком смысле (англ. "criminal matter", фр. "matiere penale"), смысл которой сводится к тому, что как бы государство терминологически не обозначало соответствующий вид государственной репрессии (административно-деликтная ответственность, налоговая ответственность, экологическая ответственность и т.д.) и каким бы законодательством его ни предусматривало (уголовным или "неуголовным"), оно должно отдавать себе отчет, что речь идет об "уголовно-правовой сфере" и что к этой сфере должны быть приложимы все фундаментальные международно-правовые и конституционно-правовые принципы уголовного права и процесса" <2>. Иными словами, хотя страны свободны в отнесении тех или иных деяний на ту или иную отраслевую "полку" <3>, для целей применения ст. 6 Конвенции не имеет принципиального значения, как деяния квалифицируются по национальному законодательству <4>. Если бы государства могли по собственному усмотрению квалифицировать per se уголовное деяние как налоговое, таможенное и тому подобное правонарушение, то тем самым "они бы ограничили действие основополагающих статей 6 и 7, применение которых зависело бы от их суверенной воли. Подобное чрезмерное расширение пределов усмотрения могло бы привести к результатам, несовместимым с предметом и целями Конвенции" <5>.

--------------------------------

<1> Последний довод (лат.).

<2> Головко Л.В. Анализ концепции проекта новой редакции Уголовного кодекса Республики Казахстан // Ежегодник Центра исследования правовой политики. Варшава, 2011. С. 17.

<3> См.: Judgment of the European Court of 25 August 1987 on the merits of the application N 9912/82 Lutz v. Germany, § 57.

<4> См.: Judgment of the European Court of 21 February 1984 on the merits of the application N 8544/79 Ozturk v. Germany, § 49.

<5> Judgment of the European Court of 28 June 1984 on the merits of the application N 7819/77, 7878/77 Campbell and Fell v. the United Kingdom, § 68.

Отметим, что в России не удалось удержать в фокусе внимания уголовно-правовые "гены" административного права и соответствующие риски. В результате отечественное административное право "замкнулось на себе", превратилось в самостоятельную отрасль со своим специфическим нормативным регулированием, "расползание" репрессивности которого не сдерживается ни здравым смыслом, ни принципом "не навреди", ни достаточным уровнем процессуальных гарантий и критичным отношением судов к позиции публично-властных субъектов. В такой ситуации европейские стандарты справедливого правосудия - тот инструмент, который в случае его использования может помочь преодолеть пороки российской правоприменительной практики.

Понятие "обвинение"

Для целей ст. 6 Конвенции в ее уголовном аспекте "обвинение" можно определить как официальное уведомление конкретного лица компетентными властями о наличии оснований утверждать, что им совершено уголовное правонарушение <1>; при этом обвинение может быть предъявлено и в иных формах, указывающих на порочность поведения лица и существенно влияющих на положение последнего <2>.

--------------------------------

<1> См.: Judgment of the European Court of 15 July 1982 on the merits of the application N 8130/78 Eckle v. Germany, § 73; Judgment of the European Court of 27 February 1980 on the merits of the application N 6903/75 Deweer v. Belgium, § 46.

<2> См.: Judgment of the European Court of 10 December 1982 on the merits of the application N 8304/78 Corigliano v. Italy, § 34.

Так, в Постановлении по делу "Александр Зайченко против России" Суд указал: "Использование судом первой инстанции признания заявителя, сделанного 21 февраля 2001 г. (при обнаружении в ходе осмотра автомобиля заявителя двух канистр с топливом. - М.Н.), которое привело к возбуждению уголовного дела в отношении заявителя и затем к признанию его виновным в совершении кражи, является основанием для жалобы заявителя по статье 6 Конвенции... В самом протоколе осмотра указана статья 178 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в качестве законного основания для проведения осмотра. Таким образом, хотя заявитель 21 февраля 2001 г. не был обвинен в совершении какого-либо преступления, процессуальные действия, проведенные в этот день, "существенно воздействовали" на его положение (выделено нами. - М.Н.). Европейский суд допускает, что статья 6 Конвенции имела отношение к рассматриваемому делу" <1>.

--------------------------------

<1> Judgment of the European Court of 18 February 2010 on the merits of the application N 39660/02 Aleksandr Zaichenko v. Russia, § 43.

Вместе с тем не всякое процессуальное действие сотрудников правоохранительных органов представляет собой "существенное воздействие" на положение лица и свидетельствует об указании на порочность поведения последнего.

Рассмотрим в качестве примера дело Escoubet v. Belgium, инициированное по жалобе попавшего в ДТП гражданина, у которого до рассмотрения дела по существу по инициативе прокуратуры было изъято водительское удостоверение. Г-н Эскюбе полагал, что подобное немедленное изъятие водительского удостоверения без эффективного средства правовой защиты в суде лишило его права на "суд" по смыслу п. 1 ст. 6 Европейской конвенции по правам человека. Констатируя неприменимость ст. 6 Конвенции в данном деле, Суд опирался на следующие рассуждения: "То обстоятельство, что мера предусмотрена уголовным законодательством государства, само по себе не означает, что она попадает в поле применения статьи 6 Европейской конвенции. Эта статья действует только тогда, когда "уголовное обвинение" выдвинуто против определенного лица... то есть после того, как оно получило официальное уведомление от компетентного органа власти, содержащее обвинение в совершении уголовного преступления. или были приняты меры. имеющие значительные последствия для положения подозреваемого. Гарантии процедуры, предписанной статьей 6 Конвенции, в принципе не применяются в отношении различных предварительных мер, которые могут быть приняты в рамках уголовного расследования до того, как будет предъявлено "уголовное обвинение", таких как задержание или заслушивание подозреваемого... (Регламентирующая немедленное изъятие водительского удостоверения. - М.Н.) статья 55... не предполагает какого-либо расследования или установления виновности, и ее применение является полностью независимым от уголовного преследования, которое впоследствии может быть возбуждено. Немедленное изъятие является превентивной мерой безопасности в отношении автомобилистов, которая направлена на то, чтобы временно устранить с дороги общего пользования водителя, который, как представляется, создает потенциальную опасность для других участников движения... Немедленное изъятие рассматривается как мера предосторожности, срочный характер которой оправдывает ее немедленное применение и целью применения которой не является наказание (выделено нами. - М.Н.). Мера в виде изъятия отличается от лишения водительских прав, назначаемого в качестве наказания судами уголовной юрисдикции в ходе разбирательства, возбужденного по уголовному обвинению. В отношении степени суровости санкции Европейский суд напомнил, что мера в виде немедленного изъятия водительских прав ограничена по времени, поскольку не может превышать пятнадцать дней, за исключением наличия особых обстоятельств, позволяющих ее продление на два новых периода по пятнадцать дней... Воздействие подобной меры по своей интенсивности и продолжительности не является достаточно значительным для того, чтобы позволить квалифицировать ее как "уголовное" наказание. В данном случае Европейский суд отмечает, что изъятие не повлекло за собой значительного вреда для заявителя, поскольку он имел возможность возвратить свое водительское удостоверение спустя шесть дней после того, как оно было изъято сотрудниками полиции, и через два дня после заявления о возврате" <1>.

--------------------------------

<1> Judgment of the European Court of 28 October 1999 on the merits of the application N 26780/95 Escubet v. Belgium, § 34, 37, 38.

Для того чтобы ответить на вопрос, действуют ли в конкретной ситуации гарантии ст. 6 Конвенции, необходимо определить начальный и конечный момент нахождения лица под "обвинением".

По результатам анализа практики ЕСПЧ можно сделать вывод, что при определении start point действия ст. 6 Конвенции для Суда имеет значение не формальная сторона придания лицу определенного статуса (например, предъявление обвинения в предусмотренном уголовно-процессуальным законом порядке), а фактическое его вовлечение в орбиту "наказательного" права - приведение задержанного к присяге до получения показаний <1>; попытки допросить (в том числе в качестве свидетеля) лицо, в отношении которого уже есть сведения о причастности к расследуемым событиям <2>; предложение уплатить штраф под угрозой уголовного преследования <3> и т.п.

--------------------------------

<1> См.: Judgment of the European Court of 14 October 2010 on the merits of the application N 1466/07 Brusco v. France, § 46 - 50.

<2> См.: Judgment of the European Court of 19 February 2009 on the merits of the application N 16404/03 Shabelnik v. Ukraine, § 57; Judgment of the European Court of 20 October 1997 on the merits of the application N 20225/92 Serves v. France, § 42.

<3> "В данном случае не было ни ареста, ни официального уведомления о предстоящем уголовном преследовании. Инспекция, проведенная г-ном Вандерлейденом в магазине г-на Девеера, была составной частью непрерывного процесса контроля за соблюдением нормативов и правил, действующих в экономической жизни страны; инспекция проводилась не в контексте борьбы с преступностью. Административный протокол... был передан королевскому прокурору "для информации и принятия решения". В своем письме от 30 сентября 1974 г. королевский прокурор, уведомив заявителя о закрытии его заведения, предложил ему способ "избежать преследования", а именно заплатить сумму в 10000 бельгийских франков. Уголовное разбирательство еще не началось, когда... была произведена оплата... В подобных обстоятельствах Суд полагает, что начиная с 30 сентября 1974 г. заявителю было предъявлено "уголовное обвинение" (Judgment of the European Court of 27 February 1980 on the merits of the application N 6903/75 Deweer v. Belgium, § 43, 46).

При этом лицо находится под "обвинением" (а следовательно, и под защитой ст. 6 Конвенции) не только на досудебных стадиях <1> и в суде первой инстанции. Те или иные аспекты права на справедливое судебное разбирательство применимы - при определенных условиях - и к рассмотрению дела в вышестоящих инстанциях.

--------------------------------

<1> "В соответствии с прецедентным правом Суда, даже если основная цель статьи 6 в ее уголовном аспекте состоит в обеспечении справедливого разбирательства "в суде", из этого не следует, что указанная статья не распространяется на досудебное разбирательство" (см.: Judgment of the European Court of 19 February 2009 on the merits of the application N 16404/03 Shabelnik v. Ukraine, § 52).

Так, например, обвиняемый имеет право на перекрестный допрос показывающих против него лиц (подп. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции) в суде не только первой, но и апелляционной инстанции, если их показания имеют ключевое значение для дела и ему ранее не предоставлялась возможность задать им необходимые вопросы. В качестве иллюстрации приведем дело Unterpertinger v. Austria <1>. Унтерпертингер обвинялся в нанесении телесных повреждений своей жене и дочери. В суде первой инстанции они отказались от дачи показаний; были оглашены их показания, данные сотрудникам полиции; обвиняемый не имел возможности задать вопросы жене и дочери как на стадии досудебного производства, так и в суде первой инстанции. В итоге суд вынес обвинительный приговор. В суде апелляционной инстанции Унтерпертингер ходатайствовал в том числе о допросе жены и дочери. Апелляционный суд отказал ему в удовлетворении заявленного ходатайства; обвинительный приговор оставлен в силе. ЕСПЧ пришел к выводу, что имело место нарушение ст. 6 Конвенции, поскольку суд (как первой, так и апелляционной инстанции) основывал свой приговор главным образом на показаниях жены и дочери, возможность допросить которых Унтерпертингеру не предоставлялась. Однако, если в суд первой инстанции они были вызваны (хотя и отказались от дачи показаний), в суд второй инстанции они не вызывались вовсе, в результате чего обвиняемый был лишен возможности подвергнуть их перекрестному допросу.

--------------------------------

<1> См.: Judgment of the European Court of 24 November 1986 on the merits of the application N 9120/80 Unterpertinger v. Austria.

Вместе с тем вряд ли можно говорить о распространении действия подп. "е" п. 3 ст. 6 Конвенции на кассационные суды, в которых исследуются не вопросы факта, а вопросы права.

По-другому Европейский суд подошел к гарантиям права на осуществление обвиняемым своей защиты лично (подп. "с" п. 3 ст. 6 Конвенции) в судах различных уровней. В частности, в Постановлении по делу "Алдошкина против России" ЕСПЧ, констатируя нарушение права на участие осужденной и ее адвоката при рассмотрении дела в надзорной инстанции, указал: "Президиум Верховного Суда Российской Федерации изменил приговор в отношении заявительницы и дал другую юридическую квалификацию ее действий, предъявив ей, таким образом, новое обвинение (выделено нами. - М.Н.)... Президиум Верховного Суда Российской Федерации должен был пересмотреть дело заявительницы в полном объеме и мог оставить без удовлетворения надзорный протест, отменить приговор и (или) соответствующее определение суда кассационной инстанции, прекратить производство по уголовному делу или изменить любой из ранее принятых судебных актов. Европейский суд полагает, что при таких обстоятельствах Президиум Верховного Суда Российской Федерации не мог... разрешить дело заявительницы в ее отсутствие" <1>.

--------------------------------

<1> Judgment of the European Court of 12 October 2006 on the merits of the application N 66041/01 Aldoshkina v. Russia, § 24.

Примечательно и дело "Шаромов против России". Несмотря на то что президиум Иркутского областного суда рассматривал уголовное дело в части назначенного наказания, а не квалификации, Европейский суд отметил, "что данное разбирательство касалось определения предъявленного заявителю "уголовного обвинения"... В соответствии с применимым национальным законодательством суд надзорной инстанции не был связан доводами надзорного протеста и был обязан пересмотреть дело в полном объеме... Он мог оставить без удовлетворения надзорный протест, отменить обвинительный приговор и (или) решение суда кассационной инстанции, прекратить производство по уголовному делу или внести изменения в любое из ранее принятых по делу решений. Как следует из текста надзорного постановления по делу заявителя, суд надзорной инстанции не только внес изменения в постановления суда первой и кассационной инстанций, но и оставил их без изменения "в остальной части". Следовательно, нет сомнений, что рассматриваемое производство по делу попадает в сферу действия статьи 6 Конвенции" (выделено везде нами. - М.Н.) <1>.

--------------------------------

<1> Judgment of the European Court of 15 January 2009 on the merits of the application N 8927/02 Sharomov v. Russia, § 42.

Важно отметить, что процедуры, касающиеся исполнения приговора (например, условно-досрочное освобождение), обычно <1> не подпадают под действие ст. 6 Конвенции, а лица, их инициирующие, не считаются находящимися под "уголовным обвинением" <2>.

--------------------------------

<1> В качестве исключения см.: Judgment of the European Court of 1 April 2010 on the merits of the application N 27804/05 Buijen v. Germany, § 40 - 45.

<2> См., например: Ibid. § 40.

Понятие "уголовное"

Для определения того, является ли выдвинутое против субъекта обвинение по своему характеру "уголовным", используется так называемый тест Энгеля <1>, который включает в себя три критерия: 1) квалификацию деяния лица по национальному законодательству; 2) характер правонарушения; 3) степень суровости наказания <2>. Рассмотрим их последовательно.

--------------------------------

<1> Впервые он был сформулирован в 1976 г. в решении по делу Engel and Others v. the Netherlands.

<2> См.: Judgment of the European Court of 8 June 1976 on the merits of the application N 5100/71, 5101/71, 5102/71, 5354/72, 5370/72 Engel and Others v. the Netherlands, § 82.