Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Документ предоставлен КонсультантПлюс1.docx
Скачиваний:
6
Добавлен:
24.01.2021
Размер:
118.5 Кб
Скачать

Границы и содержание пассивного мошеннического обмана

Хилюта Вадим Владимирович, доцент юридического факультета Гродненского государственного университета им. Я. Купалы.

В уголовном праве практически является общепризнанным тот факт, что мошенничество может быть совершено в активной или пассивной формах. Причем под последней обычно понимают умолчание об истине. Такое положение вещей признается как теорией уголовного права, так и судебной практикой.

Итак, большинство криминалистов рассматривает пассивную форму обмана именно как умолчание об истине. Правда, одни из них полагают, что такой обман заключается в невыполнении вытекающей из правовых или моральных норм обязанности сообщить о действительных обстоятельствах дела, другие же, напротив, стоят на позиции, согласно которой обязанность говорить правду может быть только юридической и должна вытекать либо из закона, либо из договора.

Таким образом, можно сказать, что виновный при пассивной форме мошеннического обмана для достижения преступной цели использует неосведомленность, неопытность, заблуждение потерпевшего, умалчивает об обстоятельствах, сообщение о которых было обязательным, в результате чего лицо в момент передачи имущества заблуждается относительно наличия законных оснований для передачи этого имущества. Этому, как правило, предшествует заблуждение лица, возникшее помимо воли виновного. Умалчивая о соответствующих обстоятельствах, не сообщая тех сведений, которые он должен был сообщить, обманывающий либо укрепляет такое заблуждение, либо иногда способствует его возникновению. Типичными примерами такого обмана являются следующие действия: гражданин, получающий пособие на ребенка, умалчивает о смерти этого ребенка и продолжает незаконно получать денежные средства; родственники умершего лица продолжают получать за него пенсию и не сообщают о факте смерти пенсионера в органы социального обеспечения и т.д.

Такое положение вещей корнями уходит в общегерманское право XIX века, а точнее, к положениям теории, утверждавшей существование общего права на истину, нарушением которого признавалось не только искажение, но и сокрытие истины. В то же время утверждалось, что обязанность быть правдивым есть лишь обязанность нравственная и права на истину как такового не существует. Вести речь о юридических последствиях нарушения нравственного веления правдивости можно лишь тогда, когда это становится средством посягательства на те или иные блага, поставленные под юридическую охрану.

Следовательно, обман может быть совершен посредством умолчания об истине именно в тех случаях, когда из обстоятельств дела само молчание (заведомое для виновного, в силу совершения конклюдентных действий и т.д.) применяется им и свидетельствует для контрагента о заключении сделки (договора) посредством утверждения либо отрицания какого-либо факта. Например, лицо, предлагающее купить имущество, тем самым подтверждает правомерность владения им и при заключении сделки не сообщает покупателю о действительном владельце имущества.

Как видно, существующая доктрина уголовно наказуемого пассивного обмана прочно связана с германской. Однако если дореволюционное уголовное право исходило из того, что преступным умолчанием истины следует считать не всякие действия, а лишь те, которые "поставлены под юридическую охрану", то советская доктрина уголовного права взяла за основу постулат, в соответствии с которым всякое преступление есть нарушение моральных норм, т.е. субъект признается обязанным сообщать истину во всех случаях, когда это ставит потерпевшего в крайне невыгодную для него ситуацию.

Таким образом, советское уголовное право исходило из того, что обманом является и использование заблуждения другого лица, возникшего независимо от поведения преступника. Так, присвоение имущества, излишне полученного частным лицом в результате осознанной им ошибки должностного лица, производившего выдачу имущества (например, присвоение излишне полученной в сберкассе суммы денег), должно квалифицироваться как мошенничество. Как отмечал Б.С. Никифоров, за мошеннический обман должен отвечать "всякий, кто использовал возникшее помимо него заблуждение контрагента в отношении таких обстоятельств (например, недостатков имущества), которые контрагент не может усмотреть даже... при необходимой с его стороны внимательности".

Так, Ш. вместо 600 руб. кассиром К. по ошибке было выдано 6 000 руб. Ш., воспользовавшись ошибкой кассира, забрала деньги, а затем категорически отрицала факт получения излишней суммы денег. Пленум Верховного Суда СССР квалифицировал действия Ш. как хищение, совершенное путем мошенничества, и указал: "Тот факт, что К. сама передала лишние деньги Ш., воспользовавшейся такой ошибкой, не устраняет виновности любого лица, незаконно завладевшего имуществом в результате ошибки, невнимательности или халатности лица, в ведении которого находилось это имущество".

С позиций же сегодняшнего дня, как нам представляется, несоблюдение моральной обязанности быть правдивым не может быть наказуемо с использованием мер государственного принуждения, пока моральная норма не будет зафиксирована в законе. Иначе говоря, исполнение такой нравственной нормы (не возведенной в ранг закона) является сугубо добровольным актом и делом каждого отдельного человека.

Не случайно, наверное, поэтому в современной юридической литературе отмечается, что пассивный обман есть умолчание о юридически значимых фактических обстоятельствах, сообщить о которых виновный был обязан, в результате чего лицо, передающее имущество, заблуждается относительно наличия законных оснований для передачи этого имущества или права на него виновному <13>. Поэтому действия виновного подпадают под признаки хищения путем обмана, если ошибка или заблуждение потерпевшего были вызваны либо поддержаны самим виновным. Когда же ошибка или заблуждение возникли независимо от действий виновного, который при получении имущества умолчал о том, что ему выдано неположенное, состав мошенничества отсутствует. Дело в том, что, как отмечает Р.А. Сабитов, "сознательное использование чужого заблуждения или ошибки не означает обмана путем умолчания, поскольку в создании этого заблуждения субъект не принимает участия, оно произошло помимо его воли. Умолчание виновного не стоит в причинной связи с ошибкой или заблуждением лица, передававшего имущество. С субъективной стороны поведение виновного характеризуется тем, что его умысел направлен не на завладение чужим имуществом путем обмана, а на удержание имущества, которое в силу ошибки владельца случайно оказалось у виновного".

Исходя из сказанного, необходимо иметь в виду то, что бездействие при обмане может иметь разноплановое значение и выражаться в различных формах:

а) заведомое умолчание виновным об обстоятельствах, незнание которых привело к возникновению заблуждения у потерпевшего относительно правомерности передачи имущества виновному лицу;

б) сознательное использование чужого заблуждения, в результате которого виновный получил имущество от ошибавшегося потерпевшего.

Иначе говоря, нам в первую очередь необходимо точно очертить границы пассивного обмана, наказуемого в уголовном порядке. Безусловно, при обмане в пассивной форме потерпевшему не сообщаются сведения об определенных фактах и обстоятельствах, знание которых остановило бы его от распоряжения имуществом или существенно изменило условия заключаемого соглашения. Вопрос только состоит в том, каким образом у потерпевшего возникает состояние заблуждения и какую роль в этом процессе играет противоположное (зачастую оно бывает виновным) лицо.

Большинство ученых ранее, а некоторые и теперь, полагают, что использование в корыстных целях заблуждения другого лица, возникшего независимо от поступков виновного, должно признаваться мошенничеством. Если лицо знало о совершенной ошибке и умышленно умолчало о ней, такое умолчание следует отождествлять с обманом, поскольку оно предшествует завладению имуществом и находится с таким завладением в причинной связи. Отсюда можно заключить, что всякое сознательное использование чужой ошибки и завладение таким путем чужим имуществом (или правом на него) есть не что иное, как мошенничество.

Таким образом, первая посылка лежит в плоскости введения лица (потерпевшего) в состояние заблуждения. В ситуации, когда сам субъект преступления сознательно вызывает состояние заблуждения потерпевшего с целью склонить его к передаче имущества, то, безусловно, имеет место мошенничество. То есть именно бездействие виновного должно привести к ошибке потерпевшего относительно обязательности либо выгодности передачи имущества или права на него мошеннику. Иначе говоря, между обманом со стороны виновного и возникшим заблуждением потерпевшего должна существовать причинная связь.

Представляется, что такая связь будет отсутствовать, если лицо получило имущество в результате имевшего место заблуждения потерпевшего, причем это заблуждение не было вызвано обвиняемым лицом и не поддержано им. В данном случае такое лицо не принимает участия в заблуждении потерпевшего, оно просто использует чужую ошибку, поэтому и обвиняемым в мошенничестве быть не может.

В то же время если лицо не вводило потерпевшего в заблуждение, но сознательно поддерживало его в нем, то можно говорить об обмане, так как со стороны виновного совершаются различные активные действия, направленные на совершение потерпевшим действий во вред самому себе. Именно данное обстоятельство во многих странах рассматривается как обман путем действия. Так, согласно германскому праву наказуемо не только введение в заблуждение, но и поддержание этого состояния у объекта, когда мошенник своим поведением усиливает уже имеющееся заблуждение, продлевает или укрепляет его. Такого же рода положения можно найти в уголовном праве США и Великобритании.

Следовательно, если лицо завладевает чужим имуществом, сознательно воспользовавшись ошибкой другого, возникновению которой оно не способствовало - мошенничество отсутствует, так как главным образом умысел виновного направлен не на получение имущества, а на его удержание. Из изложенного вытекает вывод, что для квалификации хищения по признаку пассивного обмана (умолчания об истине) необходимо наличие дополнительного условия в виде юридически закрепленной обязанности сообщать достоверную информацию. Если эта обязанность никак не определена, а потерпевший лишь предполагает, что в силу нравственности, порядочности, дружеских отношений, принятых обычаев и т.п. лицо, которому он передает имущество, должно сообщить информацию, которая бы удержала потерпевшего от передачи имущества, то пассивный обман отсутствует.

С изложенными доводами не согласен П.С. Яни, который фактически говорит о том, что сегодня использование чужой ошибки должно признаваться формой мошеннического обмана, поскольку обязанность у принимающего имущества лица сообщать правду всегда существует (получатель имущества обязан сообщать собственнику о таких обстоятельствах, которые заставили бы последнего отказаться от вручения имущества умалчивающему лицу). Помимо такой обязанности, которая установлена нормативным правовым актом, договором, соглашением или решением уполномоченного органа или должностного лица, данное требование (сообщить лицу, от которого зависит передача имущества, перед передачей этого имущества информацию, располагая которой лицо откажется от передачи имущества) может выводиться из смысла закона (хотя такая обязанность действовать определенным образом в законе и не сформулирована). Так, ссылаясь на п. 2 ст. 179 ГК РФ, П.С. Яни указывает, что "обманом считается также намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота".

Таким образом, основной упор делается на добросовестность участников гражданских правоотношений, где разумность их действий предполагается. Право на получение информации, о котором говорит П.С. Яни, означает, на его взгляд, что "если соответствующей информации лицо собственнику не предоставило, то самим фактом умолчания об обстоятельствах, знание о которых привело к отказу от передачи имущества, собственник вводится в заблуждение, поскольку, что презюмируется, предполагает отсутствие таких обстоятельств. Можно даже сказать, что когда получающее имущество лицо формально, так сказать, молчит, в его "говорящее" молчание закон вкладывает информацию для собственника: твой добросовестный контрагент уверяет, что никаких обстоятельств, которые повлияли бы на использование имущества в соответствии с волеизъявлением его владельца, нет".

В этой части мы позволим себе не согласиться с исследователем по той причине, что смысл закона можно понимать по-разному, а путем аналогий нельзя подменять собой соответствующую обязанность действовать определенным образом. Действительно, по смыслу ст. 179 ГК РФ обман в виде намеренного умолчания об обстоятельстве при заключении сделки является основанием для признания ее недействительной, однако только тогда, когда такой обман возникает в отношении обстоятельства, о котором ответчик должен был сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота. На наш взгляд, в результате такого обмана должно возникнуть состояние существенного заблуждения, т.е. когда заблуждавшаяся сторона, разумно и объективно оценивая ситуацию, не совершила бы сделку, если бы знала о действительном положении дел контрагента. Это означает, что при рассматриваемой форме пассивного обмана, во-первых, бездействие должно быть намеренным, т.е. умышленным, а во-вторых, речь идет об обстоятельствах, оповещение о которых является необходимым при добросовестности, соответствующей условиям оборота. Следовательно, сделка, совершенная под влиянием обмана, может быть признана недействительной, только если обстоятельства, относительно которых потерпевший был обманут, находятся в причинной связи с его решением о заключении сделки.

Например, лицо, увидев на стене в чужом доме картину, посчитав, что она написана известным художником, предлагает владельцу купить ее за большую сумму денег. Тот, понимая, что его гость, скорее всего, ошибается в ее оценке, в то же время заключает договор и продает ее по предложенной гостем цене. Как представляется, здесь нет обмана, так как гость не поинтересовался авторством картины, и ее владелец не обманывал покупателя, взяв предложенные ему деньги за картину. Он не был обязан отговаривать гостя от его желания приобрести картину и не должен был указывать этому лицу на его ошибку.

Безусловно, с одной стороны, можно согласиться с тем, что в случае существования обязанности лица сообщить своему контрагенту обязательную информацию, необходимую для заключения и исполнения сделки, простое умолчание с его стороны представляет собой мошеннический обман. В этом смысле обман является грубым нарушением требуемой от сторон добросовестности. С другой стороны, применяемый контрагентом обман может прямо или косвенно влиять на заключение и исполнение по сделке.

По этому поводу О. Собко указывает на то, что если присутствует прямая связь, т.е. когда обман относится к данным о личности виновного, финансовому положению, его намерениям и т.д. (например, в случае заключения договора, виновный умышленно искажает истинное состояние содержащихся в договоре данных, либо заключает сделку без намерения и возможности ее исполнения), то мошенничество имеет место. При наличии же косвенной связи, т.е. когда субъект, которому передается имущество, достоверно отражает в договоре данные, однако искажает известные ему сведения об обстоятельствах, не имеющих прямого отношения к заключаемой сделке и не могущих повлиять на возможность исполнения сторонами своих обязательств в пределах заключенного договора, то мошеннический обман будет отсутствовать.

Однако во многом такая информация носит оценочный характер (например, может касаться деловых контактов лица, его прошлых сделок и т.д.), и позиции сторон по сделке здесь весьма противоположны. С точки зрения потерпевшего, эти сведения, обстоятельства и т.п. могут быть весьма широкими, так как любые, даже мало-мальские обстоятельства могут удержать его от заключения договора. Тем не менее не все такие обстоятельства могут быть признаны существенными. Важное значение имеют лишь те, которые находятся в причинной связи с фактом заключения договора и его исполнения.

Следовательно, безразличные обстоятельства не могут относиться к существу мошеннического обмана, т.е. это те обстоятельства, которые позволили себе стороны до момента заключения договора и которые не вошли в его содержание как необходимые условия его исполнения или составные его части. Даже если эти обстоятельства и вошли в содержание заключаемой сделки, однако потерпевший при их известности все равно согласился бы на вступление в сделку и передачу своего имущества, то это свидетельствует о том, что побуждением действовать определенным образом является не обман, а другие причины, которые никак не связаны с обманом.

Обман может составлять как причину, так и повод определенного поведения потерпевшего. Поэтому существенность или несущественность определенных обстоятельств для выявления мошеннического обмана весьма крайне трудно установить (тем более неясно, когда пассивное умолчание было умышленным, а когда небрежным). Весьма важно в этой ситуации выявить причину и повод определенного поведения потерпевшего и его мотив. Следовательно, действие потерпевшего должно состоять в причинной связи с сообщаемой виновным информацией и являться тем побуждением, в силу которого и произошла передача имущества виновному.

Итак, каждое лицо, исходя из своих психологических и интеллектуальных особенностей, по-своему воспринимает ту или иную информацию, ее важность и существенность и универсального критерия здесь нет, хотя можно было бы предложить перечень обстоятельств, искажение которых можно рассматривать как обман (обстоятельства, характеризующие личность контрагента, финансовое состояние, намерения и т.д.). Вместе с тем ключевым признаком в разрешении подобных ситуаций должно являться состояние заблуждения потерпевшего относительно сообщаемой информации и наличие причинной связи между предоставленной информацией и принятым решением (распоряжением имуществом в пользу иного лица). Соответственно, сообщаемая ложная информация, имеющая безразличный характер, не влияющая и не могущая повлиять на склонение лица к определенному акту распоряжения имуществом, находится вне понятия мошеннического обмана.

Таким образом, при наличии намеренного введения лица в заблуждение имеет место мошеннический обман, влекущий за собой недействительность сделок. Здесь лицо - или сам участник сделки, или третье лицо - умышленно сообщает контрагенту сведения, не соответствующие действительности, которые имеют существенное значение для конкретной сделки (договора). Формой обмана может быть умышленное умолчание о фактах <30>, имеющих существенное значение для сделки, которые одна сторона договора должна сообщить другой. В том, что ошибка контрагента в отношении существенных пунктов договора предопределена умыслом другого контрагента, и состоит принципиальное значение мошеннического обмана. Таким образом, обман может относиться к любому элементу состава сделки, а не только к природе и предмету сделки. Вместе с тем обман надлежит отличать от умолчания, не касающегося сущности сделки. Поэтому сторона договора не обязана информировать контрагента об абсолютно всех деталях договора и о своем в нем интересе. Такое умолчание не приводит к дефектности сделки и, следовательно, наличию мошенничества.