iarskaiasmirnova_e_romanov_p_red_vizualnaia_antropologiia_go

Малышева, Сальникова

его визуального маркирования в ходе раннесоветских революцион- ных празднеств рассматривались в ряде работ по советской празднич- ной культуре [См. об этом: Малышева, 2003]. Но визуализация «со- ветскости», методы и способы ее «продвижения», особенно на местах, всеещепредставляютактуальнуюисследовательскую задачу.

Реализация властной политики большевиков по видоизмене- нию городского ландшафта и приспособлению его к новым полити- ко-идеологическим нуждам и потребностям происходила в сложных условиях. В годы гражданской войны и послевоенной разрухи эко- номических средств и финансовых рычагов для немедленного пере- устройства городской среды, разумеется, не хватало. Однако этот не- достаток с лихвой окупался революционным романтизмом, энтузиазмом и «классовой сознательностью» строителей светлого социалистического будущего. Кроме того, немалую роль играли ко- мандный стиль большевистского руководства и жесткая дисципли- на, которая насаждалась, в том числе, и по отношению к творческим работникам в период «военного коммунизма». Хотя справедливости ради следует отметить, что большевистская идея оказалась очень привлекательной для многих представителей художественной ин- теллигенции – творцов и пропагандистов «революционного аван- гарда» в искусстве. Она давала им практически неограниченные возможности для творческого самовыражения. Их художественной мастерской становились в эти годы улицы и площади российских столиц и провинциальных городов, а благодарными зрителями и поклонниками – самые широкие массы трудящихся – потребители новой социалистической культуры.

Основным местом концентрации лучших творческих сил стра- ны были, конечно, столичные Москва и Петроград / Ленинград. Там рождались самые яркие и смелые советские проекты преобразова- ния городского пространства, там появлялись идеологически выве- ренные художественные образцы, которые довольно быстро транс- лировались в провинцию. Пути, средства и способы преобразования провинциального городского пространства и наделения его «совет- скостью» были достаточно унифицированы. На местах предлагаемые «сверху» образцы воспроизводились, вбирая в себя как предлагаемые столицами штампы, так и местную специфику, обусловленную осо- бенностями регионального менталитета, культуры, традиций и на- личия соответствующих творческих сил и возможностей для реали- зации задуманного. Один из ярких примеров такого сочетания «общего» и «особенного» являла собой Казань – крупный губерн- ский поволжский город (население его к 1917 году составляло 185 тыс. человек), а с 1920 года – столица Татарской автономной совет- ской социалистической республики. Казань представляла собой об- разец «культурного пограничья» Запада иВостока и воплощала опыт

122

Российский провинциальный город 1920-х годов

многовекового сосуществования двух основных для этого региона на- ционально-конфессиональных общностей – татарской и русской, му- сульманской и православной. Специфику местной культурной ситуа- ции создавало также наличие других национально-конфессиона- льных компонентов, сплавлявшихся в едином «культурном котле» города и не терявших при этом своего своеобразия. Кроме того, Ка- зань была одним из известных на всю Россию центров подготовки кадров научной и художественной интеллигенции, которые выходи- ли из стен одного из старейших российских университетов, учитель- ского института, художественного училища и ряда других высших и средних учебных заведений.

Реконструкция городского пространства осуществлялась в ран- несоветский период разнообразными путями и способами, которые, с одной стороны, оптимально соответствовали сиюминутным идео- логическим задачам и потребностям режима, и, с другой стороны, максимально адаптировали их к уровню развития и пониманию широких масс горожан. Попытки перестройки и реконструкции Ка- зани в соответствии с новыми большевистскими идеалами включали в себя не столько радикальное изменение ее архитектурного облика, сколько частичное реструктурирование городского ландшафта. Это реструктурирование подразумевало преодоление различий между центром и окраинами, ликвидацию городской моноцентричности, а также смену семантико-семиотического кода города.

Среди изменений городского пространства условно можно вы- делить как временные, краткосрочные, легко варьирующиеся в за- висимости от требований текущего момента, так и долгосрочные, «окончательные», созданные, как казалось, «на века», но также под- вергшиеся в конечном итоге корректировке и трансформации – ис- ходя из политического контекста эпохи.

Декорирование городского пространства: цвет и свет революционных празднеств

Временные изменения приурочивались, как правило, к совет- ским праздникам и были важным элементом советской праздничной культуры. К ним можно отнести, например, праздничное убранство и освещение городских улиц и площадей. Так, еще с марта 1917 года в городском праздничном убранстве абсолютной доминантой стал кумач – красные флаги и транспаранты, красные банты и «красные жетончики» 1 демонстрантов. Символика красного цвета стала, как известно, культовой для всей советской визуальной культуры. На Красную доску заносились списки и портреты передовиков и луч-

1 НАРТ. Ф. Р-98. Оп. 1. Д. 16. Л. 19.

123

Малышева, Сальникова

ших специалистов города 1. К празднованию 5-й годовщины Татар- ской республики улицы Казани украсили прикрепленные к надвор- ным фонарям деревянные красные звезды с вписанными в их центр портретами Ленина 2.

По локализации декора заметно прослеживается постепенное складывание городских пространственных иерархий: украшались, прежде всего, центральные площади и улицы, те, по которым прохо- дили маршруты праздничных демонстраций 3 (Ил. 1).

Ил. 1. Демонстрация в Казани в 1917 году. Красные флаги и ло- зунги стали средством «осовечивания» городского пространства ужевпервыемесяцыреволюции(фотографияизфондовНАРТ).

Но если в первые годы после революции это декорирование было довольно бессистемным, то уже в ноябре 1922 года можно заметить некоторые признаки его четкого ранжирования. Количество и разме- ры плакатов, лозунгов и флагов соответствовали значимости объекта: на каждую из четырех украшенных площадей полагалось по два ло- зунга и четыре флага, на клубы и театры – по два-три лозунга и два флага 4. К1927 году праздничный декор был уже довольно жестко рег- ламентирован и стандартизирован: были сформированы два стан- дартных набора украшений (из флагов, лозунгов, портретов, гирлянд, фонарей-чехлов), постановлением Казанского городского совета опре-

1НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 126. Л. 75–80 об., 129; Д. 259. Л. 80 об.; Д. 372. Л. 23; Д. 621. Л. 7 об.; Ф. Р-128. Оп. 1. Д. 334. Л. 6.

2НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 621. Л. 57–60, 74–75.

3НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 127. Л. 22 об.; Д. 9. Л. 9, 24, 26, 108, 110 об; Ф. Р-100. Оп. 1. Д. 629. Л. 27.

4НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 180. Л. 8; Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 127. Л. 9 об., 11, 162; Д. 156. Л. 29 об.; Ф. Р-100. Оп. 1. Д. 629. Л. 27.

124

Российский провинциальный город 1920-х годов

делялся необходимый минимум обзаведения ими для всех предпри- ятийиорганизаций1.

Помимо кумача, для украшения города в 1917–1920-х годах активно использовались еловые и пихтовые ветки 2. Этот обычай восходил к дореволюционной религиозной православной (а от нее – к языческой, дохристианской) традиции, и стал еще до рево- люции органичным элементом городской праздничной культуры. Нередко и мусульманское население украшало пихтовыми гирлян- дами татарскую часть города [Камско-Волжская речь. 1913]. Одна- ко, начиная с 1917 года, обычай был «осовечен» – гирлянды обви- вались красными лентами. К годовщине революции в 1922 году для украшения Казани гирляндами было израсходовано 52 воза ело- вых и пихтовых лап 3.

К приметам временного преображения и даже освоения новой сферы пространства – воздушной – можно отнести появление над городом в дни праздников аэропланов, увенчанных красными звез- дами, и разбрасывание с них агитационных листовок (что станет очень популярно в конце 1920-х – 1930-е годы) 4. Однако в первые советские годы эта традиция не приобрела большого распростране- ния ввиду неразвитости авиации в республике.

Значимым моментом символического праздничного преобра- жения провинциального города была его иллюминация. Первые со- ветские празднества, подобно праздничной культуре Третьего Рейха, испытали на себе влияние солярного культа. Как известно, огонь и свет – одно из самых мощных средств воздействия на человеческие чувства. В условиях послереволюционной и послевоенной разрухи, когда люди возвращались с работы домой по темным, неосвещен- ным улицам, а там их ждал лишь чахлый, меркнущий свет кероси- новых ламп, это воздействие было особенно сильным.

Именно желанием шире использовать «световые эффекты» можно было объяснить то, что многие советские инсценировки и празднества проводились под открытым небом и начинались с на- ступлением темноты. В начале 1920-х годов из Петрограда в про- винцию быстро распространилась «мода» на ночные факельные ше- ствия как часть праздничных торжеств. Эти шествия, а также фейерверки и салюты были включены в Татарской республике вна- чале в планы празднования годовщин Октября, а позже – и других

1НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 357. Л. 17.

2См., например: ЦГА ИПД РТ. Ф. 868. Оп. 1. Д. 498. Л. 5 об.; НАРТ. Ф. Р-98. Оп. 1.

Д. 62. Л. 8, 27. НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 356. Л. 78–79; Д. 357. Л. 12–13.

3НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 356. Л. 78–79; Д. 357. Л. 12–13.

4НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 372. Л. 22 об.; Р-326. Оп. 1. Д. 180. Л. 295 об.

125

Малышева, Сальникова

советских праздников 1. Особой роскошью и богатством отличалась иллюминация Казани к 10-летию Октябрьской революции: огнями были украшены вокзал и пристани, университет, ворота Кремля и башня Сююмбеки, правительственные и партийные здания, другие городские объекты и площади 2. На приуроченном к предстоящему событию совещании художников и архитекторов Казани 26 сентября 1927 года, со ссылкой на опыт празднования взятия Бастилии в Па- риже и на опыт московских празднований, было настоятельно пред- ложено активнее использовать свет в праздничном декорировании города, применять эффектную комбинацию огня и воды, перенеся торжества в одном из районов на набережную озера Кабан 3.

К праздничному декорированию города обязательно привлека- лись художники, нередко очень известные. Так, П.А. Радимов (один из основателей Ассоциации художников Революционной России (АХРР) и инициатор создания Татарстанского филиала АХРРа) де- корировал центральную Театральную площадь и площадь перед городским музеем к годовщине Февральской революции и создавал плакаты к годовщине Парижской Коммуны в 1920 году 4. Вместе с 14 другими казанскими художниками, среди которых был и знаме- нитый Н.И. Фешин, Радимов вел «ударную» ночную и дневную ра- боту по декорированию Казани к первой годовщине Татарской рес- публики в июне 1921 года. Возглавляя художественный сектор комиссии по проведению празднования при ТатЦИКе, он не только разрабатывал планы украшения города и его объектов, но и пред- ставил 8 эскизов плакатов для украшения Красноармейского дворца и площадей Казани, эскиз эстрады; под его руководством изготавли- вались бюсты героев 5. Надолго запомнились казанцам праздничные плакаты 1919 и 1921 годов, а также декорации праздничного оформ- ления Казани к 10-летию Октября, выполненные под руководством другого представителя группы ТатАХРР, бывшего тогда инструкто- ром отдела ИЗО при политпросвете Запасной армии – Игоря Ники- тина. «Левые» художники, практиковавшие больше приемы и мето- ды монументализма, конструктивизма, упрощенной живописи, внесли немалый вклад в праздничное декорирование Казани свои- ми плакатами и графикой. Так, К.К. Чеботарев создал интересный проект монументальной росписи большого зала съездов, состоявше- го из большого холста «Весь мир насилья мы разрушим» и шести

1НАРТ. Ф. Р-100. Оп. 1. Д. 1531. Л. 23, 71, 78 об., 162; Д. 2217. Л. 7 об.

2НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 356. Л. 19; Д. 354. Л. 4; Д. 357. Л. 18.

3НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 357. Л. 14 об.

4ЦГА ИПД РТ. Ф. 868. Оп. 1. Д. 498. Л. 3 об., 9.

5НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 9. Л. 52, 109–111.

126

Российский провинциальный город 1920-х годов

окружавших его панно с символическими изображениями – «Са- рынь, на кичку!», «Большевик», «Крестьянин», «Servus», «Марсель-

еза», «Рабочий» [Дульский, 1929. С. 213-214].

Таким образом, «временные» изменения были наиболее про- стым, быстрым и доступным средством советского маркирования го- родскогопространства. Они, какправило, использовалисьвситуациях «разрыва» повседневности, прежде всего, во время революционных празднеств. И поэтому они оказывали наиболее мощное и непосред- ственное эмоциональное воздействие на горожан, прочно фиксируя и закрепляя в их сознании и памяти большевистские идеи и новые со- ветскиемифы[Малышева, 2005].

Улицы меняют имена: «революционизирование» городской топонимики

К «окончательным», постоянным изменениям городского про- странства можно отнести изменения в топонимике, которые преоб- разовали облик улиц и площадей, по-новому маркировав их [Саль- никова, 2002]. Переименование улиц и переулков Казани началось сразу после установления советской власти, причем первыми пере- именовывались объекты, названия которых связывались с монархи- ей или церковью. Так, уже в 1917 году, одна из центральных улиц го- рода – Воскресенская, названная так по имени церкви, стоявшей на месте нынешнего здания химического факультета Казанского госу- дарственного университета и впоследствии снесенной, была пере- именована в улицу Чернышевского. Во исполнение декрета СНК о памятниках от 12 апреля 1918 года уже 30 апреля того же года, нака- нуне первого официального советского празднования 1 Мая, Испол- ком Казанского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депута- тов переименовал одну из центральных площадей города – Ивановскую – в площадь 1 Мая. В том же году Офицерская улица получила название улицы Памяти 25 октября 1917 года.

Празднование «Всероссийского праздника народной Свободы» 15 марта 1917 года, центром которого в Казани была Театральная площадь [Голос Казани, 1917а; Голос Казани, 1917б], а особенно пер- вое казанское масштабное празднество-инсценировка на открытом воздухе – «Русская Свобода», – состоявшееся там же 7 сентября 1921 года, фактически стимулировали изменение ее названия в обиход- ном употреблении. В документах 1922 года Театральная площадь часто называлась площадью Свободы, хотя официального решения по этому поводу еще принято не было 1.

1 Например: НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 126. Л. 9; Д. 127. Л. 22, 31; Ф. Р-100. Оп. 1. Д. 629. Л. 13, 15 идр.

127

Малышева, Сальникова

В1920-егодыулица Вознесенская стала улицейОстровского, Гру- зинская – улицей К. Маркса, Поперечно-Покровская – улицей Горо- децкого, Первая гора – улицей Ленина, Театральная площадь – пло- щадью Свободы. Помимо многочисленных улиц, названных именами революционеров, когда-либо живших, побывавших, а чаще – никогда и не бывших в Казани (Маркса, Энгельса, Либкнехта, Тельмана, Воло- дарского, Дзержинского, Щорса), многие географические пункты по- лучили обобщенные названия – улицы Революции, Колхозная, Строителей, Смычка, Социалистическая, Кооперативная, Борьбы и другие [Амиров, 1995]. Для переименования улицы достаточно было простого коллективного ходатайства. Так, в 1927 году по просьбе эспе- ранто-ячейки при садово-огородном техникуме улица Поперечно- Большая была переименована в ул. Эсперанто. Заметим, что вместо конкретных, чувственно или визуально воспринимаемых названий давались названия чисто символические, наделенные, однако, высо- кимидейным смыслом. Например, 2-яОгородная, названная такзаее конкретные свойства, стала улицей Бабушкина, Ново-Песочная – улицей Табейкина, Третья гора – улицей Калинина. При этом нор- мальные, «человеческие» названия заменялись корявыми, трудно- произносимыми: не ул. Октябрьской Революции, не Революционная, а улица Памяти 25 Октября 1917 года; не Ленинская, не улицей Лени- на, а улица имени товарища Ленина и так далее. Естественно, что ис- чезли с названий улиц имена крупнейших казанских фабрикантов, предпринимателей и домовладельцев (Алафузовская стала улицей Гладилова, Б. Лецкая– Б. Галактионовской).

Это маркирование пространства для местного большевистского руководства имело не только символический смысл, но восприни- малось как реальный социально-политический акт. К празднованию третьей годовщины Татарской республики – «с целью устранения следов миссионерства» – переименовали целый ряд казанских улиц, например, Евангелистовскую – в улицу Татарской Республики. Кро- ме того, «с целью установления равноправия татарского и русского языков», к празднику на дома были прикреплены таблички с дву- язычным названием улиц 1.

Смена семантико-семиотического кода была одним из важных инструментов «советизации» среды обитания горожанина. Улич- ные надписи и таблички, указатели, становясь неотъемлемой ча- стью каждодневного визуального опыта, приобщали к миру новых революционных имен, понятий и символов, нередко помимо его во- ли и субъективного желания. «Борьба», происходившая в обиходе

1 НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 259. Л. 80 об., 40 об.

128

Российский провинциальный город 1920-х годов

между старыми, привычными и новыми, нередко чуждыми боль- шинству горожан названиями, отражала процесс внутреннего со- противления «маленького человека» навязыванию ему советского политического языка – «lingua sovetica» [См., например: Comrie, Stone, Polinsky, 1996].

Идея «полицентричности» социалистического города в проектах и реалиях

Одной из тенденций раннесоветского периода стала попытка сломать традиционную дихотомию «центр – окраины» и реформи- ровать городское пространство на основе «полицентричности». Сде- лать это было непросто. С точки зрения организации, содержания и качества городского пространства Казань была пестра и разнородна. К 1917 году город делился на несколько исторически сложившихся частей, сегрегированных по социальному и этническому принципам. В центре, располагавшемся в левобережье реки Казанки, в верхней части города располагалась русская аристократическая, админист- ративная и торговая зона. Доминантой центра была улица Воскре- сенская (ныне Кремлевская) и Театральная площадь, с примыкав- шими к ним фешенебельными кварталами и расположенными поблизости садами и парками, с богатыми особняками, дворянски- ми и купеческими клубами, торговыми домами и пассажами, ши- карными гостиницами и роскошными ресторанами. К этой зоне примыкал район, облюбованный русским купечеством, концентри- ровавшимся вокруг Большой Проломной улицы. Переходную зону составляли кварталы средних городских слоев, русского мещанского сословия, расположившегося в Суконной слободе, вдоль правого бе- рега озера Кабан. А за протокой Булак находилась Татарская слобо- да, заселенная татарским населением и отличавшаяся ярко выра- женным национальным колоритом. Правобережье Казанки занимали многочисленные рабочие слободы, образовавшиеся вокруг распола- гавшихся здесь промышленных предприятий. Традиционно населе- ние понимало под «центром» достаточно четко ограниченное – по крайней мере, на ментальных картах горожан – пространство, часто именуемое в обиходе «городом». Для жителей городских окраин до 1917 года он был редко посещаем, чужд и потому даже отчасти враж- дебен.

Тем не менее к началу 1920-х годов ситуация стала постепенно меняться, и в каждом из городских районов появилась территория, которая могла претендовать на роль «районного» центра. Для Забу- лачно-Плетеневского района с татарским населением таковой была площадь имени Вахитова (названа в честь М. Вахитова – татарского

129

Малышева, Сальникова

революционера) или Юнусовская площадь, для мещанских Сукон- но-Слободского и Городского районов – площадь Первого Мая (Первомайская), для заречного рабочего Объединенно-Слобод- ского района – площадь имени Петрова (названа в честь рабочего Р.Е. Петрова – одного из руководителей сентябрьского восстания 1918 года, расстрелянного комучевцами). Иногда районная площадь сознательно использовалась властями как главная праздничная площадь города. Так, в 1920-е годы центром празднования годовщин Татарской республики неоднократно становились Юнусовская / Тука- евская площадь и площадь М. Вахитова в татарской части города 1: «перенос» центра праздника в татарские части города был полити- ческим актом и должен был демонстрировать равенство русского и татарского населения и торжество национальной политики больше- виков 2. Однако к концу 1920-х годов элементы городского ланд- шафта и праздничного убранства, подчеркивавшие национальную специфику республики, были значительно сокращены (например, как подчеркивал один из критиков октябрьского убранства Казани 1927 года, на праздничных плакатах практически отсутствовали надписи на татарском языке, в них ничего не говорилось о Татарской респуб- лике 3), а распределение по районам с точки зрения национальной принадлежности проживающих гомогенизировано. Эти процессы от- ражали общие тенденции тогдашней национальной политики в СССР

и наступление на права автономных национальных республик и «сво- бодурук» ихполитическихэлит.

В 1924–1926 годах архитектором строительного Управления инженеров ТАССР Ф.П. Гавриловым были сделаны некоторые на- метки по застройке Казани, которые при успешной реализации при- дали бы ей характерные черты нового, социалистического города. В частности, предполагалось отстроить крупный городской район социалистического типа, заселенный преимущественно рабочими, с развитой инфраструктурой, ничем не уступающей центру, по право- бережью реки Казанки, там, где традиционно располагались казан- ские рабочие слободы. Разрабатывался также проект по созданию нового городского центра вокруг новой городской площади под Кремлем, на территории бывшей Ярмарки. Здесь же предусматри- валось и размещение советских культовых зданий – «Дворца труда», «Дома татарской культуры». Однако кончина архитектора и тяже- лые экономические условия не позволили осуществить этот проект.

1НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 259. Л. 20 об., 59, 80.

2НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 9. Л. 27 об.; Ф. Р-100. Оп. 1. Д. 349. Л. 47.

3НАРТ. Ф. Р-326. Оп. 1. Д. 357. Л. 33 об.

130