Миролюбов И. Династическая политика императора Константина Великого

системы тетрархии. Диоклетиан, как мы видели, установил тетрархию на несколько идеалистических принципах: государ­

ством управляла коллегия из четырех соправителей, которая была основана на принципах взаимного согласия и которая должна была подвергаться ротации через определенные промежутки вре­

мени (20 лет). Само включение в состав императорской коллегии осуществлялось по принципу выбора «наилучших». Нельзя не уви­ деть здесь определенной отсылки к политической практике дина­

стии Антонинов. Четыре соправителя, по сути дела, утрачивали свою индивидуальность — что хорошо видно на примере иконо­ графии времен тетрархии534 — и фактически отказывались от воз­

можности утвердить у власти свою семью (в лице своих сыновей535). Однако вряд ли такое положение дел, установленное не имевшим сыновей Диоклетианом, могло устраивать его соправителей, каж­

дый из которых имел сына (Максимиан Геркулий — Максенция; Констанций Хлор — Константина; Галерий — Кандидиана). Как следствие, тетрархия внутри себя содержала элементы, которые неминуемо должны были привести ее к распаду. Особенно ярко тенденцию к «несогласию» (вопреки принятому внутри тетрархии положению о «согласии» императоров) выразил Констанций Хлор, о чем мы подробно говорили в своем месте.

Начало кризиса и падения тетрархии, вопреки распростра­ ненному мнению, следует датировать не приходом к власти Кон­

стантина536, а весной 305 года, когда занявший (практически, но не формально) положение Диоклетиана Галерий привел к вла­

сти своих протеже, один из которых — Максимин Даза — был его (кровным?) родственником. Провозглашение Констан тина, как мы видели, было совершено при поддержке (степень которой является дискуссионной) его отца, Констанция Хлора.

Корни династической политики Константина Великого берут начало в его попытке утвердить свое положение. Первым делом

сыновей Максимиана Геркулия и Констанция мы не принимаем по причи­

не, как уже отмечалось, очевидной недостаточности источниковой базы по этому вопросу.

спровоцировал целый ряд узурпаций, одной из которых было провозглашение Максенция. Последний так же, как и Констан­

тин, имел статус августейшего сына. В перспективе на подобный статус могли претендовать сын Галерия Кандидиан и сын Флавия Севера Севериан. В этой ситуации Константин вписывает в свою родословную еще одного августейшего предка — Клавдия Гот­

ского. Последняя фигура обладала достаточной популярностью при некоторой смутности известных биографических сведений, а также позволила Константину выпутаться из необходимо­

сти апеллировать к деятелям эпохи тетрархии. Таким образом, Константин среди своих современников выступил новатором: он легитимировал свое положение через кровнородственную связь и, когда это стало своеобразным политическим трендом, первый же «удревнил» свою генеалогию. Предки, впрочем, не должны были заслонять его фигуру, потому обращение к их име­

нам не носило постоянного характера; после прекращения споров

олегитимности (в силу истребления большинства претендентов)

оних вспоминали лишь в связи с необходимостью утвердить тезис о благородном происхождении младших членов династии.

Следующий этап — это время совместного правления Констан­

тина с Лицинием. Шаткий мир, прерванный двумя военными конфликтами, не мог внушать надежды обоим императорам, в связи с чем они стремятся упрочить свое положение. Констан ­

тин, еще в момент противостояния с Максенцием, заключил с Лицинием союз, обеспеченный браком последнего на сестре Константина, Констанции. Династический брак, на первых пор ах обеспечивший Константину стабильность на этом политическом фронте, вскоре оборачивается для него крупной неудачей — у Лициния появляется порфирородный сын (Лициний – мл.). Рождение таких детей становится политическим трендом этого периода, и Константин — в силу объективных причин (брак с Фаустой не приносил сыновей в период 307–316 гг.) — оказыва­

ется в трудном положении, но все же не выпускает инициативу из своих рук. Путем династических (выдача второй сестры, Ана­ стасии, за некоего Бассиана с возвышением последнего в перспек­

тиве) и дипломатических мер он вызывает Лициния на конфликт. Обзаведясь все же порфирородным сыном (Константин–мл.)

192 Династическая политика императора Константина Великого

во второй половине 316 года, он закрепляет свое положение 1 марта 317 года выдвижением двух сыновей — Криспа и Констан­

тина–мл. — на позицию цезарей. Их положение подкрепляется генеалогическими аргументами: в числе их предков — Констан­

ций Хлор и Клавдий Готский, а Константин–мл. имеет также деда — Максимиана Геркулия. Лициний, выдвигая своего сына Лициния–мл., не мог противопоставить никаких соразмерных аргументов; более того — по материнской линии его сын имел самое прямое отношение к дому Константина538. Здесь Констан­ тин вновь одерживает статусную победу, которая только подкре­ пляется рождением у него и его жены Фаусты сыновей Констан­

ция и Константа.

Династическая политика Константина на последнем этапе его правления характеризуется стремлением сформулировать принципы наследования. Сам Константин позиционировал себя как единоличного преемника своего отца — братья не упомина­

ются в панегириках. Сама стилистика правления Константина во всех без исключения сферах характеризует его как монократа539. Положение, которое занимал Крисп в 324–326 гг., указывает на тот факт, что Константин тяготел к принципу единонаследия, однако данное положение поднимало резонный вопрос о судьбе сыновей Фаусты, двое из которых (Константин–мл. и Констан­

ций) получили титулы цезарей с целью закрепления успехов в борьбе с Лицинием (в 317 и 324 гг. соответственно). Гибель Кри­

спа лишь усугубила положение Константина, которому в 326 году было уже за пятьдесят, между тем как старшему из его выжив­

ших сыновей было едва десять лет. Мероприятия Константина по формулированию принципа наследования в 326–336 гг. носят печать некоторой спонтанности и незавершенности 540; если верить Аврелию Виктору, Константин и вовсе пытался отвлечьс я и занимался другими делами. Характерно, что на это время

538 Константин, как мы отмечали, не преминул об этом напомнить, в своей мо­

нетной чеканке, величая племянника, который был соименен отцу — Валерию Лициниану Лицинию, Флавием и Константином: Op. cit. S. 296.

539 Определение К. Криста: Указ. соч. С. 433. О жесткой стилистике правления

выпадает самая амбициозная задача его правления — строи­

тельство Константинополя, который в куда большей степени, чем сыновья, способствовал бессмертию его имени. Некотор ым итогом династических построений Константина становится п лан по распределению сфер влияния в 335 году, — в нем целый ряд исследователей видят политическое завещание Константина, который будто бы пытался вернуться к системе тетрархии, «пере­

основав» ее на кровнородственном принципе. Однако мы в корне не согласны с этой точкой зрения и постарались обосновать это

всоответствующем параграфе. Повторим, что против этой точки зрения говорит количество участников императорской колл е­ гии — один август Константин имел четырех цезарей (Констан ­

тина– мл., Констанция, Константа и Далмация – мл.) и одного равного им по статусу наследника с титулом «царя царей и наро ­ дов Понта» (Ганнибалиана–мл.)541, а также тот факт, что Констан ­ тин планировал персидский поход, который должен был опреде ­

лить статус последнего участника коллегии. Предположить, что Ганнибалиан–мл. со своим необычным титулом планировался

вкачестве правителя вне пределов Римского мира, нельзя, та к как он прославлялся римской монетной чеканкой и был женат на дочери Константина, чей титул августы не выглядит неверо ­

ятным. Умирая, как мы видели, Константин не решил проблемы наследования и оставил положение дел таким, каковым оно было. Причины подобного решения, удивляющего своей апатич­

ностью, могут лежать как в бесперспективности любого решения, так и в личных воззрениях самого императора, ощущавшего при­

ближение смерти.

Теперь об особенностях. Стоит отметить, что династическая политика Константина Великого любопытным образом характе­ ризует и его личность, давая возможность судить о его привязан­

ностях. Обращает на себя внимание степень почтения, выказанная

541 Любопытно, что Авсоний (De prof. Burd. 17.12) считает Ганнибалиана–мл. цезарем, как и его брата Далмация–мл. Это мнение встречается и в историо­ графии: опо и р Указ. соч. С. 680–681; Op. cit. P. 289. Хотя монетная чеканка не подтверждает данный титул применительно к Ганниба­ лиану, однако с точки зрения соотношения статуса это мнение кажется до не­

которой степени резонным.

194 Династическая политика императора Константина Великого

им своей матери, возведенной в достоинство августы и до положе­

ния «родительницы» династии без особой к тому необходимости. Этот выбор Константина тем необычнее на фоне положения, кото­

рое занимала Фауста — жена своего мужа и мать своих сыновей. Ее исключение из династии в результате гибели не нанесло династиче­

ским построениям Константина сколько–нибудь зримого ущерба: генеалогический аргумент, привнесенный ею в семью Константина (родство с Максимианом Геркулием), вполне реализовывался без нее, а образ Константина, как отца своих сыновей (без какого–либо упоминания их матери), не выглядит у Евсевия необычно (притом что почтение Константина к своей матери этот автор подчеркивает неоднократно). Еще один пример личного расположения Констан­

тина — это его отношение к сестрам и братьям. Из первых две — Констанция и Анастасия — стали, по сути, жертвами его политиче­

ских игр. Судьба, постигшая их семьи, характеризует Константина как расчетливого политика; позднее он попытался до некоторой степени загладить вину, наделив их почестями, однако почести эти, что характерно, были вымерены в точности со статусом542 каждой из них. Первой, вдове августа, было определено наименование в ее честь города, в то время как вторая — вдова цезаря–десигната, дала имя лишь комплексу столичных терм. Отношения с братьями, напротив, рисуют Константина с положительной стороны543. Отме­

тим особенно, что, находясь в сложной ситуации в силу наличия у него братьев, Константин не отверг этого родства (даже несмо тря на сопротивление матери), но постарался обеспечить братья м жизнь по их вкусу. Отдельно подчеркнем, что статус «сестры» и «б рата» императора, как мы видели, приобретает формальный харак тер, т. е. само кровное родство с императором становится поводом для включения человека в институциональную элиту544.

542Любопытно, что педантичность в вопросах повышения статуса отметит Аммиан Марцеллин в числе характерных особенностей Констанция, сына и наследника Константина Великого (Res Gest. XXI.16.3).

543Это особенно важно в контексте устоявшегося в историографии образа Кон­

стантина как мрачного деспота и жестокого человека: омм ен Указ. соч.

544 Здесь важно отметить два анекдота из биографии императора Септимия Се­

вера (за авторством SHA). Согласно первому— зять Септимия Севера по имени

Наконец, необходимо также выделить те характерные черты, которые свидетельствуют об уникальности династической поли­

тики Константина.

Во–первых, это конструирование исторической реаль-

ности. По крайней мере, один источник характеризует интерес Константина Великого к римской истории545; несомненно, что император должен был понимать необходимость знакомства с ней для получения определенного опыта. Его век характери­

зуется возрождением латинской литературы, что впоследствии оказало влияние на развитие историописания546; надо полагать, что сам император принял в этом определенное участие547. Во всяком случае, идеологемы, озвученные в ходе реализации его династической политики — брак его родителей, родство с Клав­

дием Готским, неимператорское происхождение Максенция, — закрепились в нарративной традиции. Более того, первое поло­

жение не вызывало сомнения у авторов до середины IV века, а второе подверглось сомнению лишь в Новое время!

Во–вторых, это гибкость, с которой Константин использовал те или иные исторические лица в своих династических постро­

ениях. Максимиан Геркулий последовательно прошел путь от союзника до противника, успел побывать и auctor imperii, и соперником, и, наконец, «предком» династии. Пример статус ного возвеличивания, затем «проклятия памяти» и последующей

Проб отказался от предложенной ему должности префекта города, мотивируя это тем, что быть зятем императора куда почетнее (SHA Sev. 8.1). Согласно вто­

рому — Септимий Север, отослал назад в Африку прибывшую к нему в Рим сестру с племянником (наградив последнего тогой с широкой пурпурной по­

лосой), так как она смущала его почти полным незнанием латинского языка (SHA Sev. 15.7). Из этих анекдотов следует, что членовсемьи императора, если и было принято включать в состав институционализированной элиты, то через присвоение им почестей и назначение на государственные должности. Кон­

стантин же, хотя и определяет тем же братьям консулат, однако титулует их в первую очередь императорскими братьями. Это примечательно.

545 Это Анонимный продолжатель Диона, сообщающий о пристрастии Кон­

стантина Великого раздавать римским императорам, правившим до него,

Лактанция, Евсевия, Праксагора Афинского, а также, возможно, гипотети­ ческая Kaisergeschichte.

198 Династическая политика императора Константина Великого

политики было не просто утверждение у власти своей семьи, но его личное бессмертие — пусть и в идейно–политическом смысле. Вся династия — в лице легитимизировавших его власть предков и идентичных ему именами и внешностью преемни ­

ков — существовала для него и сходилась на его фигуре. Он — основатель этого блистательного императорского дома (AE 2 001, 1827–1829). Нельзя не отметить, что, несмотря на очевидно нере ­

шенный вопрос с принципом наследования, Константин добился того, что обеспечил себе «жизнь после смерти». Свидетельством тому являются разговоры его сына Констанция с покойным отцом во сне550, а также то, что в 407 году солдаты провозгласят императором некоего солдата только за одно имя — Константин (как о том сообщает Орозий: Hist. VII.40.4). Хоть до Константина в череде римских императоров и встречаются сторонники кров­ нородственного династизма (Веспасиан, Марк Аврелий, Септи­

мий Север), тенденции, заложенные Константином, оказались прочнее — его династия держалась у власти еще 26 лет после его смерти, хотя была сотрясаема изнутри возродившимся после единовластия самого Константина феноменом узурпации. Харак­ терно, что Констанций перед смертью передаст бразды правле ­

ния нелюбимому кузену Юлиану551, а последний, по некоторым данным552, определит наследником родственника Прокопия, т. е. сделает выбор в пользу модели, которой придерживался не люби­

мый им дядя.

550 У нас есть два свидетельства такого сновиденческого опыта Констанция — от Аммиана Марцеллина и Петра Патрикия. Проблему этих контактов сына с отцом нам довелось рассмотреть в статье: ирол о Сын божествен­

ного Константина: об особенностях культа Константина Великого в правление императора Констанция // Проблемы истории, филологии, культуры. 2018. № 1. С. 152–160.

551На это особо обратил внимание Т. Моммзен: Указ. соч. С. 527.

552Об этом сообщают Аммиан Марцеллин (Res Gest. XXVI.6.3) и Зосим (Hist. Nov. IV.4.2–3), однако первый утверждает, что это ложный слух. Отметим, что в любом случае это довольно занятное свидетельство апелляции к кровнород­

ственному принципу, исходила ли она от Юлиана, Прокопия или сторонников последнего.