5. Русские консерваторы и политический треугольник «россия - англия – германия»
Вплоть до начала Первой мировой войны в общественно-политической мысли Российской империи были достаточно сильно развиты настроения в пользу ее союза с Германией и против сближения с Англией. Основой таких настроений был тот факт, что Великобритания на протяжении нескольких столетий противостояла России и национальные геополитические интересы двух стран во многом были противоположны друг другу - поэтому объективно Петербург не был заинтересован в усилении своего давнего военного и политического противника.
Точкой начала разрыва между Петербургом и Берлином явились результаты франко-прусской войны 1871 года, когда Германия на деле доказала, что является сильнейшей европейской страной. Именно в результате доминирования Германии на европейском континенте император Александр III был вынужден прервать осевую линию русской политики XIX века, отойти от германской ориентации и заключить с Францией союзный договор.
Во все время русско-японской войны 1905 года Англия и США соблюдали благоприятный нейтралитет по отношению к Японии, между тем как мы пользовались столь же благожелательным нейтралитетом Франции и Германии. Это обстоятельство подвигло Николая II попытаться создать союз трех континентальных государств. В результате в 1905 году в финских шхерах Бьерке он предложил кайзеру Вильгельму заключить союз России, Германии и Франции, «чтобы противостоять британскому и японскому высокомерию». Однако Франция категорически отвергла идею такого континентального союза. Париж не мог смириться с утерей двух своих богатейших провинций Эльзаса и Лотарингии. В результате Николай II был вынужден выбирать между плохим и очень плохим вариантами своей дальнейшей политики.
Отдать свое предпочтение Германии русский царь не мог, поскольку это рано или поздно привело бы к окончательному разгрому Франции, после чего Петербург остался бы один на один с европейским гегемоном в лице Второго рейха. Союз же с Францией логически приводил Россию и к союзу с ее извечным геополитическим врагом - Великобританией. Причем такой союз делал весьма вероятной войну между Россией и Германией.
Понимая всю ненужность и опасность войны с Германией, часть русских консерваторов категорически выступала против вхождения России в Антанту. Так, например, один из лидеров Союза Михаила Архангела Юрий Карцов в начале 1912 года заявил:
«Государственные интересы России требуют союза не с Англией, а с Германией, ибо война России с Германией повела бы к печальным результатам не только Россию, но даже и всю континентальную Европу, и мало того, чрезмерно усилила бы господство Англии».
В наиболее обоснованном и последовательном виде эта позиция была сформулирована в меморандуме члена Государственного Совета П. А. Дурново, представленном в феврале 1914 года Николаю II].
Меморандум Дурново представляет уникальный документ, целый ряд положений которого предвосхитил реальное развитие событий, на что часто и справедливо указывают современные сторонники концепции, согласно которой Россия и Германия были искусственно стравлены Западом.
Действительно, в начале XX столетия Россия была абсолютно не заинтересована в войне с Германией. Ведь даже в случае, если бы наша страна попала в число победителей, то, как совершенно верно предупреждал Дурново, она понесла бы крупнейшие потери в людях и технике, оказалась бы отброшенной в своем развитии на десятилетия назад и, кроме того, угодила бы в должники своим союзникам, практически ничего не получив взамен.
Однако, несмотря на то, что Дурново был абсолютно прав как в этом, так и во многих других положениях своего меморандума, тем не менее, трудно согласиться с его основным тезисом:
«Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов...
И вот, по мере умножения германских колоний и тесно связанного с тем развития германской промышленности и морской торговли, немецкая колонистская волна идет на убыль, и недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний. Во всяком случае, немецкая колонизация, несомненно, противоречащая нашим государственным интересам, должна быть прекращена, и в этом дружественные отношения с Германией нам не помеха».
В том-то и беда, что в начале XX века руководство Германии видело будущее своей страны, прежде всего, не на морях и освоении новых колоний, а в расширении самой метрополии и создании германской империи Серединной Европы, а это и был тот самый Drang nach Osten, который Дурново счел отходящим в область исторических воспоминаний.
Как это ни печально, но в планы кайзера, прежде всего, входила аннексия прилегающих к Германии территорий и заселение их немцами, которая, в конечном итоге, и была реализована им в 1918 году в Бресте. Эта доминанта немецких устремлений никуда не исчезла и после окончания Первой мировой войны. Ее подхватили нацисты, и это в 1937 году на совещании высшего немецкого генералитета еще раз подтвердил Гитлер:
«Если на первом плане стоит обеспечение нашего продовольственного положения, то необходимое для этого жизненное пространство следует искать только в Европе, а не исходя из либерально-капиталистических взглядов на эксплуатацию колоний.
Речь идет о приобретении не людских ресурсов, а полезного в сельскохозяйственном отношении пространства. Владение источниками сырья тоже гораздо целесообразнее, если они непосредственно примыкают к рейху в Европе и их не приходится искать где-то за океанами».
Так, что Дурново, будучи прав в целом ряде сравнительно второстепенных моментах, ошибался в главном, в начале XX века государственные концепции развития Германии и России настолько противоречили друг другу, что война между нашими странами стала уже просто неизбежной, причем ее неизбежность вовсе не происходила из-за заключенного между Англией, Францией и Россией союзного договора. Напротив, только явное военное превосходство союзников, возможно, могло бы остановить Вильгельма от развязывания мировой войны.
В этой ситуации России были жизненно необходимы союзники. И, несмотря на все уже изначально ожидаемые издержки, без помощи Англии победить Германию вряд ли было возможно.
Сейчас, с высоты истории, очевидно, какая грозная опасность таилась в зарождающемся в Германии нацизме и его планах захвата жизненного пространства и создания империи Серединной Европы. Однако до 1914 года такая перспектива развития событий мировой истории еще не была столь очевидна. Тем не менее попытка установления европейской гегемонии со стороны Берлина, как и ее неприемлемость для России была очевидна еще Александру III.
Ведь царское правительство еще задолго до начала Первой мировой войны осознавало агрессивный характер намерений Берлина по отношению к России и связанную с этим уязвимость своего положения. Вот что в этой связи еще 21 июля 1911 года министр иностранных дел Извольский писал Столыпину:
«Вы знаете, что все пять лет, которые я провел на посту министра, меня беспрерывно мучил кошмар внезапной войны. Какой-либо возможности изменить сложившуюся систему союзов не существовало; ее ослабление неминуемо вызвало бы либо общеевропейскую войну, либо безусловное и полное порабощение России Германией. В любом случае это означало бы finis Rossiae [конец России] как великой и независимой державы».
В своем ответе Столыпин говорит, что в сложившейся ситуации надо сделать все, чтобы максимально отодвинуть начало войны, и использовать мир, чтобы укреплять империю:
«Не могу не признать, что тоже был весьма обеспокоен происходившим. Мою точку зрения Вы знаете. Нам необходим мир; война в следующем году, особенно в том случае, если ее цели будут непонятны народу, станет фатальной для России и династии. И наоборот, каждый мирный год укрепляет Россию».
Трижды на протяжении первого десятилетия XX века России удавалось лавировать и уходить от участия в назревавших в Европе военных конфликтов. Однако в 1914 году германский император фактически «припер» Россию «к стенке». При этом никаких шансов сохранить мир у Николая II практически не оставалось.
Конечно, царь мог капитулировать перед наглым захватчиком и бросить Сербию на произвол судьбы. Однако разве проявление слабости хоть когда-нибудь могло остановить зарвавшегося агрессора? Отказ России от противостояния с Германией по своим последствиям был бы сродни Мюнхенскому сговору. Ведь в 1938 году Запад тоже очень не хотел воевать с Германией, да и велика ль беда, подумаешь, лишили Чехию Судет. Зато, как говаривал Чемберлен, после этого аж два поколения в Европе могли бы жить без войны...
Только могла ли у Петербурга быть уверенность в том, что Вильгельм остановится в своих притязаниях к соседям после получения Сербии? А ежели не остановится, то кто стал бы его следующей жертвой? Скорее всего, Франция, к которой у немцев были территориальные притязания. Но в этом случае разве начала бы Россия воевать с тевтонами из-за какой-то там Франции, если она только что отказалась помочь Сербии. И как вообще можно было объяснить русскому крестьянину, что он должен умирать за свободу далекой и незнакомой для него страны? Можно не сомневаться, что в этих условиях Париж был бы быстро раздавлен сапогом немецких солдат. После чего Россия осталась бы один на один с Германией и практически без шансов на победу.
Именно поэтому Сазонов главной целью союзников в начавшейся войне видел сокрушение мощи Германии, ее претензий на военное и политическое доминирование. В своих мемуарах он пишет, что в случае победы Германии:
«Россия теряла прибалтийские приобретения Петра Великого, открывшие ей доступ с севера в западноевропейские страны и необходимые для защиты ее столицы, а на юге лишалась своих черноморских владений до Крыма включительно, предназначенных для целей германской колонизации, и оставалась, таким образом, после окончательного установления владычества Германии и Австро-Венгрии на Босфоре и на Балканах, отрезанной от моря в размерах Московского государства, каким оно было в семнадцатом веке».
В любом случае, Первая мировая война была для России вовсе не войной за Сербию или же проливы, это были лишь второстепенные цели войны. Фактически русские мужики погибали, чтобы пресечь первую, еще сравнительно «мягкую», попытку немецкого нацизма расширить жизненное пространство Германии и начать его германизацию. Русские сражались за свою независимость, за право оставаться русскими, против претензий Германии на мировое господство. Это была в высшей степени справедливая, и поистине отечественная война нашего народа.
