Август Беккер

Однако в Швейцарии влияние Вейтлинга среди рабочих продолжало оставаться господствующим и по-прежнему определяло коммунистическое движение, развивавшееся там как противоположность демократического движения «младогерманцев» и боровшееся с ним. Подобно немецким демократам типа Руге, «младогерманцы» находились под влиянием Фейербаха. Следуя за своими вожаками Германом Дёлеке ²⁰⁰, Юлиусом Штандау ²⁰¹ и Вильгельмом Марром ²⁰², они сделали «Сущность христианства» Фейербаха своей библией, а фейербаховский лозунг «Человек человеку — бог» — своим паролем ²⁰³. Враждебно настроенные против коммунизма (по тем же причинам, что и Руге), они считали, что основной причиной социальных зол являются предрассудки, и поэтому сводили всю реформаторскую деятельность лишь к проблеме образования ²⁰⁴. В целях распро-

странения своего атеистическо-гуманистического учения, имевшего анархо-индивидуалистические черты ²⁰⁵, они издавали брошюры и журнал «Blätter der Gegenwart für soziales Leben»²⁰⁶.

После высылки Вейтлинга швейцарские коммунисты, организовавшиеся в «Союз справедливых», продолжали вести борьбу против атеистических «младогерманцев». Они пошли еще дальше Вейтлинга в развитии его христианского коммунизма и утопических черт его учения, так что их движение выродилось в сектантство ²⁰⁷.

Деятельное участие в работе союза принимали бывший судебный писарь Себастиан Зейлер, автор двух коммунистических брошюр ²⁰⁸, и Август Беккер, который после ареста Вейтлинга взял на себя руководство коммунистическим движением в Швейцарии. В 1843 году Беккер опубликовал брошюру «Народная философия наших дней», а в 1844 году издал новую брошюру, представлявшую собой изложение произнесенной им в Лозанне речи ²⁰⁹. Не будучи самостоятельным в своем мышлении, Беккер всегда следовал за какой-нибудь энергичной личностью. Вначале пастор Вейдиг — исключительно деятельный и волевой человек — вовлек его в республиканское движение, потом под влиянием Вейтлинга он примкнул к коммунистическому движению. В его понимании коммунизма преобладал эмоциональный момент. Он отвергал не только идею Вейтлинга о революционном заговоре, но и классовую борьбу пролетариата вообще, проповедуя слащавую любовь и сентиментальное единение богатых и бедных ²¹⁰.

В речах, произносимых перед рабочими, Беккер не мог развивать свои взгляды на братство эксплуататоров и эксплуатируемых так ясно и категорически, как он сделал это в своем письме Вейтлингу в мае 1843 года. Эти речи, так же как и его сочинения, представляли собой удивительную смесь из коммунистических идей и сентиментальных излияний.

В брошюре «Чего желают коммунисты?» Беккер сделал попытку изложить общие черты коммунизма, причем, руководствуясь вейтлинговским истолкованием коммунизма на христианский лад, он договорился до пустого фантазерства. Непосредственной целью он считал ликвидацию частной собственности как несправедливой, несостоятельной и пагубной ²¹¹. Ее несправедливость выражается в господстве денег, ставшем роковым не только для эксплуатируемых, но и для эксплуататоров ²¹² и заменившем

прежнее право более сильного правом более богатого ²¹³. Эта привело к тому, что богатством овладели непроизводители, а производители подверглись эксплуатации ²¹⁴. Несостоятельность частной собственности явствует, по мнению Беккера, также из расцвета спекуляции, следствием которой является постоянное ухудшение положения рабочих и ремесленников ²¹⁵. Третье основание для ликвидации частной собственности Беккер усматривает в ее пагубности ²¹⁶, поскольку порождаемая ею изолированность людей делает из них эгоистов и филистеров ²¹⁷.

Лишь путем ликвидации частной собственности можно покончить со злом, ею порождаемым. Все другие средства борьбы с этим злом — разрушение машин, восстановление цеховых корпораций, организация общественных мастерских — иллюзорны; так

же химеричны все проекты социальных реформаторов, предусматривающие реорганизацию труда без коммунизма, и паллиативные средства, придуманные для борьбы с пауперизмом: покровительственные пошлины, сокращение рабочего дня, банки для бедных и т. д. ²¹⁸

После ликвидации частной собственности и установления коммунизма люди заживут новой, лучшей жизнью. Каждый сможет трудиться в соответствии со своими наклонностями и способностями, так что будет возможна свободная организация труда ²¹⁹. Будет преобразован не только труд, но и человек — эгоизм будет вытеснен любовью ²²⁰.

Рассуждения Беккера были уснащены всевозможными историческими и религиозными фантазиями, характерными для произведений всех утопистов того времени. В конце своей брошюры он обрушивался на «младогерманцев» как на противников коммунизма. Он выступал против их национализма и атеизма и защищал принцип человеческого братства ²²¹, который должен быть осуществлен с помощью коммунизма, основанного на истинном христианстве ²²².

Сентиментальничанье, которым были проникнуты последние сочинения Вейтлинга и Беккера, очень скоро стало преобладать в писаниях «пророка» Альбрехта и шарлатана Кульмана, подвизавшихся в «Союзе справедливых».

«Пророк» Альбрехт, родом из Альтенбурга (Саксония), был как «демагог» приговорен к шести годам тюремного заключения. В тюрьме, где ему давали читать только Библию, он впал в религиозное безумие. В Швейцарии, куда Альбрехт эмигрировал после своего освобождения, он в качестве «пророка» обошел часть кантонов, примкнул к Вейтлингу и написал несколько брошюр со странными названиями и запутанным содержанием, как, например, «Создание царства Слонского», «Воззвание к юдоли скорби», «Скорое свидание на алтаре свободы», «Конечная цель в розовом свете, предостережение Вильгельмам Теллям нашего времени»²²³.

С 1844 года к пророку Альбрехту, бывшему в своем безумии убежденным, честным фанатиком, присоединился шарлатан д-р Георг Кульман, выступления которого, отличавшиеся

чрезмерно напыщенным стилем, были направлены главным образом против коммунизма и атеизма ²²⁴. Ему удалось привлечь на свою сторону Августа Беккера, который в послесловии к своей брошюре рассыпался в похвалах по его адресу, что давало представление о его собственной непоследовательности и неустойчивости ²²⁵; Вейтлинг, наоборот, высказался в 1845 году против Кульмана и осудил Беккера за сотрудничество с ним ²²⁶. Некоторое время спустя Маркс и Энгельс беспощадно разделались с этим шарлатаном в «Немецкой идеологии»²²⁷.

От всех этих оттенков мелкобуржуазно-демократической, реформистской и утопическо-коммунистической мысли, подробно проанализированных здесь с целью наглядно показать ту идеологическую среду, в которой и в противоположность которой развивалось мышление Маркса и Энгельса, они отмежевались

уже в силу того, что прочно встали на позиции революционного пролетариата. Они последовательно вступали в открытый спор с каждой из этих тенденций, считая их опасными для развития классовой борьбы пролетариата. Эти столкновения одновременно способствовали уяснению ими вопросов самим себе, поскольку при этом они проверяли, уточняли и углубляли свои собственные взгляды.

Первое крупное столкновение произошло с Руге по поводу одной из его статей в «Vorwärts». «Vorwärts» — газета, выходившая на немецком языке два раза в неделю и имевшая вначале антидемократическое направление, превратилась затем в оппозиционный орган и играла значительную роль в среде немецких эмигрантов. Она была основана в начале 1844 года Генрихом Бернштейном ²²⁸, деятельным коммерсантом, организовавшим в Париже бюро переводов, которое приспосабливало новые пьесы к вкусам немецкой публики и рассылало их немецким театральным дирекциям. Кроме того, он основал в сентябре 1843 года «Центральное бюро посредничества и рекламы и социального общения между Францией и Германией», которое, согласно рекламному проспекту, с успехом предлагало свои услуги «правящим дворам, высокопоставленным дипломатам, княжеским, графским и прочим дворянским семьям в Германии», и также «Немецкое общество помощи и поддержки» для нуждающихся немцев в Париже, которое тоже пользовалось благосклонностью у немецких князей ²²⁹.

Для оказания поддержки и содействия этим предприятиям Бернштейну была нужна газета. Благодаря помощи своего друга, композитора Мейербера, который дал ему 3000 франков, Бернштейн смог положить начало существованию «Vorwärts», возвестившей о себе в подзаголовке как о «Парижских новостях искусства, науки, театра, музыки и светской жизни» ²³⁰. Вначале предполагалось, что это будет коммерческая газета с весьма умеренной политической тенденцией ²³¹. Так, в заявлении редакции говорилось: «Это будет немецкая газета, но не в духе преувеличенного немецкого шовинизма и изоляции от всего чужого,— она будет уважать и отдавать должное всему хорошему

и прекрасному как в нашем отечестве, так и за его пределами, освещать и порицать недостатки и злоупотребления как там, так и тут. Наш девиз: через истину к свету! Через свет к истине!.. Наш «Vorwärts» означает не разрушительный рывок вперед, а спокойное, но твердое, часто медленное, но уверенное продвижение к цели» ²³².

Главный редактор газеты, Адальберт Борнштедт, бывший прусский офицер, приехавший в Париж работать в качестве журналиста, получал жалованье за шпионскую работу одновременно от прусского и австрийского правительств и имел поручение наблюдать за немецкими политическими эмигрантами ²³³. Под его руководством и в соответствии с указаниями Бернштейна «Vorwärts» выдавала себя за патриотическую газету, демонстрировала свой патриотизм льстивыми дифирамбами по адресу немецких государственных мужей и нападками на младогерманских драматургов, в первую очередь на Гуцкова, и на демократические тенденции. Особенно злобными и язвительными были ее нападки на радикальную оппозицию в Париже и на

«Deutsch-Französische Jahrbücher». Против последнего было направлено, в частности, следующее стихотворение, опубликованное Бернштейном:

На свет появилась книжка,

«Ежегодником» крещена,

Тиранов земли германской Жестоко карает она.

Борцы за свободу смело Вступают в открытый бой,—

Мечи обнажив свирепо,

Журнал выпускают свой.

Они мечи обнажили —

Дрожите, король и князь! —

И тут же спрятали в ножны,

Оружием выбрав грязь.

Они, как дети под розгой,

Кричат и хнычут вразброд.

Такой он и есть на деле —

Коммунистический сброд ²³⁴.

Все это позволило Александру Вейлю, другу Гейне, написать в марте 1844 года в «Vorwärts»: ««Vorwärts» доказывает, что и без цензуры газета может быть глупой и пошлой». Подобного мнения придерживался также Руге, который в письме Флейшеру от 20 мая 1844 года писал, что «Vorwärts» еще более жалка, чем газеты, выходящие внутри Германии, и добавлял при этом: «У этих людей нет ни знаний, ни образования, и в условиях свободы печати они пишут так же глупо, как их собратья в Германии в условиях цензуры» ²³⁵.

Несмотря на то что «Vorwärts» была лояльным органом и ее главный редактор Борнштедт полностью гарантировал прусскому правительству, платившему ему жалованье, антиреволюционное направление газеты, она была с самого начала запрещена в Пруссии и в других немецких государствах.

Этот факт, а также необходимость удовлетворять запросы немецких эмигрантов, составлявших основную массу читателей газеты, и читателей в Германии, получавших газету контрабандным путем, вынудили руководство «Vorwärts» дать также место критике, направленной против прусского и австрийского правительств. После закрытия «Deutsch-Französische Jahrbücher» Бернштейн изменил оппозиционный тон «Vorwärts» на более резкий, чтобы придать ей привлекательность оппозиционной газеты, и так как он тем временем увлекся принципами «гуманизма», то и газета оказалась в распоряжении «гуманистов», то есть демократов и социалистов ²³⁶.

Борнштедт, не желавший заниматься оппозиционной политикой и компрометировать себя, ушел со своего поста и в середине мая 1844 года уехал в Англию. Пост главного редактора принял способный и остроумный журналист Фердинанд Целестен Бернайс ²³⁷.

Юный Бернайс в бытность свою юристом в земле Рейн — Пфальц опубликовал небольшое лояльное сочинение о «Германии и ее франкских представительных конституциях», потом он писал для «Rheinische Zeitung» статьи с резкой критикой баварского сословного собрания и наконец ушел с государственной службы, чтобы редактировать вместе с Карлом Грюном «Mannheimer Abendzeitung». Здесь он проявил себя таким радикалом, что должен был покинуть Баден, чтобы не попасть под арест. Он выехал в Страсбург, где развлекался тем, что драз-

нил низкопоклонническую прессу и тупоумную цензуру ²³⁸. Обладая столь веселым нравом, Бернайс был в то же время умным и образованным человеком и обладал подлинно революционным боевым энтузиазмом. «Для меня,— писал он,— слова — лишь хилые суррогаты штыков и пушек, я не литератор и не хочу быть им»²³⁹. Переселившись в Париж, он — поскольку время штыков и пушек еще не пришло — стал писать статьи для «Deutsch-Französische Jahrbücher» («Заключительный протокол венской конференции министров от 12 июня 1834 года»), потом для «Vorwärts», где 8 и 11 мая появились его «Письма француза о Германии», содержащие остроумную и бичующую критику немецких князей. 15 мая Бернштейн, стремившийся несколько более бережно обходиться с немецкими правительствами, заявил, что не может взять на себя ответственность за дальнейшее печатание этих писем, поскольку они составлены не в таком духе и не в такой форме, как этого требуют гуманность и образование, вслед за чем последовало бурное столкновение между ним и Бернайсом.

Одновременно с Бернайсом в «Vorwärts» начали печататься все бывшие сотрудники «Deutsch-Französische Jahrbücher» ²⁴⁰. Так, Гейне напечатал здесь 11 мая «Китайский богдыхан», по-

том 1 июня «К успокоению» и 16 июня «Новый Александр», где он зло высмеял Фридриха-Вильгельма IV ²⁴¹.

Наряду с этой политической критикой теперь в «Vorwärts» получила право голоса также социальная критика. Живейший отклик нашел бунт силезских ткачей в Ленгенбиле и Петерс-

вальде. Гнет невыразимой нищеты, которая в начале 40-х годов приняла ужасающие размеры вследствие конкуренции машинного производства — средняя плата за четырнадцатичасовой рабочий день составляла 2—3 гроша,— заставил этих ткачей восстать против своих эксплуататоров ²⁴². Несмотря на известные слабости восстания, борьба против эксплуататоров выработала у ткачей некоторое классовое самосознание, что явствует из их революционной боевой песни; на этом примере можно было видеть, как под влиянием классовой борьбы угнетенный рабочий класс становится классом революционным ²⁴³.

После краткого успеха восстание было жестоко подавлено быстро стянутыми войсками, большинство его участников было зверски убито или арестовано. Это восстание и последовавшие за ним безжалостные репрессии сильно взволновали общественное мнение, поскольку таковое вообще существовало в Германии. Внимание общественности было привлечено к факту обнищания рабочего класса — факту, который уже давно был предметом критики не только социалистов и коммунистов, но и буржуазных экономистов (таких, как Сисмонди и Бюре). Под давлением общественного мнения Фридрих Вильгельм IV, сам же учинивший резню восставших рабочих, отдал личное распоряжение, составленное в высокопарных, напыщенных выражениях, в котором государственным учреждениям предписывалось поощрять создание благотворительных обществ, призванных содействовать устранению нищеты рабочего класса. Неспособный устранить или хотя бы смягчить бедственное положение пролетариата, король прибег к ханжеским фразам, сетовал на то, что дети «низшего класса» растут без присмотра, и рекомендовал милосердным сердцам объединить все силы для устранения социального зла. Все учреждения, имевшие дело с призрением бедных (включая полицию), должны были видеть свой священный долг в том, чтобы способствовать образованию благотворительных обществ и представлять королю планы и предложения относительно улучшения положения бедных. Лицемерие этих уверений стало явным уже через несколько месяцев. Когда возникшее в октябре берлинское «Центральное общество для блага трудящегося класса» предложило учредить пособия для ликвидации нищеты, оно сразу стало подозрительным в глазах прусского деспотизма и было запрещено под предлогом его революционности, хотя большинство членов этого центрального общества, будучи представителями буржуазии, совершенно не собиралось проводить какие бы то ни было реформы, которые могли бы поставить под угрозу их привилегии.

Восстание ткачей и проблема пауперизма явились предметом многочисленных статей в «Vorwärts». В этих статьях обсуждалось положение рабочих в Германии и подвергался острой критике социальный режим, порождавший подобную нищету ²⁴⁴.