Отпадение мира от бога

"Нормальное" состояние мира, однако, находится в резком противоречии с теми природными формами, которые знакомы человеку. "В нашем мире всё наоборот: множественность, разделение, ненависть, грубая материальность занимает здесь всегда первое место, а духовное единство является, по видимости, лишь случайным продуктом. Откуда происходит этот новый мир?" - этот недоуменный вопрос Философ адресует Софии, своей собеседнице в трактате, который назван ее именем. Ответ Софии следующий: "Он не является новым миром. Это не что иное как третий мир, мир душ и тел... в состоянии отпадения от двух других миров..."6

Так сам Вл. Соловьев вводит проблематику "отделения", или отпадения третьего мира от божественной плеромы. Самую раннюю разработку этого сюжета можно найти в его рабочих записях 1875-76 гг., представляющих собой, по-видимому, набросок одной из глав "Софии"7. Множественность, как мы знаем, существует в двух формах - идеальной и реальной. Множественность идей сама по себе умозрительна, и поэтому ничего не препятствует субъекту этой множественности, Уму, мыслить мир в его совершенстве. В существе реальном, однако, "от себя" действует не определенная идея, а живая душа, та же первоматерия. Свою идею существу еще предстоит открыть и "пережить", а потому реальное единство мира, по Вл. Соловьеву, возможно только в качестве приобретенного, достигнутого. Первым же актом бытия существ является их "возмущение" против определений Ума, поскольку каждое их них действует с позиций всеобщности, полагая себя абсолютным началом. Таким образом, мир начинается не с проекции идей на психический субстрат в качестве многообразия его форм, а с отталкивания множества "абсолютных" Я, коррелирующих с идеями, от всякой формы и их тотальной войны между собой.

По-видимому, эта первая соловьевская "феноменология духа" создавалась под сильным влиянием Шеллинга, поскольку фатум, необходимость в ней всецело поглощают чью бы то ни было волю - и бога и твари. Здесь вообще трудно говорить об "отпадении": мир живых существ, однажды и в вечности созданный, именно вследствие своей реальности тут же погружается в пучину раздора на самой дальней периферии божественного "космоса". Места ни для свободного выбора, ни для греха, ни, в общем, для "смысла" эта схема не оставляет. Это не могло устроить Вл. Соловьева по соображениям, которые мы изложили выше, и уже в "Софии" он дает ее усложненный, "богословский" вариант.

Если прежде значение Души в отчуждении мира существ от бога никак не было обозначено, то теперь ей отводится ключевая роль. Будучи субъектом материи, она сама решает, как именно ею управлять. Она может оставаться совершенно пассивной, предоставляя себя в распоряжение Ума, выступая в качестве своеобразной транзитивной инстанции, "передающей среды". В этом случае мы получаем "нормальный" космос. Но она может попытаться "самоутвердиться" в качестве единовластной хозяйки подчиненного ей мира, чтобы править им не от бога, а от себя. В этом случае, согласно Вл. Соловьеву, материя отделится от Ума и мир погрузится в хаос. Все противоречия, несовершенства и зло природного мира связаны, в конечном итоге, с тем, что Душа соблазняется этой ложной самостоятельностью.

Переосмысление роли Души в мировой трагедии радикально меняет общую картину. "Нормальное" состояние космоса теперь вполне определенно предстает не как умозрительная модель или финальная причина, а как действительная фаза состояния мира до падения, а само падение - не как следствие безликой необходимости, а как нравственное преступление личности, апофеоз гордыни Души. Если в "Софии" еще непросто провести четкий водораздел между первым и вторым вариантами отпадения, то в "Чтениях о Богочеловечестве" новая позиция становится для Вл. Соловьева основополагающей, и все изложение материала он ориентирует на подчеркивание вины Души: "Свободным актом мировой души объединяемый ею мир отпал от Божества и распался сам в себе на множество враждующих элементов..."8. В тех же "Чтениях" уже не вызывает никаких сомнений, что мир "ослеп" только после этого акта своеволия мирового субъекта.

Таким образом, Вл. Соловьев оправдал свое стремление говорить о мировой катастрофе как о грехопадении Души, но, кроме того что новая схема утратила прозрачность для понимания и вызывает больше вопросов, чем дает ответов, она приобрела и специфически богословскую двусмысленность. Попытка перевести на язык богословия полуфилософскую терминологию Вл. Соловьева дает поразительный результат: если Дух - это Бог Отец, Ум - это Логос, Слово, то Душа - это Святой Дух. Святой Дух отпал от божественного единства!?