Гендерная экспертиза российского законодательства (90

Министерство образования и науки Российской Федерации Ярославский государственный университет им. П. Г. Демидова Кафедра социального и семейного законодательства

Н. Н. Тарусина

Гендерная экспертиза российского законодательства

Учебно-методические рекомендации для практических занятий и самостоятельной работы

(УИРС, НИРС)

Рекомендовано Научно-методическим советом университета

для студентов и аспирантов, обучающихся по направлению Юриспруденция

Ярославль 2012

1

УДК 343.54:340.6(072) ББК Х620.322я73

Т22

Рекомендовано Редакционно-издательским советом университета

в качестве учебного издания. План 2012 года

Рецензент

кафедра социального и семейного законодательства Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова

им. П. Г. Демидова. – Ярославль: ЯрГУ, 2012. – 44 с.

Учебно-методические рекомендации содержат обучающие положения об общих предпосылках гендерной проблематики, характеристике соответствующих полити- ко-правовых решений, подробные положения о гендерном контексте семейного законодательства (как одной из самых чувствительных гендерных областей).

Рекомендации предназначены для студентов, обучающихся по программам бакалавриата и магистратуры по направлениям 030900.62, 030900.68 Юриспруденция, а также для аспирантов.

УДК 343.54:340.6(072) ББК Х620.322я73

©Ярославский государственный университет им. П. Г. Демидова, 2012

2

I. Теоретическиепредпосылки гендернойпроблематики

Важнейшую предпосылку составляют идеи о равенстве (неравенстве), справедливости и гуманизме. Право как один из ключевых регуляторов общественных отношений, применяя равный масштаб к разным людям в относительно сходных ситуациях, является одновременно и справедливым и несправедливым: «Lex uno ore omnes alloguitur» («Закон со всеми говорит одинаково»).

Поскольку субъекты правовых отношений различаются по полу, расе, возрасту, состоянию здоровья и т. д. и часть этих различий объективна, требует определенной социальной компенсации, закон отходит от формального равенства, предоставляя преимущества, льготы различным категориям граждан (и даже юридических лиц). Одним из векторов льготирования является гендерный.

Совершенно очевидно, что гендер не есть только женский вопрос. Этим понятием обозначается совокупность социальных норм поведения людей в зависимости от пола. Как отмечает Н. Л. Пушкарева, в западной науке нет единства взглядов по вопросу о том, считать ли гендер «мыслительным конструктом», то есть просто научной дефиницией, определяющей социальнокультурные функции пола и различающей их от функций биологических, или же «конструктом социальным». В последнем случае предполагается, по меньшей мере, четыре группы характеристик: биологический пол, полоролевые стереотипы, полоролевые нормы и полоролевая идентичность. Соответственно используются понятия «гендерного дисплея» или «гендерной системы» (как менее «заумного»), под которыми подразумеваются «идеи, институты, поведение, формальные и неформальные правила и другие социальные взаимодействия, предписываемые в соответствии с полом»1. При этом в российской социологической науке признак пола, в отличие от западной, где акцент традиционно делается на биологических, психологических и культурологических различиях полов, «изначально социален, так как личность, независимо от ее пола, рождается и развивается (если,

1 Пушкарева Н. Л. Гендерные исследования: рождение, становление, методы и перспективы // Вопросы истории. 1998. № 6. С. 79.

3

конечно, это не «маугли») в социуме, в многообразной системе социальных связей и отношений»2.

Особая «взбудораженность» гендерной темы в 70–90-х годах XX века (как очередной виток актуальности – после этапов конца XIX века, начала XX века) породила новые направления исследований. Так, появилась история женщин – изначально как своеобразная попытка «переписать историю» или, с точки зрения Э. Дэвин, стремление преодолеть почти абсолютную доминанту старой истории, сопровождавшееся готовностью заменить общеупотребляемый термин «history» (который можно прочитать и как «his story», дословно: «его история», «история мужчины») новым термином, характеризующим иной подход к изучению прошлого, а именно термином «her story» (то есть «ее история», «история женщины»)3. Однако постепенно толкование содержания понятия «гендер» изменилось в направлении рассмотрения его не в плане концептуализации мужского доминирования, а как системы всех форм взаимодействия и «взаимоотталкивания» мужского и женского начал. Изучение феминности стало невозможно без анализа маскулинности – «женская история» неминуемо встретилась с «историей мужской»4.

Традиционными объектами стали социально-экономические аспекты гендерно-исторических исследований. Более или менее очевидными проявились перспективы гендерного подхода к исследованиям политической истории: история маргинализации женщин, их борьбы за политические и гражданские права и свободы, аналитика форм «скрытого воздействия на политику и неявно маркированного политического поведения женщин» (еще до актуализации «женского вопроса» и суфражистского движения). Но наиболее перспективными, полагает Н. Л. Пушкарева, являются гендерные исследования в области культурологии, истории ментальностей и общественного сознания5. В социологии появились исследования

маскулинности, влингвистике– гендернойасимметрииит. д.

2Подробнее об этом см., напр.: Силласте Г. Г. Гендерная социология: состояние, противоречия, перспективы // СоцИс. 2004. № 9. С. 78.

3Цит. по: Пушкарева Н. Л. Указ. соч. С. 77–78.

4См.: Пушкарева Н. Л. Указ. соч. С. 79.

5Там же. С. 84.

4

Актуализировались гендерные исследования в психологии6. Так, психологи отмечают, что разделение людей на мужчин и женщин является центральной установкой восприятия нами различий, имеющихся в психике и поведении человека. Причем многие из них эти различия связывают с генетическими, анатомическими и физиологическими особенностями мужского и женского организмов, хотя и не сводят их к исключительной доминантной роли – помимо конституциональной стороны эти различия имеют социокультурный контекст: они отражают то, что в данное время и в данном обществе считается свойственным мужчине, а что – женщине. Существует точка зрения, что наше восприятие биологических различий между полами тоже определяется культурными факторами (например, со времен Античности до конца XVII века в Европе преобладало представление о том, что женский организм является недоразвитым вариантом мужского). Если бы такое видение биологических различий сохранилось до сегодняшнего дня, отмечает Д. В. Воронцов, «то с учетом знаний о человеческой природе мы были бы более склонны считать мужской организм модификацией женского»7. Однако в эпоху Возрождения взгляды изменились – мужчины и женщины были признаны полярно различными по своей природе организмами – с этого момента различия в социальном статусе стали предопределять различиями в биологическом статусе.

В последнее время, продолжает Д. В. Воронцов, стало принятым четко разграничивать указанные аспекты, связывая их с понятием пола и гендера («пол» описывает биологические различия, определяемые генетическими особенностями строения клеток, анатомо-физиологическими характеристиками и детородными функциями; «гендер» указывает на социальный статус и соци- ально-психологические характеристики, которые связаны с по-

6См., например: Бендас Т. В. Гендерная психология. СПб., 2005; Берн Ш. Гендерная психология. СПб., 2001; Ильин Е. П. Дифференциальная психофизиология мужчины и женщины. СПб., 2002. И др.

7См., например: Практикум по гендерной психологии / под ред. И. С. Клециной. СПб, 2003. (Автор главы – Д. В. Воронцов.) С. 27 и след.

5

лом и сексуальностью, но возникают из бесконечной совокупности отношений между людьми8).

В юриспруденции гендерная проблематика также получила новые импульсы исследований: от прав человека – к правам человека-женщины, от льгот – к аналитике гендерно нейтраль-

ных и гендерно выраженных правовых норм в различных отраслях права9.

Впрочем, все-таки и в историческом контексте, и в реалиях сегодняшнего дня преобладающим объектом гендерных исследований продолжает оставаться женский социум, кроме, пожалуй, гендерной психологии. В то же время постепенно усиливается внимание и к проблематике мужской гендерной общности – вплоть до постановки вопроса о выравнивании статуса мужчин со статусом женщин в тех областях социальной регуляции, где «льготирование» последних стало как бы излишним. Колебания чаш этих весов, похоже, в отличие от естественно-научного отрицания «вечного двигателя», заданы бесконечно давно и бесконечно надолго – хоть и имеется распространенная точка зрения, что – с седьмого дня творения.

Появились ли в последние годы новые тенденции в гендерной проблематике, видоизменились ли прежние?

Проекты гендерного законодательства своего статуса так и не изменили. Более того, в литературе получили распространение суждения о том, что многие считают проблему дискриминации по признаку пола надуманной, ангажированной: «группа граждан, в основном женщины» пытается перенести соответствующие контенты с европейской и американской почвы на почву российскую, т. е. на другие жизненные обстоятельства, а также контенты «заумные фиминистические и мартозианские»10. «В дискурсивном

8Воронцов Д. В. Указ. соч. С. 29.

9См., например: Гендерная экспертиза российского законодательства

/под ред. Л. И. Завадской. М., 2001; Лушников А. М., Лушникова М. В., Тарусина Н. Н. Гендерное равенство в семье и труде: заметки юристов. М., 2006; Тарусина Н. Н., Исаева Е. А. Мужчина и женщина как субъекты пра-

воотношений с семейным элементом // Юридические записки ЯрГУ им. П. Г. Демидова. Вып. 16. Ярославль, 2012; Тарусина Н. Н. О судебном усмотрении: заметки семейноведа. Ярославль: ЯрГУ, 2011. С. 102–115.

10 Подробнее обзор этих позиций см.: Муравьева М. Г. Проблемы дис- 6

поле российского общества среди иерархии дискурсов, – отмечает А. А. Демиденко, – гендерный занимает маргинальное положение». Власть, полагает автор, заинтересована в консервации ситуации взаимоотношений между полами, противодействует расширению гендерного дискурса, акцентируя внимание на традиционные подходы к проблеме11. Дискредитация дискурса о дискриминации осуществляется в нескольких направлениях: пропагандирование идей о возвращении к традиционной женственности; ограничение предмета гендерных исследований половой дихотомией, акцентирование идеи о взаимодополнительности мужского и женского начал, теории женского предназначения (что в целом отрицать нельзя – вопрос именно в акцентах); ориентация социальной поддержки женщины как существа более слабого, которое не в состоянии о себе позаботиться (в этом смысле подобная забота косвенно легитимирует гендерный контракт, в основе которого лежит власть мужчины и который, соответственно, не акцентирует вопрос об изменении роли женщины в обществе, не устраняет причин их социальной слабости); дискредитация образа женщи- ны-феминистки как существа агрессивного, с невыраженными половыми признаками (в этой связи приятно, что у нас есть М. Арбатова и др.); развертывание дискурса о скрытой матриархатности российского общества («муж – голова, жена – шея»).

Не произошло принципиальных изменений в политической области: отдельные исключения, как известно, подтверждают правило. Женщины, отмечает О. Е. Морозова, участвуют в политической жизни скорее опосредованно, нежели публично, – на факультативных ролях советников, помощников, спичрайтеров, пресссекретарей и т. д.12 Как вариант предлагается и другая модель– «партнерство профессионалов», которая предполагает реализацию

криминации российских женщин в контексте международных стандартов защиты прав человека // Гендерная дискриминация: практика преодоления в контексте межсекторного взаимодействия. Иваново, 2009. С. 17–18.

11Демиденко А. А. Механизмы дискредитации гендерного дискурса о дискриминации // Гендерная дискриминация: проблемы, подходы, реше-

ния. Иваново, 2008. С. 62–63.

12См.: Морозова О. Е. Трансформация гендерных границ в экономической и политической сфере жизни российского общества // Гендерная дискриминация… С. 58.

7

идеи «в политике нет пола»13. Однако это не столько позитивная гендерная нейтрализация проблемы, сколько «перевертыш», объясняющий через формальное равенство, на почве реально разных возможностей мужчин и женщин в политической самоидентификации, действующее, весьманерепрезентативноеположениедел.

Своеобразную тенденцию последнего времени составляют религиозные контексты гендерной проблематики. Полуофициальное идеологическое «сращивание» церкви с государственной политической машиной возвращает российское общество, через православие (почти повсеместно) и магометанство (в соответствующих национальных территориях), к идее традиционного женского предназначения, отрицания права женщины распоряжаться своим телом, превращения ее, в случае прерывания беременности, в «убийцу» и т. д. Да и констатация представительства Бога исключительно через мужчину-священника отнюдь не способствует осовремениванию, выравниванию гендерной позиции. (Преклонение же перед Богородицей, на наш взгляд, в том числе является своеобразным компромиссом между очевидным патриархатным способом церковного управления и женским религиозноподчиненным положением.)14. Частным, но весьма ярким примером своеобразных взаимоотношений между государством и религией было удовлетворение Верховным Судом РФ иска группы мусульманок об отмене приказа МВД, запрещавшего гражданам фотографироваться на паспорт в головных уборах, к числу которых на практике относили и платки хиджаб для женщин. Противоречивы и другие нормативно-правовые и судебные акты в рассматриваемом контексте. С одной стороны, в целом законодательство гендерно нейтрализуется – там, где это действительно необходимо15. С другой – позиции законодателя и Конституционного Суда РФ далеко не всегда системно обеспечивают гендерное равенство там, где это вполне возможно. Ярким примером подобного рода является известное дело «К. Маркин против России», где заяви-

13Морозова О. Е. Трансформация гендерных границ в экономической

иполитической сфере жизни российского общества. С. 59.

14См.: Поленина С. В., Скурко Е. В. Право, гендер и культура в условиях глобализации. М., 2009. С. 61.

15Подробнее об этом см., например: Тарусина Н. Н. Семейное право: Очеркиизклассикиимодерна. Ярославль: ЯрГУ, 2009. С. 469–474, 496–523.

8

тель обжаловал отказ ему, как военнослужащему, в предоставлении отпуска по уходу за ребенком16. Очевидно, что определенное затушевывание гендерного вопроса самыми различными способами или, напротив, открытая консервация традиционных подходов к их решению – отнюдь не единственные общественные механизмы достижения реального равноправия и социальной гендерной справедливости, если вообще таковыми являются.

II. Тенденцииполитико­правовыхрешений гендерных вопросов

Социальный статус человека-мужчины и человека-женщины зависит от множества факторов институционального, социальноэкономического и идеологического порядка (политических системы, режима и культуры, гендерного законодательства; состояния экономики; взглядов на роль мужчины и женщины в обществе). В результате их взаимодействия возникают, развиваются и укрепляются во времени и пространстве несколько типов государственной гендерной политики17.

Патриархатный тип базируется на триаде «семейная постель, дети, кухня» (в известном немецком варианте – «кухня, дети, церковь») для женщины и триаде «политика, профессия, заработок» для мужчины. Патерналистский тип характеризуется государственным протекционизмом по отношению к женщине на основе формального равноправия полов в ключевых областях жизни. Либеральный тип государственной гендерной политики, отмечает О. А. Хасбулатова, основан на сочетании в модели взаимоотношений полов, с одной стороны, тенденций выравнивания статуса и возможностей мужчин и женщин в публичной и частной сферах, с другой – дискриминации по признаку пола в сферах политики, менеджмента и занятости. Это неизбежно приводит к конфликту двух ролей женщины – профессиональной и семейной18.

Эгалитарной является политика, ориентированная на укрепление как формально-правового равенства статусов мужчин и

16Подробно об этом см., например: Тарусина Н. Н. О судебном усмотрении: заметки семейноведа. С. 226–227.

17Подробнее об этом см.: Хасбулатова О. А. Российская гендерная политика в XX столетии: мифы и реалии. Иваново, 2005. С. 6–29 и далее.

18Хасбулатова О. А. Указ. соч. С.11.

9

женщин, так и реальных возможностей его осуществления. Акцент делается на социокультурные, а не биологические гендерные различия, достаточно тщательный и всесторонний просчет гендерных последствий принимаемых решений. Такая политика предполагает преодоление патриархических стереотипов о мужских и женских ролях в обществе, создавая благоприятное общественное мнение о гендерном равенстве, обеспечивает равный доступ мужчинам и женщинам к ресурсам в сфере политической деятельности, трудовой занятости, доходов, облегчает ведение домашнего хозяйства и т. д.19

Очевидно, что последний вариант государственной гендерной политики более всего отвечает современным тенденциям «западной» части мирового сообщества, хотя, за некоторыми исключениями, является на данном этапе скорее идеальной целью и некоторой неисчерпательной совокупностью способов ее достижения, нежели реальным результатом в отдельно взятом государстве или государствах, тем более что эгалитарный подход базируется на объективном противоречии равных прав и гендерных различий, что, в свою очередь, приводит к своеобразным «перекосам» и проблемам.

Так, некоторые «лобби по равному обсуждению» (США) считают беременность одним из многочисленных человеческих опытов, а не уникальным событием, разновидностью «расстройства здоровья», так как для обоих случаев типичны сходные характеристики – потеря дохода, временная нетрудоспособность, рост медицинских расходов …20. В Швеции, где создана одна из самых благоприятных «политик для женщин», констатируется высокий уровень сегрегации по половому признаку: женщины сконцентрированы на низкооплачиваемых и низкостатусных работах (в том числе приспосабливаясь к карьерным устремлениям супругов). Кроме того, кампания 1990-х годов «Папа, вернись домой!», несмотря на серьезную нормативно-правовую поддержку усиления семейной роли отцов, не достигла запланированных результатов. В Норвегии в этот же период на правительственном

19См.: Хасбулатова О. А. Указ. соч. С. 12–14; Воронина О. А. Указ.

соч. С. 141–180.

20См.: Воронина О. А. Указ. соч. С. 92.

10