«Судьбами народов хотели править - взводом командовать не умеете!»

Вернулся человек, посланный ею в Петербург. Сообщил, что поручика Анненкова допрашивают, еще ничего не ясно. Человек не мог знать, что Николай I, взошедший на престол, вскоре перестал гневаться на Анненкова и подобных ему молодых повес. Он неожиданно вошел во время допроса, который вел граф Апраксин, и потребовал привести троих юнцов, старшему из которых, Ивану Анненкову, было 23 года.

Не глядя на них, объявил:

- Ваш полк распущен, офицеры ничего не делают. Вас всех давно надо было перевести в армию. Судьбами народов хотели править - взводом командовать не умеете! Потом взял Анненкова за пуговицу мундира, притянул к себе и упрекнул:

-Забыли милости покойного государя - это неблагодарность.

Упрек был справедлив. Несколько лет назад за дуэль с молодым Ланским, где Иван убил противника, он получил очень мягкое наказание - три месяца гауптвахты.

- Вас всех надо продержать в крепости шесть месяцев, надеюсь, что после этого выкинете глупости из головы и будете заниматься службою.

Юнцы не смели поднять на государя глаз. Уходя, Николай сказал графу Апраксину:

- Я Вам поручаю их, генерал, а если кто смеет упрекнуть их прошлым, Вы будете отвечать мне за них.

В апреле 1826 года в доме на Неглинной канаве родилась дочь Анненкова Александра. Полин после тяжелых родов шесть недель находилась между жизнью и смертью. Канава бурлила весенним паводком, выходила из своего русла и затапливала нижние этажи. Потом наступило жаркое московское лето. С постели молодая мать смогла встать только через три месяца. Все это время рядом не было никого, кроме соседки, старушки Шарпантье, которая буквально вытащила Полин с того света.

Потом, словно из ее болезненных снов, появилось лицо знакомой Таньки из дома Анны Ивановны Анненковой, куда, наверное, дошли слухи о ее состоянии. Полин дремала, а проснувшись, увидела в ногах своей кровати портрет Ивана Анненкова - его принесла Танька. Полин залилась слезами, проклиная свое бессилие.

Следствие

В Петербурге между тем продолжалось следствие. Ивана допрашивали граф Бенкендорф и князь Голицын, оба давние знакомые Анны Ивановны, знавшие ее сына с детства. Бенкендорф сочувственно уговаривал во всем сознаться:

- Вас разжалуют в солдаты и сошлют на Кавказ. Теперь начинается персидская война, первое дело - и Вы офицер, а там можно служить или выйти в отставку. Не сознаетесь - Вас оставят в крепости, а ведь это - живая могила.

Иван искренне отвечал, что ему не в чем сознаваться: с лета его не было в обеих столицах, он занимался покупкой лошадей.

- Четыре месяца?- не поверил Бенкендорф.

Иван молчал, о поездке с Полин он не хотел рассказывать. В итоге признался, что как-то за бокалом шампанского шла речь о том, что можно выстрелить в государя из духового ружья и, воспользовавшись суматохой, ввести конституцию, но дальше пустых разговоров дело не пошло.

Вмиг оба члена Следственной комиссии к нему переменились. Ему дали подписать какую-то бумагу, на этом допрос закончился.

На другой день комендант сказал ему:

- Зачем, Вы, батюшка мой, наговорили на себя? Теперь чаю не велели давать.

И только сейчас до Ивана дошло, что он признался в покушении на цареубийство. До самого приговора его больше никто не допрашивал.