Кортик конкистадора (пьеса Душского)

52

В. Душский

Кортик конкистадора

Комедия в двух действиях

Действующие лица:

Романовский А.Б., 45 лет,

Никитин З.А., 65 лет,

Вережников Касьян, 27 лет,

Андрей, 23 лет,

Лиззи, 29 лет,

Первый посетитель,

Второй посетитель,

Секретарь Романовского.

Все возможные совпадения являются более чем случайными.

Действие первое

Сцена 1. Футбол

Трибуна стадиона. Идет футбольный матч. Невнятный шум на трибунах то усиливается, то ослабевает, но это только шум, отдельные реплики не разобрать, и потому лишь постепенно, по каким-то обрывкам фраз и, может, даже, скорее, по интонациям, зрителю становится понятно, что изъясняются здесь не по-русски. На лучших местах располагаются Романовский и Касьян. Место одесную от Романовского свободно.

Касьян (восхищенно): Во дает! Просто супер! В «Барселоне» он такого не показывал!

Романовский (невозмутимо): Еще бы. Ведь там он не получал достойного вознаграждения.

Касьян: А достойное – это сколько? Миллион, два… - больше?

Романовский: Милый юноша! Как вас еще не научили, что задавать подобные вопросы неприлично. Деньги надо иметь, а не болтать о них. Особенно в этой стране. Имейте в виду, с такими манерами вас к королеве на файв-о-клок не пригласят.

Касьян: А вас что, уже приглашали?

Романовский: Н-нет… пока еще. Но вас не пригласят даже к лорд-мэру!

Касьян (реагируя вместе со стадионом на неудачные действия игроков): Да что ж они делают, …! ( Конец его реплики покрывается писком, каким на телевидении заглушают ненормативную лексику.)

Романовский (неодобрительно, но спокойно): И впрямь … (писк). По временам вы выражаетесь удивительно точно.

Касьян: И что же, за такое жлобство он тоже получит «достойное вознаграждение»?

Романовский: Именно что достойное. Чего достоин, то и получит. За упущенные моменты положены штрафы, за удачные действия – вознаграждения. Можно сказать, в моей команде впервые реализован так называемый экономический принцип социализма: от каждого по способностям, каждому по труду. То, что не удалось в отдельно взятой стране, воплощено в отдельно взятой команде. При этом система отлично работает. Сейчас, на самом финише, шансы на чемпионство у нашего «Бромптона» едва ли не выше, чем у «Челси». И я очень надеюсь, что мои орлы уже не выпустят этих недоделанных чукоточных пингвинов из своих когтей. И справятся с этим без всякого Гутьерреса!

Касьян: Центральный защитник из «Боруссии»?

Романовский: Точно! Которого мне навязывают за абсолютно безумные деньги!

Касьян: Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

Романовский: При этом мы идем в ногу со временем. Чтобы исключить произвол в оценках, мы даже компьютерную программу создаем, почти готова. У вас, кстати, в этом вашем заведении…

Касьян: В УНАКе.

Романовский: У вас компьютерные технологии преподают, коли универсальное оно такое?

Касьян: Конечно! (Тоном рекламного агента) В обширном спектре дисциплин, представленных в нашей Универсальной Академии, важное место занимают самые актуальные направления научно-технической…

Романовский (спокойно перебивает): Так, если хотите, могу с разработчиком познакомить. Индиец один молоденький. Даже по-русски уже немного лопочет. Способные они к языкам, черти! Впрочем, не знаю, интересует ли вас такое. Похоже, футбол один!

Касьян: Опять вы об этом!

Романовский: А как же! За что я деньги платил – и немалые, между прочим! За работу, которую требовалось сделать, и которую вы, любезный, не сделали и, как выяснилось, не можете делать и не хотите. Единственное, что я имею за эти деньги, - это удовольствие проводить с вами время на футболе. Конечно, я плачу за удовольствия, немало плачу и ничуть не жалею об этом – но вот можно ли к их числу отнести знакомство с проректором какой-то занюханной академии?! Вы, кстати, по какой работе проректор, по научной, учебной?..

Касьян (гордо и с обидой): Я – первый проректор!

Романовский: Ну да ведь, хозяйкин сынок! Каким он может быть, как не первым!

Касьян: У меня, кстати, с матерью очень непростые отношения, так что напрасно вы… Гол! Го-ол!!

Романовский тоже радостно вскакивает и приветственно машет

игрокам кепкой цветов своего клуба. Касьян пытается броситься ему на шею, но Романовский отстраняется, подчеркнуто ограничиваясь рукопожатием.

Касьян: Полный отпад! Три – ноль! Комбинация суперская! За такую-то банку и нам бы по банке не помешало б! Горло промочить, значит.

Романовский: Да вы что! В общественном месте! Здесь вам не родина-мать, где нынче без пивка в руке мужик стыдится на улицу выйти. Придется потерпеть!

Касьян: Вот он, «звериный оскал»!..

Романовский: Уж не капитализма ль?! И это, если уж пользоваться марксистской терминологией, говорите вы, собственник и эксплуататор!

Касьян: Да никакой я не собственник, все никак не втолкую! Собственница – мамаша, а она скупа, как не знаю что! Вы думаете, почему я Касьян? Да чтоб на именинных подарках сэкономить! Касьян ведь – двадцать девятого февраля, в четыре года раз! А посмотрели бы вы, какие она зарплаты нашим преподам платит! Чуть выше, чем государственные копейки, так ведь они все равно рады!

Романовский: Но первому проректору, думаю, платят несколько лучше?..

Касьян: Так вы учтите мое положение и годы! Машина нужна? Нужна! Одеться надо? Надо. Опять же, как говорится, сердце не камень – так что едва-едва! Поэтому, как от вас факс пришел – ну, думаю, это за страданья мои! Лондон, футбол, (льстиво) с великим человеком познакомиться! Так матери и говорю: вместо этого твоего Шнеер… - короче я еду, и точка! Надо выходить на оперативный простор, завязывать международные связи!.. Ей и крыть нечем! (Смеется, чрезвычайно довольный своею находчивостью.) Вот я и прилетел!

Романовский: И полагаете, что осчастливили меня. Ну да уж ладно, живите!

Появляется Никитин.

Никитин (напевает на мотив «Незамужних ткачих»):

Лондон – милый городок,

Там туман и холодок…

Здрассьте!

Режиссер Захар Никитин

К вам забрел на огонек!

Романовский: Захар Аркадьевич, бесценный! Наконец-то! А то мы так вас заждались!

Обнимаются весьма театрально.

А выглядите великолепно, ну просто молодцом! И песенку такую бодрую сочинили!

Никитин: Вы мне льстите, это же классика! Из тех, которые устами своих лучших бардов народ слагает – помните? – (напевает) «прекрасную песню слагает народ»! А я-то воображаю, что вы немедля подхватите (снова напевает)

Один нам подтянет, другой подпоет…

- а вы!.. Ну-ка, ну-ка! (Снова напевает)

Он…

- то есть Профьюмо, был в Англии министр военный такой, который «падок был на передок»… понимаете, «городок – холодок – передок»…

Он парады принимал,

Он с Кристиной Киллер спал…

- во времена были! Кристина – не пугачихина дочка, Киллер – не убийца, а всего лишь дама легкого поведения!

И военные секреты ей в постели выдавал.

Вспоминаете?

Романовский: Боюсь, что мои познания в области советской песни…

Никитин (картинно закатывается хохотом): «Советской» - вот уморил! Антисоветской, батенька, антисоветской! Ну, еще подсказка, совсем уж на уровне детского сада: «Товарищ Сталин, вы большой ученый!..» Ну, наконец-то, правильно! Конечно же, это он, Алешковский, Юзик наш несравненный! А за «советскую» он бы вас в такую распере… (писк) отправил!..

В ответ на неудачные действия футболистов стадион

разочарованно ахает, на фоне чего слышен очередной «писк»

Касьяна.

Романовский: Что? Опять не забили? Ну, я им ужо!..

Касьян: А программа? Полная объективность и ни малейшего произвола?!

Никитин: А это кто? (Театрально) Кто этот юноша, что смеет вам перечить?

Романовский: Да, я ж вас еще не познакомил! Ну, Захара Аркадьевича, великого нашего режиссера (Никитин делает лицемерно протестующие жесты), представлять. Полагаю, не нужно, а это – что ж поделать, вы пока не так знамениты! – это господин Вережников, Касьян – как вас, кстати, по отчеству?

Касьян (пытаясь поддержать шутливо-вальяжный тон): Какие наши годы! Можно просто Касьян.

Никитин: Очень приятно!

Пожимают друг другу руки.

Романовский: Касьян, впрочем, тоже не рядовой человек. В эти самые годы он уже проректор – простите, первый проректор! – широко известного учебного заведения… (Касьяну) опять забыл!

Касьян (торжественно): Универсальной Академии «Валентина Вережникова и ученики»!

Романовский: Потрясающе! (Никитину) Вы, конечно, слыхали об этом храме науки и просвещения?

Никитин (явно и демонстративно лицемеря): Как будто, доводилось…

Касьян: Да, конечно, слыхали! У нас еще реклама потрясная, вся Москва обклеена! Страшно знаменитый художник делал, имя у него еще такое смешное, Фикус там или Гумус, не помню, - но картинка классная! Там, значит, арка такая, старинная очень, кругом ученики, а из-под арки этой двое выходят, в шикарных мантиях: мужик с бородой, умный весь из себя, и с ним, значит, женщина со свитком, тоже ученая очень…

Романовский (подхватывает): И эта леди и есть мамаша нашего юного друга, госпожа Вережникова собственной персоной!

Касьян: Точно!

Никитин: Насколько могу судить по вашему красочному описанию, это рекламная версия «Афинской школы» Рафаэля, самой знаменитой из его ватиканских фресок. Госпожа Вережникова в роли не то Платона, не то Аристотеля. Что называется, скромненько, но со вкусом!

Романовский: И вот скупости этого «не то Аристотеля» мы с вами обязаны нашим новым (указывает на Касьяна) знакомством. Точней, ее скупости в сочетании с моею глупостью!

Никитин: Значит, одной только скупости!

Романовский: Нет, вы послушайте, Захар, история того стоит! Мой сын учится тут в одной школе вместе с чадом небезызвестного Семена Львовича – как там, его еще помнят в отчизне?

Никитин: Еще бы! Такие яркие персонажи не забываются!

Романовский: Итак, закрытая частная школа, отличная репутация. Гольфы-теннисы, тьюторы-компьютеры – одним словом, полный порядок. Но это для меня, человека простого (Никитин протестующе машет руками), но не для Сени. Он ведь ученый у нас и, следовательно, до всего дознаться желает…

Никитин: На чем и погорел!

Романовский: И вот он из разговоров с сыном делает вывод, что в распрекрасном этом заведении плоховато поставлено преподавание математики. Разумеется, Сеня должен принять меры. Надо пригласить специалистов из Москвы, он там отличную школу знает, пусть поглядят, разберутся и поднимут на должную высоту. Одно плохо: на родине от его

имени всяк теперь только шарахается, и Сене это отлично известно. Значит, надо поручить организацию этого дела – кому?.. правильно, мне. И тут, как на грех, мне советуют обратиться в этот касьянов – как он там бишь?

Касьян (с обидой): Я же говорил, УНАК – Универсальная Академия!

Романовский: Там, мол, расширяется математическое направление, они в курсе новейших…

Касьян (перебивает) : Да, мы как раз сейчас создаем математический факультет!

Романовский: И дернула же меня нелегкая! Посылаю им факс: так, мол, и так, пришлите специалиста. Отвечают незамедлительно: направляем ответственейшего, авторитетнейшего и прочая и прочая – и, ясное дело, сколько будет стоить. Стоить будет немало – что тоже внушает доверие. Переводим. Ждем. Прибывает (указывает на Касьяна).

Никитин: И чем же вы недовольны? Молод, разве – так молодые нынче такие хваткие!

Романовский: Речь не о молодых вообще, а о данном молодом человеке – простите, первом проректоре означенной академии. Он ведь не просто проректор даже, он – первый! А потому (загибает пальцы) математики не знает, английским не владеет, в методике ни бум-бум, в школу не поедет. Зато готов болеть за мой «Бромптон», пить пиво и «дружественные связи» налаживать. Естественно, на халяву.

Касьян (смущенно): Ну уж и на халяву! Мы тоже могли бы, взаимовыгодно…

Романовский: Внимание! Полная тишина! Наши партнеры, похоже, готовы выдвинуть встречные предложения! Слушаю вас внимательно.

Касьян: Мы могли бы нескольких лучших выпускников вашей школы принимать к нам на математический факультет…

Романовский: Которого нет и в помине1

Касьян ( со значением): Без вступительных экзаменов! ( Умолкает, явно удовлетворенный своей находчивостью.)

Романовский: Какая щедрость! Я потрясен! (Вкрадчиво) При этом остальных абитуриентов вы, конечно, подвергаете строжайшим вступительным испытаниям?

Касьян: Ну, если по правде, то… н-нет. То есть для министерства, понятно, все чин-чинарем, как положено, но ведь посудите сами; кто ж за свои-то бабки да еще экзамены сдавать захочет?! (Торжественно) Для нас студент важнее проформы!

Никитин: Но на таких условиях у вас, небось, от желающих просто отбою нет?

Касьян: В общем-то, да, вот только на математический этот проклятый…

Никитин: Чего ж он сдался вам, коли желающих нету?

Касьян: А это, понимаете, мамаше приспичило! Она прежде репетиторством промышляла, математикой то есть, так подавай ей математический, и баста!

Романовский (проникаясь проблемой): Но ведь ясно же, что надо делать: кружки математические организовать, колледж, скажем…

Касьян: Представьте, и мы догадались! Создали такой, значит, колледж, десятка два учеников набрали, профессоров им опять же. Вроде, все замечательно. Да тут, как на грех, по математике олимпиада случилась, перед самым моим отъездом. Так наши герои на ней ни единой задачки не сделали. И добро бы, одни студенты, так и профессора эти (писк) тоже!

Романовский: Ну, значит…

Никитин: Господа! Друзья! Простите, что вторгаюсь в ваш ученый спор, но мне кажется, я могу предложить решение всех ваших проблем!

Касьян: Как решение?

Романовский: Какое решение?

Никитин: Минутку! Позвольте все по порядку. Прилетаю сегодня утром. Времени вагон. Брожу по городу, устал, мучит жажда. Оглядываюсь в поисках паба. Вижу заведение с прелестным названием «Clever Kangaroo» - как, кстати, вы переведете?

Касьян: Кенгуру – он и в Африке кенгуру!

Никитин: Вы хотели сказать, в Австралии!

Романовский: А clever… Умный. Толковый, если хотите.

Никитин: Да нет же! Смышленый, ну, конечно, смышленый! «Смышленый кенгуру» - чудесно! Забираюсь, следовательно, я этому сумчатому…

Касьян: В сумку?

Романовский: Да с вашими инстинктами, милейший, вас не только к королеве, вас просто в приличный дом пускать опасно! Вы, Захар, за бумажничком-то приглядывайте!

Никитин: Не в сумку, разумеется, а в зал. Стойка, пиво, названий дюжина – я слышал только «гиннесс».

Касьян: Вы правильный человек!

Романовский: Не перебивайте, Касьян!

Никитин: Итак, я в пиве не очень, но хочется чего-нибудь «типично английского». Так прямо бармену и говорю. Понятно, самый вопрос да и произношение выдают иностранца, и потому уже он спрашивает меня: а вам на каком языке говорить удобней? Я, внутренне усмехаясь – ох, и задам же я тебе, самонадеянный ты мой! – спокойненько так отвечаю: russian. И что же? Он продолжает разговор на чистейшем русском! Говорим мы так, по-русски то есть, минуту-другую, и я не выдерживаю: что-то у вас, молодой человек, подозрительно хороший русский! Что ж, отвечает, в этом странного, если родом я из Владимира, а учился в Москве1 В общем, подсаживается он ко мне – народу практически не было – и узнаю я, что, проучившись три года и разобравшись, что к чему, понял он, что вкалывать за полсотни фунтов в каком-нибудь «ящике» не желает, протекции у него никакой – так что надо сматывать удочки. Подучил английский, работу через какую-то фирму нашел и вот уже два года здесь.

Романовский: Что ж ему мешало на родине тем же пивом? И машину б купил, и девушкам на цветочки хватало б!

Никитин: А он, видите ли, работы желает интересной и положения солидного. И здесь, он уверен, добьется этого своими силами. Думает через год в университет поступать, только теперь уже на экономику и финансы. Такие специалисты всегда имеют здесь и работу, и деньги.

Небольшая пауза.

Романовский: К чему же вы, Захар, нам эту трогательную историю рассказали?

Никитин: А к тому, дражайший Анатолий Борисович, что учился-то он в Москве на математическом! Так что и в школе, где ваш наследник учится, он мог бы помочь, и с олимпиадными проблемами Касьяна, думаю, совладает. Прямо отсюда можно к нему и махнуть!

Романовский ( увлеченный неординарностью предложения Никитина): Пожалуй, в этом что-то есть. Едем прямо сейчас!

Касьян: А матч? Еще ж минут двадцать осталось!

Романовский: Ну, с трех-то – ноль мои молодцы не про… (писк), надо думать! Впрочем, если хотите, Касьян, оставайтесь.

Касьян: Нет, нет, я с вами!

Романовский: Тогда поехали!

Пока Касьян разыскивает завалившийся куда-то

зонтик, Никитин снова начинает тихо напевать:

Никитин: Вышло так оно само, Спал с Кристиной Профьюмо…

Касьян вытаскивает зонт и выходит. Романовский

и Никитин немного задерживаются.

Романовский: Когда же мы с вами о деле-то поговорим? Не при этом же придурке!

Никитин: Надеюсь, вы не всюду таскаете его за собой? А я, по счастью, не на один день приехал. (Снова запевает):

А майор…

Романовский: И еще одно. Моя физиономия здесь довольно-таки известна, и мое появление в пабе…

Никитин: А это уж мне предоставьте! Мы вам такие усищи присобачим, что вы станете настоящим a russian spy. Как легендарный майор Пронин! (Допевает)

А майор товарищ Пронин

Кочумал всю ночь в трюмо!

Уходят.

Сцена 11. «Clever Kangarоо»

Улица в Сохо. На тротуаре три продолговатых стола, с обеих

сторон от которых расположены деревянные же скамьи. Сзади, между

большими витринными окнами, вход в заведение под названием

«Clever Кangaroo». Повсюду изображения ухмыляющегося кенгуру

с поднятой пивной кружкой. У входа в заведение – черная деревянная

доска, на которой мелом написаны названия закусок и цены. За одним из

столов – других посетителей не видно – два джентльмена ведут беседу.

1-й посетитель (упиваясь собственным красноречием): …Особенно, если принять во внимание, что означенные обстоятельства, представляющиеся в настоящий момент малосущественными, можно, я думаю, сказать, пренебрежимо малыми, или, если вам так больше нравится, инфинитезимальными, могут при известном развитии событий претендовать на довольно-таки заметную роль в общестратегической оценке ситуации. Я не рискнул бы утверждать, что их влияние непременно окажется определяющим – нет, не рискнул бы! – но отказаться заранее от их учета в качестве одного из потенциально важных факторов, могущих оказать воздействие на решения, которые придется принимать с целью нейтрализации некоторого рода негативных тенденций, было бы, бесспорно, непростительной ошибкой!

2-й посетитель (улучив крохотную паузу): Выпьем!

Выпивают.

1-й посетитель: В то же время, поскольку, как мне представляется, вы заинтересованы в возможно более всестороннем рассмотрении проблемы…

Из дверей паба выходят одетые в униформу Андрей

и Лиззи.

Лиззи (закуривая): Минуточку свежим воздухом подышать!

Андрей (подхватывая): Сказала она, закуривая!

Лиззи: Боже, до чего же ты правильный человек!

Андрей: Ты, дорогая, настоящих-то правильных и не видела! Сидит такой правильный день деньской в общаге – или, лучше, валяется себе там на койке – и тем лишь и занят, что решает себе задачки. И ни-че-го ему больше не надо!

Лиззи: И тебя опять на такую «правильность» потянуло? Ведь университет – это снова задачки!

Андрей: Н-нет, я уже так не смогу. Испорчен чуть более обеспеченной жизнью. Но и носиться всю жизнь между клиентом и стойкой, обзаводясь последовательно брюшком, лысиной, подагрой и стенокардией, - и все ради того, чтобы заработать возможность выгуливать на старости лет не слишком породистого мопса и выкуривать за вечер не лучшего качества сигару – нет уж, благодарю покорно! Впрочем, тебе же известны мои планы…

Лиззи: В этом-то мы с тобой и расходимся. У тебя в голове сплошные планы –

правда, и время у тебя еще есть, - а мне нужно нечто реальное, и притом сейчас. Ведь почти уже тридцать… И я точно знаю, что никакого принца в моей жизни уже не будет. (Помолчав.) Может быть, ты и был моим последним принцем…

Андрей (пытаясь обратить ее слова в шутку): Ну, знаешь, уж кем-кем, а принцем я никогда не был! (После небольшой паузы, иным тоном.) Во всяком случае, спасибо на добром слове!

Лиззи: Надеюсь, я тебя не обидела?

Андрей: Ну что ты! Все нормально. Надеюсь, и я тебя тоже? Бобби твой в порядке?

Лиззи: Спасибо, все о`key! Бобби – очень надежный человек.

Андрей: Бобби, по-моему, – это вообще символ доброй старой Анлии. Не понимаю, зачем им еще какой-то Джон Булль понадобился!..

Сбоку появляются Романовский, Никитин и

Касьян и, не доходя до «Кенгуру», останавливаются.

У Романовского приклеены усы.

Никитин: Ну вот мы и у цели. Прямо как в «Трехгрошовой опере», помните?

«Лондон. Улица в Сохо. Торговцы торгуют, воры воруют, гулящие дамы прогуливаются.» Вы готовы?

Касьян: Да за пинту настоящего гиннесса я на что угодно готов!

Никитин: Не переводятся у нас на Руси юные пионеры! Будь готов – на все готов!

Касьян: Кстати, что больше, кварта или пинта?

Никитин: Из нас троих, я думаю, именно вы должны бы знать об этом!

Романовский: Захар, голубчик, с кем вы говорите?! Первый проректор, первый!

(Кивает в сторону Андрея) А это и есть наш герой?

Никитин: Он самый.

Романовский (с явным интересом глядя на Лиззи): А здесь вообще очень интересный персонал. Мужчины, видите ли, подпольные математики, барышни, что нечасто на этих островах, сплошное очарованье! Боюсь, наш визит может стоить этому зверюшке нескольких лучших работников! А как, кстати, мои усы? (слегка их подкручивает).

Во время всей последующей сцены Романовский

при каждом появлении Лиззи с интересом на нее

поглядывает.

Никитин: Как будто вы прямо родились с ними!

Романовский: А не отвалятся?

Никитин: Не беспокойтесь, все будет в порядке. Никто вас не узнает – особенно если вы снимете шарф вашего несравненного «Бромптона»!