2. Французская революция

В своем споре с Бруно Бауэром о Французской революции ¹³⁹ Маркс исходит из того факта, что эта революция была не только идеологической борьбой за свободу и равенство, но и небывалой борьбой классов, определявшейся классовыми интересами буржуазии.

В противоположность Бруно Бауэру, считавшему Французскую революцию чисто столкновением идеологическим и объяснявшему ее неудачу тем, что идеи этой революции не были выведены за пределы того строя, который она должна была упразднить ¹⁴⁰, Маркс замечает, что идеи сами по себе ничего не могут выполнить. «Идеи,— говорит он,— никогда не могут выводить за пределы старого мирового порядка: во всех случаях они могут выводить только за пределы идей старого ми-

рового порядка. Идеи вообще ничего не могут осуществить. Для осуществления идей требуются люди, которые должны употребить практическую силу» ¹⁴¹. Идеи могут победить только тогда, когда они представляют реальные, то есть классовые, интересы, в противном случае они всегда терпят поражение.

Классовые битвы разыгрываются и как битвы идей, что может создать видимость того, будто в революции речь идет о борьбе идей; этим, по Марксу, объясняется, почему классовые интересы, коль скоро они выходят за пределы одного определенного класса и тем самым по видимости целиком отождествляются с человеческими интересами, принимают форму абстрактных всеобщих идей ¹⁴². Это произошло и в эпоху Французской революции, когда буржуазия выступила против феодализма и абсолютизма как представительница общих интересов угнетенного народа и когда (в силу данного обстоятельства) ее классовые интересы выступили в форме общих идей свободы и равенства. Казалось, что борьба велась во имя этих идей. Но это была иллюзия. Собственно говоря, борьба велась во имя классовых интересов буржуазии, фактически эти классовые интересы и одержали победу над всеобщими идеями независимо от того, происходило ли это при якобинцах или при Наполеоне,— когда идеи не совпадали с условиями, внутри которых только могла эмансипироваться буржуазия. Для последней революция не была чем-то вроде неудачи, как полагает Бруно Бауэр; наоборот, она принесла решительный успех классовым интересам буржуазии. Неудачной данная революция была лишь для масс, для народа, чьи подлинные интересы не совпадали с целями преследовавшимися этой буржуазной революцией, и для которого она тем самым могла быть только «идеей», лишь предметом кратковременного энтузиазма ¹⁴³.

Наиболее характерную черту Французской революции Бруно Бауэр усматривает в том, что, упразднив феодализм, эта революция претворила в жизнь чистый эгоизм и в сфере государства (посредством национализма), и в сфере деятельности индивидов как таковых (посредством их атомизирования), а также в том, что вызванную этим необузданность индивидов она пыталась ограничить впоследствии с помощью культа верховного существа как символа государства ¹⁴⁴. В этом расцвете национализма и необузданности видит Бруно Бауэр главные причины поражения Французской революции.

Относительно национализма Маркс замечает, что это обыкновенная форма проявления эгоизма со стороны всякого государства. С другой стороны, связать поражение Французской революции с национализмом — значит не сказать ничего специфического об этой революции, ибо по аналогичной причине потерпели крушение также и другие великие государства — Рим и Греция ¹⁴⁵.

Что касается порожденных революцией эгоистических индивидов, так Маркс считает, что их нельзя сравнивать с атомами, поскольку атомы не имеют соответствующих качеств и отношения между ними иные, чем между людьми ¹⁴⁶. Правда, эгоистичный буржуазный индивид может о себе думать, что он — атом, то есть изолированное, самодовлеющее и абсолютное существо. Однако жизнь, то есть удовлетворение его потребностей, все его

побуждения и поступки вынуждают буржуа поверить в реальность существующего вне его мира — природы и общества ¹⁴⁷. Взаимное удовлетворение потребностей объединяет отдельных членов гражданского общества; поэтому реальной их связью является также гражданская жизнь, гражданское общество, а не политическая жизнь, государство; последнее само в большей степени определяется гражданским обществом ¹⁴⁸.

Из представления Бруно Бауэра о том, что политические отношения существуют в отрыве от общественных отношений и противостоят им, вытекают его ошибочные взгляды на правительство Робеспьера и Сен-Жюста. Причину его падения он усматривает в том, что в своем стремлении создать в государстве свободный народ, где должны были господствовать справедливость и добродетель, Робеспьер и Сен-Жюст столкнулись с эгоизмом людей, заставившим их прибегнуть к террористическим актам, которые затем окончательно привели их правительство к гибели ¹⁴⁹.

Падение Робеспьера и Сен-Жюста, возражает Маркс, надо объяснять не противоречиями между их идеалом добродетели и эгоизмом граждан, а их неправильным взглядом на государство и общество, непониманием соотношения между обществом и государством. Они смешали античное демократическое государство, основанное на рабстве, с современным политическим государством, покоящимся на эмансипированном рабстве, порожденном буржуазным обществом, и хотели навязать последнему форму античного государства, ошибочно принятую за подходящую. Они рассуждали о справедливости и добродетели как об имманентных свойствах, которые отличали древние народы, в особенности греков и римлян, превратили эти свойства в характерную особенность каждого свободного революционного народа и хотели (в этом и состоит их основная ошибка и недостаток) организовать современное общество по образцу идеализированного античного государства ¹⁵⁰.

«Заблуждение это,— добавляет Маркс,— представляется трагическим, когда Сен-Жюст, в день своей казни, указывая на висящую в зале Консьержери большую доску с «Декларацией прав человека» с гордым чувством собственного достоинства произносит: «А все-таки создал это я». Именно на этой доске провозглашались права человека, который в такой же мере не может быть человеком античной республики, в какой его экономические и промышленные отношения не являются античными» ¹⁵¹.

Гибель Робеспьера и Сен-Жюста повлекла за собой, как полагал Бруно Бауэр, подавление политического просвещения, составлявшего, по его мнению, основу и цель Французской революции ¹⁵². В действительности, возражает Маркс, падение

Робеспьера и Сен-Жюста вызвало нечто совершенно другое. То была победа французского буржуазного общества, которое, освободившись от феодальных уз и тисков террора, приняло при Директории политическую форму государства, соответствовавшего его экономическим отношениям и классовым интересам, и могло теперь беспрепятственно развиваться. «После падения Робеспьера впервые начинается прозаическое осуществление политического просвещения, которое раньше хотело превзойти само себя и ударялось в фантастику. Революция освободила буржуазное общество от феодальных оков и официально признала его, как ни старался терроризм принести это общество в жертву антично-политическому строю жизни. При Директории стремительно вырывается наружу и бьет ключом настоящая жизнь буржуазного общества. Буря и натиск по части создания торговых и промышленных предприятий, страсть к обогащению, сутолока новой буржуазной жизни, где на первых порах наслаждение этой жизнью принимает дерзкий, легкомысленный, фривольный и опьяняющий характер; действительное просвещение французской земли, феодальная структура которой была разбита молотом революции и которую многочисленные новые собственники, в первых порывах лихорадочной деятельности, подвергли теперь всесторонней обработке; первые движения освободившейся промышленности,— таковы некоторые из проявлений жизни только что народившегося буржуазного общества. Буржуазное общество находит своего действительного представителя в буржуазии. Буржуазия начинает, таким образом, свое господство. Права человека перестают существовать исключительно только в теории» ¹⁵³.

Аналогичную ошибку допускает Бруно Бауэр и при характеристике государственного переворота Наполеона, существенным результатом которого было, по его мнению, окончательное поражение политического просвещения. Фактически, возражает Маркс, поражение в результате этого государственного переворота потерпела либеральная буржуазия, пришедшая к власти при Директории. Для Наполеона характерно, что он предпринял последнюю попытку установить с помощью терроризма единовластное управление буржуазным обществом.

Однако эту борьбу против буржуазного общества Наполеон вел не во имя античного идеала, а во имя государства, которое превратилось у него в самоцель.

В противоположность Робеспьеру, Наполеон не был фантазером, он понимал сущность современного государства и буржуазного общества, которое он признавал и защищал. Однако он прибег к государственному терроризму, заменяя перманентную революцию перманентной войной. Тем самым он развязал руки французскому национализму, но вследствие постоянных и дорогостоящих войн был вынужден надолго ущемить не только политические, но и экономические интересы буржуазии. Буржуазия боролась с Наполеоном, поскольку она выступала против государства, рассматриваемого им как самоцель. Наконец, он попытался, как и террористы, осуществить мероприятия, прямо направленные против интересов буржуазии. Это привело его, как ранее и террористов, к гибели ¹⁵⁴.

Если в лице Наполеона либеральная буржуазия еще раз столкнулась с революционным терроризмом, то в лице Бурбонов, Реставрации, она еще раз столкнулась с контрреволюцией. Однако Бурбоны, поскольку они вознамерились снова

восстановить феодальную систему и абсолютизм, еще меньше, нежели Наполеон, смогли удержаться от того, чтобы еще сильнее не обрушиться на классовые интересы буржуазии ¹⁵⁵. Эти классовые интересы победили окончательно с революцией 1830 года, в которой буржуазия осуществила свои стремления 1789 года, но на этот раз уже понимая, что она добилась реализации своих специфических классовых интересов, а не общечеловеческого идеала. Она создала представительное государство не как государство идеальное, а как инструмент своей власти ¹⁵⁶.

Между тем Французская революция не закончилась переходом власти в руки буржуазии. В самом деле, 1830 год, принесший торжество свободе, «обогащенной сознанием своего социального значения»,— еще не был завершением революции ¹⁵⁷. Другой момент, равенство, продолжает жить в коммунистической идее, которая при последовательной разработке образует краеугольный принцип нового мирового порядка ¹⁵⁸.

Этой критикой Маркс сделал новый шаг в своем анализе Французской революции. Еще в статье против Руге он полагал, что в основном это была революция, проникнутая политическим духом, в силу чего она была неспособна разрешить основные социальные проблемы, например ликвидировать пауперизм, и тем самым оказалась не в состоянии произвести коренной переворот в общественных отношениях с целью освобождения не только одного класса, а всего человечества.

Но теперь он осознал и общественную, классовую обусловленность характера государства и объяснил падение Робеспьера, Наполеона и Бурбонов тем, что проводившаяся ими (хотя и различными методами) политика не соответствовала классовым интересам экономически господствующей буржуазии и потому потерпела фиаско.

Вместе с тем он детально определил связи между идеологией и общественными отношениями, выясняя, как идея свободы, казавшаяся в своей всеобщности соответствовавшей устремлениям всего французского народа, в действительности служила лишь буржуазии для осуществления последней своих классовых интересов.