«Апрельские тезисы»

Совершенно новый элемент был внесен в дискуссию между российскими политическими партиями Лениным, сумевшим наконец в первых числах апреля после путешествия в знаменитом пломбированном вагоне через враждебную Германию вернуться на родину из Швейцарии, где он был в изгнании. Дело в том, что перед во многом не предусмотренными обстоятельствами большевики тоже проявили немало колебаний. Их партия переживала период свободной организации и неограниченного роста. В условиях стремительного развития событий сама грань, отделявшая большевиков от меньшевиков, стала более расплывчатой: некоторые организации, особенно на периферии, вернулись к легальному существованию в качестве единой партии10.

Дискуссия о возможном, хотя и подозрительном в глазах многих, воссоединении докатилась до центра11. Хотя с самого начала И льше'вики находились в оппозиции к Временному правительству, озже они — главным образом под влиянием двух таких авторитет-ых руководителей, как Каменев и Сталин, — не исключали возможности простого «контроля» над деятельностью правительства, с тем чтобы побудить его к «энергичной борьбе» с остатками прежнего ре-

жима1 .

Ленин уже из эмиграции советовал занять более твердую позицию. Еще в январе, когда никто — и он в том числе — не смог бы предугадать столь близкую победу восстания в России, Ленин, выступая перед молодежной аудиторией в Швейцарии, говорил о Европе, придавленной войной, но «чреватой революцией», и привлекал внимание слушателей к важности революции в России — стране на границе Европы и Азии13. Опираясь на эти предпосылки, он сразу же по возвращении в Петроград придал всей дискуссии новое направление, сформулировав положения, которым суждено было стать знаменитыми «Апрельскими тезисами».

Ленин призывал своих товарищей не оставаться «старыми большевиками», не отставать от революции, то есть не останавливаться на идейно-политических рубежах 1905 г., когда российская революция представлялась им лишь революцией буржуазно-демократической14. Эта революция уже осуществилась. «Своеобразие» ситуации в России состояло в «переходе... ко второму ее (революции. — Ред.) этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства». Следовательно, никакой поддержки Временному правительству. Никаких уступок «революционному оборончеству», ибо при капиталистах, остающихся у власти, война продолжала быть империалистической и могла стать революционной только со свержением власти капитала. Никакого воссоединения, кроме как с наиболее непреклонными интернационалистами. Для более четкого размежевания

• Ленин предлагал изменить само название партии и приступить не медля к созданию нового Интернационала.

• Что касается крестьян, то требовалась конфискация без выкупа помещичьих владений и национализация всех земель.

• Коренным вопросом всякой революции, добавлял Ленин, является вопрос о власти: в государстве не может долго сохраняться двоевластие. Вся власть поэтому должна перейти к Советам: бороться следовало не за «парламентскую республику», а за «республику Советов»15.

• Вопрос мира и войны, «вопросом всех вопросов», ибо большевики должны были держать курс на «мировую пролетарскую революцию»16.

Ленинские тезисы встретили ожесточенное сопротивление блока «революционной демократии». На VII Всероссийской конференции РСДРП (б) 24—29 апреля, они, напротив, нашли одобрение, хотя и здесь не обошлось без борьбы. Ленин признавал, что пока его позиция является позицией меньшинства в Советах.

«Революционное обо-рончество» еще было сильно среди масс. Призыв к немедленнол _ и насильственному свержению правительства не был бы понят. В от-j ношении самих крестьян, приходивших уже в движение, трудно былс сказать, не пойдут ли они в массе своей за буржуазией. Ленин по* требовал, чтобы максимальное внимание уделялось беднейшим слоял крестьянства. Иными словами, он указывал стратегический курс, а не назначал точные сроки будущих действий. Пока он предвидел период «мирного развития» революции, на протяжении которого партии] предстояло бороться за завоевание большинства в Советах путел широкого ознакомления масс со своими революционными предложениями17.

Каменев, который на Апрельской конференции возглавлял оп-. позицию тезисам Ленина, упрекал его как раз за то, что он не предлагал ничего, кроме программы агитации18. Но наиболее существенным для Ленина было именно это: определить и утвердить «пролетарскую линию», отмежеваться от расплывчатой «революционной демократии», в которой он видел политическое выражение интересов мелкой буржуазии, преобладающей в России, но колеблющейся и не способной осуществить собственную гегемонию. Он был убежден, что противоположные классовые интересы — прежде всего в связи с войной — не замедлят прийти в жестокое столкновение, несмотря на, видимую гармонию первых недель нового режима. Несколько месяцев спустя он писал, что «за время революции миллионы и десятки миллионов людей учатся в каждую неделю большему, чем в год обычной, сонной жизни»19. События 1917 г. подкрепляли это его убеждение.

Начиная с марта русская революция переживала во все ускоряющемся темпе смену быстротечных и драматически острых ситуаций. Политические столкновения приобрели такую напряженность и четкость характерных особенностей, что сделались своего рода символом конфликтов, которые в последующие десятилетия классовой борьбы j будут возникать в самых различных частях мира. В апреле, как раз когда большевики обсуждали ленинские тезисы, февральский режим пережил свой первый глубокий кризис. Его причиной на этот раз была именно война. В ноте министра иностранных дел Милюкова союзникам подтверждались общие цели ведения войны и было вновь повторено, что конечной ее целью должна быть победа над Германией. Эта нота вызвала столкновение с Советами, уличные манифестации и беспорядки, первую вспышку негодования рабочих и солдат, которые в то время еще были «добросовестными оборонцами», по ленинскому выражению, но именно в силу этого считали мир возможным и близким. Лишь Советы смогли вернуть их к спокойствию. Установившееся в марте равновесие между этими органами и правительством было, таким образом, нарушено и с трудом смогло быть восстановлено лишь ценой изменения политической базы коалиционного правительства. Возглавлял его по-прежнему Львов, но в него вошли также меньшевистские и эсеровские вожди Советов.

Весенние месяцы были временем наивысшего влияния двух пар-

тий «революционной демократии». Их представители вошли в прави

тельство, что пробудило много надежд и одновременно вызвало

немало опасений. Обе они в мае провели свои ассамблеи: конферен-

ию меньшевики, съезд — эсеры. На первых муниципальных вы

борах, проводившихся на основе всеобщего избирательного права,

они намного опередили все другие партии. Решительно преобладающим

было их влияние на состоявшемся в июне I съезде Советов и в

избранном на нем Исполнительном комитете.

В обеих партиях господствующей была идея, что революция не может выйти за определенные пределы. Так думали — в силу своих теоретических положений и тактических установок — меньшевики, которые видели в Советах организацию трудящихся, способную оказывать влияние, может быть, даже навязывать некоторые решения, но не орган власти. Однако они опасались, что чрезмерные социальные притязания могут изолировать рабочий класс или ввергнуть страну в гражданскую войну. Аналогичная позиция эсеров опиралась не столько на теоретические рассуждения, сколько на соображения непосредственной целесообразности. Самым насущным для них, учитывая характер их партии и ее сторонников, был вопрос о земле, «коренной вопрос нашей революции», как они заявляли . Программа эсеров предусматривала радикальное перераспределение земли на основе эгалитарных принципов. Но и эсеры предпочитали выжидать — их предложения наталкивались на сопротивление справа — и откладывать решение до Учредительного собрания, где они рассчитывали получить большинство. Наконец, обе партии, как и раньше, объединяло общее, «оборонческое» отношение к войне.

Эти позиции вели к тому, что политика правительства, по видимости исходившая из весьма передовых программ, на практике оказывалась противоречивой и нерешительной. К тому же не было единодушия даже в самих этих двух партиях: в каждой из них сосуществовали по меньшей мере три тенденции. У меньшевиков линии размежевания проходили так же, как и во всей тогдашней международной социал-демократии. Имелось левое крыло действительно непримиримых к войне «интернационалистов», которых возглавляли Мартов и Мартынов. Был «центр», в котором находились все главные деятели партии (Церетели, Чхеидзе, Дан), и решительно «оборонческое» правое крыло во главе с Л ибером и Потресовым (Плеханов со своей группой «Единство», давно уже перешедшей на патриотические позиции, оставался вне партии). Еще более резким в силу самой неоднородности социального состава было размежевание среди эсеров. Наряду с правыми и центристскими течениями, во главе которых оьши Керенский, Гоц и аграрный идеолог Чернов, сложилось довольно сильное и боевитое левое крыло, руководителями которого были К-амков, Спиридонова, старый народник Натансон. Нарастающее давление снизу придавало противоречиям и конфликтам еще большую остроту.