6. Еврейский вопрос

Проблему эмансипации евреев, актуальный тогда в Германии вопрос, Бруно Бауэр рассматривает в 1842—1843 годах в двух своих статьях ²²³. Имея в виду притязание евреев быть народом привилегированным, он отрицал за ними право на политическую эмансипацию, поскольку таковая несовместима с привилегиями ²²⁴.

На многочисленные критические высказывания по этим двум его статьям он ответил в нескольких статьях, напечатанных в «Allgemeine Literatur-Zeitung» ²²⁵, в которых вновь защищал свой тезис о том, что евреи не вправе требовать политической эмансипации ²²⁶ .

В связи с этими статьями Бруно Бауэра Маркс в «Святом семействе» вернулся к еврейскому вопросу и еще более основа-

тельно, нежели в «Deutsch-Französische Jahrbücher», опроверг взгляды Бауэра ²²⁷.

Маркс отмечает, что рассмотрение еврейского вопроса Бруно Бауэром соответствует общему характеру «критической критики», которая извращает все вопросы современности, подменяя их вопросами, которые не имеют прямого отношения к делу. Так, Бруно Бауэр переиначивает еврейский вопрос таким образом, что вместо рассмотрения проблемы политической эмансипации евреев он занялся критикой еврейской религии и христианско-германского государства²²⁸.

Дело в том, что он анализирует лишь религиозную сущность еврейства и не затрагивает одновременно его реальную основу; действительного еврея он объясняет религией, вместо того чтобы еврейскую религию выводить из действительного еврея; поэтому еврея он понимает лишь постольку, поскольку еврей является предметом теологии ²²⁹.

Как для христианского теолога, для Бауэра всемирно-историческое значение еврейства прекращается в час рождения христианства. Старый теологический предрассудок, будто еврейство существует только как подтверждение божеского проклятия, как наглядное доказательство христианского откровения, возрождается у него в критико-теологической форме, а именно в том взгляде, что еврейство существует лишь как грубое, религиозное сомнение в неземном происхождении христианства ²³⁰.

С этой теологической точки зрения оценивает он также способность евреев и христиан эмансипироваться. Единственная борьба, которую он знает, есть борьба против религиозной ограниченности самосознания, критика религии для него — единственный путь эмансипации, и, таким образом, способность евреев и христиан эмансипироваться он также ограничивает способностью критиковать религию ²³¹.

Это понимание эмансипации объясняется религиозно-политическим развитием Бруно Бауэра. Политическое движение, начавшееся в 1840 году, освободило его от ортодоксальной теологии, как и от консервативной политики, и подняло его на мгновение до либеральной политики. Место религии и церковного авторитета заняли у него государство и авторитет политический. Однако государство он видел лишь в его отношении к

религии, то есть в качестве ее врага. Как в произведении Бруно Бауэра «Правое дело свободы и мое собственное дело» свободное государство являлось противником религии, так и в «Еврейском вопросе» главный интерес составляет для него противоположность между государством и религией ²³².

Из этого взгляда на религию проистекает концепция Бруно Бауэра относительно эмансипации как религиозно-политического освобождения, происходящего на путях критики; последняя должна освободить государство от опеки религии. Политическая эмансипация может быть осуществлена только тем государством, которое освободится от религиозной ограниченности. Так как прусское государство является христианским государством, заключает Бруно Бауэр, то со стороны евреев является иллюзией требовать эмансипации от этого государства ²³³.

По поводу взгляда Бруно Бауэра Маркс прежде всего замечает, что он соответствует бауэровскому абстрактному пониманию свободы. Еврею, говорит он, Бауэр проповедует учение об абсолютной духовной свободе, которая наслаждается счастьем в царстве идей и которую всякое конкретное, действительное существование может лишь стеснять. Поэтому Бауэр логично полагает, что евреи могут быть эмансипированы лишь в той мере, в какой они теоретически эмансипируют сами себя. Между тем, однако, эмансипация, помимо теоретической воли и теоретической критики, требует весьма конкретных материальных условий. Это совершенно отчетливо чувствует «масса», революционный народ, который в противоположность «критической критике» считает необходимым для своего освобождения материальный, практический переворот ²³⁴.

Маркс считает в корне ошибочным рассматривать эмансипацию по-другому, как политико-религиозный вопрос, и желать его разрешения, не принимая во внимание ее общественный

характер. Все вопросы — как политические, так и религиозные — имеют социальный характер. Особенно очевидно это по отношению к вопросам политическим; что касается религиозных вопросов, то только теолог может еще верить, будто при этом речь идет лишь о религии ²³⁵. Поэтому Маркс и в своей статье в «Deutsch-Französische Jahrbücher» рассматривал еврея не с его же религиозной точки зрения, а как члена буржуазного общества и охарактеризовал положение евреев в этом обществе. После того как еврейство было очищено от религиозной оболочки и было вскрыто его эмпирическое, мирское ядро, оказалось возможным наметить путь практического разрешения еврейского вопроса ²³⁶.

«В противоположность всему этому в «Deutsch-Französische Jahrbücher» доказывалось, что еврейство сохранилось и развилось благодаря истории, в истории и вместе с историей, но что это развитие можно увидеть не глазом теолога, а только глазом светского человека, не в религиозной теории, а только в торговой и промышленной практике. В «Deutsch-Französische Jahrbücher» было объяснено, почему практическое еврейство достигает завершенности лишь в завершенном христианском мире; более того, там было показано, что оно — не что иное, как завершенная практика самого христианского мира. Жизнь современного еврея объяснена была не его религией (словно религия — особая, самодовлеющая сущность); наоборот, живучесть еврейской религии была объяснена практическими основами гражданского общества, находящими себе фантастическое отражение в еврейской религии. Эмансипирование еврея в человека, или человеческая эмансипация от еврейства, выставлено было поэтому не специальной задачей еврея, как это было сделано г-ном Бауэром, а общей практической задачей современного мира, до мозга костей пропитанного еврейством. Доказано было, что задача преодоления еврейской сущности на самом деле есть задача упразднения еврейского духа гражданского общества, бесчеловечности современной жизненной практики, кульминационным пунктом которой является денежная система» ²³⁷.

Поскольку Бруно Бауэр знает еврея не как деятельного будничного еврея, а лишь как ханжеского субботнего еврея и не видит, как еврейство и, следовательно, также религиозное еврейство беспрестанно порождается общественными отноше-

ниями, гражданской жизнью и находит в денежной системе своей истинное выражение, постольку он не может разрешить еврейский вопрос ²³⁸. Он понимает эмансипацию евреев не в ее общественно-экономической форме, как освобождение евреев от реального еврейства, то есть от капитализма, а в ее узкой, ограниченной форме религиозно-политической эмансипации.

Вместо того чтобы исследовать сущность политической эмансипации и при этом провести различие между эмансипацией политической и человеческой, Бруно Бауэр противопоставляет свободному от религии «истинному» государству христианское прусское государство и думает, что прусское государство как государство христианское не может эмансипировать евреев, что сделать это способно лишь государство, которое освободилось от религии.

Прусское государство как государство привилегий он отграничивает от современного представительного государства, однако при этом не понимает, что с теоретическим упразднением привилегий, которое осуществлено в современном представительном государстве, предмет привилегий вовсе не упразднен ²³⁹.

Современное представительное государство кладет в свою основу общество, в котором теоретически упразднены все привилегии — развитое гражданское общество. Вследствие отмены привилегий и вызванного ею разрыва всяких социальных уз внутри этого общества началась всеобщая борьба индивидуумов между собой ²⁴⁰.

По-видимому, имеется непроходимая пропасть между государством как сферой действия общности, всеобщих интересов

и гражданским обществом, как сферой действия частных интересов; разрыв этот соответствует противоположности между гражданином и буржуа.

Гражданское общество, которое развивалось вместе со свободной промышленностью и свободной торговлей, выступило против государства как теоретического воплощения всеобщих интересов. Только полный разрыв между государством и обществом создает основы современного государства. Впервые оно действительно начинает существовать тогда, когда провозглашает неполитическими гражданские общественно-экономические элементы: промышленность, торговлю,— как и религию, и тем самым дает им возможность полностью развиться по своим собственным законам ²⁴¹.

Только этот разрыв между государством и обществом делает современное государство действительно христианским, ибо государство тем самым впервые играет в отношении общества ту же роль, что и небо в отношении земли, так же религия тем самым впервые становится завершенным идеологическим выражением политических и общественных отношений, так что истинно христианским государством является не феодально-реакционное прусское государство, как полагает Бруно Бауэр, а современное государство, эмансипировавшееся от церкви и полностью отделившееся от общества.

Несмотря на противоположность политического государства и гражданского общества, оба они взаимообусловливают друг друга. Всеобщая необузданность, которая прорывается наружу благодаря освобождению индивидуумов и гражданских общественно-экономических элементов от всех оков, имеет своим последствием анархию, являющуюся законом буржуазного общества. Под видимостью величайшей свободы в форме кажущейся независимости людей, которых больше не сдерживает узда всеобщих связей, то есть при господстве частной собственности, имеют место законченное рабство и бесчеловечность.

Политическое государство, хотя оно по видимости противостоит гражданскому обществу, является в действительности гарантом этой анархии и этой бесчеловечности, ибо свобода, составляющая суть политического государства, есть не что иное, как идеологическая проекция той свободы, которая характеризует гражданские общественные отношения; так что политическое государство и гражданское общество, как ни отличаются они одно от другого, взаимно дополняют и обусловливают друг друга ²⁴².

Развитие гражданского общества, в котором индивидуумы по видимости совершенно независимы и свободны, является в действительности не чем иным, как беспрепятственным движением отчужденных от них жизненных элементов: собственности, промышленности, торговли,— индивидуумы и считают это своей собственной свободой. Данное общество есть основа современного представительного государства. Последнее же представляет собой официальное признание и подтверждение отчужденной человеческой свободы.

Основному характеру гражданского общества и политического государства соответствует политическая эмансипация, сущность которой усматривается в правах человека, а они являются исключительно признанием прав эгоистического индивидуума как члена гражданского общества ²⁴³.

Впервые вопрос о политической эмансипации встает в развитом современном государстве, то есть лишь там, где оно выступает как политическое государство ²⁴⁴. Это государство не только может эмансипировать еврея как члена гражданского общества, но уже и фактически эмансипировало его ²⁴⁵.

Когда еврей требует своей политической эмансипации и при этом не желает отказаться от своей религии, что для Бруно Бауэра неотделимо, он не ставит никаких условий, противоречащих политической эмансипации. Разложение человека на нерелигиозного гражданина государства и религиозное частное лицо ни в коей мере не противоречит сущности современного государства и политической эмансипации. Как современное государство эмансипируется от религии, не признавая никакой государственной религии, так и отдельный человек эмансипирует себя от религии, не считая ее более публичным делом и относясь к ней как к делу частному.

Политическая эмансипация, которая является не освобождением человека от его самоотчуждения, а, наоборот, упрочением этого самоотчуждения, противоположна подлинной человеческой эмансипации. А именно последняя требует полного переворота в государстве и обществе посредством ликвидации частной собственности, иначе говоря, посредством коммунистической революции.