5.3. Авторитарные режимы

Различение тоталитарных и авторитарных режимов было фундаментальным для политической науки времен «холодной войны». Ханна Арендт выразила разницу между ними в следующим образом: «Авторитаризм в любой форме всегда стесняет или ограничивает свободу, но никогда не отменяет ее. Тоталитарное же господство нацелено на упразднение свободы, даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще». Однако достаточно быстро выяснилось, что едва ли найдется хотя бы один режим, полностью соответствующий всем признакам тоталитарного, в то время как категорией «авторитарного» охватывались очень непохожие друг на друга формы правления.

Наиболее авторитетная после окончания противостояния двух систем попытка дать определение авторитаризму принадлежит американскому политологу испанского происхождения Хуану Линцу. С его точки зрения, авторитаризм – это система с ограниченным безответственным (то есть с неподотчетным гражданам) политическим плюрализмом, лишенная руководящей, четко разработанной идеологии, но с характерным типом мышления, без экстенсивной или интенсивной политической мобилизации за исключением отдельных моментов в политической жизни, и в которой лидер или, в ряде случаев, правящая клика обладают властью с формально крайне нечетко определенными, но при этом хорошо предсказуемыми границами.

Это определение он расшифровывал следующим образом.

Во-первых, авторитарные режимы опираются на узкий круг ключевых социальных групп и пресекают участие в политике иных групп интересов (религиозных диссидентов, леваков, независимых профсоюзов и т.д.);

во-вторых, представительство интересов осуществляется в корпоративистском, а не плюралистическом, духе (например, предпринимателей представляет единый союз, а не ряд конкурирующих между собой союзов);

в-третьих, в отличие от тоталитарных режимов граница между государством и обществом не разрушена; государство соблюдает определенную дистанцию от общественных организаций и позволяет многим из них, особенно, если они не занимаются политической деятельностью, функционировать;

в-четвертых, место идеологии, характерной для тоталитарных режимов, в авторитарных занимает менталитет; они отличаются друг от друга тем, что а) идеология - это система убеждений, сложная и четко организованная, а менталитет - это способ мышления; б) в идеологии главное - содержание, в менталитете - позиция; в) менталитет позволяет проявлять гибкость, но лишает режим способности к мобилизации масс на длительные периоды времени и не создает сильной эмоциональной и психологической самоидентификации с ним граждан;

в-пятых, авторитарные режимы характеризуются весьма низким уровнем политической мобилизации, и это обусловлено рядом причин: а) демобилизация означает деполитизацию; б) деполитизация является предпосылкой политической стабильности; в) деполитизация соответствует ограниченному политическому плюрализму (когда политикой занимаются тем, кому это позволено); г) мобилизацию трудно поддерживать, если не двигаться либо к демократии, либо к тоталитаризму; отсюда сведение политики в при авторитарном правлении к представляющим значение для всего общества вопросам администрирования и к выражению интересов избранных социальных групп;

в-шестых, для авторитарных режимов обычным является правление единственной, доминирующей или привилегированной партии.

Линц обозначил два пути становления авторитарных режимов:

- в ходе борьбы за независимость против оккупантов или колониальных держав;

- в результате кризиса либеральных или популистских «демократий».

В первом случае ядром режима является монопольно правящая партия, возглавившая движение сопротивления захватчикам или колониалистам. Такую разновидность авторитаризма он назвал популистским. Примерами таких режимов являлись режимы Мугабе в Зимбабве или Насера в Египте.

Второй вариант подразумевает создание альянса консервативных и милитаристских кругов с целью погасить политическую и экономическую нестабильность, возникающую в стремительно модернизирующихся обществах, которые по сути дела еще не являются настоящими, консолидированными демократиями. Цель таких авторитарных режимов, которые были названы Линцем военно-бюрократическими, заключается не только в обеспечении стабильности, но и в привлечении иностранных инвестиций. Такие режимы были характерны для Латинской Америки в 60-80-е гг. XX в., а также некоторых стран из других регионов мира (например, Греции, Турции или Индонезии) в тот же исторический период.

Очень близкими по своим характеристикам к военно-бюрократическим оказываются корпоративистские и дототалитарные разновидности авторитарных режимов. К первым Линц относил Португалию и Испанию периода так называемых фашистских диктатур Салазара и Франко (20-70-е гг. XX в.), а также Мексику на протяжении значительной части XX столетия. Важную роль в контроле за обществом играли подчинявшиеся режиму корпорации, например, профсоюзы, объединявшие как хозяев, менеджеров, рабочих и сбытчиков продукции в какой-либо отрасли При этом, однако, роль главной опоры режима играли либо армия (как в Испании), либо бюрократия (как в Мексике). Такие режимы могут возникнуть в странах с весьма развитой социальной структурой, где многочисленные устоявшиеся интересы возможно организовать в корпорации. Корпоративность свойственна и дототалитарным режимам, в которых, однако, усилены такие черты как политическая мобилизация, идеологичность и еще большее отсутствие плюрализма. Примером дототалитарного режима является итальянский и немецкий фашизм.

Помимо авторитарных Линц предложил выделить еще два типа недемократических режимов, не являющихся при этом тоталитарными: султанизм и пост-тоталитаризм.

Султанизм является режимом личного правления деспота, где просматривается сильная тенденция к семейной династической власти и преемственности, нет различий между государственной службой и служением правителю, успехи должностных лиц зависят от личных отношений с деспотом, напрочь отсутствует какая-либо рациональная идеология. Как правило, деспот обладает чрезвычайно низким уровнем культуры, склонен к переходящему все разумные границы личному обогащению и способен на самодурские и варварские выходки. Такие режимы характерны для стран третьего мира. Примерами могут служить режимы Дювалье на Гаити, Каддафи в Ливии, Саддама Хуссейна в Ираке, Ниязова в Туркмении, Бокассы в Центрально-Африканской республике (он прославился тем, что объявил себя императором и занимался людоедством), был близок нему по всем параметрам режим Амина в Уганде.

Посттоталитарными режимы, по мнению Линца и его соавтора Альфреда Степана, устанавливаются в коммунистических странах после смерти тоталитарного харизматического лидера, преемники которого уже не в состоянии поддерживать на должном уровне культ личности, что является необходимым для высокого уровня политической мобилизации, свойственного тоталитаризму. Одновременно режим персональной власти заменяется коллективным руководством, а влияние политической полиции ослабевает. При посттоталитаризме возможно также существование диссидентских групп, критикующих режим и создающих своего рода параллельную политическую культуру, возникающую на пустом месте, ибо все традиционные альтернативные источники оппозиционных настроений были искоренены. Примерами таких режимов являются СССР после Сталина или КНР после Мао Цзе-дуна.

Разумеется, границы между этими типами недемократических режимов весьма условны. Так, многие деспоты пришли к власти в результате военных переворотов и/или как лидеры национально-освободительных и популистских движений (например, Хуссейн, Амин или Каддафи). А ряде случаев в султанизм переродился пост-тоталитаризм (среднеазиатские республики бывшего СССР). Подчас сложно уловить разницу между военно-бюрократическим режимом и корпоративизмом (как в случае с Испанией при Франко или Южной Кореей до 1990-х гг.).

Сущенствуют и другие типологии авторитарных режимов. Барбара Геддес, базируясь в свою очередь на идеях С. Хантигнтона, предложила распределить все авторитарные режимы к трем основным типам, а также к их смешанным вариантам. Эти три основные типа следующие: военный, однопартийный и личная диктатура.

Военные режимы характеризуются, по мнению Геддес, весьма слабой поддержкой в обществе и с трудом могут противостоять массовым народным протестам. Кроме того, для военных важно прежде всего сохранить свой статус в армейской иерархии, поэтому они склонны к компромиссам с оппозицией и не идут на тотальный конфликт с ней.

Однопартийные режимы связаны с обществом гораздо сильнее. В социальном плане они состоят из различных групп, прочно укорененных в государственном аппарате и за его пределами, извлекающих выгоду из монополии на власть, нередко связанных при этом некоей общей идеологией. При этом правящая партия закрепляет за собой лидерство в ключевых сферах общественной деятельности. Таким образом. она в состоянии мобилизовать в свою поддержку значительные массы населения, контролируя при этом уровень влияния диссидентов. Все это делает однопартийные режимы наиболее устойчивыми.

Режимы личной власти (персоналистские диктатуры) также достаточно сильно укоренены в социальной структуре, что достигается созданием целой системы клиентских связей. Верность клиентелы обеспечивается почти исключительно прагматическими соображениями, поскольку близость к лидеру обусловливает доступ к материальным благам и властным ресурсам. Это заставляет членов правящих групп противостоять переменам столь долго, сколько это возможно, но не исключает их предательства, если противники режима смогут предложить приемлемые гарантии. Смерть или свержение лидера в таких странах означает, как минимум, серьезные перестановки в правящей элите, а, как максимум, крах режима вообще. Таким образом, по уровню устойчивости персоналистские диктатуры занимают промежуточное положение между военными и однопартийными.

Типологии Линца и Хантингтона-Геддес являются наиболее распространенными в современной политической науке, что не исключает выделение новых типов и разновидностей режимов, занимающих пограничное или промежуточное положение между рассмотренными выше или между авторитаризмом и демократией. Например, ряд ученых (Ш. Эйзенштадт, К. Клэпхем, Г. Эрдманн, У. Энгель) предложили выделять неопатримониальные режимы, примеры которых они находили главным образом в современной Африке. Эта разновидность авторитаризма характеризуется тем, что система личных связей, клиентелы политических лидеров сочетаются с рационально-легальными формами управления, но при этом доминируют над ними, порождаю кумовство и коррупцию, что подрывает принцип правового государства, который в этих государствах официально провозглашается.

Еще одной специфической формой авторитаризма являются государства-рантье, где правящие группы (это могут быть наследственные монархи и их родственники, диктаторы и их клиенты, партийные клики и военные хунты), получая высокие доходы от продажи полезных ископаемых (например, нефти), могут обеспечивать населению довольно высокий уровень жизни, укрепляя тем самым свою власть, что делает не нужным использование в больших масштабах насилия. ибо оппозиция не имеет в обществе широкой активной поддержки.

Ряд политологов (А. Шедлер, Т. Каротерс. Р. Снайдер, Л. Даймонд, У. Кейс и др.) обращает внимание на то, что в большинстве современных стран, которые не входят в число демократических, тем не менее регулярно проходят выборы, являющиеся по формальным признакам свободными и альтернативными. Такие режимы получили название «нелиберальных демократий», «полудемократий», «электорального авторитаризма». В настоящее время последний термин является наиболее популярным. Главным признаком, по которому данные режимы можно отнести к авторитарным, заключается в фактической несменяемости власти, что достигается широким спектром манипулятивных приемов, применяемых в ходе избирательного процесса, партийного строительства, работы представительных органов власти и местного самоуправления, избирательным применением законов, точечными репрессиями против оппозиции, контролем над средствами массовой информации. Институционально такой режим характеризуется доминированием исполнительной власти над законодательной, отсутствием независимого суда, гипертрофированным развитием бюрократического аппарата и правоохранительных органов, находящихся в привилегированном положении.

Наконец, на политической карте мира до сих пор существуют страны, где сохраняются традиционные формы монархии, характеризующиеся патримониализмом, то есть ситуацией, когда все или почти все значимые посты в государстве заняты членами правящей династии. Здесь примерами являются исламские монархии Ближнего Востока (Саудовская Аравия, Кувейт, Оман, Иордания, Катар и др.), а также некоторые отсталые государства в других частях мира (Бруней, Бутан, Тонга). К ним применяется термин «автократии», который является более общим и по отношению к ним, и к авторитаризму, и к султанизму.

Потенциально новой формой недемократического режима может стать исламский эмират, государство, основанное на фундаменталистских религиозных принципах. Но пока такой режим реализовался лишь частично в Афганистане в период правления там движения «Талибан» в 1990-е гг.

Авторитарные и близкие к ним режимы составляют большинство в современном мире (по данным журнала «Economist» на 2011 г., 89 государств мира представляют разного рода авторитарные режимы и 78 – демократии разной степени совершенства), а если брать временной отрезок в последние 40 лет, сравнительно небольшой по историческим меркам, то существование тех или иных типов недемократических режимов отмечено в 191 стране (согласно исследованиям А. Хадениуса и Я. Теорелла) из общего числа в чуть больше 200. Этот факт ставит под сомнение теории волн демократизации и «конца истории», прогнозирующих неминуемую победу либерально-демократических ценностей и институтов в мировом масштабе в обозримой исторической перспективе. Как показывает практика, падение авторитарных режимов в современном мире действительно может вести к демократии, но, в зависимости от исторических обстоятельств, также – к установлению другой разновидности авторитаризма или даже к коллапсу государства (как, например, в Афганистане, Сомали, Ливии, Либерии и т.д.). Так что авторитаризм – это не болезнь, не отклонение, но скорее норма политического устройства современного мира.