1.1. Психологическое знание: проблема демаркации

Психология, как хорошо известно, не представляет собой чего-то единого: стало общим местом указание на то обстоятельство, что психология традиционно характеризуется многообразием подходов, школ, теорий, концепций. Существуют десятки радикально различающихся определений одних и тех же понятий. Это обстоятельство, начиная с известной работы Н.Н.Ланге "Психология" (1914) [150], обычно интерпретировалось как кризисное состояние, свидетельствующее о неблагополучии в психологической науке. Стоит заметить, что здесь речь идет о собственно научной психологии, выделившейся из философии во второй половине XIX столетия. Кроме научной психологии на описание душевных явлений и душевных движений претендовало искусство. Не прошло и десятилетия с возникновения научной психологии, как появилась проблема, получившая наименование "психология и жизнь" (точнее сказать, научная психология и жизнь) . Возникшая "экспериментальная" (или физиологическая) психология была, конечно, чрезвычайно далека от жизни. На неприменимость положений научной психологии к анализу жизненных явлений указывали многие авторы. Широко известны высказывания В.Дильтея (1894) о том, что "в Лире, в Гамлете и в Макбете скрыто больше психологии, чем во всех учебниках психологии вместе взятых", "в творениях поэтов, в размышлениях о жизни, высказанных великими писателями..., заключено такое понимание человека во всей его действительности, что всякая объяснительная психология остается далеко позади" [88, c.29]. Этот дильтеевский упрек, адресованный научной психологии, оказал значительное влияние на дальнейшее развитие науки. В частности, Л.С.Выготский, разрабатывая методологию научной психологии, подчеркивал специфику научного знания: "Ведь, "психология" и есть название науки, а не театральной пьесы или кинофильма. Она только и может быть научной. Никому не придет в голову назвать описание неба в романе астрономией; так же мало подходит имя "психология" для описания мыслей Раскольникова и бреда леди Макбет. Все, что ненаучно описывает психику, есть не психология, а нечто другое - все, что угодно: реклама, рецензия, хроника, беллетристика, лирика, философия, обывательщина, сплетня и еще тысяча разных вещей. Ведь эпитет "научная" приложим не только к очерку Блонского, но и к исследованиям памяти Мюллера, и к опытам над обезьянами Келера, и к учению о порогах Вебера-Фехнера, и к теории игры Грооса, и к учению о дрессировке Торндайка, и к теории ассоциации Аристотеля, т.е. ко всему в истории и современности, что принадлежит науке" [60, c.435]. В приведенной цитате хорошо обозначена проблема, имеющая важное значение для обсуждаемой темы. От того или иного решения этой проблемы зависит многое. Если отличить науку от "сплетни" или "беллетристики" нетрудно, то другие разграничения даются не так легко: почему философская теория ненаучна, а теория ассоциации Аристотеля научна без сомнения?

Проблема демаркации, как хорошо известно, была сформулирована Карлом Поппером [220]. "Проблема демаркации - проблема нахождения критерия научного знания и ненаучного, разграничения эмпирической науки от формальных наук и метафизики" [263, c.251]. Другой аспект той же самой проблемы демаркации (кстати, чрезвычайно актуальный и злободневный) в современной психологии состоит в том, что в связи с большой востребованностью в настоящий момент технологичного психологического знания, ориентированного не на объяснение, а на изменение, действие, под видом "практической психологии" появляются разнообразные психотехники и психотехнологии: часть из них - откровенное жульничество и шарлатанство, часть - технологии know-how. Соседствуют с этим мистика, оккультизм, парапсихология, эзотерические учения и т.д. и т.п.

Проблема эта не является, как уже было сказано, для психологии новой. Еще Макс Вертгеймер в начале века мечтал создать психологию, которая была бы средством решения жизненных проблем и одновременно была строго научной. На рубеже XIX и XX вв. возникает мощный "социальный заказ": психологические знания становятся остро необходимы в промышленности и медицине, образовании и армии, юриспруденции и искусстве. Как реакция возникает психотехника - приложение психологии "для практических целей культуры", как говорил один из создателей психотехники Гуго Мюнстерберг (1863-1916) [187], выдающийся немецкий психолог и философ-неокантианец. В начале ХХ века начался настоящий бум прикладной психологии. В работе "Исторический смысл психологического кризиса" (1927) Л.С.Выготский, анализируя, в частности, положение дел в психотехнике, отмечал, что несмотря на то, что психотехника "себя не раз компрометировала, что ее практическое значение очень близко к нулю, а теория часто смехотворна, ее методологическое значение огромно" [60, с.388]. Выготский поясняет, в чем состоит методологическое значение практики. Противоречия психологической методологии переносятся на почву практики и только здесь могут получить свое разрешение. Спор перестает быть бесплодным, практика перестраивает всю методологию науки.

Таким образом, разрыв между теорией психологии и психологической практикой существовал в двадцатые годы, существует он и сейчас. Может быть, этот разрыв стал еще более заметным. В последние годы в нашей стране резко возрос интерес к практическим методам воздействия на личность: различного рода психопрактикам и психотехнологиям. Книжный рынок наводнен различными пособиями по "корректировке" личности в целом и ее отдельных сторон. Зачастую по названию трудно сразу определить, где современные технологии, а где откровенное шарлатанство. Печальнее всего то, что теоретической основой многих психопрактик (эффективных и результативных) является все, что угодно, но только не положения академической психологической науки. В качестве основы психотехнологий работают "трансперсональная психология" и различные "мифологии", концептуализированный здравый смысл и "биоэнергетика" и т.д.. Нет только научной психологии.

Одно из самых ярких направлений в современной практической психологии, несомненно, нейролингвистическое программирование (НЛП). Нейролингвистическое программирование (НЛП) - направление в психотерапии, возникшее в США в начале 70-х гг. Ассистент профессора лингвистики университета в Санта Крузе Джон Гриндер и студент-психолог Ричард Бендлер разработали основные положения НЛП. Формулированию основ НЛП в значительной степени стало возможным благодаря анализу опыта таких выдающихся психотерапевтов как Фредерик Перлз, Вирджиния Сатир, Милтон Эриксон. Не имея возможности дать психологический анализ концепции нейролингвистического программирования (что, замечу, представляется задачей чрезвычайно интересной и, по-видимому, небесполезной), остановлюсь лишь на одном вопросе - отношении теории и практики в НЛП. Д.Гриндер и Р.Бендлер во многом разделяют взгляды Фрица Перлза, которому принадлежит известное (и весьма экстравагантное) определение теоретизирования. В НЛП не интересуются теориями, там создают (и достаточно успешно) модели, которые эффективно работают. Это, конечно, не означает, что в НЛП обходятся без создания теории: теории там, несомненно, существуют, просто они конструируются на основаниях, отличных от традиционной психологии. С теориями научной психологии они действительно имеют мало общего - в этом представители НЛП, безусловно, правы. НЛП предлагает строить модели, отбирая те, которые работают эффективно, и отказываясь от недостаточно продуктивных. Свобода создания моделей, отсутствие необходимости их обоснования, по сути означают отказ от научности в классическом смысле. Естественно, в НЛП нет необходимости выделения научного предмета, соответственно нет теории предмета.

НЛП может служить ярким примером развития тенденции, характерной для психотерапевтических подходов в XX столетии. Неоднократно отмечалось, что в основе психотерапевтических практик лежит не научная теория, а своеобразная мифология (точнее, мифологии, ибо они столь же разнообразны, как и сами технические приемы, используемые в психотерапии). В НЛП в качестве мифологии используются модели. Причем, что особенно обидно, подход НЛП возник на проблематике, которая всегда считалась традиционной для академической психологии. В нейролингвистическом программировании говорят о каналах получения и переработки информации, репрезентативных системах и речевой регуляции. Все это направлено на то, чтобы улучшить процессы коммуникации. Все это классические проблемные поля академической психологии. Сразу вспоминаются монбланы книг, посвященных психологическим исследованиям ощущений и восприятий. Да и представления, и, конечно же, речевые механизмы многократно исследовались психологами разных направлений. Про психологию общения и исследования коммуникации и говорить не стоит... Но те модели, которые строятся представителями НЛП, эффективно работают в образовании, в бизнесе, в политике. В отличие от схем, созданных в академической психологии (увы, во многих случаях это - так). Согласно Ж.Пиаже, построение моделей является обязательным этапом в процессе объяснения в психологии. Просто модели эти в академической психологии и в НЛП создаются разными способами. Это различие в способах позволяет НЛП снять ограничения, вызванные неадекватным определением предмета в научной академической психологии. Вероятно, традиционное понимание предмета научной психологией не позволяет создавать столь же эффективные модели.

Обычно под НЛП понимают модели коммуникации и поведения, которые могут использоваться для описания или организации взаимодействий в психотерапии и различных сферах человеческой практики. По характеристике самих авторов подхода, в основе его лежат самые различные идеи: психотерапевтический опыт М.Эриксона, В.Сатир и Ф.Перлза; исследования по функциональной асимметрии мозга; исследования порождающей грамматики Н.Хомского; идеи "экологии разума" Г.Бейтсона; классификации логических типов

Б.Рассела и т.д. НЛП - гибридная концепция, тяготеющая к необихевиоризму. И хотя она широко использует понятия, совпадающие с концептами академической психологии, их трактовка в НЛП и в академической психологии существенно различна. В качестве примера обратим внимание на проблему сознания: какое место отводится ему в названных концептуальных системах.

Что касается НЛП, то, разумеется, нельзя сказать, что это центральное понятие данной концепции. Более того, совершенно очевидно, что, согласно НЛП-модели, значительная (точнее, большая) часть программ, в "перепрограммировании" которых и состоит основной терапевтический эффект, субъектом вообще не осознается. Поэтому так важны в НЛП "подстройки" к клиенту, позволяющие "работать" с другими уровнями психики. (Здесь нет возможности обсуждать проблему трансовых состояний и их роль в НЛП-техниках). В НЛП, что хорошо известно, важнейшая роль принадлежит диагностике ведущих "репрезентативных систем" переработки информации и т.н. "калибровке", предполагающей "разговор" с бессознательным. В сочетании с характерной для американской науки высочайшей технологичностью это обусловливает поразительную эффективность, о которой говорилось выше.

Академическая научная психология, возникшая во второй половине XIX столетия была реализацией "двойной программы" И.Канта (см. об этом в главе 3). Совершенно ясно, что на развитие психологической мысли важнейшее влияние оказал картезианский дуализм. Идея сознания, таким образом, непременно должна была попасть в центр психологических концепций научной психологии. До тех пор, пока психология изучала не столько сознание, сколько опыт (тесно с ним связанный) идея модальной специфичности опыта представлялась очевидной. Дальнейшее усложнение представлений о сознании, понимание его не как "сцены", а содержательно (значения и смыслы), обнаружение новых "языков" сознания, как это ни парадоксально, привело к тому, что идея модальной специфичности стала относиться исключительно к "низшим" уровням сознания, а исследователи (да и многие практики) предпочитали работать с высшими, которые представлялись результатом различных перекодирований. В результате сложилась парадоксальная ситуация: представление о сознании в академической психологии значительно сложнее и богаче, чем в НЛП, но последнее эффективнее работает с психикой в целом, ориентируясь на другие уровни психического.

Указанный парадокс может интерпретироваться по-разному. Наиболее правдоподобное объяснение, по моему мнению, в том, что предметный характер научно-психологического знания "заставляет" конструировать модели, имеющие ограниченное значение и потому "неэкологичные". Академической психологии пора пересмотреть свои взгляды в первую очередь на предмет собственной науки: тогда можно будет эффективно "подстраиваться" (если использовать терминологию НЛП) к другим системам, в том числе и к практически ориентированным.

Опыт НЛП и других психотерапевтических направлений наводит на грустные мысли. Практическое воздействие (направленное, эффективное) на психику субъекта в психотерапии оказывается возможным без использования научных описаний. С другой стороны, использование научных описаний очень часто не позволяет эффективно воздействовать ("программировать") на психику. Такое положение можно интерпретировать как неудовлетворительное состояние научной психологии. На мой взгляд, это является следствием неадекватно определенного предмета научной психологии. Поэтому самой главной практически значимой задачей является сейчас разработка новой методологии психологии, позволяющей раскрыть психическое во всей его реальной сложности и многомерности. Таким образом, отмечу, что за проблемой демаркации скрывается одна из наиболее существенных методологических проблем психологии.

Проблема демаркации в психологии вполне заслуживает того, чтобы ее рассмотрению посвятить специальную работу. Рассмотрим только один аспект проблемы демаркации - исторический, связанный с установлением различий научной психологии, возникшей во второй половине прошлого столетия, и предшествовавшими видами психологического знания.

Попытаемся проанализировать исторический аспект проблемы демаркации в психологии более подробно. Методологический анализ свидетельствует, что психология не представляет собой монолита: она "гетерогенна" (неоднородна). М.С.Роговиным было предложено разделение на донаучную, философскую и собственно научную психологии [237]. Такое разделение психологического знания в традиции франкоязычной психологии: об имплицитной психологии писал П.Гийом [379], о донаучной психологии говорил П.Жане [237]. Подобное расчленение психологического знания (и, соответственно, трех видов психологии) представляется полезным для анализа интересующей нас темы. При этом хотелось бы обратить внимание на существенное различие между членением психологии, предложенным М.С.Роговиным, и многочисленными трехчленными делениями, которые были очень популярны в прошлом столетии. В качестве примера можно взять известный закон "трех стадий" О.Конта [131,182], в соответствии с которым в развитии любой науки могут быть выделены теологическая, метафизическая и научная стадии. Согласно Конту, имеет место смена одной стадии другой: переход к следующей "отменяет" предыдущую. По мнению М.С.Роговина, в психологии дело обстоит иначе: "Самой характерной особенностью истории психологии является то, что все эти три значения термина не сменяют друг друга как последовательные этапы, а продолжают существовать наряду друг с другом, оказывая друг на друга влияние в большей или меньшей степени" [131, с.19].

Для нашего исследования важно, что указанные течения в психологии и виды психологического знания сосуществуют в культуре и, следовательно, могут оказывать взаимное влияние. Представляется, что искусственная "радикальная" демаркация - признание научной психологии "единственной" психологией - проблемы не решает. История психологии при такой процедуре становится, конечно, более стройной и логичной, но неизбежно более "искусственной", т.к. имеет дело с "препарированным" объектом. Вряд ли такое "внесение логики" оправдано - еще в начале нашего столетия большой знаток истории психологии Макс Дессуар (1867-1947) характеризовал историю психологического знания как "извилистый внутри материал" [85, c.3]. М.Дессуар отмечал, что "в подлинной истории психологии нельзя излагать только предварительные ступени нынешней научной психологии: действительное положение вещей было почти всегда таково, что боролись между собой три направления, метафизическая и точная психология всегда уживались рядком или боролись друг с другом. Разграничив более резко между собой все составные части, мы облегчим исторический обзор, но не должны здесь искажать фактов, искусственно изображая историю развития в виде прямой линии" [85, c.9]. М.С.Роговин и Г.В.Залевский, специально анализировавшие тенденции к "гомогенизации" психологии, свой вывод формулируют следующим образом: "За монизм психологии платилась высокая цена неоправданных ограничений" [241, с.27]. Представляется, что в настоящее время для нашей психологии это самый актуальный афоризм, поэтому, возможно, стоит воспроизводить его почаще. Во всяком случае, в этом тексте у автора еще не раз возникнет искушение его процитировать.

Следует согласиться с мнением М.С.Роговина, указывавшего, что "в известной мере трагедией современной психологии является расхождение трех ее составляющих" [237, с.19]. Действительно, представляется, что донаучная, философская и научная психологии как составляющие современной психологии в целом имеют свои задачи, методы, функции, учитывать специфику которых совершенно необходимо. Для нормального развития психологии в целом необходимо взаимодействие этих трех составляющих: в совокупности они составляют "пространство смыслов", позволяющих представить "психическую реальность" не частично, но в полном объеме.