М. Ю. Лермонтов в истории русского литературного языка

Как отмечает В. В. Виноградов, «в языке Пушкина заключаются истоки всех последующих течений русской поэзии XIX в. Прямое или косвенное воздействие пушкинского языка ощутительно на всех литературных стилях 30—40-х гг. ... Своевременным и современным могло быть лишь продолжение, расширение или восполнение пушкинской поэтической реформы».

Развитием пушкинских языковых традиций характеризуется литературная деятельность М. Ю. Лермонтова.

Связь языка Лермонтова с языком Пушкина очевидна. Неизгладимая печать пушкинского стиля лежит на всех ранних стихотворениях Лермонтова. Пушкинские образы, выражения, обороты, синтаксические ходы встречаются почти в каждой строчке.

Современники Лермонтова глубоко понимали и чувствовали значение пушкинского языка и стиля для творчества Лермонтова. С. П. Шевырев писал: «Узник», «Ветка Палестины», «Памяти А. И. Одоевского», «Разговор между журналистом, читателем и писателем» и «Дары Терека» напоминают совершенно стиль Пушкина».

Язык Лермонтова переполнен пушкинскими образами, метафорами и оборотами.

Достаточно привести два-три примера.

В первой редакции «Демона»:

Все оживилось в нем, и вновь

Погибший ведает любовь.

(П. 386)

Ср. у Пушкина в «Полтаве»:

Но чувства в нем кипят, и вновь

Мазепа ведает любовь.

(Демон)

И крылья, легкие как сон,

За белыми плечьми сияли.

Ср. у Пушкина в «Пророке»:

Перстами легкими как сон...

Барон Розен, второстепенный поэт, драматург и критик пушкинской эпохи, не принимая того нового и оригинального, что вносилось Лермонтовым в стиль русской поэзии, писал о связи языка Лермонтова с языком Пушкина: «Лермонтов удачно перенял легкость и звучность и самый склад стиха, ясность и гибкость языка и образ выражения Пушкина». Говоря о языке стихотворения «Памяти А. И. Одоевского», Розен отмечает: «В этой пьесе Лермонтов всего удачнее перенял манеру, обороты, образ воззрения, а местами даже и собственность Пушкина; вся поэзия так и пахнет и блещет Пушкиным!»

Тургенев, говоря о благотворном влиянии языка Пушкина на прозу Лермонтова, указывал, что в прозе Лермонтова получили творческое развитие лучшие пушкинские традиции: «Из Пушкина целиком выработался Лермонтов — та же сжатость, точность и простота».

Однако следует подчеркнуть, что данные оценки имели узкий, односторонний характер. Лермонтов, несомненно, пошел дальше своего учителя и доказал это своим творчеством.

«Благодаря Лермонтову русский язык, — писал Белинский, — далеко продвинулся вперед после Пушкина, и таким образом он не перестанет продвигаться вперед до тех пор, пока не перестанут на Руси являться великие писатели».

Восторженно отзываясь о его успехах в развитии поэтической речи, Чернышевский утверждал, что «решительно ни один из наших поэтов до 1841 года включительно... не писал стихов таким безукоризненным языком, как Лермонтов».

В этих отзывах выдающихся мастеров образного слова, кроме общей оценки высоких художественных достоинств прозы Лермонтова, названы важнейшие признаки и качества языка и слога его прозы: сжатость, правильность, точность, простота и художественность.

Устранение архаичных языковых средств

Лермонтов решительно порывал с устаревшими языково-стилистическими нормами и традициями, которые были характерны для поэзии и прозы конца XVII—начала XIX века и которые в известной степени находили отражение в языке Пушкина. Этот отход от всего архаичного наметился у Лермонтова уже в ранний период его творчества.

В связи с ростом реалистических тенденций в творчестве Лермонтова и эволюцией его слога усиливаются и реалистические средства языка и более последовательно устраняются искусственно-книжные, преимущественно архаичные. Эта закономерность хорошо прослеживается при анализе авторской правки языка его произведений, написанных в расцвете творческих сил: романа «Герой нашего времени», поэм «Мцыри» и «Демон» и др.

В области морфологических и словообразовательных средств язык этих произведений освобождается Лермонтовым (судя по его авторским правкам) от устаревших элементов, не употребительных в живой разговорной речи его времени.

Укажем на такого рода исправление в тексте «Тамани»:

Признаюсь, я имею сильное предубеждение противу всех слепых…

Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых...

В области же лексико-фразеологических средств этот отказ от всякой архаики заметен еще отчетливее. Например, из стихотворения «Смерть поэта» он вычеркнул шаблонно-одическое выражение «И плачет сирая Россия».

Славянизмы не играют в творчестве Лермонтова такую важную роль, как это было в творчестве Пушкина, выполняя в любой период поэтической деятельности Лермонтова лишь одну функцию — являются средством создания поэтического слога.

Сравните в ранний период:

Он не красив, он не высок;

Но взор горит, любовь сулит,

И на челе оставил рок

Средь юных дней печаль страстей

Власы на нем, как смоль, черны,

Бледны всегда его уста…

(«Портрет»)

в зрелый период:

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на ч е л e.

(«Когда волнуется желтеющая нива...»).

Лермонтов считается создателем ораторского стиля в русской поэзии («железный стих», по выражению самого поэта).

Наиболее яркими примерами ораторского стиля, декламационного стиха являются стихи Лермонтова зрелых лет: «На смерть поэта», «Гляжу на будущность с боязнью...», «Дума», «Поэт», «Не верь себе...», «Последнее новоселье».

Отбор отвлеченной лексики различных тематических групп для этих произведений хорошо передает состояние лирического героя, «смотрящего на мир с точки зрения своей судьбы» и в то же время обеспокоенного судьбой всего своего поколения: судьба, рок, дар, гений, мучения, мечта, бытие, тоска, боязнь, любовь, надежда, добро, зло, познанье, неверие, сомненья, бездействие, горечь, злость, честь, месть, приговор, мучение и т. п.

Образцом такого стиля является стихотворение «Смерть поэта», в котором страстная речь возмущенного поэта перемежается целым каскадом гневных восклицаний, вопросов, обращений, обличающих виновников гибели Пушкина.

Основную смысловую нагрузку несут здесь определения-прилагательные, приложения, эпитеты, которые позволяют автору передать отношение к изображаемым событиям:

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов;

Одним из наиболее действенных и эффективных приемов ораторской речи является повторение однотипных выражений и синтаксических конструкций. Это повторение усиливает смысловую и интонационную выразительность речи, делает ее напряженной, гневной и целеустремленной. Говоря о трагической гибели Пушкина, Лермонтов прибегает к этому приему, используя его наряду с включением в текст острых обличительных определений и характеристик:

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет, завистливый и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он, с юных лет постигнувший людей?..

Частые вопросы и восклицания способствуют созданию ораторской интонации:

Печально я гляжу на наше поколенье!;

И час их красоты — его паденья час!;

А вы что делали, скажите, в это время?

Когда в полях чужих он гордо погибал,

Вы потрясали власть избранную, как бремя,

Точили в темноте кинжал?

Наблюдения над эволюцией лермонтовского языка и стиля показывают, что Лермонтов стремится к достижению все большей сжатости, емкости, точности выражения. Например, Пушкин был сначала назван «добычей ревности и злобы гордеца»: «...можно было подумать, что Дантес ревновал Пушкина; Лермонтов добивался точности: добыча ревности немой», но и это не удовлетворило его, и «ревность» стала «глухой».

Поэт создает произведения, стилизованные под фольклор.

Первым произведением, где «поэт вошел в царство народности как ее полный властелин» (В. Г. Белинский), была «Песнь про царя Ивана Васильевича».

• Здесь использованы традиционные эпитеты устного народного творчества: добрый молодец, плечи богатырские, к сырой земле, парчевой кафтан, с грудью белою, саблю острую, очи соколиные, буйную головушку, приложения: правду-матушку, за Москву-реку, на святой Руси, нашей матушке, злого пса-ворчуна, краткие прилагательные в роли определений: красно солнышко, молода жена, стар человек,

• полные прилагательные, находящиеся в постпозиции по отношению к определяемому слову:

А боярин Матвей Ромодановский

Нам чарку поднес меду пенного,

А боярыня его белолицая

Поднесла нам на блюде серебряном

Полотенце новое, шелком шитое.

• Как и в фольклорных произведениях, в «Песне про царя Ивана Васильевича» широко употребляются слова с эмоционально-экспрессивными суффиксами (Задрожала вся моя голубушка, затряслась, как листочек осиновый),

• глаголы с двойными приставками (поистратилась, призадумавшись, приосанится),

• формы инфинитива с суффиксом -ти- (гнушатися, покатитися),

• возвратные формы глагола с суффиксом -ся (затаилася, повалилася, заливалася),

• деепричастия с суффиксом -ючи (распеваючи, играючи, пируючи).

• Один из самых употребительных стилистических приемов фольклора — повтор. Этим приемом во всех его видaх широко пользуется и Лермонтов. В «Песне…» находим повторение предлогов:

Ой ты гой ecu, царь Иван Васильевич!

Про тебя нашу песню сложили мы,

Про твово любимого опричника

Да про смелого купца, про Калашникова

Повторы отдельных слов: горько-горько она восплакалась;

Уж ты где, жена, жена, шаталася?;

• параллелизм синтаксических конструкций:

Пройдет стар человек — перекреститсяг

Пройдет молодец — приосанится,

Пройдет девица — пригорюнится,

А пройдут гусляры — споют песенку.

Растущий интерес Лермонтова к языковым средствам народной речи был связан с ростом реалистических тенденций в его творчестве.

Лермонтов совершенствует стиль реалистической поэзии («Парус», «Бородино», «Спор», «Родина» и др.).

В ставшем хрестоматийным стихотворении «Бородино», по словам В. Г. Белинского, «в каждом слове вы слышите солдата, язык которого, не переставая быть грубо простодушным, в то же время благороден, силен и полон поэзии». Здесь мы находим морфологические, синтаксические и лексические средства живой разговорной речи:

Что ж мы? на зимние квартиры;

Есть разгуляться где на воле!

У наших ушки на макушке!

Постой-ка, брат мусью!

Полковник наш рожден был хватом и т. п.

В зрелых произведениях Лермонтова, как и в произведениях Пушкина, элементы литературного языка и отобранные поэтом средства народной речи сливаются настолько органически, что их невозможно отделить друг от друга («Узник», «Три пальмы», «Дары Терека», «Соседка», «Валерик», «Завещание»).

В основе многих стихотворений Лермонтова 1837—1841 гг. — нейтральные, общеупотребительные языковые средства современного русского литературного языка, на фоне которых употребляются разговорные и книжные элементы.

Что же делать?... Речью неискусной

Занять ваш ум мне не дано.

Все это было бы смешно,

Когда бы не было так грустно.

(«А. О. Смирновой»)

Но я люблю — за что, не знаю сам —

Ее степей холодное молчанье,

Ее лесов безбрежных колыханье.

Разливы рек ее, подобные морям

(«Родина»)

Итак, роль Лермонтова в развитии стилей поэзии определяется в первую очередь созданными им художественно-поэтическими ценностями, а главное, теми новыми принципами отбора и употребления речевых средств, которые он разработал и осуществил в своей творческой практике.

Развитие языка прозы

В прозе Лермонтова довольно отчетливо обнаружилось стремление автора создать новые формы сжатого и образного выражения мыслей. При этом как в стихотворных произведениях, так и в прозаических прослеживается единство принципов отбора и использования речевых средств.

Новаторство Лермонтова в развитии речевых средств прозы заключалось в том, что он выработал и противопоставил искусственно-романтической системе повествования систему реалистическую.

Растущий интерес Лермонтова к стилям народной поэзии, постепенное расширение живой русской разговорно-бытовой струи в его языке, усиливающаяся тенденция к широкому воспроизведению и отражению современной действительности, к изображению психологии своего поколения и героев своего времени — были в творчестве Лермонтова органически связаны с формированием нового стиля психологического реализма.

Язык романа «Герой нашего времени»— современный русский литературный язык со всем богатством его форм и стилей. Здесь нашли отражение

• книжные стили с отвлеченной лексикой, иноязычными заимствованиями, научными терминами, синтаксическими периодами, синтаксическими конструкциями, свойственными монологизированной речи (дневниковые записи Печорина, его беседы с Вернером, внутренние монологи героя), и

• разговорные стили с общеупотребительной бытовой лексикой; лексико-грамматическими категориями, свойственными живой речи: частицами, междометиями, вводными словами, диалогами, вопросно-ответными репликами, продолжающими речь собеседника и т. п. (беседы Печорина с Грушницким, Мери, Верой, Максимом Максимычем, беседа рассказчика с Максимом Максимычем).

• В языке романа находят отражение особенности публицистических и научных стилей, используемые автором в целях эстетического воздействия на читателя, и различные приемы языка художественной литературы (приемы устного народного творчества в главах «Бэла», «Тамань» и пародирование романтической манеры речи в монологах и репликах Грушницкого, пространные, психологически насыщенные дневниковые записи Печорина, пытающегося познать самого себя, и лаконичные реплики Печорина-собеседника, не заинтересованного в познании других людей, сокращенность протяженности его реплик в конце романа до минимума).

Афористичность речи — также характерный признак лермонтовской прозы, отличающейся лаконизмом и смысловой емкостью выражений. Вот типичные для него по своей синтаксической структуре, смысловому и стилистическому своеобразию из «Героя нашего времени»:

«Печальное нам смешно, смешное грустно, а вообще, по правде, мы ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя».

«Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины».

«Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками».

«Мы всегда извиняем то, что понимаем».

В отличие от повествовательной системы Пушкина и его ориентации на такую структуру предложения, в которой весьма активную роль играет глагол, Лермонтов часто отдает предпочтение определениям, выраженным именами прилагательными и наречиями. В связи с этим глаголы и другие элементы повествовательно-динамического характера в его прозе своеобразно сочетаются и удачно сменяются средствами описательно-характеристическими, среди которых ведущую роль играют эпитеты.

Например: «Я возвращался домой пустыми переулками станицы: месяц, полный и красный, как зарево пожара, начал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права».

Значение Лермонтова в развитии стилей прозы определяется тем, что он осуществил тот «национальный синтез повествовательного и «метафорического», отвлеченно-книжного языка, к которому стремился Пушкин. Лермонтов углубляет семантическую систему литературного языка, создав новые формы сжатого и образного выражения мысли и сложных чувств».

Осуществляя этот синтез повествовательной и отвлеченно-книжной речи, Лермонтов постоянно включал в словесную ткань своих произведений лексику абстрактно-отвлеченного характера, в которой так нуждался литературный язык того времени. Лермонтов заметно активизировал отвлеченную лексику, обозначавшую внутреннее состояние и переживания его героев, а также сложных и тонко развитых «житейских отношений».

Например, он так характеризует чувства, которые Печорин испытывал во время дуэли с Грушницким:

«Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такой уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку...

В отношении словообразовательных средств употребляемая Лермонтовым абстрактная лексика отражает общие закономерности развития словарного состава русского языка в первой половине XIX века. Это преимущественно суффиксальные образования,

• причем в качестве наиболее продуктивного выступает суффикс -ниj-/

-ениj-: внимание, волнение, воображение, воспоминание, впечатление, заблуждение, намерение, наслаждение и др.

• Значительная часть слов с отвлеченным значением употребляется с суффиксом -ость: любезность, храбрость, справедливость, опрятность, наклонность, недоверчивость и др.;

• -ств-: любопытство, лукавство, торжество;

• -иj-: простодушие, безумие, хладнокровие,

• -ствиj-: удовольствие, сумасшествие, самодовольствие.

• К этой лексике примыкают также субстантивированные слова: смешное, печальное, прошедшее и др., употребляемые главным образом в журнале Печорина.

В употреблении подобного рода отвлеченной лексики у Лермонтова прослеживается характерная закономерность: он часто прибегает к ярким определениям, выразительным эпитетам, с помощью которых уточняет и подчеркивает значение абстрактных слов.

Например, во взгляде оскорбленной княжны Мери «блистало самое восхитительное бешенство». Ср.: «Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей»; «... холодная злость овладела мною при мысли, что... я мог бы сделаться посмешищем этих дураков»; «Я чувствовал, что ядовитая злость мало-помалу наполняла мою душу». Укажем также на словосочетания: безумное отчаяние, неистовая храбрость, глубокое презрение, притворная холодность, мелкие слабости, сладкие заблуждения, холодное, бессильное отчаяние и т. п.

Как и в современных художественных произведениях, в романе сочетаются средства литературного языка и живой народной речи (в сказе Максима Максимыча).

• Речь действующих лиц обусловлена социально (Печорин — Максим Максимыч, рассказчик — Максим Максимыч), национально (передача особенностей речи кавказских народностей), профессионально (передача особенностей речи военных) и психологически (психологический портрет Печорина создается за счет авторской характеристики, характеристик со стороны, самохарактеристики и речевой характеристики, предвосхищая портреты героев Толстого и Достоевского).

• В истории русского литературного языка роман «Герой нашего времени» важен в плане дальнейшего развития синтаксической системы русского литературного языка и в плане дальнейшей разработки «метафизического языка». Лермонтов усложняет синтаксис, сохраняя логическую ясность и стройность пушкинских синтаксических конструкций, являясь в этом отношении предшественником Тургенева, Л. Толстого, Достоевского.

Точный, живой, сжатый, образный и местами отвлеченный язык «Героя нашего времени» является высшим достижением Лермонтова в области прозы (Виноградов).

Успех Лермонтова в развитии речевых средств прозы был настолько значительным, язык его произведений так выразителен и обаятелен, что уже Гоголь дал в 1846 году восторженную оценку его произведениям, указав на важнейшие их достоинства: «Никто еще не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозой».

«Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова, — говорил Чехов. — Я бы так сделал: взял его рассказы и разбирал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения... Так бы и учился писать».

В лермонтовском языке художественная сила и выразительность сочетаются с предельной смысловой глубиной. Идейная содержательность настолько рельефно выступала даже в стиховом стиле Лермонтова, что Белинский заявил: «Для Лермонтова стих был только средством для выражения его идей, глубоких и вместе простых своею беспощадною истиною»