1791

целей, вызывая изменения в одной или нескольких частях физической системы противника, так что он будет вынужден адаптироваться к нашим целям, или мы физически не позволим выступить ему против нас. Мы назовем это «стратегическим параличом», — отмечал автор. Итак, нужно всего лишь просчитать центры тяжести в системе врага и нанести по ним точечные удары. Каждое государство имеет свои уникальные места уязвимости, поэтому от тщательного и точного выбора будет зависеть успех операции. Не обязательно начинать войну и проводить мобилизацию. Можно использовать противоречия государства-цели с его соседями или установить экономическую блокаду (как в случае с Кубой или Ираном), поднять шум в ООН и международных структурах, запустить утку в массмедиа, что создаст соответствующие настроения в обществе (как было в случае с Югославией в 1999 году). А в ином случае — призвать к защите прав человека или ангажировать хакеров-патриотов для наказания несговорчивого правительства третьей страны [27, 26, 32].

Генерал Дэвид Дептула расширил взгляды Уордена на операции нового типа от их применения исключительно в вооруженных силах США до всех национальных уровней, включая дипломатический, информационный и экономический. Самое главное, он призывал сделать упор на понимании врага как системы и считал, что невоенные действия являются неотъемлемой составляющей новой теории конфликта. Неслучайно в США были созданы спецгруппы для работы в Ираке и Афганистане, куда входили социологи, этнографы, лингвисты и другие узкие специалисты. Команды HumanTerrain общались с местным населением, создавали благоприятный имидж оккупационных сил и целенаправленно занимались проникновением в сознание врага, посылая отчеты в центр, где детально описывались привычки, поведение, иерархическая структура, слабые и сильные стороны той или иной этнической и религиозной группы. Старая догма борьбы за сердца и души оказалась действенна и в XXI столетии [14, 16, 20].

31

Необходимо оговориться, что новой концепции войны предшествовало несколько важных выводов, извлеченных из уроков предыдущих конфликтов. Первым о необходимости избегать контакта с врагом в эпоху модерна заговорил офицер британской армии Лиддел Гарт в своей работе «Стратегия непрямых действий». Ужасы Второй мировой, доктрина тотальной войны и стратегия изнурения принесли свои результаты. США и Британия, сделав упор на ВВС, поняли выгоду от преимущества в воздухе. Отсюда идет начало трансформации морского могущества в воздушное могущество в качестве основы военной геостратегии англосаксов. Проект «звездных войн» активно пропагандировавшийся при Рональде Рейгане, является закономерным продолжением идеи США достичь тотального доминирования. Впрочем, судя по работам Джорджа Фридмана из Stratfor, боевые космические платформы — это дело будущего, они станут возможными благодаря совместным усилиям ВПК США и Пентагона [12, 13, 17].

1.3.2. Сетецентричная война

Теперь конкретно о том, как вести сражение согласно новой концепции войны. В 1996 году адмирал Уильям Оуэнс издал статью «Появление системы систем США», в которой указал, как именно должны вестись новые сражения. «Слияние растущих способностей непрерывно собирать информацию при любой погоде в реальном времени с увеличивающейся способностью обрабатывать и понимать эти пространные данные создает превосходство на поле боя, — писал он. — Благодаря новым технологиям мы можем автоматически распознавать цели и получать информацию об оперативных планах противника» [33, 37, 40].

Другой автор, повлиявший на трансформацию вооруженных сил США, — вице-адмирал Артур Себровски, который совместно с военным аналитиком Объединенного штаба Джоном Гарстка в 1998 году издал статью

32

«Сетецентричная война: ее происхождение и будущее». Работа произвела эффект разорвавшейся бомбы в военных и научных кругах США. Поскольку третий период глобализации и переход от промышленной к информационной эре затрагивают в основном развивающиеся страны, отмечали авторы, то информация и есть наиболее эффективное оружие. А так как преобладающим типом человеческого поведения в информационную эпоху является сетевое поведение, то сетецентричная война подходит как нельзя лучше. Согласно доктрине Пентагона ядро такой войны находится на пересечении социальной, физической, информационной и когнитивной областей. Если информация еще связана с определенной инфраструктурой, то когнитивная сфера наименее материальна из всех четырех областей, потому что существует в сознании человека. Она связана с обучением, опытом, общественным мнением, убеждениями, ценностями и пониманием обстановки. Но самое главное, когнитивная сфера

— это та область, где принимаются решения, и она непосредственно связана с интеллектуальными возможностями. Как говорил Себровски, все победы и поражения вначале происходят в нашем мозгу [40].

Доктор Дэвид Альбертс, работающий на американскую оборонку и исследующий феномены сетевых войн, солидарен с коллегами: по его мнению, целью сетевой войны является людской разум. Cама же война будущего, как писал Альбертс (т.е. то, что происходит сейчас), состоит из трех основных типов действий. Во-первых, это совершенствование традиционного сражения. Во-вторых, это эволюция того, что было названо нетрадиционными миссиями, т.е. довольно разнообразный набор действий, включая гуманитарную помощь, специальные операции и конфликты малой интенсивности, миротворческие операции и акции, направленные на предотвращение распространения оружия. И, в-третьих — зарождение уникальной для информационной эпохи формы войны [43].

33

Национальные государства или комбинации национальных государств не являются единственно возможными игроками в таких конфликтах. Негосударственные акторы (включая политические, этнические и религиозные группы, организованную преступность, международные и транснациональные организации и даже отдельные лица, оснащенные информационными технологиями) способны организовывать информационные атаки и строить информационные стратегии для достижения желаемых целей [38].

Это делается следующим образом. В идеальной форме акторы сетевой войны представляют собой сети небольших разнотипных объединений, напоминающих ячейки. Они рассредоточены, но взаимосвязаны. Сеть должна быть аморфной — без сердца и головы, хотя не все узлы сети должны быть эквивалентны друг другу. Наилучшая тактика ведения боя в прямом и переносном смысле — роение. Подобно рою пчел, группы лиц, объединенные общей идеей, синхронно начинают атаковать цель, будь то государство или транснациональная корпорация. Превосходящая по силе и потенциалу своих противников цель тем не менее вынуждена реагировать на каждый мельчайший «укус», а если атакующие обладают определенной техникой и искушены в конфликте, то исход практически предрешен. Иными словами, против одного Голиафа на бой выходит не один Давид, а много [39].

Сфера киберпространства весьма интересна и выгодна в наступательных целях, так как цифровая война обладает, в сущности, похожими характеристиками, к которым стремятся военные планировщики. К ним относятся малозатратность, точность воздействия, дистанционность и хитрость, которых невозможно достичь в реальном мире [34].

34

1.3.3. Гибридные войны

Недавно командующий вооруженными силами США в Европе генерал-лейтенант Бен Ходжес заявил, что Россия через несколько лет будет способна одновременно вести три операции без дополнительной мобилизации.

Под одной из операций он имел в виду военный конфликт на Украине, поскольку, как известно, в блоке НАТО тщательно придерживаются надуманной версии (и активно раскручивают ее в западных СМИ), что именно Россия ведет войну с Киевом, отправляя в Донбасс военную технику, специалистов и поддерживая повстанцев средствами. Ходжес заявил, что Россия разработала так называемую гибридную войну, которую успешно протестировала в Крыму. В последнее время этот термин часто использовал и генеральный секретарь НАТО ЙенсСтолтенберг. Наряду с асимметричными конфликтами и неконвенциональной войной (ситуация, когда явные боевые действия обеими сторонами не ведутся), которые также на устах у военных экспертов, концепция гибридных угроз широко используется в документах альянса и Пентагона

[42-46].

Автором данной концепции является Фрэнк Г. Хоффман, бывший офицер морской пехоты, а ныне научный сотрудник министерства обороны США. Это крупный теоретик в области вооруженных конфликтов и военно-политической стратегии, к мнению которого прислушиваются проектировщики и лица, принимающие решения в высоких кабинетах Вашингтона и европейских столиц [13].

Хоффман утверждает, что конфликты будут мультимодальными (ведущимися разными способами) и многовариантными, не вписываясь в рамки простой конструкции по принципу деления на черное и белое. По Хоффману будущие угрозы могут в большей степени быть охарактеризованы как гибридное сочетание традиционных и нерегулярных тактик, это децентрализованное планирование и исполнение, участие негосударственных акторов с

35

использованием одновременно простых и сложных технологий

[13].

Гибридные угрозы включают в себя ряд различных режимов ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок [45].

Гибридные войны также могут быть мультиузловыми (проводимые и государствами, и различными негосударственными акторами). Эти мультимодальные/мультиузловые действия проводятся либо различными подразделениями, либо одним и тем же. В таких конфликтах противники (государства; группы, спонсируемые государством, или субъекты, которые сами финансируют свою деятельность) будут использовать доступ к современному военному потенциалу, включая зашифрованные командные системы, переносные ракеты класса «земля-воздух» и другие современные смертоносные системы; а также - содействовать организации затяжных партизанских действий, в которых применяются засады, самодельные взрывные устройства и убийства. Здесь возможно сочетание высокотехнологических возможностей государств, таких, как противоспутниковые средства защиты от терроризма и финансовые кибервойны, только, как правило, оперативно и тактически направленные и скоординированные в рамках основных боевых действий для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта. Результаты могут быть получены на всех уровнях войны [49, 51].

Далее Хоффман определяет гибридную угрозу так: любой противник, который одновременно и адаптивно использует сочетание обычных вооружений, нерегулярную тактику, терроризм и преступное поведение в зоне боевых действий для достижения своих политических целей.

Когда дело дойдет до политических целей, гибридные воины, скорее, примут вид нерегулярной войны, где ее участники стремятся подорвать легитимность и авторитет

36

правящего режима. Это потребует от вооруженных сил США помощи, чтобы укрепить способности правительства обеспечивать социальные, экономические и политические потребности своего народа [52].

Важно отметить, что гибридный контекст, о котором сказано, не что иное, как продукт глобализации, размывающей границы традиционных норм и правил. И двигателем этой глобализации были, в первую очередь, США[52].

Что касается последовательности действий, то американский военный опыт в Косово, Афганистане, и Ираке вынудили Объединенный штаб переформатировать этапы войны. Командиры теперь планируют операции с нулевой фазы, переходящей в доминирующую операцию, а далее - в операции по поддержанию стабильности и реконструкции. Эта формула была важным продолжением основных этапов подготовки и основного боя [53].

А гибридная война отличается тем, что она позволяет противнику заниматься несколькими фазами в одно и то же время и выдвигает другой набор требований для вооруженных сил [53].

Нужно подчеркнуть, что словосочетание «гибридные угрозы» использовалось в трех последних четырехлетних американских обзорах по обороне, вышедших в 2006, 2010 и 2014 гг [13].

Следовательно, это тщательно проработанная концептуальная модель, которая фактически внедрена в военную доктрину США и их партнеров по НАТО. И вооруженные силы этой страны уже ее используют на практике, где это необходимо, от Гиндукуша и мексиканской границы до социальных сетей в киберпространстве. Но почему-то обвиняют Россию [52, 53].

Ярким примером сетевой войны является ситуация в Сирии. Помимо сетецентричной тактики, которую используют террористы (просачивание малыми группами, организация терактов и саботажа на различных промышленных объектах), координация осуществляется через средства связи, полученные

37

от стран Запада. Тактические сетецентричные радиостанции давно приняты на вооружение в армии США, и сейчас американские инструкторы обучают боевиков взаимодействовать в реальном времени и получать информацию о местонахождении и дислокации противника с помощью подобных сетевых датчиков и сенсоров. Поскольку опыта контртеррористических операций и противодействия сетевой активности боевиков у сирийской армии нет, в ответ им приходится применять ту же тактику, которая использовалась в Грозном во время чеченского конфликта, — использовать тяжелую технику и зачастую выводить гражданское население и накрывать огневой мощью участки, где находятся предполагаемые боевики [3].

Во многих случаях получается, что прямого боевого контакта с противником не существует. Вылазки террористов чередуются с ответным огнем правительственных войск. Потом все повторяется. В результате основными жертвами такого конфликта становятся мирные граждане. Однако гражданская сторона сирийской войны также полностью задействована, причем на международном уровне. Бесчисленное количество прозападных неправительственных организаций со штабквартирами от Стамбула и Дохи до Лондона и Вашингтона формируют общественное мнение не в пользу правительства Асада. Активно эксплуатируется и этнорелигиозный фактор. Помимо радикального ислама, представители которого в лице ваххабитов и Аль-Каиды проводят нападения на христиан, ведутся манипуляции с различными этническими группами — от кавказских черкесов до курдов и армян. Весьма показателен случай с туркменами Сирии, которых еще до конфликта начала опекать Турция. Сейчас там активно функционируют три организации — Сирийский туркменский блок , Сирийское демократическое туркменское движение и Сирийская туркменская платформа , причем последней официально была обещана поддержка правительства Турции [3].

И, конечно же, социальные сети, где вооруженная и более умеренная оппозиция распространяет свои призывы и дезинформацию, являются важным элементом этой войны.

38

2.ОБЪЕКТЫ СЕТЕВОЙ ВОЙНЫ

2.1.Украина как объект сетевых операций

2.1.1.Сетевые операции по расколу украинского общества

Одним из плацдармов сетевой войны следует

рассматривать Украину, которая в своей геополитической позиции привлекла внимание США, стремящихся всячески ослабить рост влияния России в мировом сообществе. Рассмотрим этот объект подробнее.

В нижеприведённой табл. 2.1 лаконично собраны исторические, социально-экономические и информационнопсихологические аспекты создания и развития Украины, имеющие важное значение с точки зрения её привлекательности как объекта (хотя бы вспомогательного) сетевой войны.

Неокрепшая украинская государственность, разъедаемая коррупцией, национальными противоречиями и социальноэкономической деградацией, за последние два десятилетия неоднократно переживала государственные перевороты. Обостренное чувство независимости этой нации, особенно в западных её регионах, значительно подогревало антироссийские настроения, даже не смотря на значительную экономическую помощь, получаемую от России. Этому активно способствовал Запад.

39

Таблица 2.1 Краткая геополитическая характеристика территорий Украины

40