Общие проблемы теории познания. Структура науки Илларионов с.В.
[ZIP] Илларионов С.В. Лекции по ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ ZIP [ЧАСТЬ 1] [ЧАСТЬ 2] [ЧАСТЬ 3] Лупандин Ю. История НАТУРФИЛОСОФИИ [ВСЁ]
Содержание
|
Введение
Вопрос о том, что такое философия, чем она должна быть -- является постоянным при изучении философии, в особенности студентами и аспирантами нефилософских специальностей. Само существование этого вопроса связано с исключительной многозначностью термина ``философия''.
Эта многозначность существует и в обыденном языке -- мне, например, вспоминается выражение ``философия Рейгана'', мелькавшее в оные годы на страницах газет. В Японии ( и не только в Японии ) многие предприятия имеют свои ``философии''.
Но термин ``философия'' многозначен не только в обыденном языке, но и в самой философии -- разные философские направления по-разному интерпретируют содержание понятия ``философия''. Причем то, что одно направление считает философией, другое направление отказывается считать таковым. Предлагаемый курс лекций не составляет исключения. Я тоже имею свое представление о том, что такое философия и постараюсь его обосновать.
Если не иметь в виду ``философию Рейгана'' или ``философию Мак-Дональдса'', то даже при учете различия трактовок содержания понятия ``философия'', все таки есть некоторая инвариантная компонента. Я считаю, что эта инвариантная компонента состоит в утверждении (тезисе):
Это утверждение является следствием самих претензий философии. Действительно, любое философское учение явно или неявно претендует на то, чтобы быть знанием.
Мне известно только одно учение, которое не претендует на то, чтобы быть знанием. Это учение некоего Боконона. Оно начинается словами: все учения ложны, в том числе и данные. Но Боконон -- это персонаж книги Курта Ваннегута ``Колыбель для кошки''. А Курт Ваннегут -- это американский писатель-фантаст с очень сильным оттенком черного юмора. А в реальности, если философское учение откажется от претензии быть знанием, она подпишет себе смертный приговор.
Итак: философия должна быть знанием. В общем, это выглядит довольно тривиально. Но я утверждаю, что это далеко не тривиально. Дело в том, что требование ``быть знанием'' накладывает на сами философские учения очень серьезные ограничения.
Первое из них состоит в том, что для того, чтобы быть знанием, философское учение должно содержать в себе развитую теорию познания, т.е. должно быть подробно развито -- что является источником знания (оттуда оно берется), как именно получается знание (каков метод познания), как знание обосновывается и проверяется. Если это требование не выполнено, если в структуре учения отсутствует развитая теория познания, то я откажу такому учению в праве называться философией. Его можно назвать философствованием, беллетристикой, моралистикой, публицистикой, фантастикой -- чем угодно, но не философией.
Нужно, конечно, сделать существенную оговорку: если какой-либо автор явно использует уже разработанную кем-то другим (или другими) теорию познания, то он, конечно, имеет право решать какие-то специальные проблемы, не занимаясь специально теорией познания, а лишь ссылаясь на эту уже разработанную гносеологию.
Но если этого нет, то я еще раз подчеркиваю: я отказываю такому учению в праве носить высокое название философии, и не намерен считаться с тем, что кто-то другой (даже если этот кто-то -- весь мир) называет это учение философией.
Я явно направляю свое положение против таких авторов, как Ницше, Бердяев и многих (имя им -- легион) других. Это все - беллетристика и, главным образом, фантастика, того же типа как, скажем, фантастика Толкиена или Роджера Желязны. Но если Толкиен или Желязны явно пишут фантастику, как жанр литературы, то Ницше, Бердяев, Мартин Хайдеггер и им подобные занимаются мошенничеством (шарлатанством), пытаясь убедить читателя, что они пишут ``философию''.
Особенно интересно это проявляется у Н.А.Бердяева. В его книге ``Смысл истории'' на первых 45 страницах 35 раз повторяется ``поистине то-то и то-то''. Автор, видимо, чувствует исключительную необоснованность своих положений и стремится заменить обоснование заклинаниями ``поистине''.
Иногда такую фантастику стремятся оправдать ссылками на персональную интуицию. Что же, интуиция вещь хорошая, но ссылка на интуицию никак не может быть обоснованием выдвигаемого положения. Чем интуиция некоего Х лучше моей интуиции, и моя интуиция говорит, что Х-шарлатан, или что Х-больной человек. Я не отрицаю возможности прийти к некоторому утверждению интуитивным путем, не прослеживая всей цепи связей и рассуждений в сознании, но я утверждаю, что положение, к которому некто (Коши, Пуанкаре, Адамар или кто-нибудь другой) пришел путем интуиции, должно быть обосновано и проверено без ссылок на эту интуицию. Собственно говоря, все математики (и естествоиспытатели) знают это очень давно -- со времен Гаусса.
Итак, можно еще раз сформулировать первое требование: для того, чтобы иметь право называться философией, быть философией философское учение должно включать развитую теорию познания -- гносеологию (эпистемологию), причем ссылки на интуицию, как источник знания исключаются.
Однако, этого требования мало. Есть и второе требование.
Дело в том, что познанием Мира занимается отнюдь не только философия. Познанием Мира занимается Наука (я намеренно подчеркиваю -- Наука, а не науки, я считаю, что нет наук, а есть единая Наука, которая делится на отдельные дисциплины в составе Науки). В свое время, где-то в XVIII веке Наука ``отпочковалась'' от философии, обрела самостоятельность и в конце XVIII -- начале XIX века доказала свое право называться познанием мира. Но, сколь скоро Наука является познанием, толь скоро философия, чтобы иметь право называться познанием, должна очень принципиально соотноситься с результатами научного познания -- не противоречить этим результатам, принципиально учитывать их, основываться на них.
И далеко не всякое учение удовлетворяет этому принципу. В качестве классического примера можно привести ``философию'' Гегеля. Его ``Философия природы'' представляет собой разительный контраст науке и ее результатам XVIII -- начала XIX века. Я бы назвал ее энциклопедией воинствующего невежества или произведением фантаста с параноидальным мышлением, который уверовал, что реальный мир именно таков, какова его (фантаста) фантастика. Можно привести ``вагон и маленькую тележку'' цитат, но лучше, если вы посмотрите сами. Только не советую читать Гегеля с настроением искать в нем ``великий таинственный смысл'' или даже ``рациональное зерно''- это именно негативная иллюстрация.
И, конечно же, этому второму требованию не удовлетворяют учения, которые не удовлетворяют первому требованию, вроде тех, о которых речь шла ранее.
Итак, окончательно, можно сформулировать два условия, которым должно удовлетворять учение для того, чтобы иметь право называться знанием:
1. В структуре учения должна содержаться развитая теория познания, без каких либо ссылок на интуицию.
2. Учение должно быть очень принципиально связанным с конкретным научным знанием.
Необходимо отметить, что сформулированные критерии необходимо применять исторически (с учетом конкретного времени рассмотрения). Так, второй критерий, совершенно очевидно не применим ни к античной, ни к средневековой философии, ни даже к философии Нового времени XVII-XVIII веков по той простой причине, что в эти эпохи науки еще просто не было. Т.е. этот критерий можно применять только к эпохе, начиная с первой половины XIX века.
Несколько другая ситуация с первым критерием. Его нельзя применять, например, к раннему периоду античной философии, поскольку в то время теоретико-познавательные проблемы еще даже не возникли в философии. Само возникновение их относится ко второй половине V-IV веку до н.э., к эпохе Протагора, Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля. Однако, в это время теоретико-познавательные проблемы ставились несколько абстрактно, скорее вообще, чем применительно к реальному познанию. И поэтому применять первый критерий и к античной философии и к философии средних веков нужно с некоторой (и даже очень сильной) снисходительностью.
В полной мере он применим только начиная с XVII века, когда была полностью осознана принципиальная важность гносеологической проблематики, т.е. со времени великих основателей философии Нового времени Ф.Бэкона и Р.Декарта.
Но, если теперь обратиться к обоим критериям, то, как уже было сказано, их можно применять только начиная с XIX века.
Собственно говоря, XIX и XX веке было только два философских направления, которые связывали себя с конкретным научным знанием -- это философский материализм и позитивизм. В какой-то мере такая связь есть у неокантианства (философского направления, получившего определенное развитие и распространение в последней четверти XIX -- начале XX века) и в постпозитивизме, начиная с 60-х годов нашего века. Однако, наиболее принципиальной эта связь была все-таки у материализма и позитивизма.
Причем в материализме эта связь иногда была даже слишком жесткой. Так, материализм XIX века чрезмерно жестко был связан не просто с научным познанием, но с конкретным механическим пониманием мира. Материализм XIX века был именно механическим (если не считать нескольких материалистов с гегельянским оттенком) и в именно в качестве механического он был мировоззренческим основанием науки на протяжении двух третей XIX века. Я думаю, что не стоит говорить какое важное место занимают эти две последние трети XIX века в истории науки. И уже одно это полностью оправдывает существование механического материализма и обеспечивает ему почетное место в истории развития мышления.
Но в конце XIX -- начале ХХ века физики начали осознавать немеханическую природу электромагнитных явлений. Это привело в начале ХХ века к кризису механического материализма, который многими стал восприниматься как кризис материализма вообще. К сожалению, на русском языке нет хороших произведений (я не знаю, есть ли такие хорошие произведения в зарубежной литературе), в которых был бы дан разносторонний историко-научный и историко-философский анализ этого кризиса. Лучшей работой остается книга В.И.Ленина ``Материализм и эмпириокритицизм" (хотя в ней больше политической полемики, нежели хорошего историко-философского анализа, но все равно эта книга лучше других).
В ХХ веке можно отметить две разновидности материализма -- диалектический материализм в Советском Союзе, который, хотя и продолжил некоторые ценные традиции материализма XIX века, но оказался чрезмерно идеологизированным и в силу этого утратил ряд важных принципиальных черт и, в конечном итоге, потерпел крушение.
За границей в конце 20-х -- начале 30-х годов сформировался (отделившись от позитивизма) естественнонаучный или критический материализм, который уже не так тесно привязывал свою судьбу к конкретной картине мира, как это делал механический материализм. Он получил довольно большое распространение как мировоззрение естествоиспытателей, хотя в философском плане как-то всегда оставался ``в тени'' более влиятельных философских направлений (позитивизма), а иногда более модных (в отрицательном значении этого слова) направлений. Я сам принадлежу именно к этому направлению и в дальнейшем буду выступать ``от имени естественнонаучного материализма.
Вторым направлением в европейской философии, которое связывало свою судьбу с конкретным научным знанием, был позитивизм.
Позитивизм, как философское направление возник (примерно) в 40-ые годы XIX века. И в его истории было три ``волны", которые так обычно и называют - первый позитивизм (или просто, позитивизм), второй позитивизм (эмпириокритицизм) и третий позитивизм (неопозитивизм) ХХ века.
Следует отметить, что взаимоотношения позитивизма и материализма были не всегда одинаковыми и однозначными. Так, первый позитивизм очень неплохо уживался с механическим материализмом. Материализм относился к позитивизму как к неполному, не доведенному до конца материализму, а позитивизм считал механический материализм научным мировоззрением, но несколько превысившим свои возможности и ``полномочия".
В период второго позитивизма возникла резкая конфронтация между ним и материализмом. Причем резкость была обоюдная. Обе стороны не очень стеснялись в использовании достаточно резких, ``непарламентских'' выражений в адрес противника (поэтому, в общем, не следует удивляться резким выражениям в книге Ленина, если, конечно, не принимать во внимание политические компоненты этой книги).
В период неопозитивизма отношения, скорее, напоминают отношения первого периода (несколько более холодные) -- это в самой западной философии. При этом не следует забывать, что естественнонаучный материализм отпочковался от неопозитивизма. Со стороны же диалектического материализма идеологизированность последнего вызвала очень резкую (и часто неоправданную) полемику.
Но обязательно нужно отметить достаточно сильное влияние неопозитивизма на естественнонаучный материализм (и на меня тоже).
И поэтому все последующее изложение теории познания и методологии научного познания будет вестись с позиций естественнонаучного материализма, но при этом результаты, достижения и недостатки позитивизма всегда будут учитываться, обсуждаться и анализироваться в нашем курсе.