Канке В.А. Энциклопедия философии науки

Глава 12. Философия науки в структурализме, постструктурализме и постмодернизме

ложного и истинного. Правомерность (легитимность) науки должна быть доказана на основе документов и экспериментов [14, с. 66–67]. Беда, однако, состоит в том, что перформативные и прескриптивные высказывания остаются вне науки, их лигитимность не может быть доказана научным путем. Наука встречается с трудностями уже при обосновании собственной правомерности. Так, согласно теоремам К. Г¸деля, даже истинность самой образцовой математической теории (арифметики) в ней самой недоказуема. Односторонность науч- ной эпохи нашла свое разрешение в паралогическом, т. е. отклоняющемся от науки, знании.

Паралогика выступает как множащееся число языковых игр, кибернетических, логических, математических, гуманитарных: «Никто не владеет целым», принцип универсального языка оказался полностью разрушенным [14, с. 99, 106]. Легитимность информации оценивается не по критериям истинно/ложно, а по степени ее операциональности (эффективности). На место нарративного и научного знания пришла агонистика многообразных языковых игр, позитивная оценка дисконсенсуса, без которого нет творчества и воображения, открытости производству новых высказываний и идей.

Паралогика существенно трансформировала всю философию, в том числе казавшийся незыблемым принцип реальности. «...Реальности, кроме той, что удостоверяется между партнерами неким консенсусом относительно их познаний и обязательств, не существует» [15, с. 109]. Реальность не представима более в форме объектов. В этой связи Лиотар противопоставлял объективно ориентированной эстетике прекрасного эстетику возвышенного. Эстетика возвышенного – это не тоска по реальному, а сотворение непредставимого, что не дает «сделать себя присутствующим» [15, с. 112]. Что нас завораживает в квадрате Малевича? Не реальность квадрата, а то непредставимое и виртуальное, что скрыто в нем/за ним.

Постмодернизм выступает и как определенная этическая программа. Он зовет к экспериментированию, решительно отвергает желание заняться поиском устраивающих всех единства, идентичности, безопасности, консенсуса. Кто следует этому желанию, неминуемо попадает в тиски террора, вполне возможного в информационном обществе. Избегая его, каждый человек должен набраться смелости и взять ответственность за свое поведение на себя. Люди, как

171

Часть 1. Общая философия науки

«атомы» общества, расположены на пересечении прагматических, т. е. жизненно важных для них связей [14, с. 47]. Паралогика довлеет над ними. Тем не менее субъектом принятия решения является не паралогика, а индивид, активный и добросовестный участник языковых игр. Только в этом случае он способен избежать террора.

12.5. Характеристика философского постмодернизма

Постмодернизм – интернациональное философское движение, наиболее ярко представленное плеядой французских философов (Ж. Лиотар, Ж. Деррида, Ж. Бодрийар, Ж. Дел¸з, Ф. Гваттари, Ю. Кристева и др.). Характерные особенности постмодернизма как философского движения содержатся в работах его творцов. При кратчайшем обобщении доминантами философского постмодернизма являются:

•агонистика языковых игр (а не логика),

•дисконсенсус (а не консенсус),

•дискретность (а не непрерывность и прогресс),

•множественность (а не единство),

•нестабильность (а не стабильность),

•локальность (а не пространственная всеобщность),

•фрагментарность (а не целостность),

•случайность (а не необходимость),

•открытость (а не замкнутая системность),

•игра (а не плановая цель),

•анархия (а не иерархия),

•рассеивание (а не центрирование),

•негативность (а не позитивность),

•движение по поверхности вещей и слов (а не в глубь их),

•след (а не обозначаемое и обозначающее),

•симулякр (а не образ),

•лабиринт (а не линейность),

•неопределенность (а не определенность),

•имманентное (а не трансцендентное),

•эстетика парадоксально-возвышенного (а не прекрасного и представимого),

•соблазн страстей (а не производство).

172

Глава 12. Философия науки в структурализме, постструктурализме и постмодернизме

Упрощая до крайности характеристику постмодернизма, можно определить его как деконструкцию и рассеивание текста, сопряженные с внезапностью соблазна. Как и во всяком философском движении, в постмодернизме есть свои крайности. Порой он культивируется в форме малоосмысленного безудержного философского авангардизма, вполне заслуженно подвергаемого критике. С другой стороны, постмодернизм часто выступает как вполне умеренная реакция на многочисленные новации современной жизни. Такая чуткость, надо полагать, заслуживает поддержки.

12.6. Заключительные замечания

В данной главе история французской философии была рассмотрена по схеме: структурализм – постструктурализм – постмодернизм. Характеристика каждого звена этой цепочки позволит нам уяснить содержание рассмотренных выше философских проектов.

Структурализм вошел в историю культуры как форма научной философии. Кое-что было поставлено с ног на голову: так, язык стал считаться более реальным, нежели внешний по отношению к человеку мир. Несмотря на указанную перестановку многие концепты науки сохранили свое значение. Это относится, в частности, к понятиям закона, знака и истины. Концепт знака позволял определить различие между обозначаемым и обозначающим и, следовательно, совершать переходы между языком (обозначающим) и вещами (обозначаемым). Тревогу вызывали в основном два обстоятельства: структуры выступали как малоподвижные тотальности, ограничивающие свободу человека. Структурализм стали квалифицировать как «смерть субъекта». Начался бурный отток философов от структурализма к постструктурализму.

Постструктурализм сводится в основном к существенному пересмотру структуралистской лингвистической модели. Во-первых, от языка больше не переходили к вещам. Здесь приходит на память одна небезынтересная историческая параллель. Беркли и Юм не допускали возможности перехода от чувств к вещам; постструктуралисты запрещают двигаться от языка к вещам. В связи с этим запретом Деррида критикует концепцию обозначающего (семантического) знака.

173

Часть 1. Общая философия науки

Во-вторых, языку стали придавать свойства подвижности. Фуко рассматривал историю языка и наблюдал в нем различные трансформации. Деррида деконструирует язык. Все стараются обнаружить в соотношении элементов языка различия и подвижности. О «смерти субъекта» говорят все реже, но по отношению к языку личность все еще вторична. Субъект принадлежит языку, а последний лишен сознания. Наследие структурализма не позволяет постструктуралистам внятно и толково представить человека как существо чувствующее и мыслящее. В-третьих, постструктуралисты, отказавшись от понятия семантического знака, начинают отходить от идеалов науки. Деррида видит в науке неисправимый логоцентризм, который он с нескрываемым энтузиазмом деконструирует.

По мере наращивания усилий постструктуралистов конституируется постмодернизм с его агонистикой языковых игр. Модель языковой приоритетности сохраняется, правда несколько странным образом. Вопреки ей стараются вывести из философской комы субъекта, которому приписывают страсти (Деррида), соблазны (Бодрийар), возвышенные воображения, насыщенное болью и страданием (Лиотар), короче, все, кроме разума. «Смерть субъекта» преодолена, но чисто волевым способом. Довольно скандально выглядит ситуация и с разумом человека. Согласно посмодернистам человек не может устроить свою жизнь рационально, ибо этого не допускает агонистика языковых игр. Но многие философы полагают, что нет оснований для отрицания разумности человека. Ведь разумные существа по определению способны к рационально устроенной жизни. Вызывает также возражение непримиримость постмодернистов по отношению к науке. Когда Лиотар ограничивал сферу науки денотативными (описательными) высказываниями, он глубоко заблуждался. В гуманитарных и технических науках перформативные и прескрептивные высказывания используются постоянно. Все рекомендации, которые сообщаются от имени технических и гуманитарных наук, являются прескрептивными (предписывающими) высказываниями.

Лиотар явно абсолютизировал моменты паралогичности языковых игр. Он упустил из вида важнейшие обстоятельство: между языковыми играми, которые кажутся столь несопоставимыми, ученым всегда, без каких-либо исключений, удается установить так называ-

174

Глава 12. Философия науки в структурализме, постструктурализме и постмодернизме

емые интерпретационные связи. Кибернетики прекрасно ориентируются в многообразии языков программирования и вопреки философским установкам Лиотара отнюдь не считают ими излюбленную деятельность ненаучной. По сути, все доминанты постмодернистского философствования (паралогика, случайность, неопределенность, локальность и т. д.) прекрасно освоены наукой. Похоже, что в дистанцировании от науки постмодернисты зашли слишком далеко.

Наши критические замечания в адрес философских проектов структурализма, постструктурализма и постмодернизма ни в коем случае не умаляют их положительные черты. Каждый из этих проектов состоятелен, но не абсолютно, а относительно. Особо следует отметить, что в указанных философских системах интереснейшей разработке подверглась их лингвистическая составляющая, которая, как правило, абсолютизировалась. Постмодернисты призывают к открытости. Если они последуют своему призыву, научное и философское сообщество будет непременно обогащено новыми интереснейшими проектами.

В заключение коснемся весьма примечательной дискуссии, которая ведется на страницах многих философских и научных журналов и книг. Абсолютное большинство ее участников располагаются по разные стороны одного и того же барьера, разделяющего (якобы по определению) науку, с одной стороны, и искусство (другой вариант – жизнь), с другой стороны. Выступающие от имени науки упрекают философский постмодернизм в игнорировании департамента истины, без которой немыслима целесообразная жизнь человека [16]. С другой стороны, утверждается, что невозможно оставаться в сфере науки, которая будто бы отворачивается от многочисленных индивидуальностей исторической жизни. Наука, мол, приходит в противоречие с безбрежностью жизни [17, с. 120–123]. На наш взгляд, обе эти позиции выглядят односторонне и в конечном счете сводятся к противопоставлению эстетической теории всем другим теориям. Все перипетии жизни подвластны науке, культивирующей различные типы теорий. Но, разумеется, лишь в том случае, если науку не отселять насильно в резервации давно устаревших идеалов. Кажется, нет более живучего мифа, чем сказание о недоступности науке индивидуального и чувственно-эмоциального.

175

Часть 1. Общая философия науки

Литература

1.Фуко М. Жизнь: опыт и наука // Вопросы философии. – 1993. – ¹ 5.

–Ñ. 43–53

2.Леви-Стросс К. Структура и форма. Размышление об одной работе Владимира Проппа // Семиотика. Антология. – М., 2001. – С. 423–452.

3.Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. – М., 1990.

4.Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. – М., 1977.

5.Леви-Стросс К. Структурная антропология. – М., 1985.

6.Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. – М., 1995.

7.Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М., 1994.

8.Фуко М. Археология знания. – Киев, 1996.

9.Фуко М. Воля к истине. – М., 1996.

10.Деррида Ж. Грамматология. – М., 2000.

11.Жак Деррида в Москве. – М., 1993.

12.Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопросы философии. – 1992.

–¹ 4. – Ñ. 53–57.

13.Деррида Ж. Эссе об имени. – М.; СПб., 1998.

14.Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна. – М.; СПб., 1998.

15.Лиотар Ж.Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // Общественные науки за рубежом. – Сер.3. – Философия. – 1992. – ¹ 5, 6. – С. 102– 114.

16.Деннет Д. Постмодернизм и истина. Почему нам важно понимать это правильно // Вопросы философии. – 2001. – ¹ 8. – С. 93–100.

17.Кнабе Г.С. Строгость науки и безбрежность жизни // Вопросы философии. – 2001. – ¹ 8. – С. 113–124.

176

Глава 13. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

13.1. Основатели аналитической философии: Дж. Мур, Г. Фреге, Б. Рассел

Аналитическая философия – влиятельнейшее философское движение, характерное прежде всего для англоязычных стран. Она – ровесница XX в. Ее особенности связаны в первую очередь с повышенным вниманием к языку и его логическому анализу. Следует отметить, что лингвистический поворот в философии впервые был осуществлен именно аналитиками. Вслед за ними его поддержали философы других направлений. Родиной аналитического движения по праву считается английский Кембридж, где провели всю свою жизнь Джордж Мур и Бертран Рассел. Однако там, где заходит речь о Расселе, как правило, упоминают и немца Готтлоба Фреге, который, подобно своему английскому коллеге, является одним из основателей математической (операторной) логики. В Кембридже аналитическая философия формировалась в остром противостоянии с гегельянцами Ф. Брэдли и Дж. Мак-Таггарта, абсолютный идеализм которых был подвергнут резкой критике со стороны аналитиков.

Джордж Мур (1873–1958) выступил в защиту здравого смысла и обыденного языка, согласно которым материальные вещи существуют независимо от идей [1, 2]. Предложенный им аналитический метод был безусловно отмечен печатью новаторства. Мур тщательно анализировал содержание суждений, смысл каждого слова. Ошибоч- ные высказывания отвергались, а сложные предложения сводились к простым. Изначально аналитический метод выступал, особенно у Фреге, как антитеза психологизму. В посткартезианской философии акцент делался на восприятие предметов сознанием. За работой сознания с трудом просматривался мир предметов. Аналитики, настаивая на прямом, не искаженном психикой человека контакте языка, с реальностью разом избавлялись от всех тупиков психологизма, связанных, в частности, с трудностью обоснования реальности материальных вещей. Если внешний мир всего лишь обозначается языковыми средствами, вопрос о его нереальности просто снимается с повестки дня. Согласно аналитикам в распоряжении человека есть

177

Часть 1. Общая философия науки

нечто такое, что позволяет судить о внешнем мире с максимальной степенью ясности. И этим нечто является язык. Бесспорно, существует определенная связь между сознанием и языком, но инстанцией истинности является язык.

Еще одна существенная особенность философского аналитизма состояла в особом внимании к деталям, что приводило к необходимости структурирования всякого сложного образования. Мир не монолитен, он структурирован, состоит из элементов (вещей, чувственных данных, предложений), отношения между которыми как раз и следует подвергнуть тщательному анализу. Излюбленные в среде идеалистов рассуждения об интуитивном постижении целого не принимаются аналитиками. Во-первых, интуиция недостоверна; вовторых, целое – если оно действительно существует, – должно быть понято как связь его элементов.

Аналитическое внимание к языку сопровождалось заинтересованностью к логике. Именно в этой связи на философскую авансцену выступили два логика и математика Готтлоб Фреге (1848–1925) и Бертран Рассел (1872–1970). Они оба были недовольны состоянием и математики (теориям которой недоставало аксиоматической строгости), и логики (все еще удовлетворявшейся аристотелевской силлогистикой), и философии (с ее плохо прорефлектированными суждениями). Не только Фреге и Рассел, но и другие аналитики увидели выход из положения в логическом анализе языка, причем любого языка, как естественного, так и искусственного (например, математики).

В отсутствие логического анализа языков они вводят в заблуждение. Показателен в этом смысле анализ слова «существование». Согласно логике, истинным, или логичным может быть суждение «S есть P» или «S не есть P», но никак не «S есть» или «P есть». Существование не может быть высказано в связи с именем, а лишь в связи с именем (S) и предикатом (P). Существование не есть предикат (признак). Нелепо утверждать, что «стол существует». Стол может быть круглым, тяжелым, красного цвета, но он не обладает свойством существования, которое отнюдь не случайно не может быть зафиксировано каким-либо образом. Допустимо утверждать: «существует такой-то стол», – но ошибочно считать, что стол существует. Когда утверждается, что «существует такой-то стол», имеется в виду не су-

178

Глава 13. Аналитическая философия и наука

ществование как некоторый признак, а лишь вполне определенный факт, наличие у стола некоторого свойства. Р. Карнап иронизировал по поводу знаменитого изречения Р. Декарта: из «я мыслю» никак не следует «я существую». Ошибался и М. Хайдеггер, утверждавший существование ничто [3, c. 83, 89].

Расселу не без труда удалось в своей теории дескрипций разработать процедуру осмысления таких выражений, как «нынешний король Франции не существует» [4, c. 22]. В современной Франции нет короля, но в рассматриваемом предложении постулируется существование короля Франции в качестве субъекта. Получается, что необходимо предположить его существование, хотя он и не существует. Путаница возникает из-за того, что предикат «быть королем нынешней Франции» превращен в субъект «нынешний король Франции». Любая дескрипция должна быть приведена к виду, исключающему обозначение предикатов именами, которые соотносятся, по определению только с субъектами. Предложение: «Нынешний король Франции не существует», – следует заменить, например, таким: «Нет такого человека, который был бы королем нынешней Франции». Предложение: «X – король нынешней Франции»,– будет ложным при подстановке вместо X имени любого ныне здравствующего человека.

И Фреге, и Рассел отказались от субъект-предикатной логики, согласно которой в каждом предложении проводится различие между субъектом и его свойством. Субъект-предикатная форма языка оказывается недостаточной в тех случаях, когда в предложении говорится о нескольких субъектах или же выражается суждение об отношениях, а не свойствах. Расселу удалось показать, что отношения не сводимы к свойствам [4, c. 29]. Ему принадлежит глубокое наблюдение: субъект-предикатная логика не является логикой отношений. Лейбниц, знавший лишь субъект-предикатную логику, был вынужден считать, что монады не соотносятся друг с другом, а находятся в предустановленной гармонии. Введение представления о предустановленной гармонии является платой за приверженность субъектпредикатной логике.

Отказ от субъект-предикатного ограничения логики потребовал введения в логику понятия функции, точнее – понятия пропозициональной функции. По своей структуре пропозициональная функция сходна с предложением с переменными, которые принимают ряд

179

Часть 1. Общая философия науки

значений. Область определения пропозициональной функции принимает два так называемых истинностных значений: истинно и ложно. Примеры пропозициональных функций: x – спортсмен первого разряда; x > y. Использование пропозициональных функций, соединяющих связок типа «и», «или», «если...,то...», а также кванторов и кванторных переменных, позволило представить в символическом виде так называемое исчисление высказываний. Формальная логика была превращена в математическую логику. Исчисление высказываний следует расценить как огромный успех в логическом осмыслении процессуальности языка.

Разумеется, Фреге и Рассел во многом были не согласны друг с другом. По Фреге, имя обозначает денотат, предмет. Так, имя «планета Венера» является обозначением вполне определенного объекта – планеты, которая наблюдается астрономами. Предложение обозна- чает смысл. Так, предложения «Венера – утренняя звезда» и «Венера – вечерняя звезда» обозначают два различных смысла. Наряду с денотатом имени и смыслом предложения Фреге различал также представление и мысль. Представление – это субъективный образ денотата. Мысль – это то, к чему применимо понятие истинности [5, c. 21]. Мысль постигается мышлением человека, но существует независимо от него: 2Ч 2=4 – истинно, а 2Ч 2=5 – ложно на вечные времена и независимо от того, размышляет ли кто-либо над двумя указанными соотношениями. Мы называем имя, высказываем смысл, владеем представлением и постигаем мысль. Решающая идея Фреге состояла в том, что мысль не создается мышлением, как считают сторонники психологизма, а лишь фиксируется им. Он сетует на то, что в языке нет подходящего слова для выражения отношения, которое существует между мыслью и мышлением [5, c. 42]. Любое слово, которое используется для описания указанного отношения, непременно приводит к излишним, способным ввести в заблуждение ассоциациям. Мышление – это не психический, а языковый процесс фиксации того, что является предметом логики. Строго говоря, понятие истинности относится не к языку, а к логическим реалиям.

Рассуждения Фреге о непсихической природе мысли кажутся, на первый взгляд, весьма необычными и даже странными. Но как аналитик он весьма последователен. Стремясь к научной ясности, аналитик отказывается судить об исследуемых явлениях на основе пси-

180