Венгеров С.А.. Генрих VIII (соавт. Шепелевич, Бойль)

Генрих VIII (соавт. Шепелевич, Бойль)

О времени постановки пьесы мы им?емъ весьма опред?ленныя св?д?нія: театръ, гд? ставили "Генрихъ VIII", сгор?лъ во время перваго представленія. Современникъ Шекспира сэръ Уаттонъ пишетъ изъ Лондона 6-го Іюля 1613 г. своему племяннику: "Отложивъ въ сторону общественныя д?ла, я разскажу вамъ о томъ, что случилось на нашихъ берегахъ на этой нед?л?. Королевскіе актеры играли новую пьесу "Все правда" (All is true), которая изображаетъ главныя событія царствованія Генриха VIII. Пьесу поставили съ необыкновенной роскошью и великол?піемъ; сцену покрыли коврами; кавалеры орденовъ шли со своими знаками и съ подвязками y кол?нъ; гвардія въ вышитыхъ платьяхъ и т. п.,-- словомъ, было все, что могло сблизить зрителей съ величіемъ двора и даже сд?лать его см?шнымъ. Вдругъ, въ то время, когда король Генрихъ въ дом? кардинала Вольсея забавлялся на маскарад? и при появленіи его давали залпъ изъ двухъ мортиръ, что то бумажное или въ этомъ род?, ч?мъ забивали пушки, загор?лось, пламя упало на соломенную крышу и, такъ какъ въ начал? не обращали вниманія на дымъ, считая его маловажнымъ, такъ какъ глаза вс?хъ были направлены на сцену, то внутри что-то загор?лось, пламя какъ по с?рной нитк? поб?жало вокругъ зданія и втеченіе неполнаго часа все зданіе сгор?ло до тла". Другое письмо Томаса Лоркина отм?чаетъ и дату пожара (29 іюня). "Когда Борбеджъ, писалъ Лоркинъ, игралъ вчера со своими актерами драму "Генрихъ VIII" и было для большого народа произведено н?сколько выстр?ловъ -- появился огонь". Пьеса "Генрихъ VIII" несмотря на точность опред?ленія времени ея представленія, возбуждаетъ много недоум?ній и сомн?ній y критиковъ. Отм?тимъ главн?йшія. Время постановки пьесы не должно, конечно, непрем?нно совпадать со временемъ ея композиціи. Въ этомъ вопрос? критики р?зко распадаются на два лагеря. Въ одномъ господствуетъ уб?жденіе (Гервинусъ, Деліусъ, Герцбергъ и др.), что "Генрихъ VIII" былъ въ 1613 г. новой пьесой, написанной въ 1612 г. Другой лагерь (Джонсонъ, Теобальдъ, Стивенсъ, Мелонъ, Колліеръ, Галливель и др.) относитъ сочиненіе пьесы къ 1602 г. Въ пользу того и другого предположенія приводятся соображенія, почти равносильныя. Пламенныя похвалы Елисаветы въ пьес? основательно сопоставляются съ похвалами въ честь Іакова, что служитъ однимъ изъ доказательствъ въ пользу пріуроченія пьесы къ концу царствованія Елисаветы или началу царствованія Іакова. Что касается до конкретнаго событія, къ которому пріурочивается пьеса, то таковымъ называютъ бракосочетаніе пфальцграфа Фридриха (1612--13). Шекспиръ будто-бы приготовилъ "Генриха VIII" для этого празднества. Но достаточно б?глаго чтенія пьесы, чтобы уб?диться въ несостоятельности такого предположенія. Мен?е всего годилась для брачнаго торжества пьеса, темой которой служило пресл?дованіе ни въ чемъ неповинной королевы и насильственный разводъ. Это была бы жестокая насм?шка надъ царственными бракосочетающимися. Не входя въ разносторонній анализъ аргументовъ въ пользу той или другой даты пьесы, мы постараемся высказать т? доводы, по которымъ считаемъ необходимымъ отнести пьесу къ 1612 г. или за н?сколько л?тъ раньше, во всякомъ случа? къ царствованію Іакова. Намъ лично представляется д?ло въ томъ вид?, что "Генрихъ VIII" былъ задуманъ и отчасти обработанъ въ одинъ изъ посл?днихъ годовъ царствованія Елисаветы, a окончательная редакція пьесы относится къ царствованію Іакова. Д?ло въ томъ, что драма, написанная по какому-то намъ точно неизв?стному торжественному случаю при двор? Елисаветы, естественно должна была льстить самолюбію властолюбивой "весталки с?вера". Реабилитаціи ея отца и отчасти матери она и была посвящена. Зат?мъ, при постановк? пьесы при Іаков?, оказалось необходимымъ допустить лесть и по адресу короля. Похвалы Іакову были т?мъ бол?е необходимы, что этотъ король не им?лъ никакого основанія относиться къ памяти Елисаветы съ признательностью и благогов?ніемъ.

Приступая къ пьес?, можетъ быть, на заданную тему, автору драмы пришлось им?ть д?ло съ сюжетомъ благодарнымъ по драматическимъ мотивамъ, но вм?ст? съ т?мъ далеко не подходящимъ для идеализаціи героя пьесы. Истый "синяя борода", жестокій, надменный, сластолюбивый и коварный, строившій религію на личномъ разсчет?, возвышающій и низвергающій фаворитовъ, Генрихъ VIII могъ быть выведенъ на сцену или въ отталкивающемъ или въ несоотв?тствующемъ д?йствительности вид?. Первое было невозможно при Елисавет?, второе -- слишкомъ-бы портило пьесу. Отсюда неясность и противор?чія въ характер? короля.

Къ сожал?нію, критикамъ лишь по заглавію изв?стны т? драматическія обработки "Генриха VIII", которыя существовали до Шекспира. Сл?дуетъ полагать, что въ "Генрих? VIII", какъ и въ "Корол? Джон?", Шекспиръ пользовался предшествующими драматическими обработками. Не подлежитъ сомн?нію, что въ распоряженіи Шекспира былъ тотъ-же историческій документальный матеріалъ, что и y его предшественниковъ.

Источниками драмы, опред?лившими наибол?е существенныя черты ея воззр?ній на характеры главныхъ д?йствующихъ лицъ служили изв?стныя хроники, Голиншеда и Галля. Голиншедъ въ свою очередь пользовался для біографіи Уольсея трактатомъ Кавендиша. Драма использовала благодарный матеріалъ, доставленный ей хроникерами. Достаточно сравнить знаменитую сцену пира y кардинала Уольсея. Еще уб?дительн?е окажется сопоставленіе, если мы обратимъ вниманіе на ту сцену, гд? Екатерина предстала предъ судомъ изъ короля и духовныхъ. Ея р?чи, исполненныя высокаго поэтическаго па?оса въ драм?, не мен?е хороши и въ историческихъ источникахъ и аргументація несчастной жены и королевы аналогична въ обоихъ случаяхъ. Королева въ хроник? призываетъ Господа Бога и людей въ свид?тели, что она никогда не переставала быть покорной и любящей женой

короля, ни въ чемъ ему не противор?чила и обвиняетъ во всемъ дурныхъ сов?тниковъ короля. Ея р?чь построена весьма искусно и полна неподд?льнаго па?оса и воодушевленія.

Характеристика Уольсея y Голиншеда заключаетъ въ эмбріон? т? черты, которыя впосл?дствіи блестящимъ образомъ были развиты y Шекспира. Властный, честолюбивый и талантливый кардиналъ и y Голиншеда величественъ въ своемъ паденіи.

Сл?дуя точно указаніямъ своихъ источниковъ, Шекспиръ сд?лалъ изъ своего сюжета все, что возможно было сд?лать при данныхъ обстоятельствахъ. Онъ смягчилъ и очелов?чилъ непривлекательный образъ Генриха VIII, не взявшись, однако, за неблагодарную задачу идеализаціи этого короля. Дал?е онъ вывелъ на сцену мать Елизаветы, полную женственности и красоты, каковой она и была въ д?йствительности. На неприглядную ея роль въ д?л? Екатерины онъ набросилъ зав?су.

Пассивность молодой красавицы, ея нравственное безразличіе -- эти существенныя черты достаточно подчеркнуты Шекспиромъ.

Отвергнутая королева изображена полной величія и горя, королевой отъ головы до пятокъ. Можно колебаться, что для нея важн?е -- утрата любви мужа или в?нца. И то, и другое для нея одинаково важно. Умирающая, она не можетъ простить слуг? неум?стнаго, въ ея глазахъ, обращенія.

Непривлекательный по нравственнымъ качествамъ, но высокодаровитый государственный челов?къ Уольсей, написанъ Шекспиромъ во весь ростъ, со вс?ми его признанными исторіей недостатками и положительными чертами характера. Гордый, заносчивый, коварный и лживый, Уольсей притомъ трудолюбивъ, д?ятеленъ, щедръ и демократиченъ. У него н?тъ чертъ случайнаго выскочки, на всякомъ шагу виденъ зр?лый умъ, опытъ, широкій взмахъ полета. Онъ падаетъ съ достоинствомъ и величіемъ, не желая изображать изъ. себя ни мученика, ни жертву; это -- борецъ за государственную идею, понимаемую узко и эгоистично.

Едва-ли не верхъ искусства проявилъ Шекспиръ въ изображеніи Генриха VIII. Идеализировать этого порочнаго короля не позволяла ему сов?сть поэта и историка. Выставить Генриха въ надлежащемъ св?т? не позволяли обстоятельства. И Шекспиръ избираетъ такіе моменты жизни короля, которые, будучи особенно знаменательными, давали возможность поэту очелов?чить этотъ гнусный обликъ жестокаго тирана. Въ процесс? съ Екатериной король проявляетъ историческія черты деспота, лицем?ра и сластолюбца; но при всемъ этомъ король, подчиняясь влеченію сильной страсти, искренно y Шекспира сожал?етъ о своей несчастной, отвергнутой первой супруг?. Въ отношеніяхъ къ Анн? Болейнъ, Генрихъ VIII проявляетъ сильную и горячую любовь, отчасти примиряющую съ нимъ зрителя. Какъ отцу, ему тоже готовы сочувствовать зрители и читатели. Наконецъ, y Шекспира Генрихъ VIII далеко не безучастенъ къ участи своихъ подданныхъ.

Вопреки мн?нію н?которыхъ критиковъ, сл?дуетъ считать доказанными, что къ англійской реформаціи, какъ таковой, пьеса Шекспира никакого отношенія не им?етъ. Отд?леніе короля отъ церкви является y Шекспира совершенно случайнымъ, обусловленнымъ стремленіемъ къ разводу, a характеристика Кранмера касается его симпатичныхъ чертъ, какъ челов?ка, безъ всякаго отношенія къ религіознымъ вопросамъ.

По стилю Генрихъ VIII относится къ лучшему періоду творчества Шекспира. Мы полагаемъ, ее можно, вм?ст? съ однимъ изъ критиковъ, отнести къ началу XVII ст. Она могла быть заказана Шекспиру Елисаветой по поводу семидесятил?тія со времени свадьбы Анны Болейнъ (12 апр?ля 1603). Пьеса ставилась посл? смерти королевы при Іаков?,-- отсюда необходимость соотв?тствующихъ вставокъ и изм?неній. Не претендуя на уровень "Гамлета", "Короля Лира", "Макбета" и др., пьеса "Генрихъ VIII" обладаетъ, все-же, поэтическими достоинствами ст?сненнаго въ своихъ сюжетахъ геніальнаго писателя. Она свид?тельствуетъ, что даже такому генію, какъ Шекспиръ, было невозможно, при навязанной свыше тем?, достигнуть той высоты, которой онъ достигалъ тогда, когда его орлиный полетъ не направлялся посторонней рукой.

Л. Шепелевичъ.

II.

Въ своей зам?тк? проф. Шепелевичъ совершенно не захот?лъ коснуться вопроса, въ какой м?р? "Генрихъ VIII" д?йствительно можетъ считаться Шекспировской пьесой. Останавливаясь на н?сколькихъ зам?чательныхъ сценахъ и характерахъ "Генриха VIII", почтенный профессоръ не жал?етъ для нихъ восторженныхъ словъ. Правда, онъ не замалчиваетъ и литературные недочеты пьесы, которые такъ бросаются въ глаза, даже самому обыкновенному читателю при ознакомленіи съ этой, въ общемъ, очень слабой и малоинтересной пьесой. Но недочеты Л. Ю. Шепелевичъ считаетъ возможнымъ вполн? удовлетворительно объяснить т?мъ, что даже такого генія, какъ Шекспиръ, не могла не ст?снить тема, навязанная извн? и не родившаяся свободно въ творческихъ настроеніяхъ великаго писателя.

Это отношеніе къ "Генриху VIII" еще не исчезло окончательно изъ шекспировской литературы {Ср. напр. предисловіе Боденштедта въ относительно позднихъ н?мецкихъ изданіяхъ Шекспира (1890), въ рус. литератур? введенія къ "Генриху VIII" въ изданіяхъ Гербеля (1899) и Соколовскаго (1886).}. Но оно несомн?нно почти уже уступило м?сто

другому воззр?нію, по которому участіе Шекспира въ этой пьес? не бол?е какъ частичное. Еще въ середин? 18 в?ка, н?которые англійскіе критики обратили вниманіе на особенности метра "Генриха VIII", весьма непохожаго на метръ другихъ пьесъ Шекспира. Но этому зам?чанію долго никто не придавалъ особаго значенія. Лишь въ 1850 г. Спедингъ напечаталъ зам?чательную статью въ "Gentleman's Magazine", въ которой весьма уб?дительно доказывалъ, что большая часть пьесы написана въ манер? изв?стнаго драматурга Флетчера. Основываясь на соображеніяхъ метрическихъ и эстетическихъ, Спедингъ приходилъ къ заключенію, что Шекспиру можетъ быть приписано только: 1) Д?йствіе I -- сцены 1 и 2; 2) Д?йствіе II -- сцены 3 и 4; 3) Д?йствіе III -- сцена 2, до того м?ста, гд? король уходитъ. 4) Д?йствіе V -- сцена 1. Все остальное Спедингъ приписываетъ Флетчеру, хотя не считаетъ невозможнымъ участіе еще третьяго автора.

Мн?ніе Спединга не скоро получило господство. Но въ начал? 70-хъ годовъ статья его была перепечатана въ трудахъ "Новаго Шекспировскаго Общества" (New Shakespeare Society), во глав? котораго стоитъ изв?стный шекспирологъ Фэрниваль (Furnival) и это сразу придало авторитетность теоріи Спединга. Что всего важн?е -- ее всец?ло приняли изсл?дователи Шекспировскаго метра -- Флэ (Fleay), Абботъ и др. A метръ -- это очень надежное средство распознаванія и Шекспировскаго творчества и творчества всякаго поэта вообще. Особенности метра -- своего рода художественный почеркъ, которымъ можно пользоваться почти съ тою же ув?ренностью, съ какою калиграфы пользуются обыкновеннымъ почеркомъ для установленія принадлежности данной рукописи тому или другому лицу.

Въ настоящее время теорія Спединга принята вс?ми англійскими авторитетными шекспирологами. И если самые осторожные изъ нихъ уклоняются отъ точнаго указанія, какія именно сцены "Генриха VIII" должны считаться Шекспировскими, то во всякомъ случа? никто на оспариваетъ того, что значительн?йшая часть слабой пьесы не принадлежитъ великому писателю, изъ подъ пера котораго только что вышелъ такой chef d'oeuvre какъ "Буря".

Есть, однако, теорія, которая идетъ еще дальше Спединга. Изв?стный нашимъ читателямъ выдающійся англо-русскій шекспирологъ -- Робертъ Ивановичъ Бойль (см. т. IV, стр. 68) пом?стилъ въ "Transactions" того же "Новаго Шекспировскаго Общества" за 1880--85 г. детально-разработанное изсл?дованіе, въ которомъ доказываетъ, что въ томъ текст? "Генриха VІІІ", который дошелъ до насъ въ знаменитомъ изданіи in folio сочиненій Шекспира 1623 г. ничего Шекспировскаго н?тъ. По его мн?нію, при пожар? театра Глобусъ (см. выше стр. 496) подлинный манускриптъ сгор?лъ, a такъ какъ слава пьесы была очень велика, то нашлись драматурги, которые охотно написали на тотъ же сюжетъ новую пьесу. Одинъ изъ этихъ драматурговъ несомн?нно Флетчеръ, другой -- изв?стный намъ по предисловію къ "Троилу и Крессид?" Мэсинджеръ.

Теорія Бойля не встр?тила документальныхъ опроверженій и если не можетъ считаться общепризнанной (къ ней напр. относится очень отрицательно нов?йшій очень авторитетный біографъ Шекспира Сидней Ли), то все-таки, мн?ніе о непричастности Шекспира къ "Генриху VIII" очень распространено. Брандесъ къ своему справедливому заявленію, что "многіе изъ современныхъ компетентныхъ критиковъ утверждаютъ, что Шекспиръ не написалъ въ этой пьес? ни одного стиха", прибавляетъ сл?дующее важное сообщеніе:

"Ф. Д. Фэрниваль разсмотр?лъ въ своемъ большомъ изсл?дованіи, служащемъ вступленіемъ къ "The Leopold Shakespeare" эту пьесу, какъ одну изъ т?хъ, которыя частью должны быть приписаны Шекспиру. Впосл?дствіи онъ отказался отъ своего взгляда и написалъ на поляхъ подареннаго мн? экземпляра подъ Генрихомъ VIII -- "not Shakespere's" (не Шекспировская). Артуръ Саймонсъ, пом?стившій эту пьесу въ изданіи Ирвинга и снабдившій ее вступленіемъ, сказалъ мн? устно, что склоняется теперь къ мн?нію, въ виду метрическихъ особенностей, что Шекспиръ не участвовалъ въ созданіи этой пьесы. В. А. Дэньелъ, глубокоученый издатель столь многихъ Шекспировскихъ in quarto, заявилъ мн?, что не знаетъ, кто былъ авторомъ этой пьесы" (Брандесъ, Шекспиръ, II, 321).

Въ виду такого положенія вопроса о "Генрих? VIII" мы сочли полезнымъ для читателей нашего изданія просить уважаемаго Р. И. Бойля сд?лать извлеченіе изъ его изсл?дованія. Ниже пом?щаемое извлеченіе дополнено н?которыми новыми соображеніями, но вм?ст? съ т?мъ оно, къ сожал?нію, по необходимости, лишено самой доказательной своей части: 1) таблицы метровъ разныхъ частей пьесы, соотв?тственно которымъ авторъ приписываетъ ихъ то Флетчеру, то Мэсенджеру и 2) сопоставленія т?хъ м?стъ "Генриха VIII" и подлинныхъ пьесъ Шекспира, гд? разработаны одни и т? же положенія и темы. Эта существенн?йшая часть изсл?дованія г. Бойля им?етъ значеніе только для подлинника.

С. Венгеровъ.

III.

Попытка оспаривать принадлежность Шекспиру драмы, включенной издателями знаменитаго перваго собранія его сочиненій (in folio) 1623-го года, представляется на первый взглядъ очень см?лой. Однако изъ предисловіи къ "Троилу и Крессид?" мы знаемъ, какъ мало можно полагаться на издателей этого собранія, отнесшихся къ принятой ими на себя задач? очень небрежно. Они должны бы были знать, что многое изъ того, что было выпущено въ св?тъ подъ именемъ Шекспира, въ д?йствительности было написано не имъ, a

иными драматургами. Но они не считаютъ нужнымъ даже и намекнуть на это. Они заявляютъ, что издаютъ драматическія произведенія Шекспира слово въ слово по рукописямъ поэта. A между т?мъ по опечаткамъ можно совершенно ясно вид?ть, что они печатали не съ рукописи, a съ т?хъ самыхъ изданій іn quarto, которыя они называли мародерскими. Обстоятельства, при которыхъ появилась наша драма, разсказаны выше. Сгор?ли-ли при этомъ и рукописи, въ точности неизв?стно, но, конечно, весьма в?роятно, что он? не уц?л?ли. 3 года спустя сгор?ла такъ называемая арена для п?тушиныхъ боевъ (Cock-pit), и въ этомъ случа? положительно установлено, что манускрипты затерялись. Эта утрата не только объясняетъ разныя неясности по отношенію къ "Генриху VIII", но также и въ отношеніи другихъ драмъ Шекспира, которыя, какъ и эта пьеса, оставались въ рукописномъ вид? до 1623 г. Существуетъ множество предположеній о времени написанія "Генриха VIII". Н?которые авторитетные писатели, напр., Эльце, относили нашу драму ко времени царствованія Елизаветы. Но когда было изсл?довано развитіе б?лаго стиха y Шекспира, то стало очевидно, что драма эта не могла быть написана въ столь раннюю пору. Лондонское "Новое шекспировское общество" обнародовало н?которые матеріалы, касающіеся этого вопроса, и воспроизвело разные литературные памятники, доказывающіе, что многія м?ста въ драм? написаны особымъ, легко распознаваемымъ разм?ромъ Джона Флетчера. Это открытіе д?лаетъ необходимымъ предположеніе, что въ завершеніе своей драматической д?ятельности и еще при полномъ обладаніи своими умственными силами Шекспиръ вступилъ въ сотрудничество съ второстепеннымъ драматургомъ, посл?дствіемъ чего было появленіе произведеній, лишенныхъ т?хъ характеристическихъ особенностей, которыми отличаются прочія его драмы, особенно поздн?йшія. Въ запискахъ лондонскаго "Новаго Шекспировскаго общества" (New Shakespeare society", Transactions for the years 1880--85 г.) авторъ настоящихъ строкъ напечаталъ статью, въ которой доказывается, что "Генрихъ VIII" всец?ло принадлежитъ Флетчеру и Мэссинджеру (Massinger). Съ того времени не появилось ни одной серьезной попытки опровергнуть эту гипотезу.

Труды членовъ "Новаго Шекспировскаго общества" уже доказали, на основаніи особенностей стихосложенія, что дата драмы -- 1613 г., до сихъ поръ признаваемая англійскими авторитетами, повидимому, очень близка къ истин?. Наша гипотеза сд?лала шагъ дал?е. Оказалось, что фактура стиха "Генриха VIII", въ такой же м?р? отлична отъ Шекспировской, въ какой бол?е ранняя манера Мэссинджера отличается отъ "Бури" и "Зимней сказки". Это ясно видно изъ таблицы стихотворныхъ разм?ровъ, приложенной къ упомянутой выше нашей стать? въ запискахъ Ново-Шекспиров. общества. Герцбергъ (Hertzberg), единственный основательный изсл?дователь Шекспировскаго б?лаго стиха, указываетъ на частое стеченіе сильныхъ и слабыхъ окончаній, какъ на что-то необычное въ "Генрих? VIII", и прибавляетъ, что тамъ, гд? такое стеченіе происходитъ въ сос?днихъ строкахъ, это производитъ н?которую жесткость -- черта, несвойственная обыкновенно гармоничному стиху Шекспира. Но такое же точно стеченіе этихъ окончаній въ сос?днихъ строкахъ можно въ изобиліи найти и y Мэссинджера -- доказательство, что метрическія особенности "Генриха VIII", отличающія эту драму отъ другихъ произведеній Шекспира, пошли по направленію, взятому Мэссинджеромъ въ его другихъ драмахъ.

Само собой разум?ется, что одно только различіе въ фактур? стиха "Генриха VIII" и "Бури" или "Зимней сказки" не достаточно еще для теоріи, отрицающей на этомъ основаніи самую принадлежность драмы Шекспиру. Но д?ло м?няется, разъ мы находимъ много другихъ звеньевъ, связывающихъ эту драму съ другими изв?стными драмами Мэссинджера, и когда видимъ, что вся обрисовка характеровъ въ драм? вполн? въ стил? Мэссинджера и не им?етъ никакого сходства съ Шекспировской. Могли бы возразить, что Мэссинджеръ былъ слишкомъ хорошо изв?стенъ какъ драматургъ, чтобы написанная имъ драма могла сойти за Шекспировскую, и чтобы въ теченіе ц?лыхъ 25 л?тъ, протекшихъ со дня обнародованія драмы по день его смерти, не появилось ни мал?йшаго намека на его участіе въ созданіи ея. Но для т?хъ, кто близко знакомъ съ условіями литературной жизни того времени, въ этомъ н?тъ ничего ни невозможнаго, ни нев?роятнаго.

Мн?ніе, что большую часть "Генриха VIII" написалъ Флетчеръ, основывается главнымъ образомъ на характер? стихосложенія. Это мн?ніе можно доказывать (или оспаривать) только при помощи англійскаго текста. Зд?сь же достаточно сказать, что за посл?днія 30 л?тъ въ Англіи не раздалось ни одного голоса, который отрицалъ бы сотрудничество Флетчера. Поэтому мы можемъ ограничиться лишь доказательствами сотрудничества въ созданіи этой драмы еще и Мэссинджера и указаніемъ на отд?льныя м?ста, сближающія нашу драму съ драмами, написанными однимъ Флетчеромъ. Эти совпаденія им?ютъ т?мъ большую ц?ну, что Флетчеръ повторяется р?дко. Прологъ принадлежитъ Флетчеру. Въ немъ есть стихъ, очень важный для нашего предположенія:--

To rank our chosen truth with such a show

As fool and fight.

Это же выраженіе встр?чается и въ пьес?, написанной однимъ Флетчеромъ:--

To what end do I walk? for man to wonder at, And fight and fool?"

(Дешевое изданіе Рутледжа [Routlege], т. стр. 169).

Пьеса эта называется "Women Pleased". Первыя св?д?нія о ней мы встр?чаемъ въ 1633 голу, но она повидимому появилась много ран?е, в?роятно, около 1612--1615. Въ пьес?

"Women Pleased", представляющей собою что-то въ род? пародіи на "Укрощеніе строптивой" Шекспира (Taming of the Shrew), женщины ведутъ разговоры въ томъ легкомысленномъ, двусмысленномъ дух?, который вообще свойственъ Флетчеру. Въ V акт?, сц. 2, Изабелла, замужняя женщина, и Клавдіо, молодой иностранецъ, увид?вшій ее съ улицы, сидятъ и разговариваютъ; Клавдіо признается Изабелл? въ любви.

Isab. He that would proffes this. And bear that foil affection you make show of, should do.

Claudio. What should Ido? Isab. I cannot show you.

Изaбеллa. Тотъ, кто сознается въ этомъ и полонъ т?мъ чувствомъ, о которомъ вы говорите, сд?лалъ бы...

Клaвдіо. Что же долженъ я сд?лать? Изабелла. Я не могу вамъ этого показать.

Въ приписываемой Флетчеру части "Генриха VIII" (актъ I, сцена 4, ст. 47) въ разговор? лорда Сандса и Анны Болейнъ центръ тяжести въ т?хъ-же непристойностяхъ, выраженныхъ т?ми-же самыми словами.

Lord Sands.

And pledge it, madame

For't is to such a thing...

Anne.

You cannot show me.

Особенность "Генриха VIII" составляетъ то, что ц?лый рядъ ситуацій мы вновь встр?чаемъ въ пьесахъ Флетчера и Мэссинджера.

У Мэссинджера эти положенія повторяются въ драмахъ, появившихся поздн?е "Генриха VIII", что можно истолковать въ томъ смысл?, что онъ смотр?лъ на нихъ какъ на свою личную собственность. Что касается Флетчера, то пьеса, гд? встр?чается подобная же сцена -- "Гибель Д?вушки" (The Maid's Tragedy) -- появилась въ 1611 году, за два года до пожара театра "Глобусъ".

Необходимо сравнить об? сцены: "Maid's Tragedy Act. I, sc. 2.

Enter Calianax and Diagoras.

Calianax. Diagoras, look to the doors better, for shame! You let in all the world...

Diagoras. What now?

Melantius (within). Open the door. Diagoras. Who's thero?

Melantius. Melantius.

Diagoras. Stand back there! Room for my Lord Melantius! Pray, bear back; this is no place for such youths and their trulls. Let the doors shut again. No? do your beads itch? I'll scratch them for you (Shuts the door). Again, who is't now? I cannot blame my Lord Calianax for running away; would he were here? He would run raging axong them, and break a dozen wiser heads than his own in the twinkling of an eye. What's the nows now?

(Within). I pray you can help me to the speech of the master cook?

Diagoras. If I open the door I'll cook some of your calvos heads. Рeасо, rogues!

Входятъ Каліанаксъ и Дiaгоръ.

Кaлiанаксъ. Діагоръ, что за срамъ! Смотри получше за дверьми. Ты пускаешь сюда кого попало...

Дiaгоръ. Кто тамъ еще? Mелaнтий (снаружи). Мелантій!

Діагоръ. Назадъ! дорогу милорду Мелантію! зд?сь не м?сто для такихъ молокососовъ и ихъ потаскушекъ. Сд?лайте милость -- назадъ! Затворите двери. Н?тъ? Или y васъ засверб?ло въ башк?? Ну такъ я почешу ее вм?сто васъ. (Затворяетъ дверь). Опять! Кто тамъ еще? Не осуждаю, что господинъ мой Каліанаксъ ушелъ. Будь онъ зд?сь,-- разсердился бы и въ одно мгновеніе ока разбилъ бы съ дюжину головъ поумн?е своей собственной. Еще тамъ что?

(Голосъ снаружи). Послушайте, какъ бы мн? поговорить съ господиномъ кухаремъ? Діагоръ. Вотъ открою я двери, да покухарю кое-чьи болваньи башки! Тише вы,

бродяги!

Если сравнить эту сцену съ акт. V, сц. 4 "Генриха VIII", то уб?димся, что посл?дняя -- не что иное, какъ перед?лка приведенной сцены изъ "Гибели Д?вушки".

Что касается Мессинджера,то мы должны принимать въ разсчетъ скор?е общій характеръ письма, ч?мъ параллельность отд?льныхъ пассажей. Этотъ вопросъ изсл?дованъ нами въ предисловіи къ "Троилу и Крессид?". Тамъ объяснено, что художественныя созданія

Шекспира можно разд?лить на два разряда чисто-художественныя и философскія. До "Гамлета" Шекспиръ пользовался преимущественно первымъ родомъ выраженія своихъ мыслей. Второй родъ выраженія -- бол?е прямой и драматическій -- встр?чается въ совершенной форм? впервые въ "Гамлет?", a зат?мъ во множеств? м?стъ въ поздн?йшихъ драмахъ. Если бы "Генрихъ VIII" принадлежалъ Шекспиру, то мы должны бы были встр?тить въ немъ пріемъ посл?дняго рода -- драматическую, a не чисто описательную манеру. Но то обстоятельство, что во всей драм? не встр?чается ни одного такого м?ста, уб?дительн?е всего свид?тельствуетъ въ пользу авторства Мэссинджера.

Въ своемъ изсл?дованіи о "Генрих? VIII" въ запискахъ Ново-Шекспировскаго общества мы привели 13 образчиковъ совершенно различнаго способа обработки однихъ и т?хъ-же положеній и темъ въ "Генрих? VIII" и въ подлинныхъ пьесахъ Шекспира.

Во всемъ "Генрих? VIII" н?тъ ни одной картины, которую было бы возможно поставить наряду съ картинами философскаго характера посл?-Гамлетовскаго періода, Напротивъ того -- въ немъ встр?чаются топорн?йшія частности, которыя могутъ вызвать только см?хъ.

Напр. I, 1. 9:

"How they clung In their embracements as they grew together

Which had they what four ihroned ones could have weighed Such a compounded one".

Сп?шившись, другъ друга заключили Въ объятія и будто-бы срослись. Да и срослись они на самомъ д?л? Но отыскать-бы въ св?т? четырехъ

Властителей, подобныхъ этимъ двумъ, Въ одно соединеннымъ.

Это выраженіе напоминаетъ м?сто изъ другой мнимо Шекспировской пьесы. "Двухъ знатныхъ родственниковъ" (The two Noble Kinsmen), когда Эмилія размышляетъ о своихъ двухъ поклонникахъ (V, 3. 4):

"Were they metamorphosed Both into one! O, why, there were no woman

Worth so composed a man".

T. e. "Если бы оба они превратились въ одного! О, тогда не нашлось бы женщины, достойной такого составного мужа".

Nor this, nor the age hefore us over looked on

The like solomuity.

Philanax.

A sudden fever

Kept me at home. Pray you, mylord, acquaint me

With the particulars.

Paul.

You may presume

No pomp or ceremony could be wanting

Where there was privilege to command and mens

To cherish rare inventions.

Philanax.

I believe it;

But the sum of all in brief.

То-есть:

Paul. Ни этотъ в?къ, ни времена, протекшія до насъ Не вид?ли такого торжества.

Philanax. Внезапный припадокъ лихорадки удержалъ меня дома. Прошу васъ, милордъ, разскажите мн? о подробностяхъ.

Paul. Само собою -- не было недостатка ни въ пышности, ни въ церемоніяхъ. Тутъ былъ случай и возможность пустить въ ходъ самыя хитрыя выдумки.

Philanax. В?рю. Но разскажи все вкратц?.

Въ "Генрих? VIII" I, 1, д?йствіе открывается совершенно такимъ-же образомъ (см. дальше пьесу).

Мэссинджеръ неоднократно повторяетъ въ своихъ драмахъ пассажи изъ другихъ своихъ произведеній, но -- насколько этотъ вопросъ изсл?дованъ -- онъ никогда не присваивалъ себ? собственности другихъ драматурговъ. Онъ пользуется разговоромъ двухъ д?йствующихъ лицъ для описанія какого нибудь д?йствія, происшедшаго вн? сцены. Этотъ пріемъ во вс?хъ шекспировскихъ драмахъ встр?чается только однажды -- въ "Зимней сказк?". Въ "Барнавельт?" Мэссинджера и Флетчера есть сцена, гд? принцъ Оранскій, вызванный въ Сов?тъ, получаетъ отъ Барнавельта и его друзей грубый приказъ остановиться на порог? и не входить въ залъ Сов?та. Въ "Генрих? VIII" Кранмеръ вызывается въ Coв?тъ -- и его держатъ въ передней среди лакеевъ и пажей. Это историческій случай, происшедшій съ Кокомъ, (Coke) когда его лишили званія главнаго судьи. Эльсмеръ его преемникъ, держалъ его въ своей передней среди лакеевъ, не снявшихъ даже въ его присутствіи своихъ шляпъ.

Обратимся теперь къ обрисовк? характеровъ въ "Генрих? VIII". Сначала о женскихъ характерахъ. Они отличаются отъ характеровъ бол?е раннихъ пьесъ Шекспира поздн?йшаго періода своей идеализаціей. Если мы сравнимъ Миранду, Пердиту, Имогену, Изабеллу, Виргилію съ Джульетой, Порціей, Геро, Беатрисой, Розалиндой, Целіей, Віолой,-- то увидимъ, что первая серія этихъ характеровъ им?етъ н?что своеобразное, отличающее ее отъ другихъ серій. Это, такъ, сказать "небесныя и святыя созданія", по опред?ленію Люціо въ разговор? съ Изабеллой. Другія серіи представляютъ собою "духовъ -- но все таки и женщинъ", и какъ говоритъ Уордсворстъ, "не слишкомъ блестящихъ, но нужныхъ какъ хл?бъ насущный для челов?ческой природы". ("Spirits but yet women too", "no too bright and good for human nature's daily food").

Анна, если бы она была созданіемъ Шекспира, должна бы быть отнесена къ первой серіи. Но въ д?йствительности она очерчена въ манер? Бьюмонта (Beaumont) и Флетчера, и мы бы прибавили -- Мэссинджера, по впечатл?нію, которое она производитъ на другихъ. Камергеръ говорить о ней, II, 3. 75:

Я хорошо понялъ ее; красота и доброд?тель такъ т?сно соединены въ ней, что поразили даже короля: и кто знаетъ, не отъ этой ли лэди произойдетъ брилліантъ, который озаритъ весь нашъ островъ.

Суффолькъ говоритъ о ней III, 2, 49:

Она восхитительное созданье, совершенство по уму т по красот?. Я уб?жденъ, что ради нея на эту страну снизойдетъ благословеніе, которое ув?ков?читъ ея имя.

Даже Уольсей (Wolsey) говоритъ о ней:

Я знаю, что она доброд?тельная и достойная уваженія женщина.

Въ д?йств. IV, 1, 43 второй джентельменъ говоритъ о ней:

Да благословитъ тебя небо. У тебя самое прелестное лицо, которое я когда либо вид?лъ; сэръ, она ангелъ, это такъ же в?рно, какъ то, что я им?ю душу. Король въ ея объятіяхъ им?етъ вс? богатства Индіи -- и даже что-то бол?е драгоц?нное. Я не осуждаю его.

И сэръ Томасъ Ловель въ д?йствіи V, 1, 24, говоритъ:

Сов?сть моя говоритъ мн?, что она доброе созданье, и кроткое существо -- заслуживаетъ нашихъ лучшихъ пожеланій.

Таковы впечатл?нія, которыя она производитъ на окружающихъ, друзей и враговъ. Но, когда мы посмотримъ, что она д?лаетъ, чтобы заслужить такую высокую оц?нку, то мы увидимъ, что/ она вступаетъ въ остроумный, но скользкій разговоръ съ лордомъ Сандсомъ, какъ было указано выше, или разсуждаетъ со старой лэди, служащей вм?ст? съ ней y королевы, о томъ, что больше всего огорчитъ ихъ госпожу, если она утратитъ королевское достоинство. По мн?нію Анны, королев? тяжел?е всего будетъ разстаться съ великол?піемъ и пышностью, къ которымъ она привыкла за девятнадцать л?тъ.

Это, думаетъ она, такая-же агонія, какъ разставаніе души съ т?ломъ. Гд? найдемъ мы что нибудь столь мелкое и тривіальное y какой либо изъ шекспировскихъ героинь, раньше или позже? Что она въ этой сцен? играетъ комедію вм?ст? съ старой лэди, это ясно, и старая лэди хорошо понимаетъ это и намекаетъ на это. Однако та, кто была равной ей, пока на Анну не упалъ благосклонный взглядъ короля, бросаетъ ей суровый и заслуженный упрекъ. Невозможно считать Анну созданьемъ Шекспира, но она чрезвычайно подходитъ для галлереи женскихъ портретовъ Мэссинджеръ-Флетчеръ-Бьюмонта, -- такъ какъ почти вс? эти характеры отличаются такимъ же поверхностнымъ душевнымъ складомъ.

Катерина создана совс?мъ по другому образцу: будучи возвышенн?е и чище по своей природ?, ч?мъ ея соперница, она стоитъ на ряду съ наибол?е благородными типами поздн?йшихъ драмъ. Впервые мы встр?чаемся съ нею въ акт? I, сц. 2, гд? она поддерживаетъ бароновъ противъ Уольсея и д?лаетъ робкую попытку спасти Букингама. Въ сцен? суда мы можемъ бросить взглядъ въ глубь ея духовной природы,-- a зат?мъ драма выводитъ ее въ сл?дующей сцен? и въ четвертомъ акт? и совершенно изм?няетъ ея образъ. Сцена суда, выказывающая Катерину съ ея лучшей стороны, естественно вызываетъ на сравненіе съ другой сценой суда, которая,-- если Шекспиръ написалъ "Генриха ІІІІ-го" въ настоящемъ вид?,-- была бы написана почти одновременно. Катерина, конечно, благородное созданье, если сравнить ее съ хитрымъ и лукавымъ тираномъ, безсов?стнымъ Уольсеемъ, или съ Анною, ея жалкою соперницей. Но невозможно утверждать даже ея самымъ пламеннымъ поклонникамъ, что она достигла высоты Герміоны въ "Зимней сказк?". Мы можемъ глубоко заглянуть въ чистую душу посл?дней и вид?ть побужденія, которыя лежатъ въ корн? всего, что она говоритъ и д?лаетъ.

И та и другая отличаются женственной покорностью. Катерина говоритъ, что она никогда не относилась съ благорасположеніемъ къ людямъ, которые не нравились королю. Ея робкая попытка спасти Букингама показываетъ, что поэтъ не пытался согласовать ея д?йствія съ ея словами. Она ув?ряетъ, что всегда старалась оказывать расположеніе любимцамъ короля. Эта ложная идея о женской покорности (которую она къ тому же см?шиваетъ, очевидно, съ рабол?пствомъ) совс?мъ не совм?щается съ той царственностью, которую она проявила во время суда.

Зд?сь она естественна и тверда, и мы судимъ ее по ея д?йствіямъ и забываемъ ея слова и ея прославленіе рабскаго повиновенія по отношенію къ мужу. Об? женщины напоминаютъ о своемъ высокомъ рожденіи, но д?лаютъ это совершенно различнымъ образомъ. Герміона, дочь русскаго императора, желаетъ, чтобы отецъ ея взглянулъ на ея несчастія, но глазами состраданія, a не мести. Катерина, при воспоминаніи, что она королевская дочь, выражаетъ желаніе, чтобы ея слезы обратились въ огненныя искры.

Герміона защищала свое женское достоинство и свою добрую славу съ такой же энергіей, какъ Катерина, и была унесена изъ суда, повидимому, безъ признаковъ жизни. Катерина же не обнаруживаетъ ни сл?да того смягчающаго вліянія несчастія, которое составляетъ преобладающую черту поздн?йшихъ характеровъ шекспировскихъ драмъ.

Она уходитъ изъ суда угрюмая и недов?рчивая, бросивъ въ лицо своему мучителю жалобу къ пап?. Она даже не упоминаетъ о своей любви къ королю.

Герміон? же стоитъ огромныхъ усилій подавить слова любви, которыя бьютъ ключемъ въ ея сердц?, какъ это видно изъ ея восклицанія, чтобы отецъ "взглянулъ на ея несчастія глазами состраданія, a не мести". Смягчающее вліяніе страданій совершило свое д?ло въ ея сердц?. Катерина не д?лается мен?е благороднымъ образомъ отъ того, что не обнаруживаетъ и сл?да такихъ чертъ; но это ставитъ ее въ дисгармонію со вс?ми поздн?йшими образами великаго поэта. Драма намекаетъ на эту черту въ ней только въ сцен?, гд? она отдаетъ должную справедливость своему заклятому врагу, скончавшемуся кардиналу.

Смягчающее вліяніе страданій является идеей, занимающей поэта еще въ драм? "Какъ вамъ это понравится" (As you like it). (1600). Просперо лел?етъ въ себ? и достигаетъ идеала челов?чности во время долгихъ л?тъ изгнанія на пустынномъ остров?. Леонтъ ("Зимняя сказка") становится подъ вліяніемъ несчастій такимъ кроткимъ, что даже Паулина -- сама прим?ръ этого смягчающаго вліянія -- боится, что упрекала его слишкомъ безжалостно. Периклъ, въ первой драм? четвертаго періода Шекспировскаго творчества, представляетъ прекрасный прим?ръ той же черты.

Эту черту можно просл?дить въ каждой драм? посл?дняго періода творчества Шекспира, хотя она не всегда проявляется y него, одинаковымъ образомъ. Она является плодомъ жизненнаго опыта поэта, научившаго его, что не т? люди лучше вс?хъ, которые никогда не гр?шили, или по крайней м?р?, казались безгр?шными, какъ напр. Анжело въ "М?р? за м?ру". (Measure for Measure).

Зд?сь Маріана (актъ V сц. I.), выражаетъ взглядъ самого поэта, говоря:

"And for the most become much more the better For being a little bad".

(T. e. "обыкновенно люди становятся лучше отъ небольшихъ пороковъ".) Такъ оно и есть. "Зр?лость есть все", говоритъ Эдгаръ въ "Корол? Лир?". (V, сц. 2.). Произведенія великаго поэта показываютъ, что онъ достигъ этой зр?лости, если исключить "Генриха VІІІ-го" и "Двухъ знатныхъ родственниковъ"; поэтому трудно допустить, вопреки тому, что издатели in folio 1623 г. включили въ свое изданіе разбираемую драму, что Шекспиръ д?йствительно авторъ "Генриха VIII", который былъ бы посл?днимъ изъ твореній поэта; это уничтожило бы всякую возможность создать гармоническую картину развитія поэта.

Мужскіе характеры нашей драмы еще мен?е, ч?мъ женскіе, способны произвести впечатл?ніе подлинно-шекспировскихъ. Уольсей долженъ бы производить впечатл?ніе крупной натуры, какъ оно и было въ д?йствительности. Но въ драм? его величіе зависитъ просто и единственно отъ его положенія при корол?. Поэтому, когда король лишаетъ его своей благосклонности, онъ немедленно, не сд?лавъ даже попытки спасти себя, возвращается въ первоначальное ничтожество. Онъ не обладалъ т?ми качествами, которыя внушили-бы уваженіе зауряднымъ натурамъ бароновъ и заставили бы ихъ относиться къ нему съ почтеніемъ и посл? его паденія. Какъ ни груба сцена ссоры Уольсея со своими

врагами, но въ характер? кардинала вообще такъ мало истиннаго благородства, что сцена эта ни мало насъ не поражаетъ. (Достаточно вспомнить напр. его распоряженіе объ обнародованіи указа о сложеніи налоговъ,-- будто бы по его сов?ту, его разговоръ относительно доктора Пэса и подобные этому эпизоды). Онъ губитъ Букингама при помощи предателя-слуги, при чемъ, беззаст?нчиво пользуясь трусостью короля, онъ укрывается отв?тственностью Сов?та, когда королева обвиняетъ его въ угнетеніи простого народа, хотя этотъ Сов?тъ всегда былъ лишь игрушкой въ его рукахъ. Однимъ словомъ, онъ всюду и всегда проявляетъ свое ничтожество и низость.

Личность короля неуловима на пространств? всей драмы. Онъ изображенъ трусливымъ тираномъ, наводящимъ на вс?хъ ужасъ, хотя съ другой стороны вс? безъ колебанія пользуются его трусостью. Невозможно допустить, чтобы величайшій изъ поэтовъ, которыхъ когда либо вид?лъ міръ, завершилъ свой творческій путь столь плачевною фигурой.

Генрихъ точь-въ-точь такая же тиранническая, безсильная и непосл?довательная фигура, какія мы встр?чаемъ въ драмахъ, въ которыхъ принималъ участіе Бьюмонтъ,-- какъ напр. Тьерри (въ Thierryand Theоdoret), Арбасессъ (въ A King and no King), король и Мелантій (въ A Maid's Tragedy) и другія. Сюда относятся и Тезей въ Two Noble Kinsmen и Генрихъ VIII. Букингамъ и Уольсей обращаются въ этой драм? въ ничтожество, какъ только ихъ коснулось несчастье, такимъ же образомъ, какъ это вообще свойственно Флетчеру, который трактуетъ Барневельта въ недавно открытой драм? этого же имени совершенно такъ же, какъ и Уольсея и Букингама въ "Генрих? VIII".

Въ заключеніе необходимо сказать н?сколько словъ относительно попытки истолкованія романтическихъ драмъ Шекспира однимъ молодымъ американскимъ ученымъ въ труд? его The Influence of Beaumont and Fletcher on Shakespeare (Вліяніе на Шекспира Бьюмонта и Флетчера). Его изсл?дованіе д?лаетъ весьма в?роятнымъ предположеніе, что три изъ ихъ романтическихъ драмъ были написаны ран?е "Цимбелина" -- первой изъ драмъ Шекспира въ этомъ род?. Онъ указываетъ много параллелизмовъ между "Цимбелиномъ" Шекспира и "Филастеромъ" Бьюмонта и Флетчера, параллелизмы, уже отм?ченные ран?е ученымъ шекспирологомъ П. Леонгардтомъ, который, однако, не вид?лъ тутъ доказательства вліянія этихъ молодыхъ драматурговъ на Шекспира. Ashley Thorndike, авторъ упомянутаго труда, показываетъ, что Бьюмонтъ и Флетчеръ пользуются въ 6 изъ своихъ раннихъ драмъ 5 основными характерами или типами. Это во 1-хъ герой, злополучное картонное существо, игралище обстоятельствъ, м?няющее свой характеръ при всякомъ новомъ положеніи. Лейкиппъ въ "Мести Амура" (Cupid's Revenge), Филастеръ въ драм? того же имени, Аминторъ въ "The Maid's Tragedy" -- прим?ры этого типа. Во 2-хъ -- младенчески-чистая, любящая, самоотверженная д?вушка, какъ напр. Аспазія Белларіо и Уранія въ т?хъ же драмахъ. Въ 3-хъ злод?йка, страстное, чувственное, распущенное существо -- какъ Бакка

(Cupid's Revenge), Мэгра (Philaster), Эвадна (Maid's Tragedy). Въ 4-хъ хвастливый трусъ, не разъ использованный въ указанныхъ драмахъ. Въ 5-хъ в?рный другъ. Къ этимъ типамъ я прибавляю еще 6-ой -- страстнаго лицем?рнаго тирана въ род? короля въ "The Maid's Tragedy" и Филастера въ драм? того же имени. Къ этому типу принадлежитъ и Генрихъ VIII. Мэссинджеръ подставляетъ этотъ типъ вм?сто "в?рнаго друга" или "героя" -- смотря по обстоятельствамъ. Торндайкъ предполагаетъ, что Шекспиръ сознательно пришелъ къ изученію романтической драмы, созданной младшимъ покол?ніемъ драматурговъ и что онъ написалъ "Генриха VIII" въ сотрудничеств? съ Флетчеромъ. Торндайкъ идетъ такъ далеко, что даже утверждаетъ, что въ трехъ посл?днихъ драмахъ Шекспира н?тъ развитія характера; что осв?щеніе, въ которомъ д?йствующія лица драмы являются передъ читателемъ, зависитъ не отъ ихъ характера, a отъ созданной для нихъ обстановки; другими словами, что Шекспиръ, въ заключеніе своей творческой д?ятельности, вернулся къ пріемамъ своего незр?лаго періода. Мы, разум?ется, должны отвергнуть такое скоросп?лое заключеніе; однако н?тъ сомн?нія, что въ трехъ посл?днихъ драмахъ Шекспира: "Цимбелин?", "Зимней сказк?" и "Бур?" сказывается огромное вліяніе Бьюмонта и Флетчера. Вм?ст? съ т?мъ мн? кажется, что изъ труда самого Торндайка вытекаетъ, что въ двухъ посл?днихъ произведеніяхъ Шекспиръ уже освободился отъ этого вліянія. Во всякомъ случа? развитіе характеровъ и изобиліе событій разнообразн?е въ поздн?йшихъ драмахъ Шекспира, ч?мъ въ его большихъ трагедіяхъ.

Торндайкъ, примыкая къ прежде установившемуся мн?нію, что "Генрихъ VIII" написанъ Шекспиромъ совм?стно съ Флетчеромъ, по нашему мн?нію, еще недостаточно близокъ къ истин?. Едва-ли можно утверждать въ настоящее время, что даже какая-нибудь сцена въ этой слабой драм? вышла изъ-подъ пера Шекспира, только что создавшаго "Бурю".

Р. Бойль