А.А. Смирнов

ПРОИЗВОЛЬНОЕ И НЕПРОИЗВОЛЬНОЕ

ЗАПОМИНАНИЕ

Общая характеристика произвольного и непроизвольного запоминания

...В тех случаях, когда непосредственным источником мнемической направленности является сознательное намерение запомнить, запоминание представляет собой особый вид психической деятельности, часто весьма сложный, и по самому существу своему является произвольным запомина­нием. Обычно ему противопоставляется запоминание непроизвольное, которое осуществляется в тех случаях, когда мнемическая задача не ставится, а деятельность, ведущая к запоминанию, направлена на достижение каких-либо иных целей. Когда мы решаем математическую задачу, мы вовсе не ставим перед собой цель запомнить те числовые данные, которые имеются в задаче. Наша цель — решить задачу, а не запоминать имеющиеся в ней числа, и тем не менее мы запоминаем их, хотя бы и ненадолго...

Наличие мнемической направленности имеет важнейшее значение прежде всего для продуктивности запоми­нания. Низкая продуктивность непроизвольного запомина­ния отмечалась в ряде работ (Штерн (1903—1904, 1904— 1906), Г. Майерс (1913) и др.). Хорошо известно, что при прочих равных условиях произвольное запоминание значи­тельно эффективнее непроизвольного. Намерение запомнить надо считать одним из главнейших условий успешности за­поминания.

Это положение хорошо знакомо каждому из личного опыта, из жизненных наблюдений. Вместе с тем оно нашло свое четкое отражение и в экспериментальной практике. Одним из наиболее ярких примеров его значения является случай, описанный сербским психологом Радосавлевичем (1907) и многократно цитированный в психологической литературе. Один из испытуемых этого исследователя не понял, в силу плохого знания языка, на котором говорил экспериментатор, задачи, которая была поставлена перед ним,— запомнить относительно небольшой (но бессмысленный) материал. В итоге этого непонимания оказалось, что запоминание даже небольшого материала не могло осуществиться, несмотря на то, что материал был прочитан вслух 46 раз. Однако как только задача запомнить была уяснена испытуемым, он смог воспроизвести весь материал совершенно точно после всего лишь шестикратного ознакомления с ним.

О том же самом говорят и данные других работ, в которых вопрос о действии задачи запомнить подвергался специаль­ному изучению, в частности исследования Поппельрейтера (1912), Вольгемута (1915), Мазо (1929). Методика этих работ заключалась в том, что испытуемым предлагалось, с одной стороны, воспринять какой-либо материал с целью запомнить его, а с другой — ознакомиться с аналогичным материалом в условиях, когда запоминание не требовалось. Как в том, так и в другом случае после этого (во втором случае — неожиданно для испытуемых) предлагалось воспроизвести воспринятый материал. Итоги опытов показали, что в первом случае запоминание бывало значительно продуктивнее, чем во втором случае.

Весьма показателен хорошо известный всем, кто вел экс­периментальные исследования памяти, факт плохого запоми­нания экспериментаторами того материала, который предла­гается ими испытуемым для заучивания. Все испытуемые заучивают материал полностью и точно, сами же экспери­ментаторы, читающие этот материал испытуемым, по окон­чании опытов могут воспроизвести его крайне недостаточно, и это имеет место, несмотря на то что эксперименты прово­дятся с несколькими испытуемыми, в силу чего материал воспринимается экспериментаторами значительно большее число раз, чем каждым испытуемым в отдельности...

Мнемическая направленность не представляет собой чего-либо однородного, всегда одинакового. Она всякий раз поступает в том или ином качественно своеобразном содержании.

Первое, что характеризует собой конкретное содержание направленности, — это требования, которым должно удовлетворять запоминание, т.е. что именно должно быть достигнуто в итоге запоминания. С этой точки зрения можно говорить о направленности на то или иное качество запоминания, представленной рядом основных наиболее типичных задач или установок, которые изменяют в каждом отдельном случае и тем самым определяют собой качественное своеобразие направленности запоминания.

Каковы эти задачи и установки?

Всякая мнемическая деятельность направлена прежде всего на ту или иную полноту запоминания. В одних случаях перед нами стоит задача (или у нас есть установка) запомнить все содержание того, что воздействует на нас (сплошное запоминание). В других случаях мы направлены на то, чтобы запомнить только часть того, что воспринимается нами: главные мысли текста, отдельные факты и т.п. (выборочное запоминание).

Далее, надо указать различия в направленности на точностъ запоминания, которая в одних случаях может отно­ситься к содержанию того, что запоминается, в других — к форме его выражения. В последнем случае в качестве одной из крайностей выступает задача (или установка) запомнить тот или иной материал буквально, выучить его наизусть. Другая крайность — запоминание максимально «своими словами».

Особо надо выделить различия, наблюдаемые в направ­ленности на запоминание последовательности того, что воз­действует на нас. В одних случаях мы стремимся к тому, чтобы запомнить события, факты, словесный материал в той самой последовательности, в какой все это фактически было дано нам. В других случаях такая задача или установка отсутствуют, а иногда мы более или менее сознательно ставим перед собой даже обратную задачу — изменить воспринятую последовательность материала, сделать, например, словесный материал более логичным или просто более удобным для запоминания.

Следующий момент, характеризующий направленность на запоминание,— направленность на прочность запоминания. В одних случаях мы ставим перед собой задачу запомнить материал возможно более прочно, на продолжительный срок, в известном смысле «навсегда». В других случаях запомина­ние направлено на то, чтобы сохранить материал в памяти в течение хотя бы только краткого времени, в частности удержать его лишь настолько, чтобы иметь возможность вос­произвести только сразу после восприятия, в непосредственно следующий за этим момент (долговременная и кратковремен­ная память).

Особым видом мнемической направленности является на­правленность на своевременность воспроизведения, т.е. на то, чтобы воспроизвести запоминаемое нами в определенный момент времени, при наличии определенной ситуации (вспом­нить, например, что-либо при встрече с определенным чело­веком, при приходе в определенное место и т.п.).

Зависимость непроизвольного запоминания от направленности деятельности

Мы рассмотрели, как велико влияние, оказываемое на запоминание мнемической направленностью. Самый факт её наличия или отсутствия, а также характер мнемических задач, их конкретное содержание в значительной мере опре­деляют собой как продуктивность, так и качественное свое­образие запоминания.

И то и другое зависит, однако, не только от мнемической направленности. Ведь запоминание осуществляется в резуль­тате и такой деятельности, которая сама по себе на дости­жение мнемического характера не нацелена; между тем и такая деятельность, конечно, тоже на что-либо направлена, хотя и не на само запоминание. Между тем направленность ее может быть очень различна, а это не может не влиять так или иначе на результаты запоминания, на то, что остается в памяти в итоге этой — немнемической — деятельности.

Как же именно связаны эти результаты запоминания с немнемической направленностью деятельности, в которой осу­ществляется уже непроизвольное запоминание?

Чтобы получить хотя бы некоторый материал, освещаю­щий этот вопрос, нами были проведены следующие опыты (1945). Мы предлагали испытуемым припомнить некоторые факты из их недавнего прошлого. Никакой задачи — запо­мнить ни в тот момент, когда эти факты происходили, ни после них — у испытуемых не было. Им приходилось припоминать то, что запомнилось непроизвольно. Вместе с тем деятельность, в итоге которой это запоминание осуществилось, так же как и всякая деятельность, была на нечто определенное (и притом в течение сравнительно продол ж-,: тельного времени) направлена. Проследить зависимость запоминания от этой определенным образом характеризуемой направленности деятельности, протекающей в естественных, жизненных условиях, и составляло нашу задачу.

Всего нами было проведено две серии опытов с несколькими испытуемыми каждый раз. В одном случае мы предлагали испытуемым припомнить все, что происходило с ним тогда, когда они шли из дома в институт, в котором работа («путь на работу»). Опрос проводился неожиданно для испытуемых и происходил обычно через 1,5 — 2 часа после начала работы. Испытуемые должны были дать возможно более подробный отчет о всем виденном, слышанном, о всем, что от делали, о чем думали, что эмоционально переживали. При этом их предупреждали, что если они не захотят о чем-либо рассказывать, то они могут ограничиться или самой общей характеристикой того, что у них было в сознании, или даже вовсе отказаться от рассказывания, указав лишь, насколько ясно и полно они вспоминают то, что не хотят рассказывать. Следует тут же оговориться, что таких случаев в наших экспериментах не оказалось: испытуемые ни разу не отмечали, что у них имеется что-либо, о чем они не хотели бы говорить в своем отчете экспериментатору. Наоборот, они были максимально заинтересованы в том, чтобы вспомнить и рассказать как можно больше, и прилагали к этому все усилия.

Во второй серии опытов испытуемым предлагалось (опять-таки неожиданно для них) вспомнить все, что происходило в течение одного научного совещания, на котором они при­сутствовали за неделю до опытов. Они должны были изложить содержание доклада, который был сделан на этом совещании, и происходившие на нем прения.

В качестве испытуемых в обоих экспериментах были при­влечены научные работники-психологи, опытные в самона­блюдении.

Обратимся к рассмотрению полученных данных...

Испытуемый Б. вспоминает относительно своего пути на работу следующее:

«Помню прежде всего момент выхода из метро. Что именно? Как думал о том, что надо выйти из вагона так, чтобы занять скорее нужную позицию и идти скорее, так как запаздывал. Ехал, помню, в последнем вагоне. Поэтому никуда выскочить не удалось. Пришлось войти в толпу. Раньше публика, выходя, шла по всей ширине перрона. Сейчас для обеспечения прохода входящих были поставлены люди, поворачивавшие публику от края перрона. Бросилось в глаза, что у каждого столба стоит для этого один человек, так как иначе публика опять шла бы по краю перрона. (Далее следует описание нескольких человек, стояв­ших у столбов и не пускавших пассажиров к краю перрона.) На часы, кажется, не смотрел. Дальнейший путь выпадает. Абсолютно ничего не помню. Есть только смутное воспоминание от старого. Шел до ворот университета. Ничего не заметил. О чем думал, не помню. Когда вошел в ворота, заметил: кто-то спешит. Кто именно: мужчина или женщина, не помню. Больше ничего не помню... Теперь о первой половине пути. Самый выход из дому не помню. Помню, что, когда выходил из ворот дома, вспомнил, что не взял книжку билетов. Подумал: насколько это задержит, так как всегда очередь у кассы. Обычно иду к станции метро, сворачивая в переулок с трамваем. Сворачиваю там, где трамвай несется вниз. Каждый раз посматриваю на трамвай. В этот раз также шел там. Посмотрел на трамвай с опаской. Подходя к станции метро, увидел киоск и подумал: нет ли газеты? Решил, что буду стоять, если есть. Газет не оказалось. Стоял у кассы метро. Кто-то долго возился. Через голову сунул деньги. Очень быстро прошел. Замедлил ход у контролера. Заметил, что контролер очень быстро рвет билеты. Слышу поезд. Спешу. Смотрю на киоск с продуктами. Мельком бросил взгляд. Заметил, что нужных мне вещей нет. Бегу к поезду. Захожу в вагон. Публику не помню. Подошел к противоположной двери. Решил, что лучше пройти по вагону и встать у первой двери. Прошел. Встал, кажется, между двумя мужчинами. О чем думал в поезде, совсем не помню. Мысли, без сомнения, были».

Что характерно для этого рассказа?

Прежде всего бросается в глаза, что испытуемый ясно указывает, что он совсем не помнит, о чем думал, хотя твердо убежден в том, что на определенном этапе пути о чем-то, безусловно, думал. Далее рассказ содержит указание главным образом на то, что мешало или могло помешать выполнению задачи — прийти вовремя на работу (невозможность «проско­чить» скорее сквозь толпу, невозможность использовать для этого край перрона, отсутствие оставленной дома книжки с билетами, задержка с покупкой билета в кассе).

Равным образом в рассказе отмечаются также те факты, которые, хотя бы косвенно, содействовали скорейшему при­ходу в институт: быстрая работа контролера, переход от одной двери к другой с целью сокращения пути и ускорения выхода. Характерно, что испытуемый относительно хорошо запомнил людей, стоявших у столбов перрона и руководивших движением публики, что мешало испытуемому пройти скорее на перрон, и не запомнил совершенно никакой публики. Из людей на улице он вспомнил только одного человека, так же, как и он, спешившего куда-то. Сохранилось воспоминание о газетном киоске, что, очевидно, было связано с размышлением, покупать ли газету или нет, и сомнениями по этому поводу в виду позднего времени.

Таким образом, подавляющая часть того, что запомнилось, была так или иначе связана с основным руслом деятельности испытуемого: с переходом из дому в институт и с необходимостью выполнить это без опоздания...

Третий испытуемый Т. рассказывает следующее:

«Выходя из дому, знал, что надо ехать на метро, так как поздно. Сразу завернул за угол и пошел по переулку к метро. О чем думал? Не помню. Никакого воспоминания об этом не осталось. Но есть зри­тельный образ сегодняшнего утра, от меня идущей картины. Шел медленно. Людей не помню. Подумал: ничего ли, что иду медленно? При переходе через улицу пришлось подождать, шла машина. Встал в середину группы людей, чтобы переходить не глядя в сторону, так как был поднят воротник. Посередине улицы снова пережидал машины. Перед станцией метро длинная очередь за газетами, через которую пришлось пройти. На лестнице в метро страшный сквозняк, у всех чудно поднимавший полы пальто. Подумал: наверное, и я сейчас так чудно выгляжу. Билетов не брал, был последний талончик. Пошел по необходимости лестницей вправо. Там было много народу. Спуск мед­ленный. Обнаружил, что поезд стоит. Досада, так как закрывались двери. Хорошо вижу кусочек вагона с закрытой дверью. Прошел по пустой платформе. Двое было таких же, как и я. Прошел до конца, как делаю обычно. Дошел до места, откуда видны часы. Было без четверти десять. Хорошо вижу сейчас положение стрелок. Попался какой-то высокий человек с газетой в руках. Подумал: наверное, вче­рашняя. Вспомнил об очереди в метро. Нет, сегодняшняя. Увидел, что сводка штаба длинная. Здесь встретил Г. (фамилия знакомого). Он тоже проявил интерес к сводке и подошел к читавшему газету. Тот читал последнюю страницу. Показал Г. первую, но сейчас же стал читать последнюю. Г. пытался подглядеть снизу. Пришел поезд. Вошли в вагон. Как вошел Г., не помню. Я пропустил несколько женщин с сумками. Встал у дверей. Вплотную еще две женщины по углам. Одна с сумкой продовольственной, без перчаток. Вижу ее руки. Подумал: почему без перчаток. В руках у нее газета. Сейчас вновь появляется воспоминание о Г. Разговариваем с ним по поводу сводки. Что было до этого с ним, не помню. В вагоне помню Г. как собеседника, т.е. разговор с ним, самого его не помню. Не помню, где он стоял и т.д. (Дальше сообщается содержание разговора с Г. относительно событий на фронте.)

Проход через станцию не помню совсем. Помню переход через улицу. Долго пережидал проезда автомобилей. В середине улицы вновь была задержка. Помню, что взглянул на часы, но что они показывали, не помню. Тогда это как-то переживалось как время, не требующее спешки. О чем говорили до университета — не запомнил. У университетских ворот увидел Б. Помню вид снежных сугробов на университетском дворе и разговор с Г. о снеге в этом году».

Рассказ Т. существенно отличается от предшествующих, поскольку у испытуемого во время пути произошла встреча со знакомым, с которым он продолжал остаток пути и с которым почти все время вел разговор. Но если сравнить первую часть рассказа (до встречи с Г.) с уже рассмотренными показаниями других испытуемых, то нетрудно заметить зна­чительное сходство между ними. Так же как и предшествую­щие испытуемые, Т. забыл, о чем думал во время пути, но хорошо помнил о задержках и затруднениях при передвиже­нии, равно как и о других, даже очень мелких фактах, так или иначе связанных с задачей прийти вовремя на работу (пережидание автомашин, «пролезание» через очередь, сто­явшую за газетами, внешний вид поезда, на который опоздал, спуск по лестнице в метро, время на часах, когда предстояла еще значительная часть пути до института, факт взглядыва­ния на часы тогда, когда путь был близок к концу). Харак­терно, что из двух мыслей, отмеченных в рассказе, одна опять-таки была с основной целью деятельности (подумал: ничего ли, что иду медленно). Наряду с указанным хорошо было воспроизведено также то, что было связано с устойчивым интересом к событиям на фронте (воспоминание о человеке с газетой на станции в метро, о женщине с газетой в вагоне метро, разговор с Г. о сводке военных действий на фронте)...

Каковы общие итоги первой серии экспериментов?

Прежде всего она показала, что воспоминания испытуемых в значительно большей мере относятся к тому, что испытуемые делали, нежели к тому, что они думали. Содержание мыслей вспоминается редко и очень скупо, хотя сам факт думания во время пути для испытуемых является несо­мненным и констатируется ими многократно. «Думал, но о чем думал, не помню» — такова формула, наиболее типичная для всех приведенных показаний. В то же время, что именно делали испытуемые — это они помнят достаточно хорошо.

Характерно, что даже в тех случаях, когда мысли вспо­минаются, они связаны все же с действиями испытуемого. Это или мысли по поводу того, что испытуемый в данный момент выполняет, т.е. так или иначе связанные с его переходом из дому на работу, или мысли по поводу предстоящих, или намечаемых действий (мысли Н. о предстоящей работе; вопрос, возникший у Ш., встретит ли он того человека, с которым ему предстояло вести разговор, и др.)².

Такой же характер носят и воспоминания о воспринятом на пути. Испытуемые и в этом случае вспоминают главным образом то, что было связано с самим их передвижением, т.е. с той именно деятельностью, которую они выполняли. Вместе с тем, и это представляется чрезвычайно важным, они обычно говорят о том, что возникало перед ними либо в качестве препятствия на пути следования, либо наоборот, облегчало передвижение, делая его беспрепятственным.

Наличие тех или иных затруднений или, наоборот, отсутствие их там, где они могли бы быть, где ожидались или где обычно бывают,— таково содержание значительной части показаний каждого испытуемого.

В полном соответствии с этим стоит следующий факт. В тех случаях, когда испытуемые припоминали что-либо, и» связанное с их передвижением, их воспоминания чаще всего относились к тому, что вызывало у них какие-нибудь вопросы, недоумение, удивление, т. е. по существу тоже представлял! собой некоторое, хотя и своеобразное, препятствие, задержку, указывало на наличие какой-то задачи для вое приятия или осмысления. Таковы, например, вопросы: «Что нового в газете?», «Есть ли такая-то вещь в киоске?», «Открыт ли такой-то киоск?», «Почему не доходчива кинокомедия?», «Чем занимается этот человек?». Сюда же надо отнести и припоминание чего-либо странного, непонятного, необычного, что не укладывалось в рамки машинально протекающего восприятия («чудно задирающиеся от ветра полы пальто у пассажиров метро»... «Необычно посыпанный песком тротуар на университетском дворе», «отсутствие перчаток у женщины, несмотря на сильный мороз» и т.п.)...

Чем же объяснить факты, выявившиеся в наших экспе­риментах?

Ответ на это может быть дан лишь в связи с учетом направленности испытуемых в тот момент, когда они выполняли деятельность, о которой рассказывали.

На что они были направлены во время перехода в институт на работу? На то, чтобы своевременно достичь цели, прийти вовремя в учреждение, в котором работали, не нарушая тем самым трудовой дисциплины. Такова была задача, стоявшая перед ними. Такова была их установка. Таковы были мотивы их деятельности. Передвижение на улице не было для них просто ходьбой. Это был целенаправленный, и притом в оп­ределенных условиях, т. е. связанный определенным време­нем, переход из дома на работу. Этот переход и был той основной деятельностью, которую они выполняли. Испы­туемые не думали и шли, более или менее машинально, во время думания, а шли, и думали во время ходьбы. Это не значит, конечно, что все их внимание было сосредо­точено на ходьбе и что все их мысли вращались только вокруг этого. Наоборот, сознание их было заполнено мыслями, не­сомненно, иного содержания, не относившегося к тому, что они делали в данный момент. Но основное, что они делали в тот период времени, о котором рассказывали, это был именно переход из дома на работу, а не те процессы мыш­ления, какие у них были, безусловно, в достаточном коли­честве, но не были связаны с основным руслом их деятельности.

В каком отношении к этому основному руслу деятельности, к основной направленности испытуемых находилось содер­жание того, что было воспроизведено в рассказах?

Нетрудно видеть, что то и другое в значительной мере совпадало друг с другом. Испытуемые главным образом рас­сказывали о том, что было связано именно с основным руслом их деятельности (в определенный отрезок времени), т. е. с путем на работу. И наоборот, все, что лежало вне этого русла, выпадало у них из памяти, не воспроизводилось вовсе, не­смотря на значительные усилия припомнить по возможности все, что было. Именно в этом положении оказались мысли, возникавшие у испытуемых во время пути. Не будучи связаны с основной направленностью деятельности, они были совер­шенно забыты, исчезли из памяти, хотя испытуемые хорошо знали, что они были у них и что все время перехода из дому на работу было заполнено всякого рода размышлениями.

Таким образом, важнейшим условием, определившим собой запоминание в проведенных опытах, явилось основное русло деятельности испытуемых, основная линия их направлен­ности и те мотивы, которыми они руководствовались в своей деятельности.

Наряду с этим наши опыты показали и то конкретное отношение, в каком находилось все, что лучше запоминалось, к основному руслу деятельности испытуемых. Лучше всего запоминалось то, что возникало в качестве препятствия, затруднения в деятельности.

Этот момент является определяющим и при запоминании всего, что не относилось к основной линии направленности испытуемых, что лежало вне основного русла их деятельнос­ти. Как бы ни было незначительно количество воспроизве­денного из числа того, что не относилось к основной линии действий, однако и в этих случаях испытуемые вспоминали лучше всего то, что было препятствием, затруднением в де­ятельности (на этот раз хотя бы и не относившейся к тому, на что они в основном были направлены). Поэтому отношение чего-либо к деятельности как некоторого препятствия к ее выполнению является, несомненно, одним из главных усло­вий, определяющих эффективность запоминания. Оно, как мы видели, обусловливает собой сохранение в памяти того, что связано с основным руслом деятельности. Оно же служит источником запоминания и того, что выходит за пределы этого русла.

Таковы результаты, полученные нами в первой серии экс­периментов.

Р. Аткинсон

УПРАВЛЕНИЕ КРАТКОВРЕМЕННОЙ ПАМЯТЬЮ

У памяти есть два компонента: кратковременный и долгов­ременный. В переносе информации из кратковременного хранилища в долговременное существенную роль играют процессы управления памятью — такие, как «повторение».

Представление о том, что система, посредством ко­торой накапливается информация в памяти и извлекается из нее, может быть разделена на два компонента, восходит к XIX столетию. Теории, в которых различались два вида па­мяти, были предложены английскими ассоцианистами Джеймсом Миллем и Джоном Стюартом Миллем, а также такими пионерами экспериментальной психологии, как Виль­гельм Вундт и Эрнст Мейман в Германии и Уильям Джемс в США. Наблюдая за своими собственными психическими процессами, они заметили отчетливое различие между мыс­лями, содержащимися в сознании в данный момент, и мыс­лями, которые могут оказаться в сознании только в результате поиска — и нередко утомительного — в памяти. (Например, предложение, которое вы читаете сейчас, находится в вашем непосредственном сознании; название же бейсбольной коман­ды, ставшей чемпионом мира в 1968 г., возможно, содержится в вашей памяти, однако извлечение его потребует определен­ных усилий, и не исключено, что это вам вообще не удастся.) Двухкомпонентная концепция памяти была интуитивно привлекательной, и тем не менее она оказалась практически отброшенной, как только психология обратилась к бихевио­ризму с его акцентом на изучение животных, а не человека. Различение кратковременной и долговременной памяти почти не занимало психологов вплоть до 50-х годов нашего века, когда Дональд Бродбент в Англии, Д. О. Хебб в Канаде и Джордж А. Миллер в США снова заговорили об этом . Развитие математичес­кой психологии и разработка моделей поведения с помощью ЭВМ усилили интерес к двухкомпонентной концепции памя­ти, и сейчас она является объектом многочисленных теоре­тических и экспериментальных исследований. Особенно важное значение придается системе кратковременной памяти (КВП), или кратковременному хранилищу (КВХ). Это связано с тем, что процессы, протекающие в кратковременном хра­нилище, находятся под непосредственным контролем инди­вида и управляют потоком информации в системе памяти; они могут вводиться в действие по усмотрению индивида, оказывая очень большое влияние на его деятельность.

Некоторые процессы управления используются всеми и во многих ситуациях, другие применяются только в особых обстоятельствах. «Повторение» представляет собой скрытое (про себя) или открытое (вслух) неоднократное воспроизве­дение информации, например при запоминании номера теле­фона, с тем чтобы записать его, или при запоминании имен людей, которым вы были только что представлены, или при переписывании отрывка из книги. «Кодирование» относится к процессам управления такого типа, когда подлежащая за­поминанию информация вводится в контекст дополнительной, легко извлекаемой информации — таковой может быть мне­моническая фраза или предложение. «Представление» — это процесс управления, в результате которого вербальная ин­формация запоминается с помощью зрительных образов. Ци­церон, например, для того, чтобы лучше запомнить длинный список (или речь), рекомендовал мысленно пройти через хо­рошо знакомое здание, последовательно размещая элементы списка в каждом из его помещений. Существуют и другие процессы управления, в том числе правила принятия реше­ния, организующие схемы, стратегии извлечения и методы решения задач,— к некоторым из них мы еще вернемся в данной статье. Говоря о процессах управления, следует всегда помнить о том, что они могут быть выбраны произвольно. В отличие от устойчивых структурных компонентов системы памяти процессы управления вводятся в действие по усмот­рению индивида; они могут быть разными не только при решении различных задач, но и при каждом последующем решении одной и той же задачи.

Мы полагаем, что наилучшим образом система памяти описывается посредством двух компонентов: потока инфор­мации, входящего и выходящего из кратковременного хра­нилища, и процессов управления этим потоком со стороны индивида; этот подход и составил основу для наших теоре­тических и экспериментальных исследований памяти. Пред­полагается, что все фазы памяти представляют собой неболь­шие блоки информации, ассоциативно связанные между собой. Набор тесно связанных между собой блоков называется образом, или следом. Заметим, что «образ» необязательно предполагает зрительное представление; при запоминании, например, буквенно-цифрового сочетания ТКМ-4 сохраняю­щийся образ может включать в себя размер карточки, на которой напечатано сочетание, шрифт, звучание входящих в него символов, семантические коды, а также множество дру­гих элементов информации.

Информация, поступающая из окружающей среды, вос­принимается и обрабатывается различными сенсорными сис­темами и поступает в кратковременное хранилище, где она сохраняется в течение некоторого периода времени, длитель­ность которого зависит обычно от индивида. Повторяя один или несколько элементов, индивид может удерживать их в кратковременном хранилище, однако число элементов, кото­рое может быть таким образом удержано, строго ограничено: большинство людей в состоянии удержать, например, не более 7 — 9 цифр. Образ, утраченный из кратковременного храни­лища, восстановить невозможно. Однако, пока информация находится в кратковременном хранилище, она может быть скопирована в долговременном хранилище (ДВХ), которое считается практически вечной памятью, где информация не теряется. Когда в кратковременном хранилище присутствует некоторый образ, в долговременном хранилище активируется тесно связанная с ним информация, которая также поступает в кратковременное хранилище. Информация, поступающая в кратковременное хранилище из сенсорных систем, имеет специфическую модальность — зрительную, слуховую и т. д.; однако активируемые и присоединяющиеся к ней ассоциации из долговременного хранилища могут быть любой модаль­ности. Например, предъявляемый стимул может быть визу­альным, однако сразу же по поступлении на вход его вер­бальное «название» и ассоциированные с ним значения ак­тивируются в долговременном хранилище и переносятся в кратковременное хранилище (см. рис. 1).

В нашем описании кратковременного и долговременного хранилищ не утверждается, что они обязательно находятся в различных частях мозга или связаны с разными физиоло­гическими структурами. Можно считать кратковременное хра­нилище просто временно активированным отделом долговре­менного хранилища. Мы сами склонны отождествлять крат­ковременное хранилище с «сознанием», иными словами, мысли и информацию, которые осознаются нами в данный момент, можно считать частью содержимого кратковременного хранилища. (Это утверждение относится к области феноменологии и не может быть проверено научными методами, однако такое понимание кратковременного хранилища позволит читателю лучше представить себе систему памяти). Поскольку сознание отождествляется с кратковременным хранилищем, и благодаря сознанию и на уровне сознания осуществляются процессы управления, кратковременное хранилище можно считать оперативной памятью – системой, где принимаются решения, решаются задачи и задается направление потокам информации. Излечение информации из кратковременного хранилища осуществляется достаточно быстро и точно. Эксперименты Сола Стернберга из Телефонных лабораторий Белла и других исследователей показали, что время извлечения из кратковременного хранилища такой информации, как буквы и числа, составляет 10 – 30 м/с на один элемент.

Из долговременного хранилища информация извлекается значительно более сложным образом. В нем содержится так много информации, что главной проблемой становится обеспечение доступа к тому подмножеству информации, где находится желаемый образ; точно также в библиотеке необходимо найти сначала книгу, а затем уже просмотреть ее в поисках нужной информации. Мы предполагаем, что индивид активирует подходящее подмножество информации, помещает его в кратковременное хранилище, а затем сканирует его, отыскивая желаемый образ. Образ этот может не оказаться в данном подмножестве, в таком случае процесс излечения превращается в поиск, в ходе которого последовательно активируются и сканируются различные подмножества… Исходя из предъявленной ему информации, индивид выбирает соответствующую «пробную информацию» и помещает ее в кратковременное хранилище. Затем активи­руется и помещается в кратковременное хранилище «поис­ковый набор» информации, или, другими словами, соответ­ствующее подмножество информации в долговременном хра­нилище, тесно связанное с этой «пробой». Индивид выбирает из поискового набора некоторый образ и подвергает его ис­следованию. Информация, извлеченная из выбранного образа, используется для принятия решения: обнаружена ли желае­мая информация? Если да, то поиск прекращается.

Если же такая информация не обнаружена, индивид может прийти к выводу, что продолжение поиска едва ли будет продуктивным, или же он может решить продолжать поиск. В последнем случае он приступает к следующему циклу по­иска и снова отбирает «пробу», которая в зависимости от стратегии субъекта может быть как той же самой, что и в предыдущем цикле, так и иной. Например, индивид, полу­чивший задание назвать штаты США, начинающиеся с буквы М, может выполнять его, вспоминая в случайном порядке все штаты и проверяя их первую букву (в этом случае при каждом цикле поиска может использоваться та же самая пробная информация); или индивид может последовательно вспоминать штаты в порядке их географического расположе­ния (в этом случае пробная информация систематически ме­няется от цикла к циклу). Можно показать, что стратегии, при которых пробная информация систематически меняется, гораздо чаще будут приводить к успешному извлечению из памяти, хотя и требуют больше времени по сравнению с другими «случайными» стратегиями.

Мы намеренно говорили о системе памяти почти исклю­чительно в терминах операций кратковременного хранилища. Мы считаем, что хранение и извлечение информации наи­лучшим образом описывается в терминах потока информации, проходящего через кратковременное хранилище, и в терминах управления этим потоком со стороны индивида. К числу важнейших из процессов управления относится повторение. Посредством скрытого или открытого повторения информа­ции можно либо усилить мгновенную силу информации в кратковременном хранилище, либо как-то иначе отсрочить ее утрату. Благодаря повторению можно не только удерживать информацию в кратковременном хранилище, но также и управлять переносом ее из кратковременного хранилища в долговременное.

Исследование, о котором пойдет речь, связано с методикой изучения памяти, известной под названием «свободное воспроизведение» — соответствующая задача знакома каждому, кому приходилось, например, по чьей-либо просьбе перечис­лять присутствовавших на последнем собрании. Типичная экспериментальная процедура предполагает составление списка случайно подбираемых элементов, обычно это общеупотребительные английские слова, которые затем поочередно предъявляются испытуемому. Спустя некоторое время испытуемый пытается вспомнить в любом порядке как можно больше элементов. С этим методом работали многие психологи; основные исследования были выполнены Беннетом Мэрдоком из Торонтского университета, Энделем Тулвингом из Йельского университета и Марри Глэнцером из Нью-Йоркского университета. Результат, представляющий для нас принципиальный интерес, состоит в том, что вероятность припоминания данного элемента списка является функцией его места в списке, или его «позиции в серии предъявлений» На графике эта зависимость имеет форму так называемой U-образной кривой. Более высокую вероятность припоминания для первых нескольких слов списка называют эффектом первичности; существенное увеличение вероятности для последних 8 —12 слов называют эффектом недавности. Имеются основательные данные, указывающие на то, что эффект недавности связан с извлечением информации из кратковременного хранилища, а начальные участки приведенной кривой отражают извлечение информации только из долговременного хранилища.