Учебное пособие 800478

БОРЖОМИ. Очерк

ки, местами даже опасная. Но все же минут через 25 я вышел на площадку, где стыдливо доживала свой век некогда, как мне представилось, благоустроенная купель. От бывшего сооружения остались две полуразрушенные ванны, скорее приямки, с проточной водой от рядом расположенного родника. Ленив и меркантилен стал человек. Зачем лезть в горы, когда воду ему подведут прямо в ванную его палаты в санатории, да еще и газа в нее добавят для полного удовольствия.

А себе я представил: зима, снег, легкий мороз, от ванны поднимается пар, ты лежишь в теплой воде, исцеляющей тело и душу. Наверное, так лечили свои раны гренадеры Херсонского полка, расквартированного в Боржоми.

По некоторым признакам я понял, что ванны посещаются и сегодня — налицо явные следы пребывания здесь людей. Значит, ктото не оставляет желания воссоединиться с природой. Я разделся, лег в каменное углубление с теплой проточной водой. Утро было прохладное, и вода приятно ласкала тело.

Спуск был более трудным, чем подъем. Вообще спуски, например с гор, бывают значительно опаснее, чем подъемы, при них чаще погибают люди. Наверное, сказываются и усталость (много сил отдано подъему), и ослабление концентрации внимания (человек совершил восхождение, добился победы и — расслабился), и кажущаяся легкость спуска. Да и «жизненные» спуски, как правило, оставляют неизгладимый след в душе, рубцы на сердце.

Успел к завтраку. Принял массаж, от ванны, естественно, отказался и ушел в свой номер в гостинице, предвкушая встречу с очередным детективом Чейза.

К вечеру я почувствовал какой-то зуд в районе живота, приспустил трусы и увидел красную сыпь, опоясывающую тело. Вот это да! Неужто я какую-то заразу подхватил, купаясь в ванне в горах? Хорошо, что жена рядом, не надо доказывать, что ты получил нехорошую болезнь через плохо выстиранное полотенце в гостинице. Решил не тревожить Тамару, подождать до завтрашнего дня. Утром сыпь исчезла, но краснота осталась, однако к вечеру все прошло.

Что же это было? Надо провести следственный эксперимент. На следующее утро я снова отправился к ваннам в горах. И все повторилось снова: сыпь, покраснение, зуд. Пришлось показать жене. Тамара говорит: «Я с тобой контактировать не буду, иди к врачу». Пошел. По-

281

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

смотрел меня санаторный врач, покачал головой и выписал направление в поликлинику в кожно-венерологический кабинет. Отдохнули!

Иду в поликлинику. Врач, пожилой грузин с добрыми умными глазами, посмотрел мой живот, расспросил, чем я занимался последние три дня, и изрек:

—  А ничего, пройдет.

—  Доктор, может быть, надо соблюдать какую-то диету, воздержаться от вина? — спрашиваю я.

—  Ничего не надо. А вино наше не калечит, а лечит. Вот вам рецепт, возьмите в аптеке лекарство, попейте неделю, все пройдет.

Выхожу из поликлиники, сажусь на лавочку, читаю рецепт. А там по-латыни написано «dimedrolum», по 1 таблетке 2 раза в день.

Вот оно что. Это «сыграли» мои нервы, а не какая-то, черт бы ее побрал, зараза. Пойду, обрадую жену и позвоню Константину: это дело надо отметить.

Отметили хорошо. Константин был заметно выпившим, да и меня слегка покачивало. Тамара периодически повторяла мне шепотом: «Хватит!», и напоминала о моих умственных способностях, а я оправдывался тем, что мне так посоветовал лечиться доктор.

Подходим к автомобилю. Константин спрашивает: —  Кто поведет машину?

—  Я боюсь, что ты можешь загубить наши, дорогие нам жизни, поведу я.

—  Хорошо, на ключи.

Сели в машину, я завел мотор и почувствовал, что сегодня автомобиль меня слушаться не будет.

—  Нет, — говорю, — твоя машина, Константин, ты и веди. —  А я могу уснуть за рулем, — не соглашается он.

—  А что прикажешь, щекотать тебя?

—  Нет, щекотать не надо, ты лучше садись рядом и пой мне что-нибудь.

—  А что петь? — спрашиваю. —  Да хотя бы «Сулико».

—  Но я знаю только один куплет. —  А мне больше и не надо.

Так и доехали до гостиницы с пением и вздохами Тамары о своей загубленной жизни.

282

БОРЖОМИ. Очерк

Недалеко от Боржоми, на северном склоне Триалетского хребта на высоте 1700 м расположен, окруженный горами, альпийскими лугами и густыми сосновыми лесами, поселок Бакуриани — самый известный горнолыжный курорт в Грузии, с умеренным климатом и обилием солнечных дней. Боржоми и Бакуриани связывает экзотическая узкоколейная тридцатипятикилометровая железная дорога и не менее экзотическая автомобильная. Но Бакуриани знаменит еще и тем, что здесь живет лучший советский прыгун на лыжах с трамплина 50-60-х годов, чемпион Европы и многократный обладатель Кубка мира, участник четырех зимних Олимпийских игр Коба Цакадзе.

Спрашиваю Константина: —  Ты знаешь Кобу?

—  Знаю, — отвечает, — это очень интересный человек и гостеприимный хозяин, живет в собственном доме, превращенном в музей горнолыжного спорта.

—  Познакомь меня с ним, — прошу.

—  Хорошо, только надо узнать, в Бакуриани ли он?

Через день после нашего разговора Константин сказал, что надо, не откладывая, ехать в Бакуриани. Коба сейчас там, но собирается надолго уезжать.

—  Поехали, — соглашаюсь я.

Подъезжаем к огромному, как ангар, двухэтажному дому, стоящему вдалеке от других построек поселка. Навстречу нам выходит небольшого роста, сухопарый и, как мне показалось, немного резкий в движениях, что несвойственно лыжникам-прыгунам, человек. Поздоровались без представления друг другу, так как Константин рассказал ему обо мне заранее, а кто такой Коба Цакадзе, стыдно было не знать.

Коба пригласил нас в дом. По пути Константин шепнул мне, что мы ненадолго, потому что хозяин сегодня уезжает в Тбилиси. Прошли сразу на второй этаж в большую гостиную, устланную огромным ковром, с окном во всю стену, через которое хорошо просматривался трамплин для прыжков. Здорово: можно, не выходя из дома, смотреть соревнования прыгунов.

В доме меня поразило обилие спортивных атрибутов, как бы разбросанных, но в каком-то определенном порядке, по всей комна-

283

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

те и по холлу первого этажа. Здесь стояли, прислоненные к стенам, прыжковые и горные лыжи попарно и в одиночку, висели на стене костюмы для прыгунов, в углу в специальной стойке, как для зонтов, были лыжные палки, а по всем стенам были развешаны защитные шлемы и очки. У левой от окна стены стоял большой шкаф со стеклянными панелями, через которые просматривались награды хозяина: кубки, вазы, медали, дипломы. Справа от окна был «уголок» из мягкой мебели.

—  Что будете пить: чай, кофе? — спросил. —  И коньяк тоже, — добавил Константин.

—  Это мы сделаем в другой раз, — поправил его Коба. — Извините, у меня сегодня мало времени.

Согласились на кофе.

—  Что же вы хотите от меня услышать? — спросил Цакадзе, обращаясь больше ко мне, чем к другим, так как видел мой нескрываемый интерес ко всему окружающему.

—  Не надо ничего рассказывать, — ответил я, — о вашей обычной жизни нам поведал Константин Васильевич, а о спортивной я знаю из прессы, там о вас много написано, в основном — хорошего. Нам хотелось просто познакомиться с вами, увидеть чемпиона «живьем», в домашней обстановке.

—  Спасибо, — поблагодарил Коба. — Ну и как вам чемпион? —  Впечатляюще, — ответил я, — и Вы, и Ваша аура бесподобны.

Успехов Вам!

По дороге назад в Боржоми Константин сказал:

—  Нет, эту встречу надо «обмыть», пусть и без Кобы. Поехали в «Ущелье», поужинаем цыплятами с кахетинским.

Однако ужин получился другой, приятно неожиданный. В ресторане праздновался юбилей уже немолодой семейной пары. Константина Васильевича как одного из уважаемых людей города (помните: «Все строятся хотят!») пригласили за стол и, естественно, нас, как его друзей. Мы стали отказываться, но Константин шепнул:

—  Нельзя отказываться, зарэжут. Гость в Грузии — посланник Бога, а если он приехал издалека, то он гость всех присутствующих.

Пришлось согласиться.

Шли, казалось, бесконечные тосты, почти все на грузинском языке, но перевода не требовалось — реакция на них и одобрительные

284

БОРЖОМИ. Очерк

возгласы подтверждали их искренность и доброжелательность, одним словом — грузинские.

—  Константин, — обращаюсь я к нашему «стюарду», — будут ли песни и танцы?

—  Обязательно, подожди немножко, дорогой.

И вот группа молодых людей, почти сплошь мужчины, вышла из-за стола, образовала в центре зала круг, и пошел медленный групповой танец, затем стремительная лезгинка и танцевальные «диалекты». Женщины двигались грациозно, маленькими шажками, а мужчины демонстрировали свою воинственность, которая выражалась в быстрых движениях, высоких прыжках и смелых пируэтах.

Все снова сели за стол, тамада произнес длинный тост, и началась традиционная грузинская трехголосная песня: на фоне баса основную мелодию развивали два верхних голоса, при этом второй голос был мелодически более выразителен, чем первый, что создавало сложную, богато расцвеченную музыкальную ткань. Звучали протяжные застольные выразительные, с оригинальной модуляцией, «Чакруло», «Супрули», «Замтари».

Кстати, я обратил внимание еще раньше, а тогда увидел этому подтверждение, что тосты в Грузии не причина для опустошения очередного бокала вина. Там пьют вино до тоста, во время тоста и обязательно после тоста. Главное в тосте — высказаться умно, красиво, складно, чтобы тост произвел впечатление, запомнился и ког- да-то мог бы быть повторен.

Грузинскую кухню нельзя описать короткими фразами, пусть даже состоящими из одних эпитетов в превосходной форме. «Грузинский стол, — как говорил один из героев романа Ч. Амирэджиби «Дата Туташхиа», — похож на грузинскую песню: мы поем на разные голоса, но объединяемся в хоре…» Действительно, несмотря на огромное разнообразие, блюда грузинской кухни имеют ярко выраженную национальность — вина, острые соусы и сыры, хлеб и мучные изделия, продукты из мяса и рыбы, с характерными приправами из грецких орехов, алычи, чеснока, гранатов, трудно спутать с блюдами кухонь других стран и народов. Вслушайтесь в название грузинских блюд: сациви, чахохбили, лобио, сацебели, сулугуни, гурули, киклико — это же музыка, ласкающая слух.

285

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Наш типичный распорядок дня в Боржоми был такой. Подъем

в7 часов, променаж к минеральному источнику в парке, покупка зелени к завтраку, завтрак и различные медицинские процедуры. Часов

в11-12 под окнами сигналит автомобиль — это подъехал Константин Васильевич. Выхожу на балкон.

—  Эдуард, — говорит он, — я уже поработал, попил пиво, покушал хинкали. Отвези меня домой отдохнуть, и машина в твоем распоряжении, а вечером поедем ужинать в «Ущелье».

На половину дня автомобиль был в нашем распоряжении, и этого было достаточно, чтобы познакомиться с центральной, истинно грузинской территорией и людьми, на ней проживающими, по своей сути искренними, справедливыми, гостеприимными, правда, с небольшим налетом мишуры. Мы побывали в Бакуриани, восхищались деревенской уютностью курорта Ликани, мало чем уступающему по красоте Боржоми, поднимались на перевал Храцхаре и с большим риском спускались с него, попав в грозу. Побывали в Гори, в городе, где родился Сталин, в музее его имени. Основу экспозиции музея составили подарки из фондов московских музеев, в свое время присланные И.В. Сталину на его 70-летие. Посещение музея навеяло мне воспоминания о событиях 25-летней давности.

Наверное, каждый из нас мечтал в детстве получать много подарков. Повзрослев, мы понимали, что такое возможно только в сказке. Однако нет ничего невозможного. В истории нашей страны известен факт, когда такая сказка стала былью. 22 декабря 1949 года в Москве открылась «Объединенная выставка подарков товарищу И.В. Сталину», приуроченная к семидесятилетию Генерального секретаря ЦК ВКП(б). Экспозиция, насчитывающая десятки тысяч экспонатов, была развернута в трех ведущих музеях СССР — Государственном музее изобразительных искусств (ГМИИ) им. А.С. Пушкина, Музее Революции, Политехническом музее. Только в ГМИИ под выставку было отведено 17 залов. Это была, пожалуй, самая крупная выставка в советской России. В 1950 году я видел эту выставку, и она произвела на меня неизгладимое впечатление — какое-то нечеловеческое действо, похожее на подношение даров божеству. Сегодня, по прошествии некоторого времени, мне становится понятным смысл выбора двух из трех музеев для размещения экспонатов. Один, Музей Ре-

286

БОРЖОМИ. Очерк

волюции — храм марксистско-ленинской идеологии, утверждающей сакральные принципы новой морали, другой, ГМИИ им. А.С. Пушкина — храм муз, ставший святилищем нового идола. Каких только подарков там не было: похожие на языческие жертвоприношения коробки конфет и бутылки вина, искусные модели машин и муляжи смотрелись как магические фигуры для заклинания, оружие напоминало ритуальные атрибуты колдунов. Но больше всего на алтарь божества приносились его изображения. Портреты Сталина, выполненные из самых различных материалов, нарисованные на всем, что может подсказать человеческая фантазия, смотрели на посетителей выставки. Казалось, что Сталин находится везде и ничто не ускользает от его всевидящего ока.

У меня с Константином сложились приятельские отношения. Чем они могли быть вызваны? Что нас, очень разных людей, могло объединить? Чувство юмора, застолья? Я долго думал над этим вопросом и пришел к выводу — главная причина была в том, что ему нравилась Тамара. Константин уважительно, с пиететом выражал ей свою симпатию, старался исполнить каждое ее желание. Я — неревнивый человек, а Тамара видная женщина, нравилась многим мужчинам, и если ревновать к каждому обращенному на нее взгляду, то можно сойти с ума. Однако моя самоуверенность могла иметь печальные, если не трагические, последствия.

В день перед отъездом из Боржоми мы, как обычно, поужинали в ресторане «Ущелье» и Константин предложил продолжить наши проводы в гостинице. Засиделись допоздна, и напоследок захотелось выпить чаю. Константин, переговорив с кем-то по телефону, говорит мне:

—  Бери машину, поезжай (называет адрес), там тебе передадут торт.

Я оставил Тамару и Константина вдвоем, даже не предполагая возможных последствий, которые могут произойти. В Тамаре я был уверен, но надо было быть еще уверенным и в порядочности мужчины, которого я, в общем-то, не знал. Возвращаюсь минут через двадцать. В номере никого нет. Зову Тамару.

—  Я здесь, — раздается ее голос из ванной. —  Что ты там делаешь?

287

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

—  Тебя, умника, дожидаюсь. Как ты додумался оставить меня наедине с мужиком, да еще грузином, да еще выпившим?.. Он стал ко мне приставать, я закрылась в ванной, так он чуть дверь не вышиб. Торта ему захотелось. Ты привез его?

—  Да.

—  Ну и ешь его до тех пор, пока у тебя диарея не случится. Опасно иметь красивую жену. В Армении от нее не отходил брат

пригласившего нас в гости Ваника Карапетяна, — высокий статный рыжеволосый армянин. В Абхазии собирались украсть. Да и дома, в России, даже некоторые из моих знакомых делали ей пикантные предложения.

Константин больше не появился. Приехавший за нами утром Василий сказал: «Уехал в командировку…»

Все когда-нибудь кончается. Подошел конец и нашему отдыху в Боржоми. Василий предложил следующий путь возвращения домой: мы едем на автомашине в Цхалтубо, гостим там 2-3 дня, переезжаем в Сухуми и оттуда самолетом летим в Воронеж.

Цхалтубо — город на западе Грузии, в 9 километрах к северо-запа- ду от Кутаиси, основанный в 1926 году. Сейчас — это известный бальнеологический курорт, главным лечебным фактором которого являются уникальные по своим свойствам термальные минеральные воды.

Нас встретил тихий, спокойный, очень зеленый город с прекрасным парком и садом во французском регулярном стиле. Остановились мы на квартире тестя Василия, известного в Грузии психотерапевта Ильи Григорьевича Мжаванадзе. Квартира большая, занимала верхний этаж двухэтажного дома, состояла из четырех комнат и поразившего меня храма в миниатюре со всеми атрибутами православной церкви: иконостасом, лампадой, подсвечниками, хоругвями. Илья Григорьевич был широко образованным человеком, прекрасно разбирающемся в истории религии, знал русскую классическую литературу. В Боржоми я соскучился по толковым собеседникам и поэтому два вечера, проведенные с Ильей Григорьевичем под хванчкару его собственного изготовления, были для меня именинами сердца.

В Сухуми стояла жара. Сидим в аэропорту, ждем отложенный по техническим причинам рейс на Воронеж. Пьем вкусный кофе, сва-

288