270220

Множественная субъективность С. Кьеркегора

© Известия Пензенского государственного педагогического университета

им. В.Г. Белинского Выпуск № 27 / 2012

«Любезный читатель, тебе, конечно, уже знакомы сомнения,

возникающие иногда, насчѐт истинности известного философского тезиса, что внешнее это внутреннее, а внутреннее это внешнее.

Возможно, ты сам прячешь в себе тайну, что твоя душа в своѐм желании или в своѐм страдании стоит слишком дорого, чтобы ты мог открыть еѐ другим. Возможно, ты знаком с другими людьми,

которые, ты чувствуешь, носят в себе такую же тайну, хотя тебе и не удалось бы силой или хитростью разоблачить еѐ»,- так С. Кьеркегор начинает предисловие к «Или-или» - произведению, которое произвело в Копенгагене, по словам современников, впечатление взорвавшейся бомбы.

Так начиная с критики гегелевской Системы и гегелевской диалектики, С. Кьеркегор приходит к идеям, некоторые из которых уже получили мировое признание. Парадоксально, но это произошло благодаря Л. Шестову, Н. Бору, А. Камю и т.д., но сам С. Кьеркегор фактически так и остался в тени: он не был признан современниками, а впоследствии его интерпретаторы, отталкиваясь от кьеркегоровских идей, вольно или невольно оттеснили самого С.

Кьеркегора на задний план.

Более того, последующие комментаторы и интерпретаторы С.

Кьеркегора задали жѐсткие рамки, связав всѐ его творчество только с экзистенциальной или религиозной философией, прежде всего такой взгляд на С. Кьеркегора был «задан» Л. Шестовым, чьѐ влияние на последующие интерпретации неоспоримо. При всѐ

возрастающем интересе к творчеству С. Кьеркегора немногим из комментаторов удаѐтся преодолеть сложившиеся стереотипы восприятия кьеркегоровских идей.

Но философия С. Кьеркегора, наш взгляд, гораздо шире навязанных ему рамок, она допускает и другие интерпретации:

антропологические, феноменологические и т.д. И с этой точки зрения притом, что о С. Кьеркегоре существует достаточно обширная литература, последнее слово ещѐ далеко не сказано. И

потому С. Кьеркегор не становится предметом интереса только историков философии, он актуален и по сей день.

С. Кьеркегор сравнивал себя с Сократом, сравнение вполне справедливо, так как его влияние на последующие поколения философов сопоставимо с тем влиянием, которое Сократ оказал на античную философию. Близки они и по стилю философствования: и

тот и другой были блестящими мастерами диалога, для обоих главной темой был Человек, оба ироники и т.д. В чѐм-то похожа и их судьба: оба дали толчок последующему движению философии, а

сами оказались в тени своих «учеников». Сократа мы видим сквозь призму платоновской интерпретации, и очень трудно отделить собственно сократовские идеи от платоновских.

В этом смысле С. Кьеркегор нам доступен, надо лишь взять одно из его произведений и прочитать, но прочитать без оглядки на чьи-либо мнения. А это сделать сложно в силу того, в сознании человека присутствует предзаданность: культурная, историческая и т.д.

С. Кьеркегор также обратил внимание на этот факт, указав на то, что принадлежность человека к определѐнной сфере бытия:

эстетической, этической или религиозной - уже априорно задаѐт его мировосприятие.

Фактически перед нами отход от классического типа рациональности и переход к новому, неклассическому типу,

который стал характерной особенностью современной философии.

С. Кьеркегор пользуется иным типом трансценденции: это не трансцеденция в оппозиции временность - вечность. Он не пытается занять точку абсолютного наблюдателя (а именно эту позицию занимает сознание в декартовской парадигме). С. Кьеркегор трансцедентирует себя в другую, отличную от него форму человеческого бытия, пытается взглянуть на мир глазами Другого.

Таким образом, у С. Кьеркегора разум «вещает» не с точки зрения вечности, а с точки зрения временности человеческого бытия.

Истина с такой точки зрения теряет однозначность и приобретает мозаичность и полифоничность.

А потому важно не только прочесть С. Кьеркегора так, как сам С. Кьеркегор хотел, чтобы его прочли и поняли. Необходимо выявить и те идеи, которые были высказаны мимоходом им самим или его персонажами, так как хотя автор не придавал им большого значения, но в какой-то момент времени они выходят на первый план. Дело в том, что некоторые из идей, которые для современной философии представляют наибольший интерес, явно и неявно были заявлены в кьеркегоровских произведениях.

Одной из таких идей является идея множественной субъективности, которая заявлена в философии С. Кьеркегора.

Само понятие субъективности он использует уже в своей диссертации «О понятии иронии», указав, что «ирония - это первое и наиболее абстрактное определение субъективности». Первое проявление субъективности С. Кьеркегор связывает с Сократом.

Ироник, каковым был Сократ, по С. Кьеркегору, появляется в

Начальной точкой движения к идее множественной субъективности С. Кьеркегором можно назвать критику Системы и диалектики Гегеля. Он указывает на то, что философская система невозможна для индивида в силу его уникальности, уникальности его жизненного опыта и внутренних переживаний, иными словами, в

силу субъективности каждого индивида. Система же фактически игнорирует индивид, подменяя конкретного человека неким универсумом, в котором разум подавляет его волю и желания, то,

что играет в жизни человека не менее значимую роль.

Другим важным аргументом против Системы является, по С.

Кьеркегору то, что бытие и мышление в человеке не тождественно,

как это представлено в системе: жизнь протекает вперѐд, в будущее,

рефлексия же имеет противоположную временную направленность,

она обращена в прошлое. Кроме того, разум мыслит в вечности,

жизнь же человека протекает во времени, а потому разум не в состоянии уловить и выразить в понятиях то, что протекает во времени, в первую очередь, это субъективность, присущую человеку.

Причѐм субъективность невыразима не только в науке, но и в искусстве, прежде всего, в живописи. В «Или-или» С. Кьеркегор отмечает: «Но страдание в своей собственной сущности имеет тенденцию приводить в противоречие внешнее с внутренним,

которое, если оно возникает, изобразительное искусство не в состоянии представить. То есть, оно (изобразительное искусство)

есть, по существу, радость, так как проявляется в ней, страдание имеет склонность таиться, даже притворяться. Радость экспансивна,

общительна, открыта, себя проявляющая; страдание замкнуто,

молчаливо, пытается уединиться в себе самом. С этим согласиться каждый, кто мало-мальски наблюдает за жизнью».

негация. Под негацией в данном случае Ю. Кристева подразумевает аннигиляцию объекта и введение его в структуру познающего субъекта.

Негация у Ю. Кристевой аналогична желанию, так как объект теряется в желании, потому что желание исчезло бы с исполнением его, то есть с достижением объекта желания. Желание же, по Ю.

Кристевой, является начальной точкой в конструировании любого типа субъективности.

Таким образом, структура субъективности оказывается раздвоенной: в неѐ входит структурированный опыт субъекта как опыт «я» и опыт негации как желания, направленного за пределы субъекта (опыт «не-я»).

Иными словами, субъект или говорящий субъект, по терминологии Ю. Кристевой, расщеплѐн между сознанием и бессознательным, между физиологией и социальностью, и поэтому никогда не может быть сведѐн в единую фигуру гуссерлевского трансцендентального ego.

А потому субъект обозначает себя так, чтобы могли проявиться обе стороны субъективной реальности: с одной стороны,

это прочность, уверенность и гарантия, вызванные пониманием себя как субъекта дискурса, то есть как частицы универсального закона; с

другой стороны, находить себя рождѐнным сингулярной речью, то есть дифференцированным и несводимым, подверженным желанию,

граничащему с афазией (расстройством речи, заключающемся в утрате способности говорить или понимать слышимые слова) и

идиолектом (совокупностью речи отдельного индивида,

характеризующих речь отдельного индивида).

Таким образом, по Ю. Кристевой, о человеке надо говорить не о как индивиде, а как о дивиде, то есть как о множественной субъективности.

Другой отправной точкой является критика гегелевской диалектики, прежде всего речь идет о законе отрицания отрицания,

представляющего жизнь человека и человечества как постоянный прогресс.

У некоторых из комментаторов философии С. Кьеркегора принято представлять эстетическую, этическую и религиозную формы человеческого бытия в виде иерархических сфер, которые человек проходит в течение своей жизни: от эстетической к религиозной.

На наш взгляд, это заблуждение, так как такая интерпретация соответствует именно гегелевской, но не кьеркегоровской диалектике. С. Кьеркегор настаивает на том, что переход из одной формы человеческого бытия в другую совсем не обязателен: вся его жизнь может протекать в рамках одной сферы, соответственно, не возникает гегелевской спирали развития.

У С. Кьеркегора эстетическая, этическая и религиозная формы человеческого бытия представлены как однопорядковые сферы,

только в этом случае возможна кьеркегоровская диалектика «или -

или».

В «Стадиях непосредственного эротического и музыкально -

эротического» он указывает, что дух, а он составляет основу этической и религиозной сфер человеческого бытия, отрицая чувственность, которая является основой эстетической сферы человеческого бытия, тем самым, уравнивает еѐ с собой.

Соответственно, уравниваются между собой и сферы человеческого бытия: «Как принцип, как сила, как система,

чувственность была узаконена именно христианством, поскольку христианство внесло чувственность в мир. Однако чтобы правильно понять этот тезис, необходимо воспринять его идентично из его противоположности: это же самое христианство изгоняло и исключало чувственность из мира. Как принцип, как сила, как система, чувственность была определена лишь через христианство, я

мог бы ещѐ дополнить определение, которое, конечно, годится,

чтобы объяснить, что я имею в виду: коррелятом духа чувственность стала лишь благодаря христианству. Это совершенно естественно,

так как христианство – дух, дух – позитивный принцип, который оно принесло в мир. Но так как чувственность рассмотрена через определение духа, то его значение в том, что она была исключена, и

именно благодаря тому, что она должна быть исключена, она определена как принцип, как власть, потому что дух, который сам есть принцип, должен исключать то, что должно в свою очередь быть принципом, даже если оно тут же было исключено (перевод Т.Н.Б.)».

Только в этом случае и возможен переход из одной сферы человеческого бытия в другую, который С. Кьеркегор представляет как скачок. Для скачка необходимо, чтобы человек отчаялся, то есть перешѐл в иное состояние, чем то, в котором он пребывал до отчаяния. Такие переходы возможны тогда, когда человек представляет собой не замкнутую, цельную структуру

(«демоническое» в терминологии С. Кьеркегора), а открытую, что является одним из условий множественной субъективности.

Сам С. Кьеркегор был одним из философов, кто обратил внимание на то, что человек представляет собой множественную субъективность, и попытался выразить эту мысль при помощи концептуальных персонажей.

Часть концептуальных персонажей, которые являются одним из основных способов философствования у С. Кьеркегора,

представляет какую-либо отдельную часть личности С. Кьеркегора или возможные сценарии жизни самого С. Кьеркегора, которые никогда не были им реализованы в действительности. С. Кьеркегор определял свою жизнь в религиозных категориях, но в книгах он представил себя в качестве эстета и этика. Все концептуальные персонажи представлены им в качестве самостоятельных персонажей, и потому они уже независимы от С. Кьеркегора как автора.

Это юный друг Константина Константинуса из «Повторения»,

Квидам (Некто) из «Этапов на жизненном пути», Йоханнес Обольститель из «Или – или» и т.д. Всех этих персонажей объединяет с С. Кьеркегором тема разрыва с любимой девушкой

(каждому, кто хоть немного знаком с его творчеством, известна история взаимоотношений С. Кьеркегора с Региной Ольсен).

На их примере он анализирует и саму проблему, и способы еѐ решения, причѐм каждый персонаж предлагает свой способ решения, перед нами снова чувство, ставшее предметом рефлексии.

Остаѐтся только добавить, что С. Кьеркегор поступил совсем иначе,

чем его персонажи, что ещѐ раз доказывает, что нельзя отождествлять С. Кьеркегора с его персонажами.

На эту особенность философии С. Кьеркегора обратил внимание В. Лурье в книге «Короткая жизнь Кьеркегора», где высказал предположение, что «его псевдонимы – большей частью воплощение аспектов, или, по крайней мере, возможностей которые С. Кьеркегор обнаружил в своей собственной личности».

В качестве аргумента, подтверждающего эту мысль, В. Лурье приводит цитату из «Повторения»: «Индивидуальность имеет