2 главы 5

100

В.Д.Димитриев

УЧАСТИЕ НАСЕЛЕНИЯ ЧУВАШИИ В БОРЬБЕ

ПРОТИВ ПОЛЬСКОЙ И ШВЕДСКОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ

В многотомных трудах по истории России и русского народа, написанных дореволюционными историками, вопрос об участии поволжских народов в борьбе против польских и шведских интервентов в начале ХVII в. по существу обойден. Очень бегло освещен он и в монографических исследованиях, посвященных российским событиям начала ХVII века. С.М. Соловьев, Н.И. Костомаров, Д.И. Иловайский, И.Е. Забелин и др., слепо следуя «Новому летописцу», выдвинули необоснованный, в сущности, тезис об измене «казанского диктатора» дьяка Н. Шульгина и стряпчего И. Биркина (Костомаров договорился до того, то Шульгин якобы хотел стать царем Казанского государства). Этим утверждением, а также ссылкой на уход части казанских ополченцев из Ярославля вместе с И. Биркиным сильно принижались масштабы и значение участия населения Казанской земли, т.е. территории бывшего Казанского ханства, в освободительном движении против польских и шведских интервентов [168]. Эти историки не приняли во внимание ряд документальных свидетельств об активном и массовом участии населения Казанской земли в борьбе с интервентами.

В монографиях С.Ф. Платонова и П.Г. Любомирова в какой–то мере отражены действия ратных людей Казанской земли в Первом и Втором ополчениях [169]. П.Г. Любомиров обоснованно возразил упомянутым выше историкам по вопросам об отношении Казанской земли к ополчениям [170].

Казанский историк А.П. Щапов в статье, опубликованной в 1861 г., указывает на участие чувашей и других поволжских народов в освобождении страны от интервентов. На призыв из–под Москвы к объединению для борьбы с интервентами Казанская земля, по утверждению Щапова, не скоро согласилась «быть в любви, совете и союзе с прочими областными общинами и с Москвой», т.к. в 1606–1610 гг. она бунтовала против Московского государства. Кажущееся ему позднее вступление народных масс Казанской земли в освободительную войну Щапов пытается объяснить этнографическими особенностями края и отсутствием у местного населения сочувствия к «сердцебиению и страданиям Москвы» [171]. Подобные объяснения опровергаются фактами, рассматриваемыми в настоящей статье.

Другой казанский историк, Н.П. Загоскин, следуя за С.М. Соловьевым и иными историками, многопланово проводил идею о слабом содействии Казанской земли освободительному движению 1611–1612 годов. Он утверждал, что после гибели Лжедмитрия II Казань играла «весьма двусмысленную роль в событиях смутного времени: на словах она горячо примыкает к общеземскому движению, направленному к освобождению Москвы, на деле же относится к этому движению более нежели индифферентно и, пожалуй, даже тормозит его». По его мнению, дьяк Н. Шульгин, ставший с конца лета 1611 г. «диктатором» Казани, ставил сепаратистские цели. «Этот сепаратизм выражался в стремлении создать, при посредстве персидского шаха, казаков и мусульманского населения края, особое понизовое государство». В действительности же в поведении Н. Шульгина и других представителей власти в Казани таких целей усмотреть невозможно. Не считаясь с документами, Н.П. Загоскин писал, что Казань, как и Вятка, не участвовала в Первом ополчении, что Н. Шульгин и И. Биркин оказались изменниками, хотели утвердить в Казани власть за собою и поставить во главе Казанского государства «Маринкина проклятого сына». Говоря об освобождении Москвы от поляков Вторым ополчением в 1612 г., Загоскин безаппеляционно заявляет: «Казанский край, за исключением незначительной кучки казанских инородцев, дворян и стрельцов под предводительством голов Лукьяна Мясного и Посника Неелова, совершенно отсутствовал в этом народном подвиге». Источники опровергают это заявление. Н.П. Загоскин скептически относился к документальным свидетельствам об участии татар, чувашей, марийцев и других поволжских народов в освободительной борьбе начала ХVII в. и, по существу, отрицал их боевое содружество с русскими воинами [172]. Ошибочные суждения указанных историков о роли Казанской земли в национально–освободительном движении 1611–1612 гг. ввели в заблуждение и некоторых историков советского времени.

Советские историки и в многотомных трудах, и в учебниках и учебных пособиях, и в энциклопедических статьях, и в монографических исследованиях отмечают, что чуваши и другие поволжские народности вместе с русским народом приняли в составе Второго ополчения активное участие в борьбе против польских интервентов [173].

В работе Н.Л. Рубинштейна, конспективно освещающей освободительное движение в России с 1608 по 1612 г., не нашлось места для упоминаний об участии в нем поволжских народов [174]. Значительный вклад в исследование борьбы против интервентов в начале ХVII в. представляют собой труды И.С. Шепелева [175] и И.П. Долинина, отличающиеся охватом огромного количества источников и обоснованными выводами [176]. Эти исследования содержат интересный материал и для изучения темы настоящей статьи.

Чувашские историки к рассмотрению разбираемого в данной статье вопроса почти не обращались. Некоторые сведения об участии чувашей в освободительном движении под руководством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского приведены в брошюре и рукописи П.Г. Григорьева [177]. Коротко изложен этот вопрос в «Истории Чувашской АССР» [178]. А.В. Изоркин выступил в печати с заявлением, что в нижегородском ополчении чуваши вовсе не участвовали. Автор отвергает, не хочет признавать четкие свидетельства документов об участии чувашских воинов в Чебоксарской, Свияжской и Чебоксарской ратях, вступивших во Второе ополчение, о присоединении чувашей из Первого ополчения, из рати В.П. Морозова ко Второму ополчению [179].

Нами предпринята попытка рассмотреть и интерпретировать сохранившиеся источники, содержащие сведения о сопричастности населения Казанской земли, Чувашии, главным образом чувашского народа, к освободительной борьбе против интервенции польских и шведских феодалов в Россию в начале ХVII в.

Среди мизерного числа сохранившихся документов, представленных преимущественно грамотами царских воевод, руководителей Первого и Второго ополчений, «царскими» грамотами 1609–1610 и 1613–1618 гг., а также грамотами и отписками, написанными от имени всех социальных и этнических групп населения некоторых уездов Поволжья, разрядными книгами, особенно ценны грамоты и отписки, поступившие в Курмыш в период с 21 декабря 1611 г. по 14 июня 1612 г. [180]. Некоторые данные содержат нарративные источники: летописи, отрывки хронографов русской редакции, литературные произведения, “Сказания” иностранцев и пр. Этот вид источников требует сугубо критического к себе отношения. Особенно большой тенденциозностью в освещении событий отличается «Новый летописец», составленный около 1630 г. предположительно при дворе патриарха Филарета, отца Михаила Романова.

Некоторые из историков с недоверием относились к грамотам и отпискам, написанным в 1611–1612 гг. от имени воевод, дворян, детей боярских, стрельцов, приказных и посадских людей, татарских мурз, чувашских, марийских, татарских и удмуртских крестьян о «совете и соединении» в борьбе за освобождение страны от иноземных захватчиков. Скептическое отношение к таким документам было вызвано непризнанием такими историками роли народных масс в истории, в социально–политической жизни. Так, Н.П. Загоскин писал, что к подобным грамотам следует относиться «более нежели осторожно», что «чуваши, черемисы и вотяки» ничего не понимали в обстановке [181]. Между тем грамоты, в которых в числе авторов упоминаются и народные массы, писались только в период народных восстаний и осовободительного движения начала ХVII в., когда посадские люди и крестьяне, в их числе и нерусские крестьяне Поволжья, громогласно выражали свои интересы, требования и стремления, и господствующая верхушка вынуждена были считаться с их волей.

При использовании источников пришлось учитывать, что в ряде документов и нарративных материалов начала ХVII в. чувашское ясачное население Чебоксарского, Свияжского, Цивильского, Ядринского, Курмышского, восточной части Козьмодемьянского, правобережной части Кокшайского уездов именуется «черемисами», а служилые чуваши этих уездов называются «служилыми татарами» [182].

Имеющийся фактический материал позволяет выделить четыре этапа в участии населения Чувашии в освободительной борьбе: 1) в 1609–1610 гг. – в составе правительственных войск, сражавшихся против интервентов и тушинцев; 2) в 1611 – первой половине 1612 гг. – в составе Первого ополчения П.П. Ляпунова и подмосковных полков; 3) в конце 1611–1612 гг. – в рядах Второго ополчения К. Минина и Д.М. Пожарского; 4) в 1613–1618 гг. в завершении освобождения страны от польских и шведских интервентов.

* * *

Как уже указывалось, войско Лжедмитрия II летом 1608 г. подошло к Москве и обосновалось лагерем в с. Тушино. Лжецарь организовал Боярскую думу и приказы. «Тушинскому вору» предались многие русские бояре, дворяне и дети боярские – в надежде получить от него вотчины, поместья, звания и должности. Ведущая роль в Тушинском лагере принадлежала шляхтичам. Здесь насчитывалось около 40 тысяч человек польско–литовского войска, возглавляемого гетманом Сапегой. Интервенты и русские тушинцы накладывали на захваченные города западной и центральной России тяжелую контрибуцию и творили бесчинства. В ответ на это еще в 1608–1609 гг. развернулось национально–освободительное движение народных масс. В 1609 г. польско–литовские феодалы и войска усилили грабежи в русских городах и селениях севернее и восточнее Москвы. Они проникали на территорию Арзамасского и Нижегородского уездов. Во второй половине 1609 г. и здесь разгорелась борьба против интервентов и тушинцев.

В сентябре 1609 г. началась открытая интервенция Речи Посполитой: королевские войска осадили г. Смоленск. В том же году вступили в пределы России шведские интервенты. Продолжал существовать и Тушинский лагерь.

На территорию Чувашии и всей Казанской земли интервенты не проникали. Население здесь не испытывало грабежей и издевательств со стороны иноземных захватчиков [183]. Поэтому народные массы края не могли подниматься на стихийную освободительную борьбу. Тем не менее в 1609–1610 гг. представители чувашского народа участвовали в борьбе против интервентов в результате довольно странной трансформации обстоятельств.

Царский воевода боярин Ф.И. Шереметев, сторонник царя Василия Шуйского, продвигаясь со своей ратью из–под Астрахани в центр страны, в ноябре–декабре 1608 г. остановился в Казани и начал мобилизацию в свою армию местных служилых людей, а также ясачных татар, башкир, марийцев и левобережных чувашей [184]. С января по начало июня 1609 г. Шереметев подавлял в Чебоксарах восстания чувашских крестьян. Уже в начале января он направил в уезды края «татарских сборщиков» князя И.С. Путятина «с товарыщи» в сопровождении воинских отрядов для призыва ясачных чувашей, марийцев и мордвы в свое войско. За полгода Шереметеву удалось пополнить его значительным числом местных ополченцев. В июне 1609 г. в нем числилось 3,5 тысячи ратников [185]. В царских грамотах, написанных в августе 1609 г., отмечается, что в составе войска Шереметева – астраханские и казанские ратные люди и «нагорная и луговая черемиса», что Шереметев идет в центр «со всею ратью, с понизовыми и с казанскими людьми и с горною черемисою», т.е. с чувашами [186]. В конце ноября 1609 г., когда Шереметев приближался к Москве, в его рати в 5–6 тысяч человек числились «воинские люди казанские татарове, и черемиса, и чуваша, и мордва» и из всех понизовых городов [187].

В 1609–1610 гг., на первом этапе освободительного движения, ясачные чуваши тех районов, где временно подавлялись крестьянские восстания, могли призываться и в другие полки царских войск. Еще в Казанском ханстве, где основная часть татар составляла массу мелких служилых людей (казаков), ясачные чуваши, марийца, удмурты и мордва одновременно привлекались и к военной службе. В военно–феодальном ханстве они являлись полуясачными и полуслужилыми людьмилюдьми. Такое социальное положение ясачных людей Поволжья сохранилось и в России ХVI – ХVII вв.: кроме несения ясачных повинностей, они были обязаны во время войн поставлять одного воина от трех ясаков, или примерно от шести фактических дворов (от русских владельческих крестьян во время войн брали только даточных людей, обслуживавших обычно обоз дворянского ополчения, по норме ––одного даточного от 225 десятин пашни, или приблизительно от 50 крестьянских дворов). Полуслужилое положение ясачных людей Казанской земли во второй половине ХVI – XVII вв. обусловило их массовое участие во всех войнах России этого периода, а также в освободительном движении 1609–1612 гг. и завершении борьбы с интервентами в 1613–1618 гг. В аналогичном полуслужилом положении находились мордовские крестьяне, а также русские бортники (казенные крестьяне) Нижегородского уезда. Повинность нерусских крестьян и бортников Поволжья служить в армии и позволила Ф.И. Шереметеву набрать их в свое войско.

Следует заметить, что нерусские народы Казанской земли были опытными и храбрыми воинами. Еще в первой половине ХVI в. австрийский дипломат С. Герберштейн, бывавший в Русском государстве, отмечал, что в войске казанского хана «черемисы и чуваши – весьма искусные стрелки. Чуваши же отличаются и знанием судоходства». После вхождения в состав России чуваши и другие ясачные люди во второй половине ХVI – первой половине ХVII в., до введения солдатских полков, выступали в походы на конях, вооруженные садаками (луком со стрелами) в составе конных ополчений дворян, детей боярских, нерусских служилых людей Поволжья (князей, мурз, тарханов, сотников, служилых татар, чувашей и др.). Согласно сообщению французского капитана Жака Маржерета, служившего в России с 1600 г., московские власти к дворянской коннице «присоединяют до 20 тысяч всадников казанских и черемисских, до 7 или 8 тысяч наездников мордовских и татарских, подвластных России» [188].

В Нижнем Новгороде Ф.И. Шереметев простоял целый месяц. В условиях Верхнего Поволжья действия его войска были направлены не столько на подавление социального протеста крестьянства, сколько против польских интервентов и тушинцев. Еще в июне 1609 г. Шереметев отправил часть войска против тушинской рати польского полковника А. Лисовского и отряда ростовского воеводы–тушинца И.Ф. Наумова, которые в результате многодневных боев были разбиты на Волге между Костромой и Кинешмой, в районе городов Юрьевца–Повольского и Решмы, объединенными силами шереметевского войска и народных повстанцев Замосковного края, боровшихся теперь против интервентов и тушинцев [189].

Касимовский хан Ураз–Мухаммед преданно служил Лжедмитрию II. В мае 1609 г. нижегородское войско А.С. Алябьева, занявшее Муром, потерпело поражение от касимовского войска [190]. В связи с этим обстоятельством рать Ф.И. Шереметева в июле направлялась в Муром и в начале августа в 10 верстах от него в крупном сражении разбила войско Ураз–Мухаммеда. Часть шереметевского войска, преследуя татар, штурмом взяла г. Касимов, заняла и другие татарские городки с волостями [191]. И.С. Шепелев отмечает, что «победа над касимовским царем… снимала угрозу Москве и Рязани с востока… Она ослабила силы Лжедмитрия на только в Касимовском и соседних с ним уездах, но и в самом тушинском лагере. Уход из Тушина касимовских татар, несомненно, сказался отрицательно на состоянии войск самозванца. С августа 1609 г. острие рати Шереметева было направлено непосредственно на лагерь Сапеги [192].

В августе Шереметев с основным ядром войск прибыл во Владимир и в начале сентября совершил нападение на Суздаль, но потерпел здесь поражение от тушинцев и вернулся во Владимир [193]. Польские интервенты усилили грабежи центральных уездов России, многих русских насильно уводили в плен в Польшу и Литву [194]. Войско «великого ратоборца» воеводы И.В. Скопина–Шуйского, направлявшееся на Тушинский лагерь из Новгорода, освободило ряд городов Подмосковья и приблизилось к осажденному гетманом Сапегой Троице–Сергиеву монастырю. В начале октября войско Скопина–Шуйского освободило Александрову слободу и 28 октября одержало под ней победу над большой частью войск Сапеги [195]. 11 ноября в Александрову слободу прибыла рать Ф.И. Шереметева, насчитывавшая в своем составе 5–6 тысяч воинов – русских, казанских татар, чувашей, марийцев и мордвы, и объединилась с войском И.В. Скопина–Шуйского. Численность объединенного войска составила около 30 тысяч человек [196].

Скопин–Шуйский начал осуществлять план освобождения Троице–Сергиева монастыря, Москвы и других городов от интервентов и тушинцев. Вскоре были очищены от врагов Ростов, Кашин, Старица, Ржев, Зубцов. В январе 1610 г. войско Скопина–Шуйского двинулось на Троице–Серигиевский монастырь и после ожесточенного боя вынудило интервентов снять его осаду и панически отступить в г. Дмитров [197]. Освобождение монастыря от осады открыло с севера путь на Москву.

Собираясь направить основной удар на Дмитров, где укрепился Сапега с поляками, Скопин–Шуйский произвел перегруппировку своих войск, освободил Шереметева от руководства ратью [198] и с начала февраля 1610 г. начал проводить под Дмитровом разведочные бои, а 20 февраля в крупном сражении одержал исключительно важную победу над интервентами [199].

Победа Скопина–Шуйского под Дмитровом привела к распаду и краху Тушинского лагеря, освобождению ряда уездов Верхнего Поволжья. Разбив вражескую осаду, 12 марта 1610 г. войско И.В.Скопина–Шуйского, в котором были и чувашские воины, участвовавшие во многих сражениях в составе рати Ф.И. Шереметева и объединенной рати, вступило в Москву. Лжедмитрий II покинул Тушино и перебрался в Калугу. Так завершился первый этап освободительной борьбы [200].

* * *

В июне 1610 г. царь Василий Шуйский был свергнут московскими боярами. Власть перешла в руки «семибоярщины» (кстати, в состав ее входил и Ф.И. Шереметев). Польские войска во главе с гетманом С. Жолкевским приблизились к Москве. По выставленному Жолкевским от имени польского короля Сигизмунда III требованию бояре согласились избрать королевича Владислава российским царем. В сентябре польские войска вступали в Москву, заняли Кремль и Китай–город. Это вызвало сильное недовольство жителей столицы и возмутило всю страну.

Население Казанской земли отказалось целовать крест и «шертовать» Владиславу. В декабре 1610 г. татарским князем П.А. Урусовым Лжедмитрий

II был убит [201]. К исходу 1610 г. повстанческое движение в Чувашии, как и в Марийском крае, затухло, что позволяет заключить, что опасность иноземного порабощения стало сознавать и нерусское крестьянство Поволжья. По–видимому, известие о гибели «царя Дмитрия», служившего в какой–то мере знаменем народной борьбы против угнетателей, и слухи о насилиях и грабежах населения со стороны польских феодалов, усилившихся после захвата ими московского престола, доносились и до чувашских крестьян.

В конце 1610 – начале 1611 гг. в Рязанской земле, сильно пострадавшей от интервентов, зародилось ядро Первого земского ополчения. Инициатором его создания был рязанский воевода П.П. Ляпунов, поддержанный зарайским воеводой Д.М. Пожарским. П.П. Ляпунов разослал во многие города грамоты с призывом направлять к Москве воинские силы для освобождения столицы от захватчиков. К ополчению присоединились Ярославль, Нижний Новгород, Муром, Суздаль, Владимир и другие города. Исследователь истории Первого ополчения и подмосковных полков Н.П. Долинин подчеркивает, что «характерной особенностью этого ополчения являлось широкое участие в нем нерусских народностей – татар, мордвиноа, чувашей и черемисов» [202].

В январе московские жители направили в разные города окружную грамоту о разорении и утеснениях им от поляков. Грамоты с призывом объединиться для борьбы с польскими интервентами, для избавления Москвы от врагов, и присылке ратных людей, пороха и свинца в Первое ополчение продолжал рассылать в города и уезды и П.П. Ляпунов [203].

Мы располагаем несколькими документальными свидетельствами об участии чувашей и служилых людей городов Чувашии в Первом ополчении. В грамоте от 31 января 1611 г., направленной в Нижний Новгород, П.П. Ляпунов писал, что «понизовая сила», т.е. военные отряды из района Приказа Казанского дворца, стоит в Шацке и направится на Коломну [204]. Он же в феврале писал во Владимир и Суздаль, что, согласно приговору руководства ополчения, всем его силам необходимо сходиться в двух городах: владимирским, нижегородским, рязанским, казанским, шацким и «украинных городов» людям – в Коломне, калужским, тульским и северских городов людям – в Серпухове. «А я, господа, – продолжал П.П. Ляпунов, – не иду на Коломну за тем: дожидаюсь из–под Шатцкого Ивана Карказицкого, а с Иваном, господа, мордва и черемиса луговая и нагорная, и чуваша, и темниковцы, и алаторцы, и иных многих городов людей тысяч с сорок и больше» [205]. По всей вероятности, численность прибывающих ополченцев – 40 тысяч – преувеличена. Однако несомненно, что ратные люди из нерусских народов и горожан Среднего Поволжья прибыли в Первое ополчение. В феврале же из Ярославля сообщили в Вологду, что «ис Рязани… писал Прокопий Ляпунов в Нижний, а из Нижняго писали к нам в Ярославль, что рязанские и северские городы в собраньи многие люди, а из понизовых городов и из Казани и из Нижняго ратные многие люди идут в сход к ним на полских и литовских людей к Москве… А из Нижняго в Володимер ратные люди пришли, а из Казани идут же» [206]. В том же феврале ярославцы писали в Новгород, что к П.П. Ляпунову прибыли «из Нижнево с воеводою со князем Александром Ондреевичем Репниным понизовные люди и казанцы» [207]. «Столяровский хронограф» содержит свидетельство об участии алатырских атаманов и казаков в Первом ополчении [208].

Главные силы ополчения составили рязанцы, «русские тушинцы» и казацкие полки князя Д.Т. Трубецкого и казацкого атамана И.М. Заруцкого, получивших боярские звания от Лжедмитрия II. Остатки войска М.В. Скопина–Шуйского, скоропостижно скончавшегося (вероятно, был отравлен родственниками Василия Шуйского) в марте 1610 г., также влились в Первое ополчение (как уже указывалось, среди них были чувашские ратники).

Первое ополчение выступило из Коломны 3 марта 1611 года. 17 марта его передовой отряд во главе с Д.М. Пожарским вошел в Москву. Через два дня поляки устроили в Москве резню – вырезали 7 тысяч безоружных москвичей и подожгли город. Деревянная Москва сгорела почти вся. Главные силы ополчения после пожара заняли окраины Москвы. В июне подмосковными полками была предпринята неудачная попытка штурма Китай–города.

Руководители Первого ополчения образовали временное правительство, куда вошли П.П. Ляпунов, Д.Т. Трубецкой и И.М. Заруцкий. Временное правительство вело политику в интересах дворянства и казацкой верхушки, назначало воевод в города, делало земельные пожалования служилым людям, проводило сбор средств, продовольствия и фуража для ополчения. У временного правительства имелись органы центрального управления – приказы.

О внутренней политике подмосковного временного правительства позволяют в какой–то мере судить наказы воеводам. Так, согласно наказу от 29 июля 1611 г., данному князьями Д.Т. Трубецким и И.М. Заруцким, ядринского воеводу В. Кушникова должен был сменить воевода М.И. Соловьев (правда, он в Ядрин не прибыл и воеводой продолжал служить Кушников и в 1612 г.) [209]. Согласно наказу, временное правительство имело Приказ Казанского и Мещерского дворца, который непосредственно управлял территорией Среднего Поволжья (а также Приуралья и Сибири). Новый воевода обязан был принять у старого крепость и острог, артиллерию и другое оружие, боеприпасы, деньги, «всякие кормовые и питейные запасы», делопроизводство. Воевода обязан был управлять служилыми, посадскими и уездными людьми «во всем». Ему предлагается оборонять город и уезд от нападений всяких вооруженных отрядов (по–видимому, прежде всего повстанцев или проникавших в глубь страны польских интервентов и их сторонников). В случае появления в уезде вооруженных отрядов воевода со служилыми людьми и ополченцами из крестьян обязан был выступить против них, а в случае превосходства их сил, организовать оборону города. На такой случай предлагается, при необходимости, ремонтировать крепость и острог. Воевода обязан оказывать военную помощь соседним уездам при нападении на них вооруженных отрядов. Таким же образом должен он организовать отражение крымских и ногайских воинских людей при вторжении их в уезд. Воеводе необходимо следить, чтобы среди русских и нерусских людей города и уезда « ни в ком шатости никаковы и лихих заводов, и самовольства не было», т.е. строго осуществлять полицейские функции, подавлять социальный протест народных масс. Учитывая сложную обстановку, временное правительство обязывает воеводу не допускать, чтобы всякие чины без разрешения бояр и воевод завладели людьми. Как обычно в наказах, воеводе предлагается людей не жесточить, суд и расправу осуществлять «в правду» [210].

Польский король Сигизмунд III в марте 1611 г. вынужден был признать, что «ныне Казань и Астрахань, и черемиса, и полевые городы, и подбелские, и сибирские городы, и Пермь, и Вятка наших грамот ни в чем не слушают и доходов никаких к Москве не везут, и во многих городах и в селех сыну нашему королевичу креста не целовали» [211].

В апреле 1611 г. временное правительство прислало в «государьство Казанское – в вотчину Московского государства» грамоту, в которой сообщало об обмане со стороны поляков, о разорении ими страны, грабежах и убийствах и об осаде подмосковными полками Москвы. П.П. Ляпунов, бояре и подмосковные полки писали: «А вы б, господа, бояре и дворяне, и дети боярские, и всякие служилые люди, и князи, и мурзы, и татаровя, и новокрещены, и чюваша, и черемиса всей Луговой стороны, и изо всех городов Казанского государьства всякие ратные люди, собрався, шли, не замешкав, на земскую службу к Москве наспех». Временное правительство просило также прислать под Москву деньги на содержание ратных людей [212].

Как сообщалось в написанной 12 июня 1611 г. из Казани в Пермь грамоте от имени воевод, дворян, детей боярских, стрельцов и пушкарей, посадских людей, татар, чувашей, марийцев и удмуртов, в Казани, Свияжске, Чебоксарах и других городах «всею землею Казанского государьства целовали крест по той записи, которая … прислана из полков ото всее земли, что нам быти со всею землею в любви и в совете, и в соединенье, и против врагов… полских и литовских людей со всею землею стояти заодин, итти под Москву, в сход к бояром и ко всей земле очищати Московское государство от полских и от литовских людей». В грамоте сообщалось, что Казанская рать готова идти под Москву, однако денег в Казани нет, т.к. из–за восстаний чувашских и марийских крестьян с них ясачные и оброчные деньги не собирались в течение трех лет, кабаки были закрыты, отъезжая торговля не велась – кабацкие и таможенные пошлины не собирались, – и просили пермичей прислать деньги «казанским и чебоксарским служилым людем … на жалованье» [213].

Пермичи приветствовали готовность населения Казанской земли послать ратных людей под Москву, однако сообщали, что и в пермской казне денег нет, потому что доходы прошлых лет отправлены под Москву и другие места, а пермских ратных людей отпустили в подмосковные полки еще 17 марта [214].