Подскажите по решению задачи по УП

Алексей Чудинов Знаток (256), Вопрос на голосовании 7 лет назад

В судебном заседании слушалось дело по обвинению Кленова, Северова и Демьянова в совершении преступления, квалифицируемого ч. 2 п. «а», «б» и «в» ст. 159 УК РФ. Защиту Кленова осуществляла адвокат Клименко, защиту Северова и Демьянова - адвокат Суворова. 

В ходе судебного разбирательства Северов изменил свои показания и заявил, что Демьянов являлся подстрекателем и организатором преступления, что не предварительном следствии он (Северов) не говорил об этом потому, что Демьянов угрожал ему расправой. 

В сложившийся ситуации адвокаты приняли решение о том, что адвокат Клименко будет осуществлять защиту Кленова и Северова, а адвокат Суворова - защиту Демьянова. 

Правомерно ли принятое решение? 

Охарактеризируйте принцип «обеспечения права на защиту».

Дополнен 7 лет назад

Вот мои мысли: "Закон не ограничивает числа обвиняемых (подозреваемых) , которых может защищать на дознании, предварительном следствии или в суде один защитник. Он лишь оговаривает, что одно лицо не может защищать двух обвиняемых (подозреваемых), у которых имеются противоречия (п. 6 ст. 49 УПК РФ) , как в данном случае интересы Северова и Демьянова в ходе судебного разбирательства разошлись. Адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты подозреваемого, обвиняемого, поэтому адвокат Суворова продолжит защиту Демьянова. " 

Но остается вопрос, а как насчет Северова. т. е он должен отказаться ведь сам от адвоката, а вдруг он решит, что адвокат Демьянова самый лучший и не захочет др защитника. Вот тут я уже не знаю на что опираться. Помогите советом

Принцип обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту.

Право подозреваемого и обвиняемого на защиту непосредственно вытекает из принципа равенства сторон. Праву обвинителя на уголовное преследование должно соответствовать равновеликое право подозреваемого и обвиняемого на защиту от этого преследования.

Как следует из содержания ч. 2 ст. 16 УПК, подозреваемый и обвиняемый вправе защищаться всеми не запрещенными настоящим Кодексом способами и средствами. В этой норме реализован правовой принцип – «разрешено, все, что не запрещено законом».

Стороне защиты закон предоставляет права не равные, а несколько «увеличенные», льготные по сравнению с правами стороны обвинения. Такие права получили в теории уголовного судопроизводства название исключительных, или преимущественных прав защиты (favor defensionis – лат.). Среди них наибольшее значение имеет презумпция невиновности, которая составляет основу процессуального статуса подозреваемого и обвиняемого и имеет столь высокое значение в уголовном судопроизводстве, что ей традиционно придается в теории уголовного процесса значение его отдельного принципа.

Принцип обеспечения права на защиту охватывает:

1. Права, которые подозреваемый и обвиняемый могут реализовать собственными действиями путем представления доказательств, участия в суде в допросах других подозреваемых и обвиняемых (подсудимых), потерпевших, свидетелей и экспертов, подачи жалоб на действия и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда.

2. Права, которые могут осуществляться ими с помощью защитника и законного представителя путем реализации прав, и обязанностей этих лиц.

3. Обязанности дознавателя, следователя, прокурора и суда, соответствующие правам подозреваемого, обвиняемого, законного представителя и защитника (обеспечить участие защитника, предоставить в установленных законом случаях для ознакомления необходимые документы и т.д.).

4. Процессуальные гарантии защиты, действующие в силу закона, даже при отсутствии волеизъявления заинтересованных лиц. Это презумпция невиновности, включая возложение бремени доказывания на обвинителя и толкование сомнений в пользу обвиняемого, правила о недопустимости доказательств, полученных с нарушением закона (ст. 75 УПК), правило о недопустимости поворота обвинения к худшему (385, 387, 405 УПК).

Ветрила Е.В. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВА НА ЗАЩИТУ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ РОССИИ НА СО ВРЕ МЕННОМ ЭТАПЕ

Современное уголовно-процессуальное право России в ходе своей эволюции прошло несколько основных этапов, которые зачастую критикуются учеными за отсутствие реальных механизмов обеспечения состязательности, реализации права на защиту подозреваемого, обвиняемого, подсудимого. Демократические преобразования 90-х, ориентация на требования мирового сообщества способствовали тому, что на сегодняшний день в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 06.07.2016) (далее – УПК РФ) предусмотрены максимальные возможности для защиты прав и законных интересов подзащитного. В то же время, практика реализации данных положений свидетельствует о наличии существенных противоречий, а также недостаточной их эффективности. В связи с этим, представляется необходимым рассмотреть наиболее острые проблемы реализации права на защиту как основополагающего начала уголовно-процессуального права России.

Принцип обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту, исходя из содержания статьи 16 УПК РФ, включает в себя два основных элемента - право самостоятельно осуществлять защиту либо через законного представителя, а также право пользоваться услугами профессионального защитника. В первом случае подозреваемый, обвиняемый наделяются такой совокупностью прав, реализация которых и позволит ему защищаться от выдвинутого подозрения, обвинения. Во втором – законом предусмотрено право каждого пользоваться помощью адвоката как на предварительном следствии, так и в суде по приглашению либо по назначению. Существенным в обеспечении права на защиту является тот факт, что защитник также наделен правами, реализация которых позволяет активно действовать в интересах подзащитного.

В истории Советского уголовного процесса был период существенных ограничений в обеспечении и реализации права на защиту. Однако, рассматривая данные моменты, следует учитывать, что речь может идти лишь о фактах, имевших место относительно отдельных категорий преступлений. Для примера можно привести уголовные дела в отношении так называемых «кулаков» в 20-е годы прошлого столетия. Именно в указанный период на страницах периодических изданий публиковались критические статьи в отношении адвокатов, осуществлявших защиту по «кулацким делам» в отдельных регионах, а решения судов выносились без учета работы защитника. В дальнейшем данная критика коснулась адвокатов по политическим уголовным делам. Таким образом, к негласному ограничению права на защиту вели не законодательные упущения или злоупотребления со стороны органов предварительного следствия, прокуратуры, суда, а явления несколько иного порядка (культурные, мировоззренческие, идеологические убеждения, воплощавшие интересы власти, сформированное в «нужном» направлении мнение большинства и т.д.). Но все-таки такие ограничения касались не института защиты в целом, а защиты по уголовным делам о преступлениях отдельных категорий.

Наблюдение за практикой реализации права на защиту в современных процессах позволяет сделать вывод о наличии схожих ограничений и сегодня. В первую очередь речь идет об уголовных делах в отношении так называемых «оборотней в погонах», о преступлениях коррупционной направленности и иных преступлениях, вызвавших большой общественный резонанс.

Ярким примером тому может служить уголовное дело о событиях 5 ноября 2010 года в станице Кущевская. Только на одном из новостных сайтов опубликовано более 40 статей, в которых авторы с момента установления первого подозреваемого по данному уголовному делу писали о «Кущевской банде», публиковали сведения о широкой и активной преступной деятельности подозреваемых, обвиняемых, что является прямым нарушением принципа презумпции невиновности, предусмотренного статьей 14 УПК РФ. Таким способом было сформировано определенное общественное мнение, дело приобрело значительный общественный резонанс, который не позволял в полной мере реализовать право на защиту подозреваемых, обвиняемых. Параллельно с эмоциональными обвинительными статьями, как вполне нормальное явление, публиковались сведения о тщетности усилий адвокатов в направлении защиты, в том числе, неоднократном отклонении заявленных ходатайств. В данном случае можно говорить не только об ограничении реализации отдельных прав участников уголовного судопроизводства, но и о существенном ограничении возможностей выполнять ими свои процессуальные функции.

Опуская правовую оценку действий обвиняемых по данным уголовным делам, необходимо в свою очередь заметить, что приведенный пример следует рассматривать как ограничение права на защиту. Адвокату –защитнику достаточно сложно реализовывать свои права по уголовному делу, когда должностные лица, суд действуют под давлением общественности, жертвуя объективностью и независимостью. Наибольшую опасность данное явление приобретает в условиях, когда мнение большинства может умышленно формироваться с использованием различных технологий, что сегодня наблюдается в отдельных странах.

Негативное общественное мнение может быть сформировано как относительно личности обвиняемого (принадлежность обвиняемого к так называемой «верхушке», «золотой молодежи» и т.д., распространение в СМИ сведений, негативно характеризующих обвиняемого за период, предшествующий совершению преступления), так и относительно конкретной категории преступлений. В таких условиях говорить о состязательности и объективности правосудия, каким оно и должно быть, невозможно. При этом решения судов должны быть объективным и как при вынесении приговора, так и при разрешении заявлений, ходатайств и жалоб участников процесса. У защитника должны быть реальные возможности осуществлять все предоставленные законом права, а неотвратимость наказания, торжество справедливости в любом случае не предусматривает запрет защищаться всеми законными способами и подразумевает разрешение дела, назначение адекватного наказания при соблюдении условий равенства возможностей обвинения и защиты.

Таким образом, возможным представляется поставить вопрос о включении в систему гарантий обеспечения права на защиту права на нейтральное общественное мнение о личности подозреваемого, обвиняемого. В качестве одного из направлений реализации данного положения целесообразно было бы предусмотреть право обвиняемого, защитника заявлять ходатайства о рассмотрении уголовного дела судом в населенном пункте, где общественное мнение о совершенном деянии наиболее нейтрально. Также целесообразно в статье 241 УПК РФ, то есть на законодательном уровне, ограничить возможность средств массовой информации освещать данные об обстоятельствах уголовного дела, о фигурантах и сведениях, характеризующих личность, до принятия итогового решения по уголовному делу.

Второй проблемой реализации права на защиту можно обозначить соотношение требований тайны предварительного следствия и права на защиту.

Тайна предварительного следствия в российском уголовном процессе выступает одним из главных элементов, обеспечивающих выполнение назначения уголовного судопроизводства. Сохранение в тайне информации о планируемых и проведенных следственных действиях, и их результатах препятствует противодействию следствию. В то же время, в теории уголовного и уголовно-процессуального права многократно отмечалось, что содержание и объем данного понятия четко не определены. При этом, дифференциация субъектов уголовного процесса, имеющих доступ к той или иной информации, также не проведена.

Следовательно, в практической деятельности под понятие тайны предварительного следствия можно подвести достаточно широкий спектр информации, а к субъектам, имеющим к ней доступ –ограниченный их круг. Логично, что обвиняемый до момента окончания предварительного следствия не должен обладать всем объемом информации, чтобы избежать противодействия с его стороны. Но в то же время, возникает вопрос о том, не ограничивается ли таким образом право на защиту?

Как показывает изучение истории вопроса, в 40-50 годы противники допуска защитника в стадии предварительного расследования ссылались именно на опасность разглашения данных предварительного следствия. При этом, предлагалось ограничить участие защитника заключительной частью следствия – ознакомлением с материалами уголовного дела. В Основах уголовного судопроизводства 1958 года этот вопрос решался таким образом, что защитник допускался в дело с момента объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия и предъявления всего производства по делу для ознакомления. Но и в этих случаях защитник предупреждался об ответственности за разглашение данных следствия.

Затем, в 1970 году, уже после внесения изменений в уголовно-процессуальное законодательство, в соответствии с которыми защитник допускался в дело с момента предъявления обвинения, А. Бойков и Л. Карнеева отметили, что дополнительная гарантия, выражающаяся в участии защитника с момента предъявления обвинения, не будет действительно эффективной, если адвоката лишить возможности знать, на основании каких материалов предъявлено обвинение, а, следовательно, судить о его обоснованности.

В связи с этим в соответствии со статьей 51 УПК РСФСР было предусмотрено право защитника знакомиться со всеми материалами уголовного дела с момента допущения к участию в деле, то есть с момента предъявления обвинения.

С 10 апреля 1990 года защитнику открыли допуск в дело и с момента появления подозреваемого. Однако и в данном случае защитника ограничили в возможности ознакомиться со всеми материалами, обосновывающими задержание

и т.д. Как отмечал А. Ведерников, осведомленность защитника в уголовном деле не превышала осведомленности самого подозреваемого, обвиняемого.

На сегодняшний день в УПК РФ права защитника на ознакомление с материалами уголовного дела до его окончания также ограничены. В соответствии с п.6 ч. 1 ст. 53 УПК РФ защитник имеет право знакомиться с протоколом задержания, постановлением о применении меры пресечения, протоколами следственных действий, произведенных с участием подозреваемого, обвиняемого, иными документами, которые предъявлялись либо должны были предъявляться подозреваемому, обвиняемому. Следовательно, осведомленность защитника в стадии предварительного следствия находится на таком же уровне, как и осведомленность обвиняемого, подозреваемого. В таком случае возникает вопрос об эффективности профессиональной защиты.

Защитник, не зная всего объема собранной информации, проведенных следственных действий, не может заявить обоснованное ходатайство о проведении дополнительных следственных действий до окончания следствия. После ознакомления с материалами уголовного дела на завершающем этапе, когда сроки следствия подходят к концу, а их продление, как правило, достаточно проблематично для следователя, любое заявленное ходатайство о восполнении пробелов следствия воспринимается как противодействие и зачастую оставляется без удовлетворения. Поэтому такая ситуация, когда защитник в предварительном следствии, в общем, хотя и оказывает юридическую помощь, но лишен реальных прав на целенаправленную защиту, наряду с другими факторами, приводит к тому, что защитники заявляют основные ходатайства уже в судебных стадиях.

Следовательно, в досудебных стадиях осуществление защиты сводится к минимуму, а именно к широкому ее пониманию –оказанию юридической помощи, защите прав и интересов обвиняемого, подозреваемого.

Следующей проблемой реализации права на защиту можно назвать определенные пробелы в понимании соотношения таких положений, как независимость и процессуальная самостоятельность защитника.

Независимость адвокатуры как одна из основных гарантий осуществления юридической помощи неоднократно становилась предметом научных исследований в советский период, в 90-е годы, а также на современном этапе развития адвокатуры. Основное внимание учеными уделяется независимости адвокатуры от государственных органов, стороны обвинения в уголовном процессе, а также суда.

В то же время вне сферы внимания ученых остаются вопросы процессуальной самостоятельности адвоката-защитника в уголовном процессе. О данной проблеме еще в 60-е годы ХХ века писал Ю.И. Стецовский, отметив, что нельзя говорить о независимости защитника в первую очередь от обвиняемого, хотя бы потому что лишь при наличии желания обвиняемого защитник участвует в деле. В любой момент обвиняемый может заявить об отказе от защитника и последний устраняется от дальнейшего участия в судопроизводстве по данному делу. Соглашаясь с данной точкой зрения, следует добавить, что в данном случае речь необходимо вести не об ограничении профессиональной независимости адвоката как такового, но об определенной ограниченной самостоятельности защитника в уголовном процессе. То есть, будучи независим от какого-либо внешнего влияния в принятии решений, определении позиции по делу, защитник все же не может самостоятельно без воли на то конкретного лица вступить в дело в качестве его защитника.

Также, в соответствии со подп. 3 п. 4 ст. 6 Федерального закона от 31 мая 2002 г. N 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее - ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации») защитник не вправе занимать по делу позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда он убежден в наличии самооговора доверителя. Данное положение также свидетельствует об ограничении процессуальной самостоятельности защитника, но в УПК РФ такие ограничения никак не закреплены и не обеспечены. В связи с этим, отдельные адвокаты, руководствуясь положениями о независимости адвокатуры, в полном объеме реализуют права защитника лишь на свое усмотрение. Поэтому в правоприменительной практике возникают ситуации, когда обвиняемый (подсудимый) и защитник имеют различную позицию в уголовном деле. Данные ситуации определяются как нарушение права на защиту и выступают основанием для отмены итоговых решений по уголовному делу.

Но положения подп. 3 п. 4 ст. 6 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» следует рассматривать как ограничение процессуальной самостоятельности защитника. И такие ограничения, как видится, относятся к большинству предусмотренных для защитника прав, поскольку любое заявленное по существу дела ходатайство, поданная жалоба либо отвод, если они противоречат воле подзащитного, в контексте ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», а также Определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ могут быть расценены как нарушение права на защиту.

По данному вопросу Ю. Стецовский писал: «…При осуществлении защиты могут быть расхождения между обвиняемым и его защитником. Адвокат может оспаривать обвинение, признаваемое подзащитным. Возможны расхождения по вопросам квалификации преступления, признаваемого подзащитным, методам и средствам защиты. Но когда адвокат, вопреки воле обвиняемого, признает доказанным обвинение, отрицаемое подзащитным, он утрачивает свои качества

защитника и превращается в законного обвинителя. Такая позиция наносит существенный ущерб правосудию по уголовным делам».

Таким образом, следует согласиться с мнением Ю. Стецовского, что поскольку защитник связан волей своего подзащитного, можно говорить лишь об ограниченной процессуальной самостоятельности защитника. В связи с этим, с целью устранения противоречий в правопонимании и правореализации, в УПК РФ следует внести соответствующие изменения. При этом, ограниченная процессуальная самостоятельность защитника вовсе не ограничивает независимости защитника как гарантии адвокатской деятельности в РФ. Наиболее ярко данные положения можно проследить в реализации права заявлять ходатайства по уголовному делу.

Так, в соответствии с пунктом 8 части 1 статьи 53 УПК РФ защитник в уголовном процессе имеет право заявлять ходатайства и отводы. Данное положение не претерпевало изменений ни разу, однако в контексте ограничения самостоятельности адвоката-защитника и необходимости внесения соответствующих изменений в УПК РФ следует пересмотреть положения соответствующего института.

А. Торяников определил, что ходатайства, заявляемые обвиняемым и защитником, могут относиться к существу дела или к иным возникающим вопросам. Думается, что такими иными вопросами являются случаи ходатайств о реализации прямо предусмотренных процессуальных прав, например, ходатайства об ознакомлении с материалами уголовного дела по окончании предварительного следствия. Также к ходатайствам, не относящимся к существу дела, автор относит отводы. При этом в таком ходатайстве делается ссылка не только на соответствующую статью УПК РФ, но и обосновывается сама просьба. Такие ходатайства обусловлены выбранной позицией по делу и влияют на вынесение итогового решения по уголовному делу лишь опосредованно. Поэтому самостоятельное заявление таких ходатайств возможно и допустимо.

В то же время существует и другая группа заявляемых ходатайств - связанные с существом дела. Они могут относиться к сбору доказательств, а именно: о проведении того или иного следственного действия, о приобщении к делу представленных документов и т.д. Также ходатайства могут быть о переквалификации действий обвиняемого либо прекращении производства по делу, в том числе по не реабилитирующим основаниям. Данные ходатайства находятся в прямой зависимости от выбранной позиции в уголовном деле и обуславливают суть итогового решения по уголовному делу.

В УПК РФ нет прямого указания на необходимость согласия подозреваемого, обвиняемого, подсудимого на заявление такого ходатайства. Однако, на практике адвокаты нередко при осуществлении защиты, для того чтобы снять вопрос о возможных противоречиях в позиции адвоката воле доверителя.

Представляется, что на законодательном уровне следует предусмотреть правило о том, что ходатайства защитника об изменении квалификации, о прекращении уголовного дела, а также иные ходатайства, касающиеся существа дела и принятия окончательного решения по уголовному делу, должны быть заявлены только в письменном виде и лишь с согласия подзащитного, о чем должна быть сделана отметка в самом ходатайстве.

Замена адвоката в уголовном процессе – это обычная процедура при рассмотрении уголовных дел судом. Заменить адвоката можно в уголовном суде или на этапе следствия, также есть возможность сменить назначенного защитника по соглашению.