assiriologiya_amp_amp_egiptologiiya-SPBU

Это вовсе не означало, что в египетской культуре не было высокой оценки силы слова, не ценились содержательная глубина, убедительность и изящество речи. И хотя говоря об этом, мы уходим несколько в сторону, нельзя не остановиться на этом предмете.

По окончании правления VII дин.25 то общество, в рамках которого формировались первые тексты с развёрнутыми описаниями, подготавливались стиль, фигуры и клише письменной речи, отрабатывалась культура взаимоотношений через письменное слово, весь этот мир Старого царства в короткое время перестал существовать. Египет, по образному выражению «литературы разочарований», вошёл в «эпоху болезни».

Традиция и культура составления текстов «биографических» надписей не исчезла, но их формальный уровень сильно снизился. Конечно, хозяйственникам и управляющим Верховья в «смутное время» нельзя было тягаться в общественной значимости и влиянии с выдающимися сановниками ушедшей эпохи, но зато, по крайней мере, один из них, принявший «высокое имя» Иниотеф26, как будто презрел все «условности жанра» и заговорил действительно от себя лично, разразившись энкомием речи:

И возликовал я ввиду блага от способности говорить!

Яс отверстыми устами, искусный изречённым, мощный речью

вденьсобрания,изрекающийглаголы,собранныйразумомвдень,когда обсуждают речённое!

В таких вот нередких у знати «смутного времени» пассажах речь предстаёт как то важнейшее, что доставляет славу и влияние среди людей. Статус и сила сановника Старого царства были частью царской харизмы, славные деяния совершались потому, что преосуществлялись божественные мощь и воля. Но в последующее время, при слабой, почти эфемерной царской власти далеко на Юге многое уже определялось личной инициативой, ораторским искусством, силой слова, идущей от индивидуальности.

Это формировало новый опыт относительно текста и общения черезтекст.Словоприобреталоиндивидуальность.Еслиавторнемог сообщить тексту своё имя, он мог передать тексту индивидуальную форму своей речи, её стиль, её лексику, её образность. Традиция соз-

25\ В данном случае не «манефоновской», а той, которая реконструирована на основе анализа археологических памятников.

26\ «Заступивший место отца своего», то есть унаследовавший его должность и положение.

340

дания образа «приписного автора» расширялась за счёт образа самого инициатора текста, отражённого в авторском языке. Спустя столетие или чуть больше появится произведение жанра CBA.J.T «Поучение гелиопольского жреца Ха-хепер-Ра-сенеба, нарицаемого Анху», пространный зачин которого целиком посвящён восхвалению сугубой индивидуальности авторского языка, не наследующего речи предков, но высоко ценимого у потомков.

Вернёмся к культовым «биографиям» и отметим их важную черту: тексты этого типа составлены из описаний более или менее подлинных событий, формально имевших место, хотя, возможно, и представленных в искажённом виде. Другими словами, обращаясь к тексту, и инициатор, и интерпретатор разделяли общий для них взгляд на формальную сторону бытия. Творческая активность сосредоточена главным образом в сфере композиции, а со временем, и в стиле авторского языка. Ничего фантастического не измышляется, если текст — сфера коммуникации между людьми27.

Вкладэпохи,протекавшеймеждуСтарымиСреднимцарствами,

вразвитие культуры текста в Египте можно видеть в представлении образапростогосмертноговсфереискусственногоопыта,средифантастических событий.

Полагают,чтовключающимфакторомбылопрекращениекульта пирамид и знакомство с текстами, скрытыми в их коридорах. Эта не слишком остроумная гипотеза не даёт описания важной проблемы: как была получена сама возможность трансляции образа человека в описания запредельной для него божественной реальности.

Существо и действенность Текстов пирамид как раз и состояла

втом, что они представляли описания опыта, запредельного всему мыслимому для человека. Эти тексты только и могли существовать, будучи сокрыты, ибо не предполагали в своей форме ни авторства, ни интерпретации.

Лучше мы обратим внимание на существование уже в кон. VI дин. особого учреждения, коллегии «священных писцов», известной так же как «Дом Жизни»28. Эти учреждения, сколько можно судить, существовали в каждом культовом центре Египта и одной из форм их служения было сохранение традиции сакральных текстов: хране-

27\ Простому смертному доступно Инобытие, но никаких описаний его нет. Изображения, покрывающие стены «часовен», представляют картины мира по эту сторону бытия.

28\ Здесь приоритет целиком сэра Эллена Хендерсона Гардинера.

341

ние, копирование, поддержание должного уровня знания священного письма (если угодно, иероглифики). Важнее всего то, что только иерограмматы были допущены к созданию сакральных текстов, и, в этом смысле, это была первая коллегия профессиональных авторов (которые, в частности, должны были курировать и создание культовых «биографий»).

Только в их кругу можно было бы обнаружить тех, кто имел достаточно опыта для своего рода «адаптации» Текстов пирамид для Текстов саркофагов. Сама проблема адаптации была рассмотрена с текстологической точки зрения в недавней диссертации Хулио Моралеса (университет Пенсильвании, 2013)29, тем не менее, ряд проблем нам следует рассмотреть самостоятельно для дальнейшего развития темы предлагаемого курса.

Несколько слов о самих текстах. Название «Тексты саркофагов» достаточно условно, поскольку этот репертуар из более чем тысячи развёрнутых «магических» формул встречается не только на внутренних стенках гробов начиная с «эпохи смут», но и на стенах в помещениях усыпальниц. При этом на одних и тех же памятниках можно рядом встретить как «Тексты саркофагов», так и «Тексты пирамид», собранные в единый корпус.

Внешне саркофаги оформлены как помещения святилищ; на иллюстрациистенкигробарасписаныкакособыезанавеси,закоторыми вдревниедлясамихегиптянвременаскрывалилибокумирбожества,

29\ The Transition of the Pyramid Texts into the Middle Kingdom: PhilologicalAspects of a Continuous Tradition in Egyptian Mortuary Literature.

342

либо самого царя. Изображения глаз передавали возможность для усопшего видеть белый свет по эту сторону реальности. Это особое зрение связывало ушедшего в иной мир с богом Осирисом30. И с Осирисом, а также с царём отождествлялся тот, кто буквально помещался внутрь этих сакральных формул. Здесь также использовался эффект абсолютизации текста, поскольку в отличие от «биографий» Тексты саркофагов не нуждались в ком-либо из земного мира для актуализации формул. Мир этих текстов не экуменистичен, т.е. не охватывает всех и каждого. Это Инобытие _WA.T, которое представлено только для того, кто помещён в среду этих текстов.

Проблема появления корпуса текстов может быть описана, прежде всего, благодаря выявлению той среды, в которой сакральные тексты вообще формировались в Египте. Если их связь с «Текстами пирамид» очевидна, то это среда профессионалов царского культа, коллегия священных писцов. Однако описывать посмертное существование частного человека в терминах божественного бытия, транслировать личность в сферу текстов царского культа, формально говоря, невозможно. Самое малое, это означало бы разрушение самого содержания этих текстов.

Но никакого нарушения не произошло и, возможно, это было при одном обстоятельстве, — прекращении практики царского культа с использованием этих текстов31. Если работа с текстом не возобновляется, его регистр в шкале ценностей неизменно понижается. «Тексты пирамид» отодвигаются в маргинальную область царского культа и утрачивают статус описания недоступной сверхценностной реальности.

Если иерограмматы, обратившиеся к формированию корпуса, известного у нас как «Тексты саркофагов», и не были маргиналами, то их действия по формированию искусственного опыта иной реальности, обращённого к экзистенции простого смертного, явно были маргинальными по отношению к их основным занятиям.

Мы действительно располагаем несколькими памятниками с «Текстами саркофагов» из области Саккары, места расположения при-

30\ IC.T-IR.T «Осирис»,собственно,иозначает«зрение»какважнейшую для египтян способность, поскольку их культура была визуально ориентированной более, чем это встречается обычно.

31\ Начальнымусловием,по-видимому,былодистанцированиеотцар- ских культовых центров, как например, в оазисе Дахла, где обнаружена гробница управителя Медунефра, жившего в самом кон. VI дин. Полагают, что у него найдены самые ранние «Тексты саркофагов».

343

пирамидных городов эпохиVI дин., где и следует ожидать нахождение «Дома Жизни», курировавшего создание «Текстов пирамид». И весьма вероятно, что процесс собирания нового корпуса текстов начался именно здесь. Впрочем, область распространения «Текстов саркофагов» охватывала и Средний, и даже Верхний Египет, так что, по-види- мому, востребованы они были более всего в частных культах могущественных управителей областей. Такое положение станет понятным, если проанализировать уже упомянутые славословия красноречию в культовых «биографиях» провинциальных администраторов.

Ценность красноречия предстаёт как ценность индивидуалистическая. Неповторимую и убедительную речь может построить тот, у кого есть частное видение событий, кто умеет моделировать реальность, исходя из своего положения в ней. За этим встаёт высокая ценность индивидуального мироописания у «новых людей» «эпохи смут». В этом кругу естественно увидеть людей, стремящихся к картине Инобытия, описанной на их частный счёт.

Этуинтенциюивосполняли«Текстысаркофагов»,которыевсегда формировались строго индивидуально, так сказать, «под заказ». И это же обстоятельство позволяло расширять содержательную сторону за счёт включения в них извлечений из универсального текста, отражавшего опыт инициаций и мистерий32.

По существу дела, каждый конкретный такой корпус формул представлял собой гипертекст, а сам процесс компиляции уже был весьма близок к художественному творчеству, тем более что центральный персонаж помещался здесь в измышленную реальность. До формирования авторского художественного текста остаётся всего один шаг.

Древнейший среди такого рода текстов сохранился на папирусе Гос. Эрмитажа 1115 и традиционно носит название «Сказка о потерпевшем кораблекрушение», хотя это не вполне точно отражает его содержание. Текст был создан где-то на рубеже правления XI и XII дин. и был обнаружен в одной из скальных гробниц этого времени в Дейр эль-Бахри, на западном берегу Фив.

В содержательном плане произведение может быть представленокакгипертекстпоотношениюкнекоторымразделам«Текстовсаркофагов», но аспект, в котором просматриваются текстологические отсылки, носит, скорее, негативный характер. Часть повествования,

32\ Что порой не совсем точно описывают как «мифы» и «мифологемы».

344

представляющая измышленный мир сакральной литературы, прямо порицается автором. На фоне других подобных негативных отсылок к культовой сфере в авторских литературных текстах33, пожалуй, можно полагать, что художественное творчество формировалось как противопоставление культовому служению. А это, в свою очередь, даёт нам некоторые основания для того, чтобы обрисовать ту социальную группу, в которой могло формироваться авторство художественного текста.

Ряд черт вполне очевиден: знакомство с содержательной частью сакральных текстов, большой креативный опыт компиляции при создании описаний измышленной реальности, — вот то, что позволяет представить египетского «профессионала пера». Однако, в отличие от своих отдалённых в прошлое собратьев, он транслировал в текст мироописание, в основу которого был положен конфликт. Мы многократно наталкиваемся на конфликтный характер описания взаимоотношений «субъект/социум». Главный посыл, которому предаётся формальное выражение, это разочарование и надежда, что служит

33\ Наиболееяркийпример—«БеседаразочарованногососвоимГением».

345

свидетельством диссонанса, разобщения, нарушения привычных социальных связей34.

По-видимому, это указывает на то, что наш профессионал вытеснен в маргинальную для его занятий сферу. Для него это означает творческую и коммуникативную депривацию, восполняемую текстом, воссоздающим образ целого мира, который созидается как замена того социального бытия, что стало недоступным. Вместе с тем, в тексте мы видим формирование и отражение гуманитарных ценностей, ориентированных на частный мир личности, на ценность экзистенции, на индивидуальный эмоциональный опыт.

Вупоминаемом выше тексте о «Потерпевшем кораблекрушение» эти ценности представлены как более актуальные, нежели традиционные, отражаемые в сакральной литературе. Эмоциональные переживания и тревоги выведены на передний план по сравнению

смистическим рассказом о конце мироздания, гибели божеств и открытии нового культа городского божества. Контраст тем больший, что мистическое повествование принесло «автору» внутри одного из уровней текста завидные общественные блага, а тревоги отражены в кратком афоризме, предполагающем самую плачевную участь.

Врамках развёрнутых жизнеописаний Старого царства трагическое мироощущение было практически невозможно. Скорбная речь Ахилла к Одиссею, произнесённая в Аиде, едва ли нашла бы место в общении египтян со своими «милыми усопшими».

Культовые «биографии» Среднего царства, подчиняясь «условиям жанра», продолжают формально оставаться прямой коммуникацией между «автором» и интерпретатором, стоящими по разные стороны бытия. Новые тексты, в которых мы обнаруживаем художественное начало, организованы не просто как повествование CDD, а как диалог, составленный из речей MDW.

Новый текст предстаёт перед нами как образ текста, что предполагает сразу две среды описаний, два интерфейса, взаимно обращённых друг к другу и порождающих бесконечное множество уровней

34\ Конфликт стал впоследствии основой содержания и структуры универсального текста литературы древнего Восточного Средиземноморья, со временем войдя во всё ныне существующее текстовое пространство, но было бы ошибкой синхронного анализа утверждать неизбежность конфликта как положение, имплицитно присущее литературе вообще, без учёта исторических условий появления авторского художественного прозаического текста, которые сложились в Египте на рубеже III–II тыс. до н.э.

346

отражения и интерпретаций. Это же, в свою очередь, впервые знакомит нас с эффектом неисчерпаемой глубины художественного текста.

Транслируясебявизмышленныймир,инициатортекставдиалогах создаёт образ «автора», с позиции которого формируется следую- щийуровеньтекстасосвоим«автором»итак—довыполнениявсего замысла. Многоуровневая композиция позволяет радикально менять стиль изложения, соединять фантастические и ориентированные на реальность описания, использовать самые разнообразные в «жанровом» отношении вставки.

Измышленный мир, куда помещает себя автор, отражал для египтянина и депривацию особого рода, — этот мир не был причастен к египетскому культу Инобытия, он был удалён от него и стремился к нему одновременно. Этот мир не занял бы никакого места в египетской культуре текста, если в нём не оказалось бы образа харизмы божественной власти, принятого египетской культурой условием существования по обе стороны реальности.

Однако образ бога в художественном тексте был лишён главного — подлинного культового служения в каком-либо месте на земле. В рамках египетской культуры общение с таким богом было бы невозможным и «бог литературы» формируется как образ безымянный, не имеющий места на земле и лишённый визуальной репрезентации.

347

Так вот, абсолютная дескрипция бога, которая так занимала и занимает философов, родилась в художественном тексте как необходимая литературная конструкция.

Значительнопозднее,неранеевремениправленияцаряСенусерта I35,появилсятекст,вкоторомформы,выбранныедлякомпозициии содержания были очень близки «биографическим» повествованиям, восходящим к текстам Старого царства. Здесь этот текст будет представлен под названием «Злоключения Синухета»36.

Совершенно так же, как в «биографиях» Старого царства, инициатор этого текста создаёт образ «автора», от имени которого ведётся повествование, однако за этим образом не стоит человек, действительно прошедший свой жизненный путь в годы правления царей Амени и Сезостриса. Подражая форме культовых текстов, никакого культового служения этот текст не обеспечивает, но создаёт его художественный образ. Инициатор текста уже не может закрыть своим формальным появлением личность «автора», ибо её, в сущности, нет. Но, следуя исторически сложившейся культуре текста, инициатор остаётся безымянным, однако получает гораздо большую свободу, чтобы транслировать себя в своё же произведение.

Прежде всего это находит отражение в «конструировании» имени центрального персонажа, «автора». В рамках культовой традиции текст формировался как развёрнутое представление имени, переводя экзистенцию за грань бытия и поддерживая её. В этой трансцендентальной модели и состоял смысл первых шагов появления текста в форме belles-lettres37. Автор-инициатор «Синухета», создавая имя заглавного персонажа, закладывал в него указание на интерпретацию

35\ Зачин текста рассказывает о смерти царя Амени (Аменемхет I), который правил последние десять лет совместно со своим сыном Сенусертом I. Таким образом, появление текста относится, самое раннее, ко второй половине правления последнего.

36\ Текст известен в основной части из рукописей pBerlin 10499 (на иллюстрации, зачин произведения) и pBerlin 3022; дошли также три папирусных фрагмента от правления XII дин., две фрагментарные рукописи от Нового царства (одна из которых pMoscow 4657) и ок. 30 новоегипетских остраконов — «школьных проб пера».

37\ Эпистолярные тексты сильно проигрывали культовым в формаль- номисодержательномпланахибыли,по-видимому,равнокакиадминистра- тивные документы, своего рода, «побочным продуктом» общего процесса развития коммуникации через текст. Ещё в Старом царстве эпистолярии служили структурным элементом в общей композиции культовой «биографии».

348

общего пафоса произведения, т.е. видел в имени троп, инструмент управления восприятием текста, тем самым противопоставляя творчество художественное и собирание текста для сакральной сферы.

В саму конструкцию имени «Синухет» были заложены сразу несколько уровней интерпретации благодаря эффекту гипертекста, очевидно, уже весьма развитого в культуре этой эпохи. Собственно SA-NX.T означает «сын смоковницы», второй уровень — лексико-се- мантическая связь фигового дерева и дескрипции «укрытие, убежище, покров»; третий уровень — смоковница как репрезентация богини Исиды, берегини в жизни и смерти; четвёртый уровень — Исида это путеводная звезда, покровительствующая путешествиям на Восток38. Широту и объём предполагаемого инициатором гипертекста, проецируемого в сакральную область, трудно оценить, но с учётом того, что речь идёт о самом нач. II тыс. до н.э., всё это впечатляет.

Однако эффект гипертекста мог быть реализован только при условии доступности его для известного круга интерпретаторов, тех кто обеспечивал тексту актуальность в книжной культуре Египта эпохи Среднего царства. Следовательно, проблематика этого текста прежде всего не в творческих задачах инициатора, а в интенции ав- торов-интерпретаторов принять внешнюю форму культового текста

иотказаться от соответствующего этой форме содержания. И в этом, пожалуй, можно видеть среду порождения аллегорий как ещё одного авторского тропа39.

Семантический диссонанс предполагал такие радикальные изменения в мироописании, которые позволяли инициатору текста проецировать себя в образы божественных царей и даже в образ Творца

инаходить при этом понимание у «близких по духу» современников. Расширение описаний в опыте о формальной реальности привело египтян к формированию искусственного опыта в культовом служении, а взаимодействие этих двух когнитивных сфер привело к появ-

лению опыта художественного мироописания.

38\ Фабула такова: Синухет в страхе за свою жизнь бежит с родины, скитается, обретает пристанище и покровительство на Востоке, возвращается домой, получая прощение царя Сезостриса, а с ним и все культовые почести для вечного существования.

39\ Троп аллегории можно описать как разрушение семантического треугольника Фреге Zeichen-Sinn-Bedeutung, (он же — модель Огдена-Ри- чардса) и преобразование его в «семантический квадрат», иначе говоря, единая форма имеет более одной реплики в плане содержания, благодаря расширенной конвенциональности отражения.

349