2833.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 4. От романтизма до н

средой... Быть радикалом — значит дойти до самых корней сущего. Но корень человека — сам человек». Его нельзя освободить, решая проблемы философии, теологии и «прочего мусора самосознания» и даже покончив с господством этих фраз. Освобождение — акт исторический, а не идеальный, он определен историческими усло­ виями. Так Маркс ставит проблему соединения теории с практикой.

5.4. Маркс как критик экономистов-классиков

Анатомию гражданского общества нельзя понять без политичес­ кой экономии. Изучая работы Смита и Рикардо, Маркс пришел к выводу о необходимости корректировки теории трудовой стоимости. Он показал, заметит позже В. И. Ленин, что стоимость товара определяется количеством времени, общественно необходимого для его производства. Старая политическая экономия из исторических фактов делала вечные законы. Это и есть идеология.

Политическая экономия отталкивается от факта частной собст­ венности, но не объясняет, почему это исходный факт. Для эконо­ миста классической формации интерес капиталиста — последний довод, т. е. он полагает как само собой разумеющееся то, что следует доказать.

Для Маркса же очевидно, что частная собственность не абсолют­ ная данность, что ее не было и не будет. Капитал присваивает в собственность продукт труда других. Частная собственность, уверен философ, есть неизбежное следствие экспроприированного труда. Ситуация, как в религии: чем больше человек уповает на Бога, тем меньше верит в себя. Так и в труде: объектом сделки становится труд, и человек не принадлежит уже самому себе. Продукт труда стано­ вится независимым, чуждым производителю, а процесс жизни -- все дальше от ее носителя.

5.5. Маркс как критик утопического социализма

Обоснованию различий между научным социализмом и утопи­ ческим посвящен, в частности, «Манифест Коммунистической пар­ тии». Идеологи пролетариата атакуют «мелкобуржуазных» лидеров за консерватизм и «слащавую» филантропию. В категорию мелко­ буржуазных попадают экономисты, гуманисты, реформаторы (типа Сисмонди, Грюна, Бауэра, Гесса, Бабефа, Сен-Симона, Фурье, Оуэна), которые грешат апологией «плаксивого» феодализма с целью консервации существующего строя. Их ошибка заключается в непризнании самостоятельной исторической роли пролетариата. Социалисты проклинают капиталистическое общество, но указать

выход из критической ситуации не могут. Утопическому социализму противостоит «научный» социализм, вооруженный объективным зако­ ном, раскрывающим тайну капиталистического производства (суть которого — в умножении прибавочной стоимости). Материалистичес­ кое понимание истории открывает единственно верный путь к осво­ бождению трудящихся от ига капитала.

5.6. Маркс как критик Прудона

Типичным примером мелкобуржуазного социалиста Маркс и Энгельс считают Прудона, автора книги «Система экономических противоречий, или Философия нищеты», В 1843—1844 гг. Маркс написал несколько работ, где достаточно высоко оценивал идеи Прудона, например в статье «Что такое собственность*!» (в «Рейн­ ской газете»), в «Святом семействе», в «Экономическо-философских рукописях 1844 г,». Но через три года Маркс поставил в вину Прудону именно то, в чем раньше видел заслугу, — научный характер преобразований в политической экономии.

В предисловии к книге «Нищета философии» Маркс не жалеет сарказма, оценивая Прудона: «Во Франции он имеет право быть плохим экономистом, имея славу хорошего немецкого философа. В Германии у него есть право быть хорошим философом, ибо сходит за одного из лучших французских экономистов. Но мы в двойном качестве немцев и экономистов протестуем против этой двойной ошибки». И далее: «Книга господина Прудона не есть обычный политико-экономический трактат», скорее это нечто вроде Библии, таинственное Откровение в лоне Божественного и т. п.

Чем же объяснить такой поворот во взглядах? Увы, Прудон не способен осознать неизбежных следствий капиталистической кон­ куренции и продумать ситуацию до конца. В попытке элиминиро­ вать отрицательные стороны капиталистического общества Прудон встал на позиции моралиста. Но жизнь нельзя изменить стенаниями и пожеланиями, наставлениями в здравом смысле и требованиями справедливости. «Если в эпоху феодального режима экономисты, вдохновленные рыцарскими законами, восхитительной гармонией прав и обязанностей, индустрии и здоровой сельской жизни смогли бы нейтрализовать все, нарушающее эту гармонию, то что произо­ шло бы? Были бы упразднены все элементы, образующие борьбу, и задушены зерна, давшие рост буржуазии. Другими словами, абсурд­ ность утопизма — в попытке элиминировать саму историю и движу­ щие законы ее развития».

Социальные противоречия, таким образом, не решаются выведе­ нием одной из сторон, но необходимо довести противоречие до финальной фазы классовой борьбы. Не раздел собственности по

законам справедливости, как думал Прудон, а упразднение ее рево­ люционным путем. Таков вывод Маркса.

5.7. Маркс и критика религии

Маркс оттолкнулся от тезиса Фейербаха: «Теологая — это антро­ пология». Фейербаху удалось, по мнению Маркса, вывести сущность религии из сути человека. Но как бы то ни было, Фейербах остано­ вился перед главной проблемой: почему человек создает религию? Отчуждение человека от собственного бытия создает почву для переноса нереализованных его потребностей в сферу воображаемо­ го, Божественного. Отсюда следует, по Марксу: чтобы преодолеть религиозное отчуждение, мало упразднить религию, необходимо изменить условия, порождающие «небесные химеры». Фейрбах «за­ стрял» на «абстрактном индивиде», упустив из виду, что он принад­ лежит к определенной социальной форме, а значит, и его религиоз­ ные чувства — тоже социальный продукт.

Человек создает религию. Государство и общество порождают религию и тип сознания, воспринимающего мир перевернутым. Поэтому, делает вывод Маркс, борьба против религии есть борьба против того общества, которое одухотворяет (в значении: обслужи­ вает) эта религия. Есть фантастический мир богов, поскольку есть иррациональный и несправедливый земной мир. «Религиозное убо­ жество — это, в одном смысле, выражение реального убожества, в другом — протест против реальных бед. Религия — это стенание подавленного творения, чувство бесчувственного и бессердечного мира, духовность бездуховного мира».

«Философы, — читаем мы в “Тезисах о Фейербахе”, — лишь различным образом объясняли мир, задача же в том, чтобы его изменить». Таким образом, задача философии — в разоблачении форм религиозного самоотчуждения, в показе их земной основы. Поэтому «критика неба переходит в критику земли, критика рели­ гии — в критику права, критика теологии — в критику политики».

5.8. Отчуждение труда

Перейдя с критики неба на критику земли, Маркс не находит, в ком бы могла реализоваться человеческая природа в смысле пол­ ноты ее земных нужд. Все как один отчуждены от собственной сущности и труда. Совершенство конструкции пчелиного улья может посрамить не одного архитектора, но и худший из архитекторов, отмечает философ, в отличие от лучшей из пчел, первоначально имеет в голове идеальный проект. Конечный результат производст­

венного процесса может и должен присутствовать сначала в уме рабочего в виде идеи. Меняется не просто форма природного эле­ мента — в процессе труда реализуется цель производителя, идеаль­ ный план, очеловечивающий природу и социальный мир. Социаль­ ный труд как антропогенный фактор отделяет человека от животного. Человек трансформирует природу, очеловечивая ее так, что природа становится неорганическим телом человека.

Но на определенном историческом этапе характер труда меняется. Частная собственность, основанная на разделении труда, делает процесс труда принудительным. Маркс называет порочной логику выведения понятия греха из грехопадения. Между тем, он пишет в «Экономическо-философских рукописях»: «Рабочий становится тем беднее, чем больше богатства он производит, чем больше растут мощь и размеры его продукции. Рабочий становится тем более дешевым товаром, чем больше товаров он создает. В прямом соот­ ветствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценение чело­ веческого мира. Труд производит не только товары: он производит самого себя и рабочего как товар, притом в той самой пропорции, в которой он производит вообще товары.

Этот факт выражает лишь следующее: предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. Продукт труда есть труд, закрепленный в некотором предмете, овеществленный в нем, это есть опредмечивание труда... что выступает как выключение рабоче­ го из действительности, опредмечивание выступает как утрата пред­ мета и закабаление предметом, освоение предмета — как отчужде­ ние, как самоотчуждение... рабочий относится к продукту своего труда как к чужому предмету. Ибо при такой предпосылке ясно: чем больше рабочий выматывает себя на работе, тем могущественнее становится чужой для него предметный мир, создаваемый им самим против самого себя, тем беднее становится он сам»1.

Анализируя «отчужденный труд» в трех аспектах: 1) отчуждение производителя от продуктов его труда; 2) отчуждение производителя от собственной активности; 3) отчуждение человека от родовой сущности, Маркс приходит к выводу, что «рабочий чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций: при еде, питье, половом акте, у себя в жилище, украшая себя и т. д., а в своих человеческих функциях он чувствует себя животным. То, что присуще животному, становится уделом челове­ ка, а человеческое превращается в то, что присуще животному»12.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. — М., 1956. — С. 560—561.

2 Там же, с. 564.

Господство вещественной собственности в современном мире настолько велико, что восставший человек «стремится уничтожить все, чем на началах частной собственности не может обладать каждый», например, как верно отмечает Маркс, такой редкий дар, как талант. Именно «идея общности жен выдает тайну совершенно грубого и непродуманного коммунизма.. Этот коммунизм, отри­ цающий повсюду личность, есть лишь последовательное выражение частной собственности, доходящей до самоотрицания. Всеобщая и конституирующая себя как власть завистливость выступает как скрытая форма стяжательства... Всякая частная собственность как таковая ощущает — по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть завершение этой зависти и нивелирования, исходя­ щее из представления о некоем минимуме... отрицающем весь мир культуры и цивилизации»1.

5.9. Исторический материализм

После анализа форм отчуждения понятен тезис Маркса: «Не сознание определяет бытие, а социальное бытие определяет созна­ ние» (предисловие к «Критике политической экономии»). Продуци­ рование идей неотделимо от материальных отношений между людьми. Сами реальные люди неизбежным образом ограничены определенным уровнем развития производительных сил. В произ­ водстве условий социальной жизни, подчеркивает философ, люди вступают в необходимые отношения, не зависящие от их воли. Эти отношения, взятые вместе, образуют экономическую структуру общества, основу, над которой надстраиваются политические, юри­ дические и идеологические отношения (суперструктура). Способ производства обусловливает социально-политические институты и духовную жизнь. Изменения в базисе провоцируют изменения в надстройке (суперструктуре).

Сущность человека — в его продуктивной активности. Сначала он создавал средства, удовлетворяющие его жизненые потребности. Одна удовлетворенная потребность рождает другую. Нужды растут, семья перерастает в общество. Растущее население и потребитель­ ский спрос ведут к разделению труда. Выделение интеллектуаль­ ного труда становится социальной основой иллюзии, что сознание, духовное, есть нечто надматериальное и надысторическое. С другой стороны, это основа для возникновения класса людей, живущих трудом других людей. Идеи, доминирующие в определенную эпоху,

суть всегда идеи господствующего класса. Законы, мораль, фило­ софия — все это образует идеологию (как апологию) существую­ щего порядка

Известна одна наука, читаем мы в «Немецкой идеологии», — наука истории. Поэтому материализм Маркса — материализм историчес­ кий. Как нельзя судить о человеке по тому, что он сам о себе думает, так опрометчиво делать выводы об исторической эпохе по отраже­ нию в сознании. Все противоречия философ объясняет конфликтом производительных сил и производственных отношений.

Что же касается определения «диалектический материализм», то, говоря словами В. И. Ленина, «Маркс не остановился на материа­ лизме XVIII века, он обогатил его идеями немецкой классической философии». Однако Марксово понимание гегелевской диалектики достаточно своеобразно. В предисловии к «Капиталу» он пишет, что Идея как независимый субъект и демиург реальности у Гегеля должна быть переосмыслена. «Для меня идеальный элемент — не что иное, как элемент материальный, перенесенный в человеческий ум... Чтобы отделить рациональный момент от мистического вздора, надо поставить диалектику с головы на ноги».

Диалектика дает понимание не только реального исторического развития, но и неизбежность столкновения новых форм жизни с существующим порядком вещей. От идей следует перейти к истории, к фактам, от «несчастного сознания» к «противоречивой реальнос­ ти». Диалектика как закон исторического развития выражает неиз­ бежность перехода от капитализма к коммунизму, кладущему конец эксплуатации и отчуждению.

5.10. Классовая борьба и «Капитал»

История любого общества, вплоть до настоящего момента, читаем мы в «Манифесте Коммунистической партии», — это исто­ рия классов. Свободные и рабы, патриции и плебеи, бароны и крепостные, угнетенные и угнетатели не прекращают внутренней борьбы. Только в новейшее время конфликт упростился, осталась лишь оппозиция — буржуа и пролетарии. Первые — владельцы частной собственности, вторые — те, у кого ее нет, а потому они вынуждены продавать свою рабочую силу. По закону диалектики, если буржуазия составляет внутреннее противоречие феодализма, то пролетариат — динамит внутри буржуазного общества. В той мере, в какой растет буржуазия и, значит, капитал, пропорцио­ нально растет пролетариат и его способность к самоорганизации. Теория становится революционной силой, когда она овладевает массами.

Неизбежность победы пролетариата Маркс обосновывает в «Ка­ питале». У товара есть две стоимости — потребительская и обменная. Обменная стоимость дает возможность приравнивать совершенно несхожие виды товаров по количеству общественно необходимого времени для производства товарной единицы. Но загвоздка в том, что товарный обмен — не столько отношение между вещами, сколько отношение между людьми. Классическая экономия здесь бессильна.

Не только вещь, но и труд — предмет купли-продажи. Капиталист оплачивает рабочему стоимость жизни его самого и семьи. Но труд как товар не просто товар: он создает неучтенную прибавочную стоимость. Например, за шесть часов «необходимого» времени ра­ бочий покрывает стоимость товаров, достаточных для его содержа­ ния. Но, работая еще шесть сверхурочных, неоплаченных нанима­ телем часов, наемный рабочий создает прибавочную стоимость. Так, разница между постоянным капиталом и переменным дает формулу капиталистического производства: Д—Т—Д ’, где Д — деньги на покупку средств производства и рабочей силы (Т), а Д’ — начальный капитал плюс прибавочная стоимость.

Постоянно увеличивающаяся прибавочная стоимость, между тем, не «съедается» капиталистом, он вкладывает ее в дело. Так аккуму­ ляция капитала и сосредоточение богатства и роскоши в руках немногих на одном социальном полюсе порождают ужасающую масштабами нищету на другом полюсе. Чем меньше магнатов, узурпирующих власть и богатства в своих руках, тем больше масса люмпенов. Монополия капитала становится проводником способа производства. Централизация средств производства и социализация труда входят в противоречие с сутью частной собственности. Итак, пробил последний час капиталистической частной собственности. «Экспроприаторы должны быть экспроприированы».

С триумфом пролетариата должно возродиться человечество. Но как это произойдет? Вот вопрос. Для грубого коммунизма (не­ естественной простоты не имеющего потребностей человека) доста­ точно общности труда и заработной платы, выплачиваемой общиной как всеобщим капиталистом. Индикатором зрелости общества, справедливо полагает Маркс, является отношение к женщине. В от­ ношении мужчины к женщине «отношение к природе проявляется в чувственном виде, в виде наглядного факта того, насколько стала для человека природой человеческая сущность... Из характера этого отношения видно, в какой мере человек стал для себя родовым существом... в какой мере другой человек в качестве другого стал для него потребностью»1.

Политическая власть — не что иное, как организованное насилие одного класса над другим. Поэтому освобождение не мыслимо иначе, как вне государства, и реализовать его не так-то просто. Концентрация власти в руках пролетарского государства должна стать промежуточным звеном при переходе от буржуазного общества с его антагонизмами «к ассоциации свободного развития каждого как условия свободного развития всех».

6. ФРИДРИХ ЭНГЕЛЬС И ДИАМАТ

Энгельс (1820—1895) сорок лет был другом и соратником Марк­ са. В соавторстве ими написаны работы «Святое семейства»,

«Немецкая идеология» и «Манифест Коммунистической партии». Вторая и третья части «Капитала» были отредактированы Энгель­ сом. Из его собственных сочинений назовем «Положение рабочего класса в Англии» (1845), «Анти-Дюринг» (1878), «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884), «Диалектику природы» (ок. 1870).

Так называемый «диамат» (диалектический материализм) — концептуальное ядро советского марксизма — обязан своим рож­ дением именно Энгельсу. Диалектика для Маркса была методом понимания истории и общества. Энгельс под влиянием позитивиз­ ма и эволюционизма применил ее к природе. Диалектика, писал он, дает естествознанию понимание законов природы и ее общих связей. Он говорит о трех законах: 1) законе перехода количества в качество, 2) законе единства и борьбы противоположностей, 3) законе отрицания отрицания, согласно которому, в частности, пролетариат, отрицая буржуазию, порождает новое общество.

В конце первого тома «Капитала» Евгений Дюринг прочел слова Маркса: «Способ капиталистического присвоения, рожденный ка­ питалистическим способом производства, т. е. частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, осно­ ванной на личном труде. Но капиталистическое производство по­ рождает с неизбежностью естественного процесса собственное от­ рицание. Это отрицание отрицания». Дюринг так комментирует эту мысль: «Туманная гибридная форма идей Маркса не удивит тех, кто знает, какие причуды можно скомбинировать на такой научной основе, как диалектика Гегеля. Необходимо напомнить, что первое гегелевское отрицание — понятие первородного греха, второе — возвышенное единство, которое ведет к третьему — искуплению. Можно ли обосновывать логику фактов на этой игре в аналогии, взятой напрокат из религии... Господин Маркс остается в туманном

мире своей собственности, одновременно индивидуальной и соци­ альной, оставляя адептам решить эту глубокую диалектическую загадку».

Реакция Энгельса была более чем решительной. Диалектика ежедневно подтверждается тысячью примерами, и даже ребенок, полагает он, может понять ее (только не старый идеалист Дюринг). И «в растительном мире, и в животном, в геологии, математике, истории, философии, несмотря на борьбу и сопротивление, все — также и г. Дюринг, сам того не подозревая, — обязано подчиниться этим законам... диалектика есть не что иное, как наука об общих законах движения и развития природы, общества и мышления». Энгельс признавался в письме Марксу, что начал полемику, которой не будет конца. Действительно, споры о диалектике не утихают, и многие сегодня разделяют точку зрения Бертрана Рассела, который сказал: «Диалектика — одна из самых причудливых фантазий, заим­ ствованных Марксом у Гегеля».

7. ОТКРЫТЫЕ ПРОБЛЕМЫ

«Для меня будет желательным любое критическое суждение», — писал Маркс в предисловии к первому изданию «Капитала». Как же, в таком случае, вместо критического рассмотрения марксистских текстов как научных возникло к ним отношение, подобное религи­ озному? Для многих марксистов, как ни странно, тексты их учителя стали чем-то вроде аристотелевских во времена Галилея.

Как бы то ни было, во избежание заблуждений необходимо иметь в виду, что взгляд на мир и историю через призму экономических отношений, данный Марксом, был настолько глубок и необычен, что о возврате к старым категориям социальной науки не могло бьпъ и речи. Тем печальнее сознавать, что форма, в которой они были выражены, неприемлема Научная трактовка исторических событий предполагает пристальное внимание к экономическим факторам с целью уточнения, как, где, когда и в какой степени они дают о себе знать. Не исключена ситуация (указанная, в частности, Вебером) обратного влияния, например, религиозного фактора на экономи­ ческий, а значит, для абсолютизации экономической детерминанты нет никакого основания.

Можно принять к сведению напоминания Энгельса (после смерти Маркса) об участии множества параэкономических составляющих в формировании «диагонали параллелограмма сил». Но даже с учетом