Томас Карлейль – ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ История

громах и грозовых тучах и опускается в виде расплавленной молнии, разрушительной, но и очищающей! Но ведь не сами тучи и не удуш­ ливая атмосфера порождают молнию и свет? Неужели новое евангелие, как в свое время старое, должно привести к разрушению мира?

Пусть читатель сам вообразит, как присут­ ствовали депутаты на торжественной мессе, выслушивали проповедь и аплодировали, хоть и находились в церкви, проповеднику каждый раз, когда он говорил о политике; как на следующий день они столь же торже­ ственно были впервые введены в Зал малых забав (ставший отныне залом отнюдь не для забав) и превратились в Генеральные штаты. Король, величественный, как Соломон во всей славе его, со своего помоста обводит гла­ зами великолепный зал: в нем столько плю­ мажей, столько глаз, зал, где в галереях и боковых ложах, переливаясь всеми цветами радуги, восседает красота во всем блеске своего влияния. На его широком простом лице написано удовлетворение, как у челове­ ка, достигшего гавани после долгого пути: наивный король! Он встает и звучным голо-

сом произносит речь, которую нетрудно себе представить. Не будем испытывать терпение читателя, потому что часовые и двухчасовые речи хранителя печати и месье Неккера наполнены призывами к патриотизму, наде­ жде и вере, в то время как страна стоит на пороге финансового краха.

Заметим только, что, когда Его Величе­ ство, завершив свою речь, надел шляпу с плюмажем, а дворянство последовало в соответствии с этикетом его примеру, наши депутаты от третьего сословия сделали то же самое: они как-то свирепо натянули шляпы с опущенными полями и даже примяли их, а затем встали, ожидая дальнейшего 27. В их среде поднимается шум, большинство и мень­ шинство перешептываются: «Снимите шля­ пы!», «Наденьте шляпы!», но Его Величество кладет этому конец, снова сняв свою королев­ скую шляпу.

Заседание окончилось без каких-либо дру­ гих инцидентов или предзнаменований, кроме упомянутого, которым Франция достаточно многозначительно открыла свои Генераль­ ные штаты.

Глава первая INERTIA

Несомненно, что отчаявшаяся Франция в лице своего Национального собрания полу­ чила нечто; более того, нечто великое, важ­ ное, необходимое. Но что именно, остается вопрос. Вопрос, трудноразрешимый даже для позднейшего трезвого наблюдателя и совер­ шенно неразрешимый для действующих лиц, находившихся в гуще событий. Генеральные штаты, созданные и спаянные страстным уси­ лием всей нации, взросли и поднялись. Лику­ ющая надежда провозгласила, что они ока­ жутся тем самым чудотворным медным змием в пустыне, который исцеляет от болез­ ней и змеиных укусов каждого, кто с верой и смирением взирает на него *.

Ныне мы можем сказать, что Генераль­ ные штаты действительно оказались симво­ лическим знаменем, вокруг которого смогли сплотиться и действовать доступными им спо­ собами 25 миллионов отчаявшихся, стону­ щих, но без них разобщенных и безвластных. Если действием должна была стать борьба — чего нельзя было не ожидать, — пусть будут они боевым знаменем (как итальянский стяг­ гонфалон в старых республиканских ополче­ ниях), взмывающим, влекомым колесницей, развевающимся по ветру, и пусть гремят они железным языком набата. Это первоочеред­ ное дело; а потом уже каждый, в первых или последних рядах, ведущий или ведомый и вле­ комый, приносит борьбе неисчислимое мно­ жество жертв. Сейчас же находящееся на

* Библ. аллюзия; Числа 21, 8—9.

переднем крае, более того, одиноко возвыша­ ющееся в ожидании того, соберутся ли вокруг него силы, национальное ополчение и его набатные призывы являются главным пред­ метом нашего описания.

Эпизод, известный как «надевание шляп с опущенными полями», знаменовал реши­ мость депутатов третьего сословия в одном пункте: преимущества перед ними не будет иметь ни дворянство, ни духовенство, ни даже сам монарх, столь далеко завели нас «Обще­ ственный договор» * и сила общественного мнения. Ибо что есть монарх, как не делегат нации, которая наделила его полномочиями и с которым она торгуется (и ожесточенно) в тех чрезвычайных обстоятельствах, время которых Жан Жак так и не назвал.

И вот, входя поутру в свой зал разрознен­ ной массой из шести сотен индивидов, эти депутаты осознали, не впадая в ужас, что все зависит от них. Их зал — это также и боль­ шой или общий зал для всех трех сословий. Однако выяснилось, что дворянство и духо­ венство уже удалились в свои собственные апартаменты или залы и там «проверяют свои полномочия» самостоятельно, не объединя­ ясь с другими. Но тогда они должны образо­ вать две независимые, возможно даже раз­ дельно голосующие, палаты? Было похоже,

* Речь идет о социально-политическом произведе­ нии Жан Жака Руссо «Общественный договор», точнее, «Об общественном договоре, или Прин­ ципы политического права» (1762 г.).

что дворянство и духовенство молчаливо при­ няли как нечто само собой разумеющееся, что таковыми они и являются. Две палаты против одной — и третье сословие должно всегда оставаться в меньшинстве?

Многое может быть нерешенным, но то, что этого не будет, решено и в головах, покрытых шляпами с опущенными полями, и в голове французской нации. Двойное пред­ ставительство, или все, что было достигнуто, пропадет, обесценится. Конечно же «полно­ мочия должны быть проверены»; конечно же мандаты, выборные документы нашего депу­ тата, должны быть освидетельствованы собратьями-депутатами и найдены правомоч­ ными — это необходимое предварительное действие. Сам по себе вопрос, делать это отдельно или совместно, не столь уж важен, но что из этого выйдет? Иногда необходимо оказать сопротивление — ведь мудрая мак­ сима гласит: противься начинаниям. Но если открытое сопротивление безрассудно и даже опасно, то, разумеется, выжидание впол­ не естественно, а выжидание при поддержке 25 миллионов — весьма серьезное сопроти­ вление. Разобщенная масса депутатов треть­ его сословия ограничится «системой бездей­ ствия» и на ближайшее будущее останется разобщенной.

Именно этот метод, продиктованный как прагматизмом, так и трусостью, приняли со всевозрастающим упрямством депутаты общин и день за днем, неделя за неделей не без ловкости придерживались его. На протя­ жении шести недель их деятельность в опре­ деленном смысле бесплодна, что на самом деле, как утверждает философия, нередко дает наиболее плодотворные результаты. Это все еще были дни творения, в течение которых они созревали. Фактически то, чем они занимались, было ничегонеделанием — самый здравомыслящий способ деятельности. Но с каждым днем разрозненная масса консо­ лидируется, сожалеет, что депутаты общин не могут организованно провести «совмест-

ную проверку полномочий» и начать возро­ ждение Франции. Скоропалительные дей­ ствия возможны, но пусть от них воздержат­ ся: только инертность в одно и то же время и ненаказуема, и непобедима.

Хитрость следует встречать хитростью, заносчивые притязания — бездействием, тихой патриотической скорбью, тихой, без­ утешной и неизгладимой. Мудры, как змеи, кротки, как голубицы, — что за зрелище для Франции! Шесть сотен разобщенных лично­ стей, необходимых для ее возрождения и спа­ сения, сидят в зале Дворца малых забав на полукруглых скамьях, алчут кипения жизни и мучительно выжидают, как еще не рожден­ ные души. Произносятся речи, яркие, слыш­ ные в зале и за его пределами. Ум оттачивает­ ся об ум, нация взирает на них со всевозраста­ ющим интересом. Так вызревают депутаты общин.

Происходят тайные частные совещания, вечерние застолья, консультации; возникают Бретонский клуб, клуб Вирофлэ, зародыши многих других клубов. Однако можно ожи­ дать, что в этом хаосе беспорядочного шума, тумана, гневного пыла яйцо Эроса, хранимое при подобающей температуре, вызреет нетронутым. Для этого у ваших Мунье, Малуэ, Ле Шапелье * достаточно мудрости, а у ваших Барнавов и Рабо достаточно пыла. Временами требуется вдохновение царствен­ ного Мирабо — разумеется, он еще ни в коей мере не признан царственным, более того, впервые произнесенное, его имя вызвало ропот, но он борется за признание.

Через неделю, призвав на председатель­ ское место своего старейшину и снабдив его молодыми горластыми помощниками, общины смогли высказаться и жалобно, но членораздельно и во всеуслышание объявить, как мы говорили, что они являются разоб-

* Лe Шапелье — адвокат из Ренна, игравший важ­ ную роль в первые годы революции. В 1791 г. он эмигрировал в Англию, но, опасаясь, что его иму­ щество будет конфисковано, вернулся во Францию и был гильотинирован в феврале 1794 г.

щенной массой, стремящейся стать единым целым. Приходят письма, но разобщенная масса не может вскрывать письма, и они лежат на столе нераспечатанными. Самое большее, что может старейшина, — это добыть для себя нечто вроде реестра или списка депутатов для проведения голосований

иожидать, что будет дальше. Дворянство и духовенство заседают в других местах. Однако заинтересованная публика толпится на всех галереях, на всех свободных местах, и это утешительно. Со скрипом, но принято решение не о том, что будет послана... депу­ тация — ибо как может механически состав­ ленное тело посылать депутацию? — а о том, что несколько представителей общин совер­ шенно случайно, как бы прогуливаясь, зайдут в зал духовенства, а затем и в зал дворянства

инапомнят там о том, что они оказались здесь, поскольку община дожидается того момента, когда будут проверены их полномо­ чия. Вот в этом-то и состоит мудрый метод действий!

Духовенство, среди которого множество приходских священников, этих простолюди­ нов в рясах, тотчас направляет почтительный ответ, что они глубочайшим образом — а с настоящего момента еще более тщательно — изучают именно этот вопрос. Дворянство, напротив, в свойственной ему непринужден­ ной манере, отвечает — через четыре дня, — что оно со своей стороны уже закончило про­ верку полномочий и конституировалось и было уверено, что то же сделали и общины; такая раздельная проверка является очевид­ ным, правильным с точки зрения конститу­ ции и завещанным предками способом, и оно, дворянство, будет иметь чрезвычайное удо­ вольствие представить через комиссию сведе­ ния о количестве депутатов, если общины встретятся с ней — комиссия против комис­ сии! Немедленно вслед за ответом дворянства является делегация духовенства, повторя­ ющая в коварной умиротворяющей манере то же предложение. Возникает затруднение, что на это скажут мудрые члены общин?

Осторожно и вяло мудрые члены палаты общин, полагая, что если они и не являются французским третьим сословием, то по мень­ шей мере представляют собой совокупность индивидов, претендующих на какое-то наиме­ нование подобного типа, решают после пятидневного обсуждения выбрать соответ­ ствующую Комиссию, хотя и с условием не поддаваться на убеждения; шестой день ухо­ дит на ее выборы; седьмой и восьмой — на согласование форм встречи, места, часа и т. п.; таким образом, лишь к вечеру 23 мая Комиссия дворянства впервые встречается с Комиссией общин, причем духовенство играет миротворческую роль и принимается за невыполнимую задачу — убедить членов Комиссии от палаты общин. Второй встречи, 25 мая, оказалось достаточно: общины не склоняются на убеждения, дворянство же и духовенство стоят на своем. Комиссии расхо­ дятся, каждая из палат настаивает на своих требованиях1.

Так прошло три недели. В течение трех недель ополчение третьего сословия с вид­ ным издалека знаменем-гонфалоном стояло как скала, неколебимое ветрами и ожида­ ющее, какие силы сплотятся вокруг него.

Можно представить себе, какие чувства охватили двор, как совет сменялся советом и как вихрилась безумная суета, лишенная животворной мысли. Искусная налоговая машина была уже собрана, воздвигнута с неимоверным трудом, а теперь стоит с приве­ денными в готовность тремя элементами — двумя маховиками, дворянством и духовен­ ством, и огромным рабочим колесом, третьим сословием. Оба маховика плавно вращаются, но — поразительное зрелище! — огромное рабочее колесо стоит неподвижно, отказывается пошевелиться! Искуснейшие конструкторы ошиблись. Да и, придя в дви­ жение, как будет оно работать? Это ужасно, друзья мои, ужасно во многих отношениях, ведь можно заранее сказать, что никогда оно не станет собирать налоги или молоть при­ дворную муку. Неужели мы не могли продол-

жать платить налоги вручную? Монсеньоры д'Артуа, Конти, Конде (их прозвали дворцо­ вым триумвиратом), авторы антидемократи­ ческого «Мемуара королю» (Mémoire au Roi), разве не сбылись ваши предсказания? Пусть они с упреком качают гордыми голова­ ми, пусть выхолостят свои скудные мозги, но искуснейшие конструкторы сделать ничего не могут. Сам Неккер, даже когда его выслуши­ вают, начинает мрачнеть. Единственное, что представляется целесообразным, — это выз­ вать солдат. Два новых полка и один батальон третьего уже пришли в Париж; другие можно поднять на марш. Да и вообще при всех обсто­ ятельствах хорошо иметь под рукой войска; хорошо бы и командование отдать в надеж­ ные руки. Пусть будет назначен Брольи, ста­ рый маршал герцог де Брольи, ветеран и при­ верженец строгой дисциплины с твердыми устоями фельдфебеля — на такого можно положиться.

Потому что, увы! ни духовенство, ни даже дворянство не являются тем, чем они должны были бы быть — и могли бы быть, когда опасность угрожает со всех сторон, — едины­ ми, цельными. Дворянство же имеет своего Катилину, или Криспена д'Эпремениля, мрачно пылающего жаром отступничества; своего неистового Бочку-Мирабо; но, кроме того, оно имеет и своих Лафайетов, Лианкуров, Ламетов, наконец, своего герцога Орле­ анского, навсегда порвавшего с двором и лениво размышляющего о крупных и круп­ нейших трофеях (разве и он не потомок Ген­ риха IV и возможный наследник престола?) на пути к хаосу. И у духовенства, где столь многочисленны приходские священники, тоже есть перебежчики — уже две небольшие группки, во второй из них — аббат Грегуар. Более того, поговаривают, что целых 149 человек из их числа готовы переметнуться всем скопом, их удерживает только архиепис­ коп Парижский. Похоже, что игра проигра­ на.

Посудите же, могла ли Франция, мог ли Париж оставаться равнодушными все это вре-

мя! Из дальних и ближних мест идет поток обращений, и наша палата общин наконец консолидировалась настолько, чтобы вскры­ вать письма и даже придираться к ним. Например, бедный маркиз де Брезе *, стар­ ший камергер, церемониймейстер или как там называлась его должность, примерно в это время пишет о каком-то деле, связанном с этикетом, и не находит ничего дурного в том, чтобы заключить письмо словами: «Монсень­ ор, искренне преданный Вам...» «К кому относится эта искренняя преданность?» — вопрошает Мирабо. «К старейшине третьего сословия». «Во Франции нет человека, име­ ющего право писать так», — возражает Мирабо, и галереи и мир не удерживаются от рукоплесканий 2. Буйный де Брезе! Эти члены палаты общин вынашивают давнюю непри­ язнь к нему, да и он с ними еще не рассчитал­ ся.

Иным способом пришлось Мирабо бо­ роться с неожиданным закрытием своей газеты «Journal des Etats généraux» и продол­ жить ее издание под другим названием. Этот акт мужества не могли не поддержать париж­ ские выборщики, все еще занятые редактиро­ ванием своих Наказов, и не направить обра­ щение к Его Величеству: они требуют пол­ нейшей «временной свободы печати», они заговорили даже о разрушении Бастилии и воздвижении на ее месте бронзовой статуи Короля-Патриота. И это пишут богатые горожане! А представьте себе, чего можно ожидать, например, от той распущенной тол­ пы, помешавшейся теперь на любви к свобо­ де, от этих бездельников, бродяг, люмпенов (от всех этих представителей отборнейшего негодяйства нашей планеты), которыми кишит Пале-Руаяль, или представьте тот тихий, нескончаемый стон, быстро переходя­ щий в ропот, который раздается из СентАнтуанского предместья и от тех 25 миллио­ нов, которым угрожает голодная смерть!

* Де Брезе (1766—1829) — главный церемониймей­ стер с 1781 г. Ему по должности было необходимо организовать церемониал Генеральных штатов.

Неоспоримо, что зерна не хватает — в этом году из-за заговора аристократов или заговора герцога Орлеанского, в прошлом году — из-за засухи и града; в столице и в про­ винции бедняки с тоской ожидают неведо­ мого будущего. А те самые Генеральные штаты, которые могли бы обеспечить нам Золотой Век, принуждены к бездействию и даже не могут проверить свои полномочия! Вся производительная деятельность, если не считать внесения предложений, естественно, приходит в упадок.

В Пале-Руаяле воздвигнуто, видимо по подписке, нечто вроде деревянного навеса (en planches de bois) 3 — крайне удобно! Здесь избранные патриоты могут редактировать резолюции, с удобством разглагольствовать, невзирая на погоду. Это оживился домашний дьявол. В каждом кафе на столе, на стуле воз­ вышается оратор-патриот; толпа окружает его внутри кафе, толпа, разинув рот, внимает снаружи через распахнутые двери и окна, встречая «громом рукоплесканий каждое про­ явление недюжинной твердости». Рядом, в лавке Дессена, торгующего памфлетами, нельзя добраться до прилавка, не поработав локтями; каждый час порождает свой пам­ флет или ворох памфлетов: «сегодня — 13, вчера — 16, на прошлой неделе — 92» 4. Поду­ майте о тирании и нужде, о страстном красно­ речии, слухах, памфлетах, Société Publicole, Бретонском клубе, Клубе бешеных — да разве не покажется Клубом бешеных лю­ бая харчевня, кофейня, общественное собра­ ние, случайная группа прохожих по всей Фран­ ции!

Ко всему этому депутаты общин лишь прислушиваются, храня возвышенное и скорбное бездействие, — они вынуждены заниматься «своими внутренними делами». Никогда и никакие депутаты не занимали более выгодного положения, если, конечно, они умело сохранят его. Только бы страсти не накалились чрезмерно, только бы яйцо Эроса не лопнуло до того времени, когда оно выз­ реет и лопнет само собой! Возбужденная пуб-

лика толпится на всех галереях и во всех сво­ бодных местах, «не в силах удержаться от рукоплесканий». Пусть оба привилегирован­ ных сословия — а дворянство уже проверило полномочия депутатов и конституировалось как отдельная палата — смотрят на это как им угодно, но не без тайной душевной дрожи. Духовенство, вечно играющее роль миро­ творца, пытается завоевать галереи и их популярность — но тщетно. Прибывает деле­ гация духовенства с печальным посланием о «недостатке зерна» и необходимости отбро­ сить суетные формальности, чтобы обсудить этот вопрос. Коварное предложение! Однако общины, подстегиваемые облаченным в зеле­ ное Робеспьером *, немедля принимают его, усматривая в нем намек или даже залог того, что духовенство и дальше будет являться к ним, образует Генеральные штаты и таким путем удастся снизить цены на зерно! 5 Нако­ нец мая 27-го дня, полагая, что время почти приспело, Мирабо предлагает «покончить с выжиданием», т. е., игнорируя дворянство с его жестким образом действий, призвать духовенство «во имя Бога Миролюбивого» присоединиться к палате общин и начать работу 6. Если же они останутся глухи к этому призыву — ну что ж, там посмотрим! Ведь 149 представителей духовенства готовы дезерти­ ровать.

О триумвират принцев, и ты, новый хра­ нитель печати Барантен **, и ты, министр внутренних дел Бретей, герцогиня Полиньяк и чутко прислушивающаяся королева, что же теперь делать? Это третье сословие, собрав силу всей Франции, придет в движение, махо­ вик духовенства и маховик дворянства, кото­ рые мыслились как прекрасный противовес и тормоз, будут постыдно разобраны, утащены вслед за третьим сословием — и загорятся

*Робеспьер носил фрак оливкового цвета.

**Барантен (1736—1819) — хранитель печати в 1788 г., сторонник сопротивления требованиям третьего сословия 5 мая 1789 г. Изобличенный Мирабо, он 23 июня покинул свой пост, эмигриро­ вал в конце 1789 г., вернулся из Англии в 1814 г.

вместе с ним. Что же делать? Oeil de Boeuf теряет почву под ногами. Шепотки и контршепотки, буря шепотков! Вожди всех трех сословий собираются как призраки, среди них много обманщиков, но причем здесь обман­ щики? Да и Неккер, если бы мог вмешаться с пользой, был бы хорошо встречен.

Так пусть же Неккер вмешается, и вме­ шается именем короля! К счастью, на подстрекательское послание о Боге Миролю­ бивом еще нет ответа. Пусть три сословия снова соберутся для совещания: под руковод­ ством их министра-патриота, может быть, кое-что будет подправлено, подштопано, а мы тем временем стянем швейцарские полки и «сотню орудий полевой артиллерии». Вот на чем останавливается со своей стороны Oeil de Boeuf.

Ну а что касается Неккера — увы тебе, бедный Неккер! твое упрямое третье сосло­ вие имеет лишь одно — и первое и послед­ нее — слово: «совместная проверка полномо­ чий» как гарантия совместного голосования и обсуждения! На половинчатые предложения столь испытанного друга оно отвечает удив­ лением. Запоздалые совещания быстро пре­ кращаются, и третье сословие, теперь уже собранное и решительное, возвращается в зал трех сословий, имея за собой поддержку всего мира, а Неккер — к Oeil de Boeuf, обманутый обманщик, созревший для отставки 7.

Так что же, депутаты палаты общин нако­ нец тронулись в путь, полагаясь на собствен­ ные силы? Вместо председательствующего или старейшины они теперь имеют председа­ теля — астронома Байи. Они тронулись в путь, алчущие отмщения! После бесконечно­ го, то бурного, то умеренного, витийствова­ ния, разнесенного на крыльях газет по всем странам, теперь, в 17-й день июня, они реши­ ли, что имя им будет не третье сословие, а Национальное собрание! * Значит, они —

* 17 июня 1789 г. Генеральные штаты провозгла­ сили себя Национальным собранием, т. е. не сословным, а общенациональным институтом.

нация? Триумвират принцев, королева, упря­ мые дворянство и духовенство, кто же тогда вы? Сложный вопрос — и вряд ли на него можно найти ответ в существующих полити­ ческих языках.

Не обращая внимания на все это, наше новое Национальное собрание приступает к назначению Продовольственного комитета, дорогого сердцу Франции, но не способного найти хоть немного зерна. Затем, как будто наше Национальное собрание прочно стоит на ногах, оно переходит к назначению «четы­ рех других постоянных комитетов», затем —

кобеспечению государственного долга, затем —

кустановлению годового налогообложения; все это в течение 48 часов. Все идет с такой скоростью, что обманщики из Oeil de Boeuf могут с полным основанием спросить себя: куда?

Глава вторая ДЕ БРЕЗЕ В РОЛИ МЕРКУРИЯ

Вот и наступило время для внезапного появ­ ления бога *: достойный его конфликт нали­ цо. Единственный вопрос — которого из богов? Марса — де Брольи с его сотней пушек? «Нет еще», — отвечает Осторож­ ность: столь кроток, нерешителен король Людовик. Пусть это будет посланник Мерку­ рий, наш обер-церемониймейстер де Брезе!

Поутру 20 июня 149 изменников-кюре, которых архиепископ Парижский больше не может удержать, хотят коллективно дезерти­ ровать; так пусть вмешается де Брезе и про­ тивопоставит им закрытые двери! Заседание с участием короля должно состояться в том самом зале Дворца малых забав, поэтому до него здесь запрещено проводить заседания и вести какую-либо работу — исключение

* Deus ex machina (досл. «бог из машины») — в античной и средневековой драматургии неожидан¬ ное появление бога, разрешающего коллизию и устанавливающего справедливость.

составляют плотники. Ваше третье сословие, самозваное Национальное собрание, внеза­ пно обнаруживает, что оно ловко изгнано плотниками из своего зала и обречено на без­ действие; они не могут даже собраться и чле­ нораздельно выплакаться, пока Его Величе­ ство со своим королевским заседанием и новыми уловками не будет во всеоружии! Вот теперь-то и пора вмешаться де Брезе как Меркурию и, если Oeil de Boeuf не совершит ошибки, разрубить узел.

Надо заметить, что бедный де Брезе по сю пору еще ни разу не преуспел в своих перего­ ворах с представителями общин. Пять недель назад, когда при присяге они целовали руку Его Величества, церемония не вызвала ниче­ го, кроме осуждения, а его «искренняя пре­ данность» — с каким презрением она была отвергнута! Этим вечером перед ужином он пишет от имени короля новое письмо предсе­ дателю Байи, которое должно быть вручено на рассвете. Однако Байи, гордый своей должностью, комкает письмо и сует его в кар­ ман, как счет, который он не намерен опла­ тить.

Соответственно воскресным утром 20 июня пронзительные голоса герольдов объ­ явили на улицах Версаля, что заседание под председательством короля состоится в бли­ жайший понедельник, а Генеральные штаты не должны заседать до этого времени. И все же мы видим, как под эти крики председатель Байи с письмом де Брезе в кармане направля­ ется, сопровождаемый Национальным собра­ нием, к привычному залу Дворца малых забав, как будто де Брезе и глашатаи — пустое место. Однако зал заперт и охраняется французской гвардией. «Где ваш капитан?» Капитан демонстрирует королевский приказ; он весьма сожалеет, но рабочие вовсю воз­ двигают помост для заседания Его Величе­ ства; к глубокому сожалению, вход воспре­ щен; в самом крайнем случае могут войти председатель и его секретари, забрать бума­ ги, чтобы их не уничтожили плотники! Пред­ седатель Байи входит со своими секретарями

ивозвращается, неся бумаги; увы, в помеще­ нии вместо патриотических речей раздается лишь стук молотков, визг пилы и грохот стройки! Беспрецедентная профанация!

Депутаты толпятся на Парижской дороге, на этой тенистой «Версальской аллее», громко сетуя на оскорбление. Придворные, глядя на это из окон, по-видимому, посмеива­

ются. Утро далеко не самое приятное: сыро, даже накрапывает 8. Но все прохожие оста­ навливаются, патриотически настроенные посетители галерей и праздные зрители соби­ раются группами. Выдвигаются разнообраз­ ные предложения. Наиболее отчаянные депу­ таты предлагают провести заседание на боль­ шой наружной лестнице в Марли, под самыми окнами короля, который, кажется, пере­ брался туда. Другие поговаривают о том, чтобы превратить Шато-Форекур, который они называют Place d'Armes — Плацдармом, в Раннимид и новое Майское поле свободных французов, и даже о том, чтобы звуками негодующего патриотизма пробудить эхо в самом Oeil de Boeuf. Приходит известие, что председатель Байи с помощью изобретатель­ ного Гильотена и других нашел место в Зале для игры в мяч на улице Св. Франциска. Туда

инаправляются длинными рядами, как летя­ щие журавли, рассерженные депутаты общин.

Что за странное зрелище на улице Св. Франциска в Старом Версале! Пустой Зал для игры в мяч, как видно на картинах того вре­ мени: четыре голых стены, и только высоко наверху нависает какая-то убогая деревянная надстройка или галерея для зрителей, а внизу раздаются не какие-то праздные крики игро­ ков, стук мячей и ракеток, но громкий ропот представителей нации, изгнанных сюда самым скандальным образом. Однако с дере­ вянной надстройки, с верха стены, с прилега­ ющих крыш и дымовых труб над залом тучей скопились зрители, стекающиеся со всех сто­ рон и страстно благословляющие депутатов. Где-то добывается стол, чтобы писать, и несколько стульев — не сидеть, а становиться

на них. Секретари развязывают папки, Байи открывает заседание.

Закаленный в виденных или слышанных парламентских битвах, Мунье, для которого это не в новинку, полагает, что было бы хорошо в этих прискорбных и опасных обсто­ ятельствах связать себя клятвой. Всеобщие бурные одобрения, как будто в стесненные груди проник воздух! Клятва редактируется и провозглашается председателем Байи таким звучным голосом, что толпы зрителей даже на улице слышат ее и отвечают на нее ревом. Шесть сотен правых рук вздымаются вслед за рукой председателя Байи, чтобы призвать в свидетели Бога там, наверху, что они не разойдутся ни по чьему приказу, но будут собираться повсюду при всех обстоятель­ ствах, хотя бы по два или по три, до тех пор, пока не выработают конституцию. Вырабо­ тать конституцию, друзья! Это долгая задача. Пока же шесть сотен рук подписывают то, в чем они поклялись; шесть сотен без одной: богобоязненный Авдий *, который лишь один раз появляется на исторической сцене, имеет имя — это бедный «месье Мартен Дош, депу­ тат от Кастельнодари в Лангедоке». Они позволяют ему подписать или удостоверить свой отказ и даже спасают его от зрителей, объявив о его «умственном расстройстве». К четырем часам все подписи проставлены, новое заседание назначено на утро понедель­ ника, ранее того часа, когда должно отк­ рыться королевское заседание, чтобы наши 149 духовников-дезертиров не пошли на попятный: мы соберемся в «францисканской церкви Recollets или где-нибудь еще» и бу­ дем надеяться, что наши 149 присоединят­ ся к нам. А теперь пора обедать.

Это и есть то знаменитое «заседание в Зале для игры в мяч», слава о котором разне­ слась по всем землям. Это и есть плод появле-

* Библ. аллюзия; Авдий, начальник дворца царя Ахава, послан пророком Илией сообщить о его при­ ходе; несмотря на смертельную опасность, выпол­ няет поручение. См.: 3-я Книга царств, 18.

ния де Брезе в роли Меркурия! Смешки при­ дворных на «Версальской аллее» смолкли в тягостном молчании. Неужели растеряв­ шийся двор во главе с хранителем печати Барантеном, триумвиратом и Ко полагали, что могут рассеять черным или белым жез­ лом обер-церемониймейстера шестьсот депу­ татов нации, одушевленных идеей националь­ ной конституции, как безмозглых цыплят на птичьем дворе? Цыплята бы с писком разле­ телись, но депутаты нации, как львы, обора­ чиваются, воздев десницу, и приносят клятву, которая сотрясает всю Францию.

Председатель Байи увенчал себя славой, которая стала ему наградой. Национальное собрание теперь дважды и трижды собрание нации, не только воинствующее и мученичес­ кое, но и торжествующее *, оскорбленное, но чувствующее себя выше оскорблений. Париж снова стекается в Версаль, чтобы следить «мрачным взором» за Королевским собрани­ ем 9, которое вновь, и весьма удачно, откла­ дывается до вторника. 149 — среди них есть даже епископы — имеют время величествен­ ной процессией прошествовать к церкви, где их ожидают депутаты общин, и торжественно присоединиться к ним. Депутаты привет­ ствуют их кликами, объятиями и даже сле­ зами умиления 10, потому что теперь речь идет о жизни и смерти.

Что касается самого заседания, то плот­ ники как будто завершили возведение помо­ ста, но все остальное не завершено. Бесплод­ ное, можно сказать роковое, дело. Король Людовик шествует сквозь море людей, угрю­ мых, безмолвных, раздраженных многим, в том числе проливным дождем; он входит к третьему сословию, также угрюмому и без­ молвному, которое промокло, ожидая под узкими арками заднего входа, пока двор и привилегированные сословия не войдут через парадный вход. Король и хранитель печати (Неккера здесь не видно) в многословных

* Все три определения — средневековые обозначе­ ния церкви в ее отношении к миру.

выражениях оповещают о решениях, приня­ тых королем. Три сословия должны голосо­ вать раздельно. С другой стороны, Франция может ожидать значительных конституцион­ ных благодеяний, как определено в 35 стать­ ях 11, читая которые хранитель печати осип. «Каковые 35 статей, — добавляет Его Вели­ чество, снова вставая, — я сам буду претво­ рять в жизнь (seul je ferai le bien de mes peuples) на благо моих подданных», если три сословия, к несчастью, не смогут согласиться между собой об их проведении. В переводе это означает: «Вздорные депутаты Генераль­ ных штатов, вы, вероятно, недолго пробудете здесь! В общем, на сегодня все расходитесь и соберитесь завтра поутру, каждая палата в своем помещении, и беритесь за дело». Таково решение, принятое королем. Коротко и ясно. И на этом король, придворные, дво­ рянство и большинство духовенства удаляют­ ся, как будто все дело удовлетворительно решено.

Они удаляются сквозь море угрюмо без­ молвствующих людей. Не удаляются только депутаты общин, они остаются на месте в мрачной тишине, не уверенные в том, что они должны предпринять. Уверенность есть лишь у одного из них, лишь один понимает и дерза­ ет! Именно теперь «король» Мирабо направ­ ляется к трибуне и возвышает голос до льви­ ного рыка. Воистину его слово кстати, потому что в таких ситуациях мгновение определяет ход столетий. Если бы не присут­ ствие Габриеля Оноре, вполне можно пред­ ставить себе, как депутаты общин, перепу­ ганные опасностями, надвигающимися на них со всех сторон, и бледнеющие при виде блед­ ности соседа, один за другим выскальзывают из зала, а весь ход европейской истории меня­ ется!

Но он здесь. Вслушайтесь в раскаты голоса этого царя лесов, поначалу скорбные и приглушенные, но быстро нарастающие и переходящие в рычание! Глаза загораются при встрече с его взором: «Национальные депутаты были посланниками нации; они

произнесли клятву; они...» Но что это? Льви­ ный рык достиг предела, и вдруг что за явле­ ние? Явление бормочущего нечто де Брезе в роли Меркурия! «Громче!» — кричит кто-то. «Господа! — взвизгивает де Брезе, повторяя свои слова. — Вы слышали приказ короля!» Со вспыхнувшим лицом Мирабо вперяет в него горящий взор и сотрясает черной льви­ ной гривой: «Да, месье, мы слышали то, что было внушено королю; вы, кто не может передавать его приказы Генеральным шта­ там; вы, кто не имеет права ни находиться, ни говорить здесь, вы не тот человек, который может напоминать нам об этом. Идите, месье, и скажите тем, кто вас послал, что мы находимся здесь по воле народа и ничто, кроме силы штыков, не изгонит нас отсю­ да!» 12 Бедный де Брезе, содрогаясь, покидает Национальное собрание, а также — если не считать одного маленького эпизода месяцы спустя — страницы Истории!

Несчастный де Брезе, обреченный жить многие века в памяти людей слабым, с дрожа­ щим бедным жезлом! Мученик поклонения высоким особам, он был верен этикету, заме­ нившему ему здесь, на земле, веру. Короткие шерстяные плащи не могут целовать руку Его Величества, как длинные бархатные... Более того, когда позже бедный маленький дофин был мертв и явилась какая-то официальная делегация, разве он со свойственной ему пун­ ктуальностью не объявил мертвому телу дофина: «Монсеньор, депутация Генераль­ ных штатов!» 13 Sunt lacrimae rerum *.

Что же теперь сделает Oeil de Boeuf, когда де Брезе, содрогаясь, возвратится туда? Выставит пресловутую силу штыков? Нетнет, море людей все еще слишком много­ водно и слишком напряженно следит за происходящим, и даже, волнуясь, оно вры­ вается и вкатывается во дворы самого замка, потому что пронесся слух, что Неккер уволен

вотставку. Хуже того, французская гвардия,

*Слезы сочувствия (лат.). — Вергилий. Энеида, I, 462.