Загадки и тайны воронежского края

Круговерть повседневной жизни подчас заслоняет от нас непреходящие духовные ценности. Порой обыденные заботы, житейские неурядицы перестроечного времени оставляют нам все меньше места для изучения и популяризации истории редкого края, раскрытия его загадок и тайн. Поэтому каждая новая книга о прошлом Воронежского края воспринимается нами как неординарное событие.

В предлагаемой вниманию читателей книге историка-краеведа А. М. Аббасова и философа В. С. Остапенко «Загадки и тайны Воронежского края» убедительно показаны многолетние поиски летописного Воронежа, спор о котором длился около 150 лет, скрупулезно анализируются феномены человеческого бытия и тайны природы, проявившиеся в наших местах.

Если первая часть повествует о древнейших загадках истории нашего региона, знакомит с этимологи­ей слова «Воронеж», то вторая посвящена раскрытию сущности аномальных явлений: от феномена НЛО в Воронеже и прилегающих к нему местностях до расшифровки опытов экстрасенсов и магического волхвования колдуна Тарасова.

В этой небольшой научно-популярной книге авторы предприняли попытку вскрыть неординарность нашего повседневного бытия — как в пространстве, так и во времени, заставить читателя поразмышлять над необходимостью углубленного изучения любого явления и стремления к познанию его сущности.

В предлагаемом повествовании историк и философ довольно своеобразно подошли как к историческому прошлому воронежской земли, так и к таинственным событиям сегодняшнего дня.

Можно спорить по тем или иным фактам истории, аномальных явлений, тайн психической жизни. Но несомненно то, что каждый вдумчивый исследователь вправе иметь свою точку зрения, без которой не может быть поиска истины. Вместе с автором каждый читатель ведет этот поиск, а ведь он начинается с малого, с поиска истоков своего, рода. По этому поводу академик Д. С. Лихачев писал: «Любовь к родному краю, к ройной культуре, к родному селу или городу, к родной речи начинается с малого — с любви к своей семье, к своему жилищу, к своей школе. Постоянно рас­ширяясь, эта любовь к родному переходит в любовь к своей стране — к ее истории, ее прошлому и настоящему, а затем ко всему человечеству, к человеческой культуре».

Эта книга вскрывает пласты исторического и занимательного краеведения как части нашей духовной культуры. Потому интерес к ней вполне закономерен,

Был ли летописный Воронеж? Есть ли разгадка «воронежского феномена» НЛО? Верны ли прогнозы нашего земляка колдуна Юрия Тарасова? Ответы на эти и многие другие вопросы вы сможете найти в данном повествовании.

Владимир Елецких, краевед.

Часть I загадки древнего воронежа тайна имени

На карте нашей необъятной Радины имеются тысячи различных городов и поселков. И все они не похожи друг на друга. «Что ни город, то норав», — гласит русская пословица. Каждый из них имеет свою неповторимую историю, своеобразный внешний облик и колорит. Города словно люди рождаются, живут и умирают, порой меняя местоположение и даже название, обретая статус загадочных населенных пунктов. Следы таких поселений теряются в глубине веков. К таким городам относится и Воронеж. Его история — одна из загадок средневековья, ибо твердо устоялось мнение, что свой отсчет он начинает с построения в 1585 году сторожевой крепости. С этого момента ведется непре­рывный ход его сложной и противоречивой истории до сего времени. Но в летописях также упоминался Воронеж, в арабских и персидских источниках купцы и путешественники указывали на город Вантит, распо­лагавшийся «на пределах Руси», причем размещали этот город в пределах современного Воронежа. А еще раньше это поселение упоминалось в готских источ­никах.

Следовательно, Воронеж как поселение, крепость, город то объявлялся в источниках, то пропадал. Он словно птица Феникс после сожжения и гибели вновь возрождался, чтобы исчезнуть и вновь обрести реальные черты.

История Воронежа подобна огромному айсбергу, плывущему по волнам реки времени. Видимая, надвод­ная часть его — это восемь веков летописной истории (из них четыре века существования крепости), а еще большая, невидимая, подводная часть уходит во тьму веков славянской истории. Об этом свидетельствуют данные археологии (на правом берегу реки Воронежа находится более тысячи могил древних славян, про­живавших в этих местах), летописи, древнейшие ману­скрипты, сочинения арабских и персидских авторов.

В энциклопедических изданиях подчеркивается, что Воронеж — древнейший русский город, впервые упоми­наемый в Ипатьевской летописи под 1177 годом. Ис­торики Н. М. Карамзин, В. Н. Татищиев признавали его древность. Этого же взгляда придерживался лето­писец Воронежского края¹ — Е. А. Болховитинов. В статье «Розыскания о городах в пределах русских кня­жеств с 1054 по 1240 г.» профессор М. П. Погодин счи­тал, что свое начало Воронеж брал с 1177 года. Имен­но в тот год закончилась междоусобица — владимирско­го князя Всеволода — с рязанским князем Глебом, шурин которого Ярополк Ростиславович бежал с поля брани на реке Колокше в летописный Воронеж, где, побеж­денный, проходил «от града во град». Подобная неоп­ределенность дала возможность дореволюционным ис­торикам подвергнуть летописные строки сомнению. Первыми этому искушению поддались ученые К. А. Неволин и Н. И. Надеждин. «О городе ли Воронеже здесь говорится? Не о реке ли только, на которой он стоит?»

С этого момента взгляд на дату летописного Воро­нежа был поколеблен. Исследователи края JI. Б. Вейнберг, Г. М. Веселовский, М. А. Веневитинов и другие стали придерживаться мысли, будто в летописях шел разговор о Воронеж—реке, а не о городе. Эта точка зрения на многие годы возобладала над умами ученых и приостановила научную разработку древнейшей ис­тории города и края.

С новой силой спор о летописном Воронеже разго­релся в начале XX столетия среди членов Воронежской ученой архивной комиссии (далее сокращенно — ВУАК). Ещев 1896 году воронежский краевед С. Е. Зве­рев выступил в Риге на X археологическом съезде с докладом «Следы христианства на Дону в домонголь­ский период», в котором, опираясь на определенные источники, доказывал существование города Воронежа в XII веке. При этом он ссылался на старинную руко­пись — родословную книгу рязанских князей, найден­ную им в имении дворян Муромцевых в селе Баловневе Данковского уезда Рязанской губернии. В начале 1898 года статья С. Е. Зверева была опубликована в газете «Воронежский телеграф», а несколько позже в «Трудах ВУАК». Отвечая на нее, краевед из Задонска С. Н. Введенский попытался опровергнуть доводы С. Е. Зверева, ссылаясь на то, что до сих пор нет кон­кретных археологических данных, подтверждающих его догадку. «...Вопрос этот решится не путем разбора ле­тописных известий и позднейших исторических мате­риалов, — писал он, — а при помощи новых археологи­ческих данных». Этой фразой С. Н. Введенский как бы подводил итог возникшему спору, предлагая времени разрешить данную проблему. Но С. Е. Зверев не успо­коился, а еще настойчивее стал искать следы летопис­ного Воронежа. Летом 1904 года вместе с краеведом А.И. Милютиным они обошли, объездили и тщательно исследовали территорию вокруг города на 30—40 кило­метров окрест, но веских доказательств своей гипотезы так и не нашли. С того времени члены ВУАК повели систематические раскопки вокруг города. В урочище Частые Курганы под Воронежем летом 1911 года им удалось найти скифское захоронение, где был найден серебряный сосуд с рельефным изображением скиф­ских воинов. Ныне он хранится в Государственном Эрмитаже в Петербурге. Следов же летописного Во­ронежа члены ВУАК не обнаружили. Однако их поис­ки дали толчок систематическому изучению края в археологическом отношении. Большой размах эти рабо­ты получили в советское время. Был накоплен богатей­ший материал, позволяющий судить об этапах заселе­ния Воронежского края.

Вопрос о дате возникновения города волнует и сов­ременных исследователей. Большинство из них дату основания Воронежа относят к 1585 году, то есть году принятия царского указа о строительстве сторожевой крепости. Однако академик М. Н. Тихомиров все-таки полагал Воронеж существующим с древнейших времен этой же мысли придерживались и академик Б. А. Ры­баков, историк В. Т. Пашуто, писатель В. В. Каргалоз и другие. Местные ученые — археологи А. Н. Москаленко, А. 3. Винников, А. Д. Пряхин, историк Е. Г. Шу- ляковский и другие также высказывали предположение о том, что Воронеж — древнейший русский город. Историки В. Н. Замятин и Е. В. Чистякова в 1963 году, рецензируя коллективный труд «Очерки истории Воронежского края», писали: «...Возникновение Воронежа следует отнести к 1177 году — времени упоминания о нем в летописи, а не к 1586 году, когда по указу царя поселение было обнесено стеной».

Единодушного мнения о дате возникновения города среди ученых до сих пор нет. И главная причина раз­ногласий, видимо, заключается в том, что сторонники летописного Воронежа говорят о поселении, а их оппо­ненты — о дате появления города-крепости. Это со­вершенно разные явления. В древности поселение воз­никало стихийно в силу определенных экономических, социальных, географических и прочих причин. Лишь впоследствии поселение перерастало в город. Создание же городов, особенно на границах страны, — это пре­рогатива верховной государственной власти. Города возводились как военное, оборонительное или стороже­вое сооружение, как крепость. Созданию таких крепо­стей на Руси придавалось большое значение, так как они защищали страну от иноземных поработи­телей.

Спор о летописном Воронеже тесно переплелся с расшифровкой этимологии самого слова «Воронеж», где также не достигнут полный консенсус среди уче­ных. Что же означает слово «Воронеж», какой смысл таит оно в себе? Над разгадкой этой тайны бились спе­циалисты различных отраслей знаний с середины про­шлого столетия. Еще в прошлом веке языковед-славист И. И. Срезневский имя города увязывал со словом «ворона». Немецкий ученый М. Фаемер, автор трех­томного «Этимологического словаря русского языка», выдвинул предположение, что название «Воронеж» произошло от прилагательного «вороной» (черный). Он также приметил этимологическую общность назва­ний реки Воронеги, впадающей в Ладожское озеро, со словом «Воронеж».

Долгое время вопрос об этимологии слова «Воро­неж» в основном вращался в плоскости этих предпо­ложений.

В 1947 году на конференции в Ленинграде по воп­росам финноугорской филологии исследователь А. И. По­пев слово «Воронеж» объяснил, исходя из мордовско­го понятия «вир» — лес. Эта версия была скептически воспринята специалистами. Однако в 1964 году ее под­держал воронежский краевед А. В. Кожемякин. По его мнению, слово «Воронеж» есть не что иное как интер­претация мордовского слова — «вирьнеже» — лесная защита. Его гипотеза в какой-то степени подкрепля­лась существованием реки Лесной Воронеж.

В 1966 году профессор Воронежского университета В.П. Загоровский в своей брошюре «Как возникли названия городов и сел Воронежской области» выска­зал новую гипотезу. Он заявил, что «Воронеж» есть производное от реки Борона, то есть «Ворона тож», следовательно, «Воронеж». Но вскоре ему пришлось отказаться от этого предположения.

В 1969 году советский писатель Л. В. Успенский издал интересную книгу «Загадки топонимики», где слово «Воронеж» вывел от собственного имени славя­нина «Воронега». Эту мысль поддержал профессор Воронежского университета В. П. Загоровский и раз­вил ее далее. В книге «О древнем Воронеже и слове («Воронеж» (1971) он писал: «Автор пришел к выводу о неизбежности существования русского имени «Воронег» в 1969 году независимо от Л. В. Успенского, но связал исторически с этим именем название не города Воронежа, а поселка Воронеж на Украине. Публично эту точку зрения мы высказали в докладе на заседа­нии ученого совета исторического факультета Воронеж­ского государственного университета в марте 1970 го­да». С того времени и по сей день профессор В. П. Загоровский придерживается этой точки зрения. По его мнению, первым поселенцем и главным действующим лицом в нашем крае выступал славянин Боронег, при­бывший сюда с левобережья Днепра, из поселка Воро­неж. Он дал свое имя сначала безымянной реке, от нее название перешло на поселение. Так ли это? Не­вольно возникает ряд встрссов. И первым из них — до сих пор историческая наука не нашла такого сла­вянского имени. И второе — это, пожалуй, самое глав­ное: «имена рек в древнейшие времена были токмо нарицательными» (Мурзаев Э. М. Топонимика попу­лярная. М., 1973, с. 26). В древности собственными име­нами реки не назывались. Поэтому, на наш взгляд, гипотеза В. П. Загоровского небесспорна, и поиски ис­тины должны быть продолжены. К тому же археологи­ческая наука ныне дала богатейший шанс для поиска летописного Воронежа. Летом 1968 года в связи с под­готовкой места под будущее водохранилище близ го­рода в пойме реки археологи университета провели серию раскопок. На стоянках «Университетская I» и в районе Шиловского кордона были найдены следы дренерусских поселений XII—XIII вв. Среди множества черепков посуды имелись изделия, изготовленные на гончарном круге, помеченные клеймом местного масте­ра. Как известно, клейма русских мастеров в Киевской Руси характеризовали изделия городских ремесленни­ков.

«Не исключена возможность, — сделали вывод археологи, — что находки имеют какое-то отношение к спорному вопросу о существовании Воронежа в XII веке».

Казалось бы, эти открытия дали воронежским крае­ведам ариаднину нить для дальнейших поисков. Но, увы!

К 400-летию со дня основания воронежской крепо­сти в среде краеведов вновь вспыхнул схоластический спор, выплеснувшийся на страницы журнала «Подъем» (1982, № 9). В статье «Тайна имени» краеведы Евгений и Юрий Пульверы (отец и сын) пытались опро­вергнуть гипотезу профессора В. П. Загоровского. Они согласились с версией краеведа А. В. Кожемякина (так и не назвав его имени), подчеркнув, что «мордовская теория остается в силе. Она проще и «прочнее» — име­ет меньше уязвимых мест». При этом Пульверы не удержались от своей версии. Мордовское слово «вир», они увязали с тюркским «онгуза» (онуза) — вода. «Вор-онуза» — читай «Воронеж» — означало «лесная вода». Статьей-откликом «Еще раз о слове «Воронеж» (в том же журнале), опровергая доводы Пульверов, Загоровский вновь подтвердил свою прежнюю гипо­тезу.

Он подчеркнул: «В XII и XIII вв. русские летописи упоминали о загадочном, неизвестно где расположен­ном Воронеже».

Этот загадочный город профессор разместил близ Липецка на Романовом городище.

Так ли это? Археологические раскопки последних лет, особенно Семилукского городища на правом бе­регу Дона, а также Животинного городища на правом берегу реки Воронежа, существенно изменили взгляд на трактовку летописного города. Эти открытия архео­логов подтвердили мысль, что летописный Воронеж мог существовать близ устья реки, а не в верховьях, как предполагает историк В. П. Загоровский и другие.

О том, что на месте сторожевой крепости, возведен­ной в 1585 году, было поселение, свидетельствует «Дозорная книга» московского дьяка Григория Кире­евского, в 1615 году сделавшего опись воронежской крепости. Им записано, что церковь пророка Ильи, святых Фрола и Лавра при строительстве была возведена «на посаде на старом городище».

Разве это и ряд других городищ вдоль правого бе­рега реки Воронежа, расположенных через одип-два километра друг от друга, не могли быть местом лето­писного Воронежа?

Вчитываясь в истлевшие строки древних книг и различных документов, сравнивая их с данными археологин, учитывая топографические особенности местно­сти, используя данные нумизматических находок, можно прийти к интересным результатам и даже к ис­тине, которой мы так добиваемся.