5 Роль воли и духовных ценностей в формировании цивилизационного права

Роль воли в жизни цивилизации и отдельного народа до сих пор не изучена. Еще сложнее решается вопрос о свободе воли. По этому поводу есть самые противоположные подходы, аргументированные как на уровне науки, так и на уровне религии и мифов. Так, Дж. Локк вовсе считал, что нельзя говорить и спрашивать, имеет ли воля свободу, так как это две различные силы. «Свобода не присуща воле» ¹⁶⁰.

В ХIХ в. вопросу свободы воли в праве уделялось внимание и в отечественной юриспруденции ¹⁶¹. Согласно одной из крупнейших энциклопедий времен царской России воля в праве это физическая и психическая способность лица управлять своими юридическими поступками ¹⁶². Современные энциклопедические юридические словари не всегда уделяют внимание этой теме ¹⁶³. А для современной юридической доктрины, как правило, указанное определение является стереотипным. Более глубоко вопросы воли отражаются юристами только в специальных учениях о сделках, вине и ответственности. А вот философы и теологи традиционно считают вопрос о свободе воли своим предметом исследования.

Существующие определения воли сгруппировались вокруг биполярных представлений о том, что воля может проявляться в человеческих актах либо свободно, либо по необходимости. Соответствующие направления и школы делятся, обычно, на философский детерминизм и индетерминизм. Детерминизм констатирует предопределенность, необходимость событий в природе и обществе, в том числе предопределенность воли и поведенческих актов людей различными физическими, психическими и иными обстоятельствами. В свою очередь индетерминизм основывается на отрицании предопределенности и причинности событий, то есть на непредсказуемости волевых поведенческих актов людей, а значит на их свободном проявлении. Принято считать, что за пределами этих полярных трактовок стоят смешанные, эклектические и дуалистические представления, не имеющие ничего общего с наукой. Такой абсолютизм сам по себе вызывает опасения. Скорее всего, он носит одностороннюю и идеологическую окраску. Тем более, что эклектика является таким же научным приемом, как и многие другие. Биполярность представлений, как показано выше, не такой уж и порок в методологии познания, а одно из направлений познания окружающей действительности. Для цивилизационной научной и правовой методологии характерно более сложное и многомерное расщепление понятий и представлений о явлениях окружающей действительности, в том числе и о поведенческих актах. Каждое явление или понятие о нем постоянно подвергается бесконечному расщеплению. Представления о явлениях в течение всей истории цивилизации постоянно усложняются, что обусловлено развитием антропологии и культуры человека, его мышления и интеллекта. И это постоянно углубляет познание человека об окружающем мире, поведенческих актах и расширяет его понятийный аппарат. Данный подход позволяет в одном явлении и понятии о нем видеть множество качеств данного явления (понятия), присущих ему одновременно, как это выглядит с содержанием всякой нормы поведения, которая содержит в себе и дозволения, и запреты, и предписания.

Поэтому напрасно не говорят о возможности сочетания детерминизма и индетерминизма, материализма и идеализма, а также иных антиномий в этом вопросе. Тем более, что, начиная еще с момента возникновения философии, многие древние мыслители допускали возможность некоего третьего, среднего, по выражению Аристотеля, Эразма Роттердамского и других исследователей, варианта решения научных проблем, в том числе и вопроса о свободе воли. Марксистская философия детерминизма также признает наличие свободной воли ¹⁶⁴. Хотя, по известному определению Ф. Энгельса, эта свобода есть всего лишь осознанная необходимость.

Надо подчеркнуть, что нельзя говорить о наличии научных представлений, а тем более системного учения о свободе воли человека в философии и праве древних цивилизаций ¹⁶⁵.

Так, например, в Законах Ману, Законах ХII таблиц ¹⁶⁶ вовсе отрицалась возможность проявления свободной воли женщиной. В древний период существования господствующих подсознательных и насаждаемых в период средневековья мистических и религиозных представлений человека о его месте в природе и обществе, жизни, душе и воле, человек считался зависимым от сверхъестественных внеземных сил. Так, Сократ повиновался предсказаниям оракула, пифий, и вся его жизнь была подчинена авторитету богов, о чем он сам неоднократно утверждал, особенно, выступая перед афинянами на судебном процессе против него ¹⁶⁷. Хотя Сократ мог видеть и многоликость богов, что было не доступным массовому сознанию той поры, за что Сократ и был осужден.

Что касается учения о душе, без чего представления о воле немыслимы, то она приписывалась не только людям, но вещам и внеземным существам. У Аристотеля душа признавалась в виде движущей силы, энтелехии, за всеми живыми существами, в том числе и животными ¹⁶⁸. Это является отголоском теоретических представлений древнего человека об одухотворенности всей окружающей его природы, в том числе и о душе самого человека, то есть идеологией анимизма. Анимизм является первейшим философским учением человека, за которым следуют религиозное, позже и научное мышление. По мнению З. Фрейда, эти ступени отражают три вида миросозерцания человека ¹⁶⁹. Причем анимизм, как считают некоторые авторы, есть и простейшая форма религиозного политеизма ¹⁷⁰.

В культуре Европы до Ренессанса и Реформации «Божья воля была достаточным объяснением любого явления, а служение Богу – единственной законной целью любого людского предприятия» ¹⁷¹. Само правовое понятие свободы, в том широком смысле, как мы ее сегодня понимаем, является продуктом буржуазного периода цивилизационного права. Такое понимание свободы как абсолютной правовой ценности было закреплено в Декларации независимости США 1787 г., а через два года и в Декларации прав человека и гражданина Франции 1789 г. ¹⁷². Оно запрещало ограничение и угнетение души и тела человека со стороны любых сил. Более того, самому человеку запрещалось отдавать себя в угнетение и зависимость. Теперь ни государство, ни церковь, ни корпорации, ни кто-либо из частных лиц не мог посягать на личность и ее свободы даже по соглашению сторон, кроме как по основаниям и на условиях установленных законами в интересах явной общественной ценности. А до этого, с древнейших времен, человек считал себя всецело зависимым от сообщества, членом которого он являлся, не говоря уже о его зависимости от сил природы, затем духов, окружавших его мир, богов и судьбы, наконец от своего сословия, своих сеньоров, государства и др. Только постепенно человек начинал осознавать и провозглашать некоторые свободы для себя, но опять же, не в их абсолютном смысле. Например, табу запрещали браки внутри тотема или клана, но давали свободу поиска и выбора брачного партнера вне этого круга. Глава семьи в Древнем Риме мог считать себя свободным в своих частных делах, в отношении членов семьи и даже в отношении других граждан Рима. Но он подчинял свои действия и волю воле почитаемых им богов. Кроме того, он подчинял свою волю установленным интересам государства.

Зарождение христианства и других монотеистических религий было важным этапом в интеллектуальном развитии цивилизации на пути к ее реальному и формализованному единству, зафиксированному ныне в рамках ООН и других международных организаций. Да и сами мировые религии признают, что бог для всех них един. Хотя, по существу множества представлений о нем, бог полимерен. Поэтому экономический и культурологический феномен Китая и активно развивающейся сегодня Индии вполне объясняется неизменностью с древнейших времен их полимерной религиозной идеологии.

В период становления Европы после распада Древнего Рима – рабовладельческого государства – каждый индивид стремился обрести определенные личные, торговые и иные свободы, вольности и привилегии. В литературе отмечается, что городское право той поры особо развивало понятие личной свободы граждан, ввело принцип равенства между горожанами, независимо от сословной принадлежности ¹⁷³. Протестантизм в лице Мартина Лютера и других представителей этого церковного реформизма оказался новым витком в обретении некоторой свободы человека и его воли. Так, сам Лютер в своем учении допускал свободу верующего и добропорядочного христианина в отношении некоторых церковных устоев и официальных представителей католической церкви, а также в отношении подвластных ему вещей и частных дел. Но он напрочь отвергал свободу воли и действий христианина как в совершении добра, так и в совершении зла. Воля и действия христианина, по его мнению, всецело предопределены Богом и Писанием. Его оппонент Эразм Роттердамский, наоборот, допускал свободу воли человека. Но и он рассматривал волю как благодать бога, простившего человеку первородный грех. Такая свобода воли тоже имела первичную божественную предопределенность. Причем всегда она даровалась человеку для совершения исключительно добра ¹⁷⁴. Рационалистическая философия Спинозы, Декарта и других утверждала свободу человеческого разума и познания природы. Декарт и Джон Локк развивали идеи познания естественного права, которое состоит в свободе и равенстве, недопустимости рабства ¹⁷⁵. Но такие представления давались не просто в ту эпоху засилья церковной идеологии, имевшей статус государственной, пусть даже и протестантской. В период Ренессанса и Реформации ХV–ХVII вв., происходивших на Западе Европы, общественные ограничения индивидуумов были еще тягостными ¹⁷⁶.

Некоторые комментаторы философских и теологических идей однозначно причисляют те или иные школы либо к поборникам, либо противникам понятия свободы воли. Так, например, пишут, что за свободу воли выступали пифагорейцы, Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур, а элеаты, Демокрит и стоики отрицали свободу воли ¹⁷⁷. В действительности, надо подчеркнуть еще раз, вопрос рассматривался ведущими древнегреческими и средневековыми философами не так упрощенно. Сократ и Платон, подчиняя волю судьбе и року, тем не менее, видели возможность некоторой свободы воли в рамках судьбы. Они отрицали свободу воли при совершении зла, но признавали ее при совершении человеком добра ¹⁷⁸. В этом даже Аристотель усматривал у указанных философов отрицание свободы воли человека ¹⁷⁹. Хотя Платон в «Протагоре» пишет: «Я, по крайней мере, думаю: никто из мудрых людей не считает, что какой-нибудь человек может охотно заблуждаться или охотно творить постыдные и злые дела; они хорошо знают, что все делающие постыдное и злое делают это невольно» ¹⁸⁰. Таким образом, Платон допускал, что безнравственные и не правовые акты совершаются по необходимости, в силу рока. А добрые поступки человек совершает по своей воле.

С точки зрения современных представлений по этому поводу следует заметить, что доброта и гуманизм присущи человеку изначально и в этом смысле добро совершается человеком по своей воле. Безнравственные и не правовые поступки совершаются тоже по своей воле,но она обременена субъективными чувствами, религиозным и иным фанатизмом, а также иррациональными мотивами сознания и порочными стереотипами подсознания.

Аристотель, в свою очередь, указывал, что поскольку: «…добро-детели, согласно определению, произвольны (ведь мы сами являемся в каком-то смысле виновниками нравственных устоев, и от того, каковы мы, зависит, какую мы ставим себе цель), то произвольны также и пороки, ибо все здесь одинаково» ¹⁸¹. В приведенных словах тоже нельзя усмотреть односторонности суждений. Оценка указанного высказывания Аристотеля зависит, прежде всего, от содержания слова «произвольный». Если оно означает происходящий от воли человека, то Аристотель указывал на абсолютную свободу воли и в совершении добра, и в совершении зла. Но у Аристотеля есть вставка о зависимости нравственных устоев от людей. Это тоже самое, что сказать, что деятельность людей в обществе определяют нравственные устои, правовые обычаи, а также иные стереотипы веры, подсознания и чувств. То, что у Аристотеля право является элементом этики вполне вытекает из указанной им предопределенности поступков, их оценки нравственностью, где господствуют чувства и вера. Хотя и подсознание повинно в существовании определенных устоев в обществе.

В условиях сложившейся морали и правовых устоев человек совершает волевые действия, повинуясь этим устоям. Такие акты могут совершаться, также, разумно, но подсознательно, то есть «произвольно». Следовательно, вторым значением слова «произвольный» как раз и является указание на независимый от воли и сознания человека характер его поступков, то есть на происходящее в обществе по некоей необходимости. Изложенное свидетельствует, что свобода воли и необходимость в человеческих поведенческих актах взаимосвязаны.

Это находит свое подтверждение и тогда, когда человек, не задумываясь, хотя и будучи в здравом уме, совершает волевой поведенческий акт, который оценивается обществом и правом как добрый и правомерный. Например, так поступает крестьянин, когда он, не зная законов, продает выращенный им урожай по всем правилам о договоре купли-продажи. Необходимость здесь проявляется по-разному. Во-первых, крестьянину нужно произвести эквивалентный обмен товара на товар или на деньги, чтобы успешно жить и процветать со своим семейством, либо хотя бы выжить и «жыць як набяжыць». Во-вторых, необходимость здесь проявляется в исполнении крестьянином устоявшихся правовых обычаев обмена произведенного товара. В-третьих, необходимость проявляется здесь в подсознательном совершении крестьянином договора купли-продажи в силу сложившегося у него правового стереотипа мышления. Но во всех этих случаях, по общему правилу, юристы не говорят об отсутствии воли у совершившего юридический, товарообменный акт крестьянина. То есть в юридических сделках существует фикция, юридическое признание того, что подсознательные действия были волевыми. Но совершение купли-продажи в силу порочности своей воли крестьянину дозволяется доказывать. Особенно, когда крестьянин действовал под влиянием заблуждения или обмана.

То же и врач, давая обезболивающий укол безнадежно больному, делает это и по необходимости, в силу предписаний врачебной этики и закона. А если врач искренне верит в такую необходимость, то можно говорить о совершении данных действий в силу своей свободной воли.

Европейская философия нового времени все более активно развивала многовекторные представления о свободе воли. Основополагающее значение в ряду смешанных подходов к рассматриваемому вопросу придается философия И. Канта. Так, дуализм Канта состоял в том, что он, с одной стороны, признавал свободу воли человека как за существом разумным. Но считал, что жизнедеятельность человека в эмпирическом мире лишает его свободы выбора и человек должен подчиняться причинным процессам ¹⁸². Такая философия явилась результатом признания объективной бесперспективности господства воли в жизни народов и цивилизаций. В то же время, она не смогла найти достойное и объективно равноценное место душе в системе познания окружающего мира. Кант подчинил процесс познания человеком окружающего мира трансцендентным явлениям. Поэтому его романтизм был ограниченным. Кант не смог увидеть позитива чувств человека в процессе познания. Его узкий рационализм не позволил ему увидеть в художнике субъекта такого же рационального познания и изображения окружающего мира.

Согласно основным мировым правовым парадигмам право рассматривается как продукт воли отдельных лиц, народов или господствующих классов. На этом основываются религиозная, патриархальная, договорная, марксистская, психологическая теории и теория насилия ¹⁸³. Еще задолго до признания всеобщей воли Ж.Ж. Руссо, древнеримские юристы оперировали соответствующими понятиями. Так, еще Юлиан писал о «воле народа». Хотя, Ульпиан писал, что «Правосудие есть неизменная и постоянная воля предоставлять каждому его право», а Цельс писал о «воле законов» ¹⁸⁴.

Безусловно, рациональная воля народа, государства и других лиц является важным фактором, формирующим право. Но акты социального действия людей и их сообществ, лежащие в основе права, совершаются по различным причинам. Цивилизационное право в своем становлении подчинено определенным законам, алгоритмам этого становления и развития. Алгоритмы становления права диктуются окружающей природой, природой самого человека и социальной средой обитания людей в той мере, в какой они проходят сквозь мышление человека и его сообществ. Эти алгоритмы никак не зависят от воли людей, а осуществляют внешнее воздействие на их мышление. Наоборот, они сами формируют волю и процесс сознательного и подсознательного правотворчества людей.

Кроме того, должно быть ясным, что человек и его сообщества могут волевым образом формировать только то, что им подвластно. Поэтому в системе средств механизма правового регулирования общественных отношений волевое происхождение могут иметь только писанные нормативные правовые акты. Осознанная воля людей и государств не создает такие источники права как обычаи. Осознанная воля способна только легализовать обычаи, сложившиеся в результате длительной практики и жизнедеятельности народа. Именно легализация обычаев и была осознанно проведена человеком в период второго антропологического и культурологического этапа становления цивилизационного права.

А поскольку ни воля, ни сознание не способны были формировать право гоминид, то оно возникало в силу подсознания и не без участияэлементов чувств и веры. Таким образом, основная роль в формировании обычаев принадлежит подсознанию. А значит, непосредственная воля народа или государства не создают все право в обществе. Народ может заключить соглашение о совместной жизни, принять конституцию или иной нормативный правовой акт на референдуме. Но народный договор или решение референдума не есть право как таковое. Решение референдума есть только одна из форм, источников права и не более того. Право всегда есть более широкое понятие, чем нормативный правовой акт. И это сегодня признают все. Это стало аксиомой в юриспруденции.

Правоприменительные акты, особенно акты судебной власти, составляют значительную часть того, что называется правом. Не случайно судебное право множеством народов и государств, в частности, в англо-саксонской системе права, отнесено к числу форм, источников права. Без устоявшихся судебных прецедентов не могут стабильно работать сегодня и юрисдикционные органы континентальной Европы. Правоприменительные акты относятся к актам, которые в значительной мере имеют волевое происхождение. Но и здесь воля ограничена процессами подсознательного творчества судей, их чувств и веры. Это является очевидным хотя бы потому, что мораль всегда присутствует в праве. Право и правосудие не могут быть аморальными и антигуманными по определению. Исключения из этого правила не делают правило порочным.

Право включает в себя и нормативные договоры, корпоративное право и другие формы, которые принимаются согласованными волевыми действиями отдельных групп людей. Здесь также присутствует подсознательное при формировании данных актов и адекватного им права. Оно тоже вовлечено и включено в национальное право.

Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и нормы живого, а также мягкого права, нормы ad hoc, а также иные правопорождающие, правоизменяющие и правопрекращающие акты граждан, юридических лиц и государств. Право существует не только как система предписаний, но и как социальная реальность. Понимание права как социальной реальности имеет древнее происхождение. В частности, еще древнее индийское право закрепляло представление о самоудовлетворении, описанном в Законах Ману, как одном из источников права ¹⁸⁵. Данное самоудовлетворение формировало правовую реальность и оказывало воздействие на последующее правоприменение. Самоудовлетворение есть акт добровольного признания того права, которое складывается под влиянием внешних обстоятельств, без активного участия в этом процессе субъекта субъективного права. Поэтому, безусловно, феномен воли ограничен сознательным или подсознательным бездействием субъекта права в процессе формирования его субъективного права. Надо учитывать, что воля может иметь значение в процессе формирования права и тогда, когда она носит деятельный активный характер, и тогда, когда она проявляется в виде пассивного поведения государства, суда и частных лиц. В то же время особое значение для правоформирования имеет активность при формировании и осуществлении права государственными органами власти и частными лицами. Феномен пассивности и самоудовлетворения в юриспруденции настолько важен, что привлек в свое время особое внимание Р. Иеринга. Борьбу за право Р. Иеринга считал одним из необходимейших компонентов его торжества в обществе. Хотя это мало порочит факт присутствия права при отказе от такой борьбы.

Если основываться на том, что воля есть способность реагирования на окружающую действительность, то реальное правоформирующее значение имеет лишь такая творческая воля, которая адекватна требованиям разума, науки, культуры и иных цивилизационных ценностей, включая чувства и веру. Таким образом, правоформирующая воля должна соответствовать, во-первых, алгоритмам психически здорового человека, его рационализма. Порочная воля, сформировавшая определенные императивы поведения, не создает права. Она, скорее, создает неправо. Сознательное правотворчество и правоприменение не всегда адекватны требованиям и интересам общества. В этой связи роль воли в формировании и развитии права тоже имеет определенные пределы.

Поскольку право есть более широкое понятие, чем система нормативных правовых актов, обычаев и других источников права, то на становление права большое влияние оказывают процессы, выходящие за пределы волевой рациональной деятельности людей.

За пределами сознательной волевой деятельности людей находится подсознательная и эмоциональная их деятельность. На формирование права и правоприменение определенное влияние оказывают подсознательные процессы деятельности людей, народов, государств, включая и судей, которыми человек и государство управлять в полной мере не могут. Хотя подсознание и относится к разряду разумной деятельности людей.

Помимо сознания и подсознания деятельность людей отличается их культурой. В этой связи на процесс формирования права определенное влияние оказывает система духовных ценностей человека, его душа. Законы культуры и законы формирования духовных ценностей людей так же объективны, как и все законы мироздания.

Человек может лишь следовать этим предписаниям сознательно или подсознательно, либо сознательно и подсознательно игнорировать их. И если бы все индивиды, кланы и иные сообщества вдруг стали формировать право вопреки разуму и законам духовного развития общества, то общество бы погибло. Поэтому вопреки указанным алгоритмам следуют отдельные особи или государства, как, например, преступники и тоталитарные режимы. Но их деятельность, хотя и искажает цивилизационное право, но не делает его порочным в принципе. Хотя искаженное право в рамках отдельного народа или государства не есть право.

Система культурных и духовных ценностей человека крайне разнообразна. Поэтому процесс становления и развития цивилизационного права значительно усложняется с учетом поправок на данные ценности.

Таким образом, очевидно, что роль воли людей, народов и государств, в созидании права ограничена. Она ограничена подсознательными процессами формирования права, а также процессами развития духовной культуры людей, которая ограничивает действие рациональной воли. Те алгоритмы формирования права, которые остаются за пределами воли и осознанных культурологических процессов людей, народов и государств, создают еще мистические и религиозные представления о формировании механизма права. Мистика охватывает там все стороны жизни людей. Мистика это тоже элемент культуры человека. Но в ней преобладает не познанное, не охваченное рациональным знанием людей. Мистика с течением времени породила религиозные представления о праве. Мистика и религия формировали и всегда будут формировать цивилизационное право. Не случайно в Европе вплоть до ХII в. господствовало каноническое право, уступив свое место светскому праву только по необходимости.

Мистицизм и вера проявлялись в праве по-разному. Мистическую основу имели испытания людей огнем и водой в процессе ведения уголовного дознания в древнейшие времена, включая средние века в Западной и Восточной Европе. Считалось, что огонь или вода имеют душу, которая оттолкнет праведного или примет в себя преступника. Таким образом, мистические представления следует считать относящимися, в частности, к сфере юриспруденции, права.

Из сказанного следует также, что право существовало уже на уровне мистического мышления человекоподобных гоминид, то есть задолго до появления религии, а тем более, до появления государственных образований.

Если изначально на становление цивилизационного права особо сильное влияние оказывали факторы природного характера (климат, смена времен года, звездные и лунные календари), а также основные принципы социальной организации жизни человеческих сообществ, то по мере развития человечества, системы его духовных ценностей, усложнения социальных связей право подвергалось все большему влиянию новых институтов общества, включая мистику, религию и др.

Не надо думать, что современная мистика и религия не формируют права. Это заблуждение. Достаточно взглянуть на опыт тех стран, где религия не отделена от государства. В других государствах, формально отделивших религию от светской власти, мистика и религия продолжают оказывать самое непосредственное влияние на правоформирование.

Абсолютизация объективных законов становления и развития права также ущербна, как и преувеличение собственно человеческой воли и творчества людей в этом процессе. Поэтому профессор Г.В. Мальцев прав, когда пишет, что заблуждались и еще долго будут заблуждаться те, кто считает, что порядок в природе и законом установленный порядок в обществе есть результат действия внешних законов природы ¹⁸⁶. Право не есть продукт только законов природы и развития физиологии человека. Право есть продукт творческой и духовной, сознательной и подсознательной деятельности человеческой цивилизации. А творческая и духовная деятельность человечества всегда основывается на законах природы и общества, а также на человеческих чувствах гуманизма, любви, справедливости, правды, сострадания и др. Вот эта вторая, человеческая, составляющая права, включающая чувства и страсти людей, и вносит в непрофессиональное сознание мистические представления о праве. Отвергать мистицизм бессмысленно, как отвергать восход солнца и луны. Человек так устроен, что он всегда будет верить в свои приметы, чудо и т.п. Мистицизм и впредь будет формировать право как на уровне отдельных личностей, так и на уровне народов и государств, пока существует цивилизация. Но в руках и творчестве профессиональных юристов чувства играют важную праворегулирующую роль в обществе.

Духовный и интеллектуальный мир человека, его воля предопределены и взаимосвязаны с множеством обстоятельств. В частности, человек зависим от своего биологического состояния, уровня культуры, социального окружения и иных обстоятельств и процессов, протекающих в окружающем материальном и социальном мире. Человек наделен рассудком и может строить свое поведение по правилам рационализма. В то же время, человек наделен природой впечатлительностью, возбуждаемостью, чувствами любви, веры в различные идеалы, долга, чести и т. п. И не редко человек из чувства любви, преданности и долга сознательно и свободно идет на самоуничтожение вопреки личному рационализму и чувству самосохранения. Так, например, поступает летчик, когда уводит падающий самолет от многолюдного места в пустынную зону. Что касается самопожертвования ради любви, то таких примеров в истории не счесть, начиная с истории Орфея. Идя на самопожертвование, человек делает это по своей воле, в силу ее свободы. Это значит, что воля в правотворчестве также подчинена всем человеческим чувствам и страстям. Человеческие чувства не только заполняют вакуум в правотворчестве, остающийся за пределами рационального научного знания, но и являются составной частью разумного правотворчества, как более широкого понятия, чем рациональное волевое правотворчество.

В то же время, идя на самопожертвование, человек делает это и по необходимости. Необходимость для человека диктуется теми чувствами, которыми он наделен и которые ставит выше рациональных интересов. Насколько сознательно и по своей воле человек отдает свою жизнь, настолько же он осознает значимость и необходимость этой жертвы ради близкого человека, ради общественного блага, ради продолжения жизни на Земле. Человек в таком состоянии не видит себе места в жизни без этой жертвы своей личной жизнью. Так поступают герои войн, а также те, кто в мирной жизни спасает жизни других, жертвуя своей жизнью. Такие социальные действия говорят и о наличии определенной рациональности личной жертвы ради общего блага. И только в этом смысле можно говорить о правомерности приоритета общих интересов над личными интересами. Но общество не вправе требовать от личности такой жертвы. Она допустима сугубо по собственной доброй воле личности. Императивом должен быть баланс интересов личности и общества.

Исторически и с гносеологической точки зрения чувства первыми воспринимают поступающую человеку, а ранее гоминидам, информацию, в том числе о поведенческих актах. И они же первыми реагируют на эту информацию, в какой бы форме она ни поступила. Это порождает то, что называется обычно эмоциональным всплеском в реакции человека (гоминид) на окружающую действительность.

Вполне естественным было, что первое познание окружающего природного мира осуществлялось гоминидами с помощью их биологических способностей и системы органов чувств. Затем познание окружающего социального мира должно было основываться на ином качестве его чувств. Глубинное познание окружающего социального мира основывалось на системе чувств и ценностей социального характера. Такими чувствами стали чувства добра и зла, любви и ненависти, справедливости и несправедливости, разумности и неразумности, добросовестности и недобросовестности и др.

Поэтому даже на первоначальном рабовладельческом уровне развития человечества и права воля не могла иметь того социального резонанса, который ей стали придавать позднее. Философия и древне- римское право не выделяли волю как самостоятельное социальное и правовое явление.

Сознание и душа человека тогда тоже не признавались самостоятельными явлениями, способными порождать права и обязанности. Способность порождать права и обязанности в древнеримском праве, как правило, признавалась за действиями, подчиненными формальным требованиям, либо за вредоносными действиями. Считалось, что лица юридически обязывались в результате соблюдения формальной процедуры по заключению договоров, а не в силу своего соглашения, основанного на их воле. Как пишет известный французский цивилист Л.Ж. Морандьер, раннее классическое римское право допускало только формальные договоры, образцом которых была стипуляция (вербальный договор по строгой формуле вопроса и ответа договаривающихся сторон) ¹⁸⁷. Даже незначительное нарушение такой формы и процедуры лишало договор правовой и судебной защиты. Для римлян всегда существовало правило о связи формы и содержания, согласно которому одно соглашение без соблюдения определенной формы права на иск не порождало.

Позднее была признана юридическая сила реальных сделок, заключение которых происходило по факту передачи вещи одним лицом другому. В таких сделках то же нельзя усмотреть признания значения волевого фактора. И лишь в период империи стали допускаться консенсуальные сделки, т.е. сделки, сила которых порождалась фактом соглашения сторон. Тем самым, здесь уже можно предполагать признание некоторой значимости осознанного действия, то есть воли сторон договора.

Из сказанного можно сделать вывод, что свободная и осознанная воля в минимальной степени участвовала в формировании цивилизационного и национального права первобытных народов и первых государств.

Не нужна воля и для преодоления преград, как это обычно принято считать. Преграды нужно преодолевать на основе знания, опыта, культуры. Наиболее эффективно преодолеваются преграды тогда, когда человек действует на подсознании, в основе которого имеет определенные знания, опыт и культуру. Воля же всегда предопределена мотивами действий. Она проявляется всегда, когда происходит обычный выбор между белым, серым или черным, между большим, средним и малым, независимо от социальной ценности этого выбора.

Строгие формальные требования к сделкам существовали в ХIII в., времени активного развития эпохи Возрождения в Западной Европе, которая уже вступила в аналогичный третий антропологический и культурологический этап становления цивилизационного права. Причем в этот период гражданского права древний формализм был усовершенствован, вместо свидетелей применялось профессиональное нотариальное удостоверение сделок. С этого же времени, благодаря движению канонистов, проповедовавших идеи об обязательной силе одного соглашения, которое давалось одним субъектом сделки другому без каких бы то ни было формальностей, родились существующие и поныне представления о договоре как соглашении, являющемся результатом лично свободной воли человека. Это было тоже важным культурологическим шагом в развитии цивилизационного договорного права. Считается, что учение о договоре как особом и универсальном институте частного права разработали глоссаторы, то есть не ранее ХII в.

Соглашение нескольких, минимум двух лиц, и является основанием, а также важнейшим признаком юридически связующего договора, способного породить, изменить или прекратить субъективные права и обязанности. Этот принцип (solus consensus obligat – соглашение как таковое порождает обязательство, лат.) окончательно утвердился лишь в конце XVI в.

Ранее этот процесс не мог завершиться, так как был обусловлен, помимо вышесказанных факторов культуры, оттеснявших чистую волю от процесса правоформирования, социальными причинами, жестким делением людей на высшие и низшие сословия. Соответственно не могло идти и речи о том, что представитель высшего сословия способен идти на дружеское соглашение с представителем низшего сословия. Высшее сословие, аристократия в лице дворянства и духовенства, считало себя вправе диктовать условия низшему, третьему сословию. Поэтому между этими сословиями могло быть лишь такое соглашение, которое иначе как взаимовыгодным компромиссом не являлось. Никакого соединения души и воли между сословиями быть не могло. Еще более игнорировалось единство души и воли при совершении кабальных сделок между аристократией и крестьянами.

Но соглашение между представителями одного сословия считалось правопорождающим к этому времени по самому его факту, независимо от его формы. Это была новая крайность в сравнении с древнеримской. Если римляне абсолютизировали форму договора, то канонисты абсолютизировали содержание сделки, основанное на внутренней личной воле лица. Внешнее проявление воли, форма были для них второстепенны.

Что касается односторонних юридически обязывающих волевых действий субъектов правовых отношений, то еще в период Французской буржуазной революции, согласно либералистской теории, лежавшей в основе Французского ГК, считалось, что одностороннее действие (сделка) не способно обязать перед кем-нибудь ни того, кто его совершает, ни тем более других лиц. В основе этой теории лежали представления, что в противном случае ущемлялись бы личные свободы и того, и другого.

И только позднее, в период социализации права, стала признаваться возможность лица, совершающего сделку, обязать себя юридически перед кем-нибудь в силу одного своего желания. При этом другое лицо наделялось правом, которое существовало до наступления необходимых условий его реализации. Л.Ж. Морандьер писал по этому поводу, что сущностью сделки, с точки зрения индивидуалистических теорий, является то, что она есть творение одной или нескольких индивидуальных воль ¹⁸⁸. А с точки зрения социальных учений источник юридических последствий лежит не в желаниях, а в объективном праве, практически – в законе, выражающем общественные потребности. Не отвергая принцип автономии воли, следует сказать, что юридическая сделка черпает свою силу не только в свободе воли, но и в соответствии этой воли потребностям общества.

Инквизиционные процессы средневековья хотя и были направлены против индивидуализма и свободы мусли, но, сами того не подозревая, способствовали пониманию индивидуального проявления воли человеком. Человеческие поступки уже не получали оправдания за их происхождение от внешней силы, как это было во времена Платона и Аристотеля, а также последующих древних мыслителей. Общество уже осознавало свободу поведения как результат собственной воли людей. Более того, подчинение человеком своей воли проявлениям дьявольских сил считалось еще большим преступлением, чем заурядное вольнодумство и вульгарность.

Таким образом, личность постепенно воспринималась как самостоятельное существо, способное развиваться в обществе автономно со своими личными материальными и духовными ценностями и грехами. А значит, воля личности постепенно стала рассматриваться как новый продукт естественной человеческой сущности. Однако этот продукт еще не получил социального признания как общественно охраняемая ценность независимо от ее социальной полезности. А значит, право еще не охраняло личную волю, не включало ее в состав своих самодостаточных ценностей. Волевые акты людей подвергались остракизму и инквизиции, если они расходились с общепринятыми в обществе духовными установками и государственными интересами.

Тем не менее, единство души и воли, а соответственно, право на собственное волеизъявление и собственную духовность постепенно стало признаваться в средневековом обществе. Но собственный выбор социального поведенческого акта еще не мог расходиться с основными общественными стереотипами поведения.

Век Просвещения в Западной Европе в ХVI–ХVIII вв. попытался на место мистики и религии поставить силу рационального разума и науки ¹⁸⁹ в процессе познания окружающего мира и правоформирования. С инквизицией, практически, было покончено. Была предпринята попытка поставить волю человека в основу объяснения его поведенческих актов. Воля приобрела в обществе самодостаточную ценность. Но это была лишь одна из очередных крайностей в процессе развития цивилизационной культуры и права. Последующая история развития культуры людей неумолимо возвращала их к своим естественным истокам, духовности и душе. К тому же, Возрождение и Просвещение в Европе стали временем зарождением особого направления культуры и мысли, возвышавшего ценность душевных чувств человека. Этим направлением, является романтизм ¹⁹⁰.

А там где романтизм, там всегда есть и будет место мистической и религиозной составляющей процесса познания окружающего мира и формирования права. Это следует считать объективным и естественным, так как человек живет не одним научным расчетом, но и своими духовными ценностями. А среди них значительное место занимают религиозные и иные чувства и страсти, в том числе и в рамках правового пространства. В рамках правового поля кипят все виды человеческих слабостей и страстей причем речь здесь идет не об искаженном правоформировании, а о его нормальном развитии. Человеческие страсти, слабости и чувства также объективны и имеют цивилизационную ценность.

Представления о превосходстве воли над душой, а тем более о превосходстве государственной воли над частной волей продолжают искажать характер фактического соотношения этих составляющих в процессе правоформирования. Баланс воли и духовных ценностей, баланс государственной и частной воли еще не воспринимается в качестве праворегулирующего алгоритма.

Архаизмы подавления души и воли существовали ранее и существуют еще в современной истории народов советского и постсоветского периода права. Так, например, советское уголовное право до середины 80-х гг. ХХ в. подвергало наказанию личность, не проявлявшую намерений заниматься общественно полезным трудом, обвиняя ее в ведении паразитического образа жизни. Соответственно, ни о какой свободе воли говорить не приходилось. Только затем судебная практика стала признавать право личности самой определять свое отношение к трудовой деятельности. Современные государства и их право еще продолжают преследовать идеологическое диссидентство и иные формы свободомыслия.

В ХVIII и ХIХ вв. в правоведении начали складываться первые системные представления о волевых правопорождающих действиях людей, в частности сделках, которые воспринимались законодателем и получали нормативное закрепление. Законодательство стран Европы в ХIХ в. окончательно признало волю человека самодостаточным правовым явлением, независимо от того, в какой форме она выражена. А пониманию юридической значимости и роли чувств и веры личности и народа для правоформирования еще предстоит утверждаться в рамках современной цивилизации.

Сегодня уже можно осознать, что воля не носит сугубо натуралистический или рационалистический характер, как это представлялось еще совсем недавно, когда вина рассматривалась как проявление умысла либо неосторожности в их биологизированном выражении. Воля есть единство натуралистического (медицинского) и социального, в том числе культурологического, в поведении человека. Более того, социальное начало здесь имеет решающее значение. Поэтому содержание воли является таким же полимерным, как и содержание мышления, культуры, интеллекта и всех иных понятий человека. Данный подход закреплен, например, в статье 372 Гражданского кодекса Беларуси и статье 401 Гражданского кодекса России, согласно которым виновность определяется по таким социальным критериям, как степень заботливости и осмотрительности лица, привязанные к конкретным обстоятельствам совершения соответствующих правовых действий. Поэтому воля сегодня определяется не только и не столько медицинскими и им подобными рационалистическими критериями, а общечеловеческими требованиями разумности, добросовестности и справедливости. Воля личности может ограничиваться только законами, принятыми в силу особой социальной значимости, принципами права, а также правами и законными интересам третьих лиц. Личность самостоятельно управляет своей волей и отвечает за ее противообщественные проявления в своих поведенческих актах. Свобода воли является важнейшим правовым принципом современного права. В то же время, воля современного человека не есть область его индивидуалистических установок. Воля и поведенческие акты человека всегда социализированы, то есть обусловлены интересами сообществ, в рамках которых существует и действует личность. Это значит, что содержание воли насколько индивидуально у каждой личности, настолько же оно и универсально в общественных оценках поведенческих актов. Воля считается правомерной, если она адекватна воле других членов общества, с которыми лицо вступает в правоотношения. Нельзя своей волей в сделке подавлять тем или иным образом волю партнера. Интересы сторон сделки должны быть ориентированы на общие цели. Кроме того, воля субъектов сделки должна учитывать интересы всего сообщества и формироваться на принципе баланса личных и общественных интересов. Современный баланс личных и общественных интересов отличается от того баланса интересов, который искали Платон, Аристотель и последующие идеологи человечества тем, что этот баланс строится на новом понимании принципа свободы воли человека. Наконец, воля должна соответствовать общечеловеческим культурологическим критериям.

Воля народов и государств не беспредельна. Она ограничена волей, правами и законными интересами других субъектов права, их духовными ценностями, а также интересами других государств и международного сообщества. Государство не единственный субъект правотворчества. Поскольку согласно Конституции народ является источником власти, а значит и права, то основным творцом права является народ и создаваемые им структуры, то есть гражданское общество.

Действительная непорочная воля должна базироваться на балансе противоположных мотивов, интересов и иных социальных обстоятельств ¹⁹¹. Но общество и суды не могут навязывать личности собственных представлений о свободе воли и ее порочности, в частности, опираясь на медицинские критерии и оценки. Всякое проявление индивидуальной воли общество и суды должны уважать и почитать. Никакие сомнения не могут лежать в основе представлений о порочности воли, особенно, если ее проявления соответствуют требованиям разумности, как она обычно понимается среди населения и в обществе в целом. Воля личности или сообщества, отвечающая указанным требованиям, является правоформирующим фактором. Учет волевого и духовного аспектов в праве позволяет повышать уровень национального и международного правотворчества и правоприменения. А это, в свою очередь, способствует дальнейшему формированию цивилизационного права

Понимание того, что воля далеко не единственная созидательная сила права, позволяет сделать вывод, что государство и его воля, сами по себе, не могут стать причиной появления права. Причиной появления права является соответствующее развитие цивилизации. Причем цивилизационное право есть продукт деятельности не отдельных индивидов, и даже не их корпораций, народов, государств, парламентов и иных его созидателей, а продукт становления и развития цивилизации как особой формы материи, представляющей в своем логическом объеме гораздо большее явление, чем вся совокупность указанных лиц, организаций и государств. Народы появились в различных частях Земли независимо один от другого и не в результате наследования своих качеств от первородного существа. Их возникновение и формирование единообразных правовых традиций имеет в своей основе единые и объективные законы развития природы и общества.