Канке В.А. Энциклопедия философии науки

Глава 5. Философия науки в Новое время

Гоббс считал всех людей равными от природы [6, с. 93]. Недостатки того или иного человека компенсируются его достоинствами. Равенство людей ведет к их взаимному недоверию и даже к войнам. Чтобы предотвратить их, необходим общественный договор, который должен обеспечить мир, свободу людей и справедливость. Локк, также как и Гоббс, стремился вывести естественное право из естественного состояния людей. Люди вынуждены объединиться в гражданское общество посредством общественного договора для того, чтобы защитить себя и свою собственность [7, т. 3, с. 317]. Решающее новшество Локка состояло в требовании разделения властей: законодательной, исполнительной и судебной [7, т. 3, с. 346–355]. Отсутствие разделения властей приводит к диктатуре государства.

Вершиной социально-политической мысли XVII–XVIII вв. являются воззрения Ж.-Ж. Руссо. Он поставил вопрос о том, каким должен быть закон, чтобы освободить людей от социальных оков [13, с. 152–153]. Руссо понимал, что социальную жизнь следует не объяснять, а проектировать. Каким образом? Посредством соглашений. Во имя чего? Для обеспечения равенства, свободы людей и справедливости. В отличие от многих своих коллег Руссо очень четко осознавал, что естественное право никак не следует из естественного состояния людей. Социальные законы не совпадают с природными и не выводятся из последних. Руссо подчеркивал, что социальное устройство необходимо постоянно совершенствовать, иначе добро неминуемо превратится в зло. Это, кстати, относится и к демократии, и к системе голосования.

Таким образом, творчество Гоббса, Локка, Руссо, равно как и других мыслителей Нового времени, чьи произведения остались за пределами нашего анализа, свидетельствуют о трудностях становления общественных наук. В чем именно состоит специфика этих наук, было известно тогда лишь в самых общих чертах.

5.10. Заключительные замечания

Отметим главные составляющие философии науки Нового времени. Это, бесспорно, эмпирицистская эпистемология (Локк и др.), рационалицистская методология (Декарт и др.) и трансцендентализм (Канта). Если в XVII в. вырабатывались основные принципы фило-

91

Часть 1. Общая философия науки

софии науки, то в XVIII в. смысловые векторы, выработанные ранее, широко внедрялись в различные сферы жизнедеятельности людей от морали до политики. Но эпоха Просвещения с кантовским девизом – «Имей мужество пользоваться своим собственным рассудком!» – неожиданно для ее идеологов закончилась якобинским террором во Франции и кровопролитными наполеоновскими войнами в Западной и Восточной Европе. В этой связи философия Нового времени, в том числе философия науки, получает неоднозначную характеристику.

Среди философов широкую известность приобрела трактовка Просвещения, данная представителями первого поколения Франкфуртской школы, М. Хоркхаймером и Т. Адорно, в качестве саморазрушающегося инструментального разума [14, с. 9–11]. Разум, который используется людьми как инструмент для господства над природой и себе подобными, некритичен и, в конечном счете, повергает человечество в пучину бедствий. Два упомянутых автора явно отождествляли научный разум с инструментальным. Значительно более аргументированной представляется нам позиция представителя второго поколения франкфуртцев Ю. Хабермаса, который рассматривает Новое время в целом, а также ее науку как незаконченный проект [15]. Он противопоставляет инструментальному разуму коммуникативный, ориентирующийся на этику ответственности.

На наш взгляд, философия науки Нового времени – это действительно проект, реализация которого с позиций сегодняшнего дня оставляет желать лучшего. Но не потому имел место якобинский террор, что его организаторы опирались на науку. Как раз наоборот, о совершаемых ими деяниях у них были поверхностные представления, весьма далекие от научных. Право силы имеет место там, где люди не способны осознать подлинный смысл своих действий. В деле же такого осознания нет альтернативы науке и философии науки. Представление об инструментальном характере науки поверхностно, оно не выражает подлинного содержания научного знания. В свете сказанного особый интерес представляют философско-научные изыскания, предпринятые мыслителями XIX в.

92

Глава 5. Философия науки в Новое время

Литература

1.Эйнштейн А. Собр. науч. тр.: В 4 т. – М., 1967. Т.4.

2.Декарт Р. Соч.: В 2 т. – М.,1989. Т.1.

3.Лейбниц Г.В. Соч.: В 4 т. – Ì.,1982–1989.

4.Êàíò È. Ñî÷.: Â 6 ò. – Ì.,1964–1966.

5.Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. – М.,1972. Т.2.

6.Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. – М., 1972. Т.2.

7.Ëîêê Äæ. Ñî÷.: Â 3 ò. – Ì.,1985. Ò.1.; 1988. Ò.3.

8.Беркли Дж. Соч. – М.,1978.

9.Юм. Д. Трактат о человеческой природе: В 3 кн. – М.,1995.

10.Кондильяк Э.Б. Соч.: В 3 т. – М.,1980. Т.1.

11.Лаплас П.С. Опыт философии теории вероятности. – М., 1908.

12.Спиноза Б. Избранные произведения. – Р/Д.,1998.

13.Руссо Ж.-Ж. Трактаты. – М., 1969.

14.Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения – М., 1997.

15.Хабермас Ю. Модерн – незавершенный проект // Вопросы философии. – 1992. ¹ 4. Ñ.40–52.

93

Часть 1. Общая философия науки

Глава 6. ФИЛОСОФИЯ НАУКИ В XIX в.

6.1. Романтизм и идеализм

XIX в. также относят к Новому времени. В научно-философском отношении он, безусловно, сохраняет преемственность с предыдущим периодом. Из английского эмпиризма вышел и позитивизм О. Конта, и индуктивизм Дж.С. Милля, и эмпириокритицизм Р. Авенариуса и Э. Маха. Идеи Канта стремились развить И. Фихте и Г. Шеллинг. Последний сыграл существенную роль в становлении диалектического идеализма Г. Гегеля. Гегельянство было воспринято и переработано К. Марксом и Ф. Энгельсом. Наконец, в конце века кантовский ренессанс реализовался в форме двух неокантианских школ – Марбургской (Г. Коген) и Баденской (В. Виндельбанд, Г. Риккерт). Разумеется, не обошлось в XIX в. и без существенных научно-философских новаций. Именно на последнее будет обращено первостепенное внимание в тексте данной главы. Отметим также, что для философии науки XIX в. характерен непреходящий интерес к специфике так называемых наук о духе. Вокруг этого вопроса происходили напряженные баталии, в которых многим философам пришлось испытать и крах надежд, и горечь разочарований.

Иоганн Фихте (1762–1814) был искренне убежден, что Канту не удалось должным образом понять главную особенность науки. Расхождения Канта и Фихте касались следующего вопроса. У Канта из трех познавательных способностей – рассудка, эстетической способности суждения и разума – свободен лишь последний: только в разуме человек имеет дело с безусловным, с тем, что никак не ограни- чено ни природой, ни обществом. Фихте перенес постулируемую Кантом свободу разума на все познавательные способности, обеспе- чивающие реальность всего корпуса наук. Получилось, что человек в науке едва ли не абсолютно свободен, в том числе и тогда, когда он постулирует Я, не-Я и их взаимоограничение. Вряд ли Фихте понимал, что он абсолютизировал взятую из кантовской философии ее ненаучную часть (у Канта научен рассудок, а не разум). В итоге Фихте, как верно подметил Гегель, остался в «безысходном кругу одних лишь субъективных представлений» [1, с. 297]. Фихте – автор книги

94

Глава 6. Философия науки в XIX в.

«Наукоучение». Строго говоря, ее содержание весьма далеко от запросов науки.

Фридриху Шеллингу (1775–1854), как и Фихте, было неуютно в пределах рассудка, которому противопоставлен разум. В этой связи он стал известен как натурфилософ и автор трансцендентального идеализма (так Шеллинг называл свое учение). Философию природы Шеллинг строил умозрительно, без вхождения в существо и тонкости естественнонаучного знания. Природа выступала у него как становление бессознательного динамического начала, борьбы противоположностей. С позиций современной науки такая трактовка природы граничит с мифологией и не может быть принята. Натурфилософия – это тщетная попытка развить философию естествознания без учета его научного содержания.

Что касается идеализма Шеллинга, на самом деле он не трансцендентален, как утверждал автор, а трансцендентен. Отнюдь не слу- чайно Шеллинг пришел к философии откровения, в рамках которой абсолют понимается как Бог. Напомним читателю, что к Богу, равно как и к любому безусловному и абсолютному, ведет не трансцендентальное знание, привязанное к опыту людей, а так называемая самоочевидная интуиция. Кроме того, Шеллинга очень интересовал вопрос о единстве особенного и общего. Он крайне важен в деле понимания науки. Выше неоднократно подчеркивалось, что единство особенного и общего действительно имеет место и реализуется в на- учных концептах. Шеллинг был, однако, весьма далек от понимания природы научных концептов. Он полагал, что особенное и общее в их единстве образуют символ [2, с. 106], каковой входит в содержание не науки, а искусства. Искусство – это, по сути дела, образец для науки.

Если бы Шеллинг, поставив вопрос о природе концептов в искусствознании, обратил особое внимание на категорию символа, его мысль не покидала бы сферу науки. Он, напротив, вводил представление о символе чисто умозрительно, да к тому же весьма голословно придавал ему образцовое значение по сравнению с концептами науки. Отойдя от науки в сферу трансцендентного, Шеллинг потерял связь как с ней, так и с философией науки. Что же касается категории символа – излюбленного предмета многих мистиков, – она получает научное истолкование в семиотике, науке о знаках. Сим-

95

Часть 1. Общая философия науки

вол – это сложный знак, осмысление которого требует использования концептов. В конечном счете выясняется, что символ имеет концептуальное содержание. Это обстоятельство проходит мимо тех, кто дает символу мифологическое истолкование.

Фихте и Шеллинг во многом определили философское содержание романтизма, лидерами которого являлись также Ф. Шлегель, Новалис, Ф. Шлейермахер. Абсолютно свободное Я у Фихте и обожествленная природа у Шеллинга – это продукты романтического воображения с его непременной тягой к бесконечному, фантазии, иронии и неисповедимому. Романтизм чурается науки, которая якобы приземляет творческих людей на почву серых понятий. В начале XIX в. романтизм выступал как непосредственная реакция на неуда- чи Просвещения. Можно сказать и так, что романтизм – это определенное мироощущение, а отнюдь не концептуальное целое, которое следует противопоставлять науке. Романтические настроения, не отягощенные неудачными фантазиями, вполне уместны в науке. Последняя становится серой лишь для тех, кто не способен придать ей красочность и напряженность жизни. Забавно, что как раз среди этих людей многие квалифицируют себя в качестве романтиков.

Вершина немецкого идеализма XIX в. – это, бесспорно, Гегель (1770–1831), вознамерившийся представить философию как науку. По Гегелю, Кант самопроизвольно разъединил чистый разум и реальность, а потому был вынужден возложить научную функцию на рассудок, возможности которого сильно уступают возможностям разума. Особое внимание Гегель уделил вопросу о статусе идей (категорий). И Кант, и Фихте, и Шеллинг высказывали по этому поводу как правильные, так и неправильные суждения. Кант и Фихте считали идеи творениями субъекта. Но к идеям недопустимо примешивать что-либо субъективное (тотальность идей образует мировой разум). Шеллинг установил тождество субъекта и объекта, но не придал ему форму движения идей. Кант правомерно считал, что разум имеет дело с противоречиями, но расценил их в качестве логических тупиков, паралогизмов. А между тем в противоречивости категорий содержатся импульсы их жизненности. Фихте понимал, что категории следует дедуцировать, но не преуспел в этом деле.

Итак, программа ясна: развернув систему категорий, необходимо объяснить весь мир. В отличие от Канта Гегель связывал статус

96

Глава 6. Философия науки в XIX в.

науки не с трансцендентальной аналитикой, а с диалектической логикой. Трансцендентальная аналитика непротиворечива и рассудоч- на. Диалектическая логика противоречива и разумна. У Канта априорное знание переносится на опыт (чувственность) за счет трансцендентальной схемы. Гегелю эта схема была без надобности, поскольку идеи максимально содержательны сами по себе. Их содержание реализуется как в природе, так и в духе.

В своем главном произведении «Энциклопедия философских наук» (1817) Гегель последовательно рассмотрел: 1) науку логики (учения о бытии, сущности и понятии); 2) философию природы (механику, физику и органическую физику, т. е. биологию); 3) философию духа (субъективный дух, т. е. личность, объективный дух, т. е. семью, гражданское общество, государство и абсолютный дух, т. е. искусство, религию, философию). Весь мир Гегель интерпретировал как категориальный переход от одних противоречий к другим. При этом он считал, что логика мира совпадает с его историей. Движение идей выступает как восхождение от абстрактного к конкретному [1, с. 218]. Но это не простое движение, а развитие. Интересно, что конечным звеном философии духа оказывается сама философия. Логическое движение начинается и заканчивается философией. Круг замкнулся. Мир развивается по кругу.

Бесспорно, сердцевину гегелевской философской системы образует диалектическая логика (или наука логики). Перейдем к ее критическому анализу. Каков научный статус диалектической логики – главного изобретения Гегеля? По поводу этой проблемы много спорили, рассмотрим основные позиции диспутантов. Многие философы полагали, что по сравнению с формальной логикой диалектическая логика обладает явным преимуществом: она выражает актуальные противоречия. Оппоненты диалектиков обвиняли их в незнании элементарных законов логики, особенно закона непротиворечия: во всякой теории противоречия недопустимы, а поскольку их нет в теории, то они отсутствуют и в действительности. Спор диалектиков и антидиалектиков далек от завершения даже в наши дни, но кое-что уже прояснено.

Так, не оправдались надежды диалектиков на то, что развитие науки потребует повсеместного внедрения в ее сферу диалектической логики, особенно в связи с необходимостью представления про-

97

Часть 1. Общая философия науки

цессов развития в теоретическом виде. Логические системы, используемые современной наукой, весьма разнообразны. Но обогащение логики шло не за счет перехода от формальной логики к диалекти- ческой, а за счет математизации логики. Многочисленные попытки внедрения диалектической логики в науку до сих пор не принесли сколько-нибудь ощутимого успеха.

Безусловно, успехи математической логики вынудили усомниться в достоинствах диалектической логики. На наш взгляд, надежды сторонников диалектики могут связываться с так называемой паранепротиворечивой логикой, достаточно бурно развивающейся в последние тридцать лет. Возможны системы, в которых логическое следование определено таким образом, что для любых формул А и В, из А и не-А не следует произвольная формула В. Такие логические системы как раз и называются паранепротиворечивыми. Не исключено, что диалектическая логика является паранепротиворечивой. В каче- стве таковой она не лишена позитивного содержания, которое, насколько нам известно, до сих пор не выделено. Похоже, что, несмотря на успехи, достигнутые в развитии паранепротиворечивых логик, в ближайшее время не ожидается ренессанса диалектической логики.

Обратимся теперь к гегелевскому методу восхождения от абстрактного к конкретному. Каждому сколько-нибудь сведущему в науке человеку известно, что в логике используется аксиоматический метод. Есть ли в таком случае необходимость в методе восхождения от абстрактного к конкретному? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определиться относительно статуса таких гегелевских идей, как «вещь», «свойство», «отношение», «качество», «мера», «сущность», «явление» и т. д.

Допустим, в поле нашего зрения попали электрон, слон и политический деятель. Все три объекта могут быть названы «вещами». Ясно, что в данном случае мы произвели очень тощую абстракцию – «вещь». В ней явно не учтены особенности электрона (как предмета физики), слона (как предмета зоологии) и политического деятеля (как предмета политологии). Гегель, надо полагать, стал бы рассматривать электрон и слона в философии природы, а политического деятеля – в философии духа. Но и в этом случае он не дошел бы до концептов естествознания и обществоведения, т. е. до понятий и ценностей, которые если и упоминаются им, то вскользь. Гегеля совер-

98

Глава 6. Философия науки в XIX в.

шенно не интересовала связь единичного с единичным, он был чрезмерно увлечен общими, родовыми понятиями и явно повторял ошибку Платона, которого Аристотель упрекал в отрыве общего (идей) от единичных вещей.

Для выделения приемов гегелевского мышления целесообразно использовать символические записи. Допустим, рассматриваются законы, взятые из различных наук, например из физики и биологии:

f (xi, yj ) = 0 è g (zk, wl ) = 0, ãäå xi, yj – концепты физики, а zk, wl – концепты биологии. Индексы при концептах (i, j, k, l ) указывают на

индивиды. Гегелевское мышление состоит в том, что на основе общих признаков (xi, yj ) образуется абстракция а, обобщение zk, wl дает b и, наконец, обобщение а и b приводит к с. При а, b и с нельзя указать индексы, единичное затерялось. Но по определению концепта он всегда выражает общее индивидов, причем таким образом, что не происходит абстрагирования от их специфических черт. По указанному основанию а, b и с являются абстракциями, а не концептами. Гегель многократно заявлял, что всеобщее «содержит в себе одновременно особенное и единичное» [1, с. 348]. Многие философы верили ему на слово, и совершенно безосновательно. Как показано выше, гегелевские абстракции не содержат единичного. На первый взгляд, кажется вполне правомерным рассуждать следующим образом. Всякое xi есть x, следовательно, понятие «x» содержит в себе все единич- ные понятия «xi » (каждый человек есть человек, следовательно, понятие «человек» содержит понятие о любом конкретном человеке). Но, строго говоря, всякое xi åñòü íå x, à xi.

Среди философов и ученых широко распространено мнение, что философия имеет дело с наиболее общими законами природы, общества и мышления. При детальном рассмотрении вновь выясняется, что речь идет об абстракциях. Допустим, сравниваются законы Ньютона из физики и законы Менделя из генетики. Результатом такого сравнения может быть только весьма тощая по содержанию абстракция. Специфика как физических, так и биологических законов будет при этом безвозвратно утеряна. Итак, Гегель, реализуя диалектическое движение категорий, начинал с абстракций, затем объединял их, а результат синтеза называл конкретным. В этой связи целесообразно отметить два обстоятельства. Во-первых, гегелевское конкретное не выходит за пределы абстракций, оно не содержит в

99

Часть 1. Общая философия науки

себе единичного. Во-вторых, гегелевская дедукция категорий – это, конечно же, продукт его, Гегеля, мышления, а отнюдь не необходимость, продиктованная реальными явлениями из мира природы и общества. В гегелевских философских абстракциях нет жизненной силы, ее потенциал в них не учтен.

В силу бедности содержания общефилософских категорий возникает естественный вопрос. Имеет ли смысл создавать системы философских категорий? В советские годы многие философы, подражая Гегелю, создавали системы философских категорий, которые оказались невостребованными. И понятно почему. Абстракциями нельзя заменить концепты. Логика абстракций представляет логику концептов в сильно обедненном виде. Поэтому следует сказать, что гегелевский метод восхождения от абстрактного к конкретному относится исключительно к философским абстракциям. Он не революционизировал методологию науки, а самого Гегеля привел к метафизике. Гегель навязывал философские нормативы наукам без должного учета их специфики. Далеко не случайно ведущие ученые XIX в., в том числе К. Гаусс, Э. Геккель, Э. Дюбуа-Реймон, Г. Гельмгольц, Л. Больцман, отвергли натурфилософию Гегеля столь же единодушно, как и натурфилософию Шеллинга [3, с. 616]. Они говорили об отрицательно-спекулятивном характере философии немецкого идеализма, и это обвинение было далеко не беспочвенным.

Главное достижение Гегеля состоит в придании философии гло- бально-эволюционого характера. На тысячах страниц своих произведений он весьма убедительно показал, что подлинная компетентность достигается в философии лишь тогда, когда делаемые выводы основываются на учете многовековой истории ее развития. Гегель – первый претендент на звание изобретателя глобально-эволюционно- го метода. Он создал «Энциклопедию философских наук» вовсе не случайно, а в силу убежденности, что философ по необходимости должен быть энциклопедистом. Гегель также внес значительный вклад в развитие проблемного метода. В своем неустанном поиске противоречий он часто обнаруживал актуальные проблемы, относящиеся, в частности, к истории, правоведению и религиоведению. Именно опора на проблемный метод позволила ему сформулировать ряд значимых для науки идей.

100