Томас Карлейль – ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ История

ISBN 5-244-00420-4

ББК 63.3(4Фр)

Перевод, послесловие, комментарии, иллюстрации. Издательство «Мысль». 1991

Глава первая ЛЮДОВИК ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ

Председатель Эно *, рассматривая вопрос о том, каковы были причины и обстоятельства, которыми могли быть обусловлены почет­ ные королевские прозвища, признает, что вопрос этот труден, и при этом пускается в следующие «философические» рассуждения, обличающие в нем льстивого чиновника. «Король, носящий имя Возлюбленный **, — говорит он, — вне всякого сомнения, не будет забыт следующими поколениями. В 1744 году он спешно выехал из Фландрии ***, где его войска добились значительных успехов, на помощь другим своим войскам в Эльзасе и на полпути, в Меце, был поражен недугом, кото­ рый едва не пресек его дни. Весть об этом повергла Париж в такой ужас, словно город ожидал неприятельского штурма: в церквах звучали одни только молебны о здравии коро­ ля, то и дело прерываемые рыданиями прихо-

*Имеется в виду председатель парламента — выс­ шего судебно-законодательного учреждения страны в Париже, а также в ряде больших городов Франции (по всей стране было 12 парламентов) с передававшимися по наследству должностями судей

исоветников; должности эти также можно было купить. В 1790 г. эти учреждения были упразднены

иих заменили суды с выборными судьями. См. прим. на с. 64.

**Людовик XV (1710—1774) — с 1715 г. француз­ ский король из династии Бурбонов.

***В войне за Австрийское наследство (1741— 1748), в которой столкнулись интересы главных государств Европы, английские войска высадились во Фландрии и в союзе с войсками германских госу­ дарств Гессена и Ганновера в 1743 г. при Деттин- гене-на-Майне нанесли поражение французам. В 1744 г. успехи сопутствовали Франции.

жан и священников. Именно это всеобщее и искреннее сочувствие и породило имя Bienaimé (Возлюбленный), которое этот великий монарх ставил выше всех своих остальных титулов»1.

Вот, оказывается, что можно написать об этом событии 1744 года в назидание потом­ ству. С тех пор прошло тридцать лет, и опять «великий монарх» сражен недугом, но обста­ новка теперь круто изменилась. Теперь Париж принял эту весть стоически равнодуш­ но. Нет, вы не услышите в церквах рыданий, да и кто станет рыдать на казенных молебнах, которые оплачиваются по установленной таксе за час. Отец народа, пастырь, в очень тяжелом состоянии перевезен из Малого Трианона * к себе домой в Версаль **. Ну а стадо, которому он отец и пастырь, узнав о его болезни, не очень-то взволновано. Разу­ меется, в полноводном, как океан, потоке французской речи (звучащей изо дня в день и смолкающей, как океан, лишь в часы отлива, т. е. глубокой ночью) упоминается наряду с другими событиями и болезнь короля. Даже пари по этому поводу заключаются, и некото­ рые люди, «не стесняясь в выражениях, громко говорят об этом на улицах» 2. Но в общем-то в этот яркий майский день, согре­ тый сияющим над зелеными лужайками и

*Малый Трианон — королевский дворец в Версале со множеством скульптурных фигур, олицетворяв­ ших идиллию сельской жизни. Сооружен в 60-х гг. XVIII в.

**Версаль — город во Франции в 18 км к югозападу от Парижа.

колокольнями Парижа солнцем, и в наступив­ ший затем теплый майский вечер парижанам, занятым делом или бездельем, совершенно все равно, что Возлюбленный находится при смерти.

Графиня Дюбарри *, конечно, могла бы молиться о здравии короля, если б в ее душе имелась хоть малейшая склонность к этому. Вместе с ней мог бы молиться и герцог д'Эгийон ** или Мопу *** вместе со своим «парламентом». Все эти высокопоставленные лица, которые обращались с Францией как извозчик со своей клячей, прекрасно понима­ ли, чем они держатся. Что же касается тебя, д'Эгийон, будь отныне предельно осторожен, каким ты был тогда, когда, находясь на СенКастской мельнице, что на полуострове Киберон, ты смотрел на высаживающийся на французской земле английский десант. Ведь тогда ты «покрыл себя если не славой, то уж мукой наверняка»!

Давно известно, что счастье переменчиво, и верно говорят в народе, что не миновать собаке палки.

Герцог д'Эгийон, губернатор забытой богом Бретани, покрыл себя, как мы уже ска­ зали, мукой. Но не только — водились за ним грешки и похуже. Так, например, Ла Шалоте, член парламента Бретани, обвинял его в презренной трусости, тирании и лихоимстве. Такого рода обвинения в суд, конечно, не попадали, но пищу для разговоров они давали большую, а ведь известно: каждому рот не зажмешь, тем более мысль. В довершение всех бед этот близкий родственник самого великого Ришелье вызвал неудовольствие

* Графиня Мария Жанна Дюбарри (1746—1793) — последняя фаворитка Людовика XV.

**Герцог д'Эгийон (1720—1788) — пэр Франции, губернатор провинции Бретань, министр иностран­ ных дел Людовика XV.

***В 1771 г. в результате конфликта королевской власти с парламентами последние были распущены

ина их месте созданы новые, получившие название «парламенты Мопу» — по имени их инициатора Рене Николя Мопу (1714—1792), занимавшего в 1768—1774 гг. пост канцлера.

канцлера Шуазеля *, человека сурового, решительного и презирающего трусов и него­ дяев.

Бедному д'Эгийону ничего не оставалось, как, уйдя в отставку, умереть в своей постели в старом гасконском замке, который давно требовал ремонта 3, либо свернуть себе шею, гоняясь по полям за зайцами. Но вот наступил 1770 год, и очень, очень многие были потря­ сены происходящими событиями. Одним из них был и возвращавшийся с Корсики моло­ дой солдат Дюмурье **, который «с горечью наблюдал вместе со всей армией, как старый король, стоя с непокрытой головой под окном раззолоченной кареты, любезничал со своей новой... *** всем известной Дюбарри»4.

Вот тут-то и была зарыта собака! Теперь д'Эгийон мог оставить хлопоты, связанные с ремонтом старого замка, и заняться приумно­ жением своего состояния. Дело в том, что гордый и решительный Шуазель не захотел идти на поклон к Дюбарри. К тому же он ни от кого не скрывал, что видит в ней всего лишь разряженную шлюху. Это, разумеется, повлекло за собой слезы и вздохи, так что La France (Франция) — так называла Дюбарри своего августейшего лакея — решился наконец призвать к себе Шуазеля и, хотя запинаясь и «с дрожащим подбородком» (tremblement du menton) 5, все-таки потребо­ вал, чтобы Шуазель подал в отставку. Ушел в отставку самый способный человек только

*Этьен Франсуа Шуазель (1719—1785) — министр иностранных дел при Людовике XV, в 1758— 1770 гг. фактический глава государства. Изгна­ нием иезуитов (1764 г.) он восстановил против себя реакционные клерикальные круги и в результате их интриг был смещен и выслан из Парижа. Пос­ ле его смерти были опубликованы его мемуары (1790 г.).

**Шарль Франсуа Дюмурье (1739—1823) — впо­ следствии французский генерал и политический деятель, честолюбивый авантюрист. Здесь Кар­ лейль неточен: Дюмурье был уже капитаном фран­ цузской армии. — Примеч. пер.

***В тексте Карлейля прочерк, очевидно, выпу­ щено слово. — Примеч. пер.

лишь потому, что этого хотелось взбесив­ шейся шлюхе! Вот каким образом д'Эгийону удалось сначала подняться, а затем и достичь вершины. Он потянул за собой Мопу, этого гонителя парламентов, похвалявшегося, например, что если строптивый председатель парламента в Кроэ, в Комбрэ, не станет сго­ ворчивее, то он посадит его на вершину кру­ той скалы, куда ни одной козе не взобраться. А вслед за ним наверх поднялся и аббат Террэ *, этот беззастенчивый финансист, пла­ тивший восемь пенсов за шиллинг, что дало повод какому-то остряку в толпе перед теат­ ром воскликнуть: «Где же ты, аббат Террэ, почему ты не сократишь нас хотя бы на треть!» И вот эта троица (поистине с помощью черной магии) обосновалась во дворце Армиды **, в котором царила шлюхаволшебница, игравшая в жмурки с вновь испеченным канцлером Мопу, подарившим ей в благодарность за назначение карликовнегров. Ну а христианнейший король был наверху блаженства в этом дворце, совер­ шенно не интересуясь тем, что происходит снаружи. Хотя однажды у него и вырвалось: «Конечно, мой канцлер — мерзавец, но что бы я без него делал!» 6

А между тем этот роскошный волшебный дворец, убаюканный нежной музыкой лести, поистине висит на волоске. Разве не может наш христианнейший король серьезно забо­ леть или, не дай бог, умереть? Ведь пришлось же когда-то гордой красавице Шатору ***

бежать из Меца в слезах и в гневе, когда король лежал без памяти в лихорадке и когда всем распоряжались пропахшие ладаном попы да монахи. И вот ведь что интересно: когда и лихорадка и монахи исчезли, она уже

*Жозеф Мари Террэ — аббат, генеральный кон­ тролер финансов.

**Армида — главная героиня поэмы Tacco «Осво­ божденный Иерусалим», волшебница, влюбленная

вгероя поэмы Ринальдо. Силами чар и колдовства она удерживает его в своем волшебном замке.

***Герцогиня де Шатору (Мари Анн де ла Турнелль) (1717—1744) — фаворитка Людовика XV.

больше не вернулась на свое прежнее место. А разве не пришлось Помпадур* собирать чемоданы, когда Дамьен ** «легко ранил его величество под пятое ребро» и все боялись, что кинжал отравлен? Сколько она пережи­ ла, несясь в Трианон в карете, освещенной неверным светом факелов, слушая дикие крики охраны! И какое счастье, что ее дур­ ные опасения не сбылись! Ну что ж, вероят­ но, все так хорошо обошлось потому, что его величество — человек верующий: он ведь верит... верит, ну, например, в дьявола. И вот снова грозное испытание, третье по счету. И снова никто не знает, что теперь будет. А доктора глядят как-то мрачно и всё пытаются выведать, не болел ли король раньше оспой, и, узнав, что болел, недоверчиво качают головами. Ну что ж, Мопу, хмурься и щурь свои крысиные глазки, дело обстоит действи­ тельно серьезно. Кто не знает, что человек смертен, но ведь иногда бывает и так, что со смертью человека безвозвратно рушатся соз­ данные волшебные чары, а саму волшебницу вихрь уносит куда-то далеко-далеко, в беско­ нечность. И вместе с нею навсегда исчезают и подземные духи, не оставив после себя ниче­ го, кроме запаха серы.

Так пусть же эти люди и те, кто их поддер­ живает, станут молиться, ну хоть Вельзе­ вулу *** или кому бы то ни было, кто захотел бы внимать их молитвам. Только вся осталь­ ная Франция, как уже было сказано, молитв не возносит, разве что громко говорит на ули­ цах, «не стесняясь в выражениях». Ведь не станут же в замках и гостиных, где в духе философии Просвещения принято подвергать беспощадному анализу любые вопросы,

*Маркиза де Помпадур (Жанна Антуанетта Пуас­ сон) (1721—1764) — фаворитка Людовика XV.

**Робер Франсуа Дамьен (1715—1757). В январе

1757 г. ранил перочинным ножом Людови­ ка XV, желая «предупредить его, что Франция по­ гибает». Был четвертован.

*** Вельзевул — в Новом завете Библии имя главы демонов.

молиться о здравии короля, тем более что, вспомнив о нем, сразу вспомнишь победу при Росбахе *, расстроенные Террэ финансы, ну и конечно же шестьдесят тысяч королевских указов об аресте (Lettres de Cachet) **, подпи­ санных по просьбе Мопу. О каких, Эно, моли­ твах может идти речь? Может ли молиться страна, которую попирает нога шлюхи, кото­ рая истощена до такой степени, словно пере­ жила несколько чумных эпидемий, которой стыдно глядеть в глаза соседям? Может быть, скитающиеся по всем дорогам Франции, подыхающие от голода, похожие на пугало люди станут молиться за короля? Или, может быть, это сделают миллионы забитых, оту­ певших от непосильного труда на пашнях и в мастерских людей, которые потому только спокойны, что, подобно слепой лошади в шахте, не сознают того, что происходит? Может быть, это сделают те, кто лежит в госпитале Бисетра *** по восемь человек на койке, кто ждет не дождется смерти — изба­ вительницы от крепостного рабства? Нетнет, не станет молиться тот, у кого в голове нет и проблеска мысли, у кого душа зады­ хается во мраке; не станет молиться тот, кому великий монарх известен как главный в стране скупщик хлеба. Ну а если до когонибудь из этих людей дойдет весть о болезни короля, то он только скажет мрачно: «Tant

*Речь идет о времени глубоких внешних потря­ сений для Французского королевства: 5 ноября 1757 г., в период Семилетней войны, при Росбахе (в прусской Саксонии) прусская армия под коман­ дованием Фридриха II разбила французов.

**Леттр де каше — письмо с печатью. В фео- дально-абсолютистской Франции приказ, подписан­ ный королем и скрепленный королевской печатью. Обычно этот бланк королевского приказа о заклю­ чении в тюрьму без суда любого человека выда­ вался полиции с пробелом в том месте, где должна быть указана фамилия обвиняемого. Леттр де каше могли также выдаваться по просьбе главы семьи, желавшего наказать кого-либо из родственников за безнравственное поведение.

***Бисетр — тюрьма в Париже, «этот ужасающий вертеп пороков, безумия, нищеты и заразы» (см.: Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. Т. I. Кн. первая. М., 1976. С. 333).

pis pour lui» (Тем хуже для него), а скорей всего спросит: «Неужто умрет?»

Да-да, неужто умрет? Вот главный, волну­ ющий всю Францию вопрос. В этом вопросе таится надежда, что так оно и будет, и только поэтому болезнь короля вызывает хоть какой-то интерес.

Глава вторая ОСУЩЕСТВЛЕННЫЕ ИДЕАЛЫ

Вот какими представляются нам Франция и ее король. О да, конечно, очень многое измени­ лось, но это не сразу заметишь! Современ­ ному историку, окажись он в спальне боль­ ного Людовика, многое показалось бы оче­ видным, что, разумеется, отнюдь не очевидно для придворных короля. Напомним хорошо известное: «Любой предмет является неис­ черпаемым объектом для познания, и глаз видит в предмете ровно столько, сколько смо­ трящий понимает в нем». Как, например, поразному видят Вселенную Ньютон и его собака Дайэмонд! А между тем картинка на сетчатке глаза у них, весьма возможно, была одинаковой. Постарайтесь же, дорогой чита­ тель, взглянуть на умирающего Людовика глазами разума.

В былые времена люди могли, так ска­ зать, сделать себе короля из кого угодно, воз­ неся этого человека над собой и декорировав его соответствующим образом, как, напри­ мер, это делают пчелы, и, что самое любо­ пытное, люди покорно подчинялись ему. И вот этот соответствующим образом декори­ рованный человек, отныне именуемый коро­ лем, несет на себе всю тяжесть управления. Вот, например, он «руководит военными опе­ рациями во Фландрии» — так это все называ­ ют, а некоторые в это даже верят, в то время как на самом деле его просто привезли туда как какой-нибудь чемодан, причем чемодан отнюдь не легкий. Вместе с ним привезли и его фаворитку, бесстыжую Шатору, с ее кар­ тонками и банками для румян. На каждой