Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Коняхин - Ф. Ницше Антихрист доклад (1)

.docx
Скачиваний:
6
Добавлен:
02.05.2021
Размер:
41 Кб
Скачать

Доклад:Ф. Ницше «Антихрист»

Выполнил: Студент Социологического факультета 4 курса бакалавриата Коняхин И.Д.

С первых страниц автор дает понять, что эта книга для немногих. Он язвительно отзывается о современной политике и национальном эгоизме, высмеевая это.

Он отмечает, что относит себя к определенной части людей, называющей себя гипербореи. Мы гипербореи - мы достаточно хорошо знаем, как далеко в стороне мы живём от других.1 Он говорит об их силе следующим образом: Мы открыли счастье, мы знаем путь, мы нашли выход из целых тысячелетий лабиринта.

Ницше утверждает о себе и подобных себе: Мы - гипербореи, не умеющие сострадать;  властные люди, готовые уничтожать всех  слабых и неудачников. Ницше отмечает, что по отношению к людям гипербореи – сверхлюди.

Образ Гипербореев описывается следующими утверждениями: это удаление из какого-либо естественного сообщества, одиночество как условие ясного мышления, отказ от любви к ближнему в христианском смысле, отказ от создания традиций и этических систем. Гипербореи у Ницше  - оторванные от мира одинокие герои. Это властители будущего, которые ждут момента, чтобы изменить ход европейской истории.

По Ницше главное качество сильнейшего — хитрость.

Ницше отмечает следующие факты:

  • Что считается хорошим: всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть.

  • Что считается дурным: всё, что происходит из слабости.

  • Что есть счастье: чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия.

Он утверждает, что все слабые люди должны погибнуть, чтобы не мешать сильным. И что самый главный порок – сострадание к слабым и неудачникам, что выражено в основе христианства.2

Фридрих Ницше утверждает, что необходимо говорить не о развитие человека, как биологического вида, а трансформации его норм поведения и характера. Он говорит, что гипербореи являются ценным типом людей, которые появляются крайне редко и непреднамеренно. Всегда развивали его противоположность – домашнего человека, который был стадным, домашним животным, называя его христианином.3

Автор утверждает, что нет развития человека, что современный человек намного проигрывает человеку эпохи Возрождения. В его теории «Прогресс» есть лишь современная идея, иначе говоря, фальшивая идея.4

Автор называет индивидуум - испорченным, когда он теряет свои инстинкты, когда он предпочитает то, что ему вредно. История «высоких чувств», «идеалов человечества» была бы почти только выяснением того, почему человек так испорчен. Сама жизнь ценится мною, как инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостаёт воли к власти, там упадок.5

Христианское  понятие о божестве - это понятие есть  одно из самых извращённейших понятий о божестве, какие только существовали  на земле. Бог, выродившийся в противоречие   с жизнью, вместо того чтобы быть её просветлением и вечным её утверждением!  Бог, объявляющий войну жизни, природе,  воле к жизни!

Ницше писал там, что христианское понятие Бога является показателем крайнего «вырождения», до которого деградирует «тип божества». Христианский Бог «стал противоречием, возражением жизни вместо ее преображения, вместо вечного Да, сказанного ей! В нем и провозглашена вражда жизни, природе, воле к жизни! Бог - формула клеветы на посюсторонность, формула лжи о потусторонности».

Фридрих Ницще определяет страдание как условие душевного величия, хотя и лишает его какого-либо искупительного смысла и отвергает сострадание как депрессивное состояние, умаляющее ценность жизни.

Автор утверждает, что христианство есть религия сострадания. Сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства; оно действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Состраданием ещё увеличивается и усложняется убыль в силе, наносимая жизни страданием. Само страдание делается заразительным через сострадание.6 Поддерживая всё слабое, христианство тем самым делает жизнь слабой и мрачной. Инстинкт сострадания, угнетающий и заразительный, уничтожает те инстинкты, которые исходят из поддержания и повышения ценности жизни.

В христианстве инстинкты подчинённых и угнетённых  выступают на передний план: именно низшие сословия ищут в нём спасения. Христианство есть смертельная вражда к господам  земли, к «знатным», и вместе с тем скрытое,  тайное соперничество с ними.

Противоположностью гипербореев он называет теологов, которые имеют неосторожность смотреть на жизнь свысока.7

Теологи не могут относиться к вещам прямо и честно, вера является пафосом теологов. Из обмана они создают мораль, добродетель, святость. Теологи запрещают другой точка зрения претендовала на ценность. Что больше всего, по мнению Ницше, называется у них истинным, является ложным для выживания человека.8

Ф. Ницше отрицал прогресс как свойство человеческого общества, имманентно присущее ему. Любой общественный прогресс как феномен общечеловеческий оказывается губительным для культуры. Прогресс, к которому призывают рационалисты, по мнению Ницше, это разрушение идеалов древности, иерархичности, нашествие массы, подавляющей и уничтожающей аристократизм избранных.

Кровь теологов испортила философию, и по заверениям Ницше, это видят немцы. Протестантизм – это односторонний паралич христианства и разума.9

Ницще утверждает, что Кант с определением категорическим императивом был не прав. Категорический императив, понятие долг – это ошибочный инстинкт, противоприродное как инстинкт.10

Все методы, все предпосылки современной научности, встречали глубочайшее презрение в течение тысячелетий. Из-за них иные исключались из общества «честных» людей, считались «врагами Бога», презирающими истину, «одержимыми». Научные склонности человека делали из него чандалу.11

Человек, взятый относительно, есть самое неудачное животное, самое болезненное, уклонившееся от своих инстинктов самым опасным для себя образом. «Дух» считается симптомом относительного несовершенства организма.12

Ни мораль, ни религия не соприкасаются в христианстве ни с какой точкой действительности. Ницше заявляет, что религия - это мир вымышленных причин, действий и существ.13

История в волюнтаристической концепции Ницше предстает как процесс становления воли к власти, где периоды упадка сменяются периодами повышения степеней власти. Древнегреческая культура и французская культура времен Людовика XIV характеризуются Ницше положительно. Им свойственны решительная вера в себя, наличие «сословия праздных, всячески усложняющих себе жизнь и постоянно упражняющихся в самообладании», «могущество формы и воля к самооформливанию», «много силы и энергии за внешним формализмом», «наслаждение созерцанием». Эпоха Возрождения и Реформации предстают как «царство индивида, стремящегося к свободе и давшего волю своим инстинктам, которые «вырвались наружу, как свора диких псов». «Грубейшие потребности внезапно обрели смелость», «все стало казаться оправданным», прикрытые глаза и «уста, увлажненные мечтательными речами», не мешали тому, что «все вожделения зависти и мести утолялись с ненасытимою яростью». Но «царства» эти были краткосрочными, расточительными и быстро истощили себя».

Ницше описывает, что Бог либо сильный, либо добрый. Где понижается воля к власти в какой бы то ни было форме, там всякий раз происходит также и физиологический спад. Данное Божество, кастрированное в сильнейших своих мужских добродетелях и влечениях, делается теперь по необходимости Богом физиологически вырождающихся, Богом слабых. Сами себя они не называют слабыми, они называют себя “добрыми”.14

Говоря о сильных расах северной Европы, автор утверждает их ошибку, что они не оттолкнули от себя христианского Бога, они должны были справиться со слабым, а теперь они вынуждены иметь инстинкты болезненности и слабости.15

Ницше утверждает, что христианство и буддизм очень непохожи друг на друга. Буддизм уже прошел многие стадии за сотни лет своего развития, в то время как в христианстве все слабые части сохранились. Буддизм во сто раз реальнее христианства, - он представляет собою наследие объективной и холодной постановки проблем. Буддизм есть единственная истинно позитивистская религия, встречающаяся в истории. Молитва исключается, равно как и аскеза. Никакого категорического императива, никакого принуждения вообще, даже внутри монастырской общины.16

Чрезвычайно мягкий климат, кротость и либеральность в нравах, отсутствие милитаризма - вот условия, предрасполагающие к буддизму. Буддизм не есть религия, в которой лишь стремятся к совершенству: совершенное здесь есть нормальный случай. В христианстве инстинкты подчинённых и угнетённых выступают на передний план: именно низшие сословия ищут в нём спасения.17

После того, как религия христианство захватило низшие сословия, апеллируя к их боли и страданиям, оно направилось на племена варваров. Христианство хочет приобрести господство над дикими зверями, средством его для этого является - сделать их больными. Делать слабым - это христианский рецепт к приручению, к “цивилизации”. Буддизм есть религия цивилизации, приведшей к усталости, близящейся к концу, христианство ещё не застаёт такой цивилизации, - при благоприятных обстоятельствах оно само её устанавливает.18

Ницше утверждает, что буддизм, повторяю ещё раз, в сто раз холоднее, правдивее, объективнее.

Понятие о Боге извращено; понятие о морали извращено: но на этом не остановилось еврейское жречество. Эти жрецы устроили чудо из искажения, документальным доказательством которого является перед нами добрая часть Библии: прошлое собственного народа они перенесли в религию с полным надругательством над всяким преданием, над всякой исторической действительностью, иначе говоря, сделали из этого прошлого тупой механизм спасения. Неповиновение Богу, то есть жрецу, “закону”, получает теперь имя “греха”; средствами для “примирения с Богом”, само собой, являются такие средства, которые основательнее обеспечивают подчинение жрецу: только жрец “спасает”. В каждом жречески организованном обществе психологически неизбежными делаются “грехи”: они факторы власти, жрец живёт грехами, он нуждается в том, чтобы “грешили”.19

Ницше утверждает, что Иисус был святым анархистом, который вызвал на противодействие господствующему порядку низший народ, народ изгнанных и “грешников”, чандалы внутри еврейства, речами. Он был политическим преступником, поскольку таковой возможен в обществе, до абсурда неполитическом.20

Истина, по автору,  не в том, что он сделал, что сказал, как он собственно умер; но важен вопрос, можно ли представить его тип, даются ли “преданием” черты для его представления. Я знаю попытку вычитать из Евангелия даже историю “души”; это представляется мне доказательством психологического легкомыслия, достойного презрения.

Это две физиологические реальности, на которых, из которых выросло учение спасения:

  1. Инстинктивная ненависть против реальности: это есть следствие крайней чувствительности к страданию и раздражению, избегающей вообще всякого “прикосновения”, потому что оно ощущается ею слишком глубоко.

  2. Инстинктивное отвращение от всякого нерасположения, от всякой вражды, от всех границ и расстояний в чувстве: следствие крайней чувствительности к страданию и раздражению, которая всякое противодействие, всякую необходимость противодействия ощущает как невыносимое отвращение.

Фридрих Ницше называет их высшим развитием гедонизма на болезненной основе.21

тип Спасителя мы получили только в сильном искажении. Это искажение само по себе очень правдоподобно. Такой тип по многим основаниям не мог остаться чистым, цельным, свободным от примесей. Этот тип наделили такими чертами, которые делаются понятными только в целях борьбы или пропаганды. Тот странный и больной мир, в который вводят Евангелия - мир как бы из одного русского романа, где сходятся отбросы общества, нервное страдание и “ребячество” идиота.22

Во всей психологии “Евангелия” отсутствует понятие вины и наказания; равно как и понятие награды. “Грех”, всё, чем определяется расстояние между Богом и человеком, уничтожен, - это и есть “благовестие”. Блаженство не обещается, оно не связывается с какими-нибудь условиями: оно есть единственная реальность; остальное - символ, чтобы говорить о нём.

Следствие подобного состояния проецируется в новую практику, собственно в евангельскую практику. Не “вера” отличает христианина. Христианин действует, он отличается иным образом действий. Ни словом, ни в сердце своём он не противодействует тому, кто обнаруживает зло по отношению к нему.

Глубокий инстинкт, как должно жить, чтобы чувствовать себя на “небесах”, чтобы чувствовать себя “вечным”, между тем как при всяком ином поведении совсем нельзя чувствовать себя “на небесах”, - это единственно и есть психологическая реальность “спасения”.23

В Евангелии недостаёт вообще понятия естественной смерти: смерть не мост, не переход, её нет, ибо она принадлежит к совершенно иному, только кажущемуся, миру, имеющему лишь символическое значение.24

Ницше сосредотачивается на теме типа Спасителя. “Благовестник” умер, как и жил, как и учил - не для “спасения людей”, но чтобы показать, как нужно жить. То, что оставил он в наследство человечеству, есть практика, его поведение перед судьями, преследователями, обвинителями и всякого рода клеветой и насмешкой - его поведение на кресте. Он не сопротивляется, не защищает своего права, он не делает ни шагу, чтобы отвратить от себя самую крайнюю опасность, более того - он вызывает её.25

Судьба христианства лежит в необходимости сделать самую веру такой же болезненной, низменной и вульгарной, как были болезненны, низменны и вульгарны потребности, которые оно должно было удовлетворять. Больное варварство суммируется наконец в силу в виде церкви, этой формы, смертельно враждебной всякой правдивости, всякой высоте души, всякой дисциплине духа, всякой свободно настроенной и благожелательной гуманности. - Христианские ценности - аристократические ценности.26

Когда жизненный центр тяжести переносят из жизни в “потустороннее” - в ничто, то тем самым вообще лишают жизнь центра тяжести. Великая ложь о личном бессмертии разрушает всякий разум, всякую естественность в инстинктах; всё, что есть в инстинктах благодетельного, что способствует жизни, ручается за будущее, - возбуждает теперь недоверие. Жить так, чтобы не было более смысла жить, - это становится теперь “смыслом” жизни.27 Христианин есть тот же еврей, только “более свободного” исповедания.

Дело познания воздвигается, возвышаясь до небес, затемняя богов, - что делать? - Ветхий Бог изобретает войну, он разъединяет народы, он делает так, что люди взаимно истребляют друг друга.28

Ницше отмечает, что церковь – это не только карикатура христианства, но и организованная война против христианства. Ницше протестует против христианства как религии, против христианской церкви, против традиции, против мировоззрения, унижающего и порабощающего природу человека. Фридрих Ницше отмечает, что вера является проявлением воли и религия сама по себе не отрицает дионисийского начала человека.

По мнению Ницше жрец господствует благодаря изобретению греха. Чтобы разрушить в человеке чувство причинности, изобретаются понятия о вине и наказании, включая учение о “милости”, об “искуплении”, о “прощении” (насквозь лживые понятия без всякой психологической реальности): всё это покушение на понятия причины и действия! - И покушение не при помощи кулака или ножа или откровенности в любви и ненависти! Но из самых трусливых, самых хитрых, самых низменных инстинктов!29

Фридрих Ницше, говоря о Израиле, отмечает, что он первоначально обретался в естественном отношении ко всему, бог Яхве выражал силу и мощь народа, уверенного в том, что благодаря Яхве природа даст народу всё необходимое. Схема эволюции иудаизма выстроена Ницше следующим образом: религия иудеев стала изменяться в связи с анархией внутри и угрозой извне. Надежды на Яхве не помогли. Тогда жрецы изменили понятие бог – денатурализовали его. Были введены понятия кары и вознаграждения.

Вера при известных обстоятельствах делает блаженным, что блаженство из навязчивой идеи ещё не делает истинной идеи, что вера не двигает горами, но скорее нагромождает горы.30

Делать больным - это собственно задняя мысль всей той системы, которую церковь предлагает в видах спасения. И сама церковь является в последнем идеале католическим сумасшедшим домом.

Ницше описывает, что в то время, как христианизировались во всей империи больные, испорченные слои чандалы, существовал как раз противоположный тип, благородство в самом его красивом и зрелом образе. Но численность получила господство; демократизм христианских инстинктов победил. Христианство не было национальным, не обусловливалось расой. Оно обращалось ко всем обездоленным жизнью, оно имело своих союзников повсюду.

Христианство стоит в противоречии также со всякой духовной удачливостью, оно нуждается только в больном разуме, как христианском разуме, оно берёт сторону всякого идиотизма, оно изрекает проклятие против “духа”.31

Л.Н. Толстой оказал на Ф. Ницше непосредственное влияние в противопоставление Христа и всего последующего христианства через свою работу «Моя религия». Толстой видел ключ ко всему христианству в словах Христа о непротивлении злу насилием, считал все позднейшее христианство отклонившимся от этой изначальной заповеди. Автор «Антихриста» говорит о «непротивлении злу» как о «глубочайшем слове евангелия», в определенном смысле «ключу к нему».

Личность Иисуса Ницше противопоставляет христианству, вовсе не считая Его основателем Церкви. Для него Христос является человеком, достигшим особого психического состояния, подобного состоянию просветления Будды. Христос принес в мир не новую веру, не новое знание, а новую практику жизни.

Ницше оценивает деятельность Лютера и процесса Реформации резко отрицательно, называет это плебейским бунтом против Ренессанса.

В конце концов, мы подходим к тому, с какою целью лгут. Что христианству недостаёт “святых” целей, это моё возражение против его средств. У него только дурные цели: отравление, оклеветание, отрицание жизни, презрение тела, уничижение и саморастление человека через понятие греха, - следовательно, также дурны и его средства.

Сравним христианина и анархиста: их цель, их инстинкт ведёт только к разрушению. Доказательство этого положения можно вычитать из истории: она представляет его с ужасающей ясностью.32

Если ислам презирает христианство, то он тысячу раз прав: предпосылка ислама – мужчины. Христианство погубило жатву античной культуры, позднее оно погубило жатву культуры ислама.

Фридрих Ницше заканчивает свою работу осуждением христианства, он выдвигает против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. Это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного - душевную низость.33

1 С. 1

2 С. 2

3 С. 3

4 С. 4

5 С. 5

6 С. 6

7 С. 8

8 С. 9

9 С. 10

10 С. 11

11 С. 13

12 С. 14

13 с. 15

14 С. 17

15 С. 19

16 С. 20

17 С. 21

18 С. 22

19 С. 26

20 С. 27

21 С. 30

22 С. 31

23 С. 33

24 С. 34

25 С. 35

26 С. 37

27 С. 43

28 С. 48

29 С. 49

30 С. 51

31 С. 52

32 С. 58

33 С. 62

13