fon_vrigt_g_lyudvig_vitgenshteyn_chelovek_i_myslitel

так: « Создать безукоризненную логическую теорию — это очень важный и тяжелый труд» (р. XXII).

Когда в мае 1922 года Рассел написал свое « Предис­ ловие», логическая теория Витгенштейна действительно казалась безукоризненной. К середине 30-х годов тем не менее ее основные положения (так же, как и многое в те­ ории Рассела) были опровергнуты работами Курта Гёделя и Алонзо Чёрча. В параграфе 6.5 «Трактата» Витген­ штейн прямо заявил: «Загадки не существует. Если воп­ рос можно сформулировать, то на него можно ответить». Работы Гёделя, которые были опубликованы в 1931 году, показали, что в каждой арифметической системе, имею­ щей сложение, умножение и простые числа, есть нерешаемые уравнения. Гёдель, к примеру, доказал, что при любой проверке доказательств в элементарной тео­ рии чисел можно построить такое уравнение, которое окажется правильным только в том случае, если его нель­ зя проверить с помощью данной проверки доказательств. Тогда либо уравнение проверяемо, и тогда оно ложно и проверка доказательств подвергнута сомнению, либо уравнение истинно, но не проверяемо. Но в этом случае проверка доказательств не полна >.

Работы Гёделя, а также результаты, полученные позд­ нее Алонзо Чёрчем и С.К.Клини, показали, что любой метод опровержения, каким бы запутанным он ни был, приводит к недоказуемости некоторых в принципе недо­ казуемых теорем 2. Следовательно, загадки существуют.

Логики больше не относятся серьезно к логической те­ ории Витгенштейна, и в частности к его попытке избе­ жать трудностей в теории типов, различая то, что может быть сказано, и то, что может быть показано. Да и в свое время она была маловлиятельной. Витгенштейн лишь вкратце распространил свое учение с логики на этику, эс­ тетику и религию. Это заняло у него всего шесть страниц «Трактата» и выражено очень метафорически. Правда,

1 Kurt Gedel" «Ober formal unentscheldbare SStze der Principia Mathematica und verwandter Systeme», Monatshefte fur Mathematik und Physik. V. 38, 1931. S. 173-98.

2 S.C.Kleene. Recursive predicates and gumantifiers. In: Transactions of the American Mathematical Society. V.S3, 1943, p.41—73; Alonzo Church. A note on the Entscheidungsproblem. Yournal of Symbolic Logic. V.l, 1936, p.40-41, 101-102.

нет никаких деклараций характера этого метафорическо­ го переноса, но Витгенштейн мог с легкостью его отри­ цать. Так, он указывает, что значение, как и логика, при­ сутствует в мире и может быть передано или показано с помощью значимых пропозиций, которые могут быть сформулированы. В то же время попытка сказать что-ни­ будь значимое или правильное приводит к бессмыслице.

Энгельман дал нам один подтверждаемый докумен­ том пример того, что безуспешно хотел передать Вит­ генштейн. Во время войны по просьбе Витгенштейна Энгельман послал ему копии поэмы Уланда «Граф Эберхард Готторн». Энгельман пишет о поэме: «Каждая строчка Уланда была проста, не бесхитростна, а сжата и содержательна... Вся поэма в целом в 28 строках дает картину жизни»1.

Витгенштейн написал ему в ответ: «Поэма Уланда действительно великолепна. И вот почему: если только не пытаться сказать то, что невысказываемо, тогда ничего не будет потеряно. Но невысказанное будет — невыска­ занно — содержаться в том, что было сказано!»

XI

Это свидетельство помогает глубже понять, как Вит­ генштейн применял свою теорию показанного в области этики, эстетики и религии. Однако самый лучший и, воз­ можно, единственный способ объяснить его учение - это рассказать о событиях его жизни в двадцатые годы до и сразу после опубликования «Трактата», когда он работал в начальной школе в Нижней Австрии. В следующей гла­ ве делается попытка решить эту задачу и таким образом перекинуть мостик от его размышлений в «Трактате» к более поздним в «Философских исследованиях».

1 Paul Engelmann. Op.cit., S. 84-85.

3

НЕ ПО ОБЩЕЙ МЕРКЕ

Витгенштейн был аскетом. Таких лю­ дей, как он, считают сумасшедшими, но их нельзя мерить обычными мерками.

За те шесть лет, которые Людвиг Витгенштейн провел в Нижней Австрии в качестве школьного учителя, «люди удивлялись его учению. Ибо он учил их как человек, об­ леченный властью, а не как книжник».

Процитированный фрагмент, взят, разумеется, из Но­ вого Завета. Вообще данный отрезок жизни Витгенштей­ на можно было бы включить в дидактическую пьесу, лей­ тмотив которой перекликается с евангельскими мотива­ ми. Почти все, что нужно для этого, в жизни Витгенш­ тейна в это время есть: обучение книжников в храме, глас провидения, искушение, жизнь в глуши и уедине­ нии, отказ от мира и его прелестей, создание группы уче­ ников, забота о слабых, смиренных, миротворцах и пре­ следуемых, сильная привязанность к детям, сотворение чудес, излечение больных. В то же время, чтобы предста­ вить события этих лет подобным образом, о жизни Вит­ генштейна-учителя мы знаем слишком много и чрезвы-

Терр Фукс высказал это мнение фрау Луизе Хаусман, учительни­ це английского языка в Кирхберге на Векзеле. Эти слова приведены в ее книге «Витгенштейн — школьный учитель». Сокращенный вариант рукописи этой книги опубликован в Club Voltaire, VI, Гамбург, 1970, S.391—396 в качестве приложения к моему очерку «Школьная рефор­ ма в Австрии как путь современной философии».

2Otto Weininger. Sex and Character (London, William Heinemann,

1906).

чайно мало. Дело еще и в том, что, помимо того, что Вит­ генштейн был «горд, как Люцифер», по выражению Бер­ трана Рассела, он был предельно скромным человеком. Поэтому любое сравнение его бы глубоко обидело. Прав­ да, нельзя забывать вот о чем. Во-первых, опыт, переда­ ваемый Евангелием, в определенном смысле слова архетипический. Утверждать, что он повторится по-другому в иное время и при других обстоятельствах, вовсе не свято­ татство. Во-вторых, прочитав в начале 1915 года в Гали­ ции толстовскую версию Евангелия, Витгенштейн был глубоко поражен. С тех пор он бессчетное количество раз перечитывал Евангелие. По свидетельствам его друзей, большие отрывки он знал наизусть. И последнее. Попы­ тался воплотить в жизнь толстовскую версию Нагорной проповеди — то есть показать что-либо на деле, а не про­ сто сказать. Чтобы понять сущность удивительной жизни Витгенштейна в Траттенбахе, Пухберге и Оттертале с 1920 по 1926 год, трудно отрешиться от мысли, что со­ знательно или бессознательно, лучше или хуже Витгенш­ тейн подражал Христу. Поскольку все сказанное — всего лишь гипотеза и проверить ее невозможно, то как раз в духе философии Витгенштейна будет просто обратить внимание на этот факт и в дальнейшем хранить молча­ ние. Пусть факты говорят сами за себя.

Есть целый ряд других причин, которые вынуждают меня быть осторожным и не навязывать никому схему жизни Витгенштейна в эти годы, какой бы верной эта схема ни казалась. Некоторые аспекты жизни Витгенш­ тейна, например его сексуальное поведение, можно было бы представить в виде схемы. Это было бы удобно и, по­ жалуй, даже отчасти верно. И все же шесть лет жизни вряд ли можно представить в виде схемы. Даже если, живя в деревне, Витгенштейн пытался подражать Хри­ сту, в его жизни было не только это. Только подражать — для него значило вступить в противоречие с собственной этической позицией, которая была описана в «Трактате» и «Тетрадях», хотя само по себе это уже было важным экспериментом. Трудно представить себе, что все эти го­ ды Витгенштейн был погружен только в этику и практи­ ческую философию. На протяжении 1920-х годов он раз­ вивал и пересматривал один из наиболее важных аспек­ тов своей философии. Те, кто думает, что Витгенштейн в

это время забросил философию и вернулся к ней неожи­ данно, прослушав лекции датского математика Л.Э.Дж.Брауэра в марте 1928 года, ошибаются. На про­ тяжении шести лет Витгенштейн участвовал в осуществ­ лении программы школьной реформы в 'Австрии. Этот опыт в его жизни больше никогда не повторился. Витген­ штейн не просто следовал тому, что было заложено в программе. Как воспитатель он предлагал нечто новое, свое, и это не могло не оказать воздействия на его фило­ софию. Все, чем бы ни занимался Витгенштейн, слива­ лось в одно целое, иногда полное противоречий, но тем не менее формировавшее его личность.

Ив «Коричневой книге» Витгенштейна, написанной

в1934 — 1935 годах, и в первой части «Философских исследований», которые в наиболее законченном виде пе­ редают сущность его поздней философии, содержится критика представлений о том, как ребенок усваивает язык. Витгенштейн приписывает это учение Блаженному Августину, а затем находит в трудах многих философов.

В 1926 году Витгенштейн опубликовал свой «Словарь» для школьников1. В «Zettel» «(412) Витгенштейн спра­ шивает у самого себя: «Занимаюсь ли я детской психоло­ гией?»

Мне не кажется удивительным то, что своим ученикам начальной школы в Траттенбахе он рассказывал следую­ щую историю:

«Однажды проводился такой эксперимент. Двух ма­ леньких, еще не умевших говорить детей поселили в уединенном месте с глухонемой женщиной. Цель экспе­ римента состояла в том, чтобы определить, научатся ли они какому-нибудь примитивному языку или изобретут собственный новый язык. Эксперимент не удался».

Такую историю, небольшой фрагмент которой приво­ дится здесь, Витгенштейн рассказывал своим девяти- и десятилетним ученикам в первый год своей преподава-

•Ludwig Wittgenstein. Worterbuch fur Volksschulen (Vienna: H6ldek - Pichler - Tempsky A.G., 1926).

тельской деятельности. Примерно сорок восемь лет спу­ стя после уроков Витгенштейна ее пересказывал мне один из его учеников, ставший фермером в Траттенбахе, Услышав эту историю от Витгенштейна, он запомнил ее. В этом небольшом рассказе не просто намечены, но уже достаточно глубоко очерчены все основные представле­ ния об изучении языка, о том, что такое примитивный язык, индивидуальный язык, — словом, все то, что будет интересовать «позднего Витгенштейна», который, по об­ щему мнению, сформировался в начале тридцатых годов.

Удивительнее всего то, что те шесть лет, в течение ко­ торых Витгенштейн работал учителем в школе, каждый день встречаясь с детьми и уже занимаясь теми пробле­ мами, которые станут определяющими во всех его даль­ нейших философских исканиях, — эти годы даже через двадцать лет после его смерти до сих пор остаются тай­ ной. Может быть, философы предполагают, что эти шесть лет не заслуживают серьезных исследований. В ра­ ботах о жизни и творчестве Витгенштейна им обычно уде­ лено несколько предложений, или отводится один пара­ граф. Редко приводятся правильные даты, даются вер­ ные названия мест и имена. Все сведения чаше всего ци­ тируются. Как правило, они почерпнуты из официальных сообщений, которые руководители школ в Нойнкирхене передали в ответ на письменный запрос Ф.А. фон Хайека (двоюродного брата Витгенштейна) вскоре после смерти ученого. Все эти официальные сведения, которые распро­ страняются среди тех, кто интересуется жизнью Витген­ штейна, подготовлены крайне небрежно. Чаще всего это просто домыслы, которые уводят в сторону от правиль­ ного понимания пути Витгенштейна. Один британский исследователь, например, бывал в деревнях, но крестья­ не рассказывают, что он беседовал только с представите­ лями местной власти, с учителями школы и с одним уче­ ником Витгенштейна (ныне покойным), у которого хра­ нилось письмо от учителя. Энгельман собирался описать этот период жизни Витгенштейна, но скончался, даже не приступив к этому разделу в своих «Воспоминаниях»1. Другие исследователи поспешно пробегают мимо учи­ тельского периода в жизни Витгенштейна, как будто эти

>См. Приложение Б.Ф.МакГиннеса к книге П.Энгельмана, с.145.

годы всего лишь эксцентричный шаг, на который не сто­ ит обращать никакого внимания. Один американский ис­ следователь пишет: <Человек, по общему мнению наде­ ленный гением и открывший в логике и философии то, чего, казалось бы, и вообще-то не существует, за кратчай­ ший срок внес в эти области знания огромный вклад; че­ ловек, которому суждено было блестящее будущее в од­ ной из самых сложных интеллектуальных наук, — этот человек вдруг отказался от всего и посвятил себя смирен­ ной задаче — обучать маленьких детей в отдаленных де­ ревнях»1.

Конечно, можно пытаться отрицать важность опыта Витгенштейна-учителя. Но ведь академическая карьера его слишком-то никогда и не интересовала. Решение стать учителем пришло в конце первой мировой войны и было связано с той деятельностью, которую вела семья Витгенш­ тейнов. Оказавшись в стране, теперь известной как Авст­ рийская Республика, которая переживала тяжелейшую экономическую разруху, семья Витгенштейн занялась ши­ рокомасштабной общественной работой. В семье на протя­ жении многих лет хранились традиции общественного слу­ жения. Многие члены семьи воспринимали это служение как свой долг. Создав сталелитейную промышленность в монархии на Дунае (большая часть предприятий размеща­ лась в Богемии, с 1918 года — Чехословакии), Карл Вит­ генштейн занял в своей стране положение, подобное тому, какое было у Эндрю Карнеги в Америке или у семьи Крупп в Германии. Вообще, Карнеги, Круппы, Швабы и Витгенштейны до войны часто гостили друг у друга. До войны Витгенштейны были известными меценатами. Гус­ тав Малер, Бруно Вальтер, Иоганн Брамс и Клара Шуман нередко бывали в Пале Витгенштейн. Квартет Иозефа Иоахима часто выступал в большом зале Пале2. После того как в 1890 году Карл Витгенштейн удалился от дел, он с ув­ лечением погрузился в мир искусства. Карл Витгенштейн выстроил большой выставочный зал в Вене — Сецессион, выделил пенсионы многим известным художникам того

'George Pitcher. The Philosophy of Wittgenstein (Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1964), p.6.

2Bruno Walter. Theme and Variations: An Autobiography (London: Hamish Hamilton, 1947).

времени. В 1914 году, уже после его смерти, Людвиг отдал 100 000 крон Людвигу фон Фикеру для помощи поэтам, ху­ дожникам, объяснив при этом, что такова семейная тра­ диция1.

В первые послевоенные годы внимание детей Карла Витгенштейна было скорее обращено на общественное бла­ госостояние, чем на искусство. Герберт Гувер назначил Маргарет Стонборо своим личным представителем Амери­ канской комиссии по оказанию продовольственной помо­ щи в Австрии. Благодаря этой работе она познакомилась со многими общественными и политическими деятелями в Вене, включая Отто Глёкеля, который был администра­ тивной главой программы школьной реформы. Как руко­ водитель Глёкель был непосредственно связан с деятельно­ стью, направленной на экономическое возрождение дерев­ ни путем обучения крестьян. Старшая сестра Людвига Мининг открыла дневную школу в Гринцинге для мальчиков из бедных венских семей. Она помогала Людвигу в его ра­ боте с крестьянскими детьми в деревне. В этой связи реше­ ние Витгенштейна стать учителем начальной школы — по­ мимо философской важности, которую оно приобрело, — вряд ли можно назвать эксцентричным.

В любом случае Витгенштейн был одним из сотен об­ разованных и высокоталантливых молодых учителей, ко­ торые пришли в школы после фронта. С сентября 1920 года они начали уезжать из Вены в сельскую местность. Среди талантливых молодых людей, работавших в двад­ цатые годы в области школьной реформы, были Людвиг Эрик Тезар, который наряду с Райнером Марией Рильке

иГеоргом Траклем получил денежную помощь из суммы, переданной Витгенштейном Фикеру, а также два филосо­ фа, которые впоследствии интересовались проблемами Венского кружка, — Карл Поппер и Эдгар Цильзель. Да

исам Венский кружок в одном из своих первых манифе­ стов заявил о причастности к целям реформы школьного образования2.

'Вся история отношений Витгенштейна с Фихером описана во всех подробностях. См.: Ludwig Wittgenstein. Briete an Ludwig von Ficker (Salzburg: Otto Muller Verlag, 1969).

2Wissenschaftliche Weltauffassung: Der Wiener Kreis (Vienna: Artur Wolf Verlag, 1929), S.10.

Ill

Что же из себя представляла программа школьной ре­ формы? Как она возникла? На что была направлена?

О том, что система школьного образования в Герма­ нии и в Австрии до войны была неудовлетворительной, с горьким пафосом писали многие выдающиеся деятели культуры и писатели. Достаточно вспомнить «Молодого Тёрлесса» Роберта Музиля, или рассказ Германа Гессе «Под колесом», или фильм «Девушка в школьной фор­ ме», чтобы напомнить об этих темах и о чувстве протеста, которое вызывала репрессивная школьная система, по­ давляющая стремление к творчеству.

А между тем австрийцы еще при Габсбургах располага­ ли самой прогрессивной в Европе системой школьного об­ разования. Прогрессивность, конечно, была относитель­ ной, но австрийская школа имела преимущества по отно­ шению к школам других европейских стран, включая Анг­ лию. Школа предлагала парадигму просвещенного мышления. Образование в большой степени находилось под контролем римской католической церкви и было пол­ ностью авторитарным и регламентированным. Вот как им­ перский советник граф Роттенхен определил ее задачи во­ обще и цели начальной школы в частности: «Воспитать глубоко набожных, хороших, послушных и прилежных представителей трудового сословия». Указ кайзера от 1805 года о средних школах недвусмысленно предупреж­ дал: «Главный способ обучения — тренировка памяти, а затем уже, если обстоятельства к тому принудят, воспита­ ние ума и души. В обычных школах надо строго придер­ живаться только тех методов обучения, которые пред­ писаны «школьными и методическими руководства­ ми*. ..' Можно предположить, что этот подход связан толь­ ко с одной концепцией образования — воспитанием прилежания. Интересно, что предлагаемый в ту пору ме­ тод обучения в психологии был известен как «ассоциативизм». Некоторые принципы «ассоциативизма» совпада­ ли с теми, которые развивал Витгенштейн в своих ранних

'См.: Karl Strack. Geschichte des deutschen Volkssckulwessens

(Gutersloh, 1872), S.327-330.

198

работах. Ассоциативизм в Австрии сформировался в тео­ рию образования на основе взглядов Иоганна Фридриха Гербарта (1776 — 1841). Последователи Гербарта заняли многие из кресел профессоров философии после револю­ ции 1848 года1. Концепция ассоциаизма сложна. В самом приближенном виде — это представление о том, что ум че­ ловека нейтрален, пассивен и лишен врожденной способ­ ности к творчеству. Представление о том, что человеческий разум — это место для хранения, как нельзя лучше соот­ ветствовало социальным задачам воспитателей в империи Габсбургов. По их мнению, цель обучения состояла в том, чтобы натренировать учеников по готовым упражнениям, внушив им те мысли, которые, как уже было решено свы­ ше, должны были определять все их существование. Гербарту и в голову не приходило задать себе вопрос — стоит ли учителю спорить с учениками? В «Основаниях доктри­ ны образования» Гербарт писал: «Бывают случаи, когда дерзкий ученик как бы бросает вызов учителю. Не следует принимать такой вызов. Лучше отыскать средство, чтобы спокойно укорить его за дерзость, сохранить спокойствие до тех пор, пока горячность не остынет»2.

Против такой доктрины образования и воплощавшей ее школьной системы Отто Глёкель и его сподвижники нача­ ли яростное наступление. Они утверждали, что старые «начетнические школы» империи Габсбургов должны быть заменены новыми учебными заведениями, которые назывались бы «Arbeitsschule», или «Рабочие школы», и в которых ученики должны стать активными участниками урока. Слово «Arbeit», или «работа», относилось к заняти­ ям по труду и ремеслам, которые вводились в школьную программу для того, чтобы дети представителей среднего класса знакомились с реальными трудностями трудовой жизни. Гораздо важнее в этой связи то, что немецкая фраза «Sich etwas erarbeiten» обозначала активное участие в уро­ ке. Цель занятия не сводилась к пассивному запоминанию и сохранению того, что давали школьные упражнения, но была шире — развивать способности. «Sich etwas erarbeiten» в немецком языке предполагает получение зна-

'Helnrich Gompere. — Philosophy in Austria During the last Sixty years. - The Personalist, 1936, p.307 - 311.

2J.F.Herbart. Outlines of Educational Doctrine (Macmillan, 1904), p.165.

199

ния путем индивидуальной работы, посредством решения какой-то проблемы. В новых условиях требовалось более самостоятельное и независимое мышление, деятельность со стороны учеников, активность, словом — все то, что по Гербарту, вызовет усталость, если только ученику будет позволено играть активную роль в уроке.

Реформаторы школы, среди которых было много соци­ алистов (социал-демократов), считали, что новое направ­ ление в образовании политически необходимо. Они хоте­ ли, чтобы крестьяне и рабочие новой республики были сво­ бодны от авторитарного давления в школе, так как им предназначено стать гражданами демократического госу­ дарства, способными самостоятельно принимать решения, а не пассивно соглашаться со всеми декретами, ниспослан­ ными им государственной и церковной властью.

Программа казалась на редкость привлекательной. На нее обратили внимание деятели системы образования во всех странах. Но в полуфеодальном обществе, сохра­ нявшемся в Нижней Австрии после первой мировой вой­ ны, далеко за пределами таких крупных промышленных городов, как Вена и Грац, подобная программа казалась скорее не планом школьной реформы, а программой инакомыслия и революционных преобразований. Люд­ виг Витгенштейн был далек от того, чтобы горячо под­ держивать программу. Несмотря на то что сам он и чле­ ны его семьи лично знали Глёкеля, Витгенштейн часто высмеивал самые примитивные лозунги и пункты про­ граммы. Вряд ли можно будет найти лучшую иллюстра­ цию не только положительного потенциала, но и слабых сторон школьной реформы с политической точки зре­ ния, чем деятельность Людвига Витгенштейна в Нижней Австрии. Дело в том, что многие крестьяне, среди кото­ рых он жил, воспринимали самого Витгенштейна и но­ вые методы образования, которым он следовал, как не­ что, таящее в себе угрозу их привычному образу жизни.

Опыт Витгенштейна в школе — очень хороший, но далеко не единственный пример отношения к школьной реформе. Неприятие программы реформ четко обозначи­ лось в конце двадцатых и в начале тридцатых годов, ког­ да самые упорные сторонники реформ столкнулись с большими трудностями в австрийской деревне. Возникло движение фермеров против программы Глёкеля, сначала

200

оно распространилось по всей стране, кроме Вены. Одна­ ко после прихода к власти в 1934 году Дольфуса, получившего главную поддержку от крестьян, програм­ ма была полностью запрещена.

По иронии судьбы подобную реакцию со стороны авст­ рийского крестьянства предвидел еще Карл Витгенштейн. Рассуждая о важности образования рабочего и крестьяни­ на, старший Витгенштейн уже в 1898 году писал: Необра­ зованный крестьянин, который сам ничему не научился, ничему не научит своего сына... В этом кроется основа всех тех усилий, которые отчасти сознательно, а отчасти бессоз­ нательно тормозят любой прогресс»1. Карл Витгенштейн вряд ли мог предположить, что его сын Людвиг, которому в ту пору было девять лет, отправится в деревню, чтобы учить крестьян, руководствуясь не только мрачным взгля­ дом отца на жителей деревни, но и романтическими пред­ ставлениями о благородных крестьянах в духе Толстого.

IV

Вряд ли может разочароваться человек, не тешивший себя никакими иллюзиями; но Витгенштейн, проведя всего лишь год в Траттенбахе, впал, разумеется, в глу­ бокое уныние.

Хотя Траттенбах и разместился в горах, его не назо­ вешь прелестной австрийской деревушкой. Расположен­ ный на высоте 2500 футов над уровнем моря, с севера об­ рамленный цепью крутых гор (высотой до 5000 футов), а с юга — небольшой речкой и громадными горными хреб­ тами, Траттенбах и поныне — неуютное, необжитое мес­ течко с убогими домишкам; должно быть, во времена Витгенштейна он являл собой еще более унылое зрелище. Климат там суровый; горные громады препятствуют про­ никновению достаточного количества солнечного света в деревни, исключая особые дни, когда солнце движется строго с востока на запад, ибо именно в таком направле­ нии и вытянулся Траттенбах.

'Karl Wittgenstein. The Causes of the Development of Industry in America, Vienna. 1898, p.723; издание осуществлено за счет средств автора.

201

Сначала Витгенштейну очень понравилось в новом ме­ сте. Не прошло и недели, а он уже пишет Бертрану Рас­ селу, находившемуся тогда в Пекине, о своем назначении и сообщает: «Еще совсем недавно жизнь ужасно угнета­ ла и тяготила меня, но теперь я немного приободрился*1. Спустя три недели Витгенштейн отправляет восторжен­ ное, по его понятиям, письмо Энгельману: «Я работаю в очаровательном гнездышке под названием Траттенбах...

Я доволен своей работой в школе; в ней мое спасение, а иначе джинн выйдет из бутылки...»2

Перемена, происшедшая за год в образе мыслей Вит­ генштейна, воскрешает в памяти несколько абзацев из «Трактата», написанного за несколько лет до его приезда в деревню:

(Этика и эстетика едины.)

Если добрая и злая воля изменяет мир, то она может изменить только границу мира, а не факты, не то, что мо­ жет выражаться в языке. *

Короче говоря, при этом условии мир должен вообще стать совсем другим. Он должен, так сказать, уменьшать­ ся или возрастать как целое.

Мир счастливого совершенно иной, чем мир несчаст­ ного3.

За год едва ли мог существенно измениться Траттен­ бах или его жители, то есть измениться факты. Однако на второй год глубоко несчастному Витгенштейну стало ненавистно его «очаровательное гнездышко». Ровно че­ рез год он сообщает уже возвратившемуся в Англию Рас­ селу о том, что он «все еще в Траттенбахе, а вокруг, как всегда, царит пошлость и низость. Я понимаю, что в большинстве своем люди везде ничтожны, но здесь они гораздо никчемнее и безответственнее, чем где бы то ни было. Я, вероятно, останусь в Траттенбахе на этот год, но не дольше, поскольку даже с учителями у меня натяну­ тые отношения (в других местах, думаю, не лучше)...4

'Цит. по: Russel. Op.cit, Vol.11, p.166 - 167. 2Engelmann. Op.cit, S.38 - 39.

3Витгенштейн Л. Логико-философский трактат, М., 1958, с.95. 4Russel. Op.cit, Vol.11, p. 167 - 168.

Рассел возразил, что все люди порочны и траттенбахцы порочны не более остальных1. Витгенштейн, испыты­ вавший некоторые языковые затруднения при обсужде­ нии подобной темы, согласился с Расселом: «Вы правы. Траттенбахцы ничуть не хуже остальной части рода чело­ веческого. Но Траттенбах — особенно ничтожная дере­ вушка в Австрии, а с началом войны австрийцы так низ­ ко пали, что слишком тяжело говорить об этом»2.

Как целое мир Витгенштейна действительно умень­ шился — уменьшился в результате стычек с траттенбахцами на этической почве. Навязывая им свою волю, он изменил границы собственного мира.

Рассел рассказал о безудержной, бескомпромиссной, затмевающей все прочие свойства правдивости Витгенш­ тейна; Леонард Вульф поведал о его агрессивной жесто­ кости. Рассел и Вульф мастерски умели подметить и оце­ нить подобного рода черты характера, но траттенбахцы, чьих детей и внуков, племянников и племянниц обучал Витгенштейн, зачастую не видели никакой разницы меж­ ду честностью и жестокостью. А бесстрастная, безжалост­ ная честность — особенно когда о ней не просят — может обернуться зверской жестокостью.

Гению, по словам Вейнингера, мучительно трудно со­ лгать. В Траттенбахе и Оттертале Витгенштейн старался избегать взрослых. Но если уж ему доводилось столкнуть­ ся с ними, он никогда им не лгал. За это его ненавидели.

Однако многие дети обожали Витгенштейна, и он не только учил их, но и сам учился у них.

V

Каковы же были эти «порочные», «никчемные и без­ ответственные» траттенбахцы, за которых пришлось за­ ступаться Расселу? И как удалось им так грубо оскор­ бить Витгенштейна?

ilbid., р.139.

2Ibld., p.169 — 170. Рассел игнорирует этот ответ Витгенштейна, хотя он и приведен в его собственной книге, и немного фантазирует. См. с. 139 и ср. с.169 — 70. Книга Рассела изобилует фактическими неточностями в отношении Витгенштейна.

Едва ли Витгенштейн когда-нибудь читал ирониче­ ское замечание Э.М.Форстера (из «Хоуардс-Энда»Х об очень бедных людях: о том, что нищета их «немыслима и приблизиться к ним вправе лишь статистик или поэт». Витгенштейн наверняка сразу бы отверг смысл — если не саму иронию — замечания, попадись оно ему на глаза. В деревни Нижней Австрии Витгенштейн прибыл преис­ полненный наивной романтической веры в простоту и че­ стность крестьян. Он почерпнул подобные идеи частью из демократических лозунгов новой Австрийской Респуб­ лики, частью из программы школьных реформ, частью из собственного военного опыта, но главным образом из книг Толстого, восхвалявшего «благородную» крестьян­ скую жизнь. Нетерпение Витгенштейна увидеть кресть­ янские добродетели подогревалось его отвращением к го­ родской жизни и не раз выказываемым им презрением к тем, кого он называл городскими «полуобразованцами», развращенными бульварной прессой, — именно на них так яростно обрушивался он вместе с Карлом Краусом в течение всего послевоенного периода.

Но не стоит преувеличивать романтизм Витгенштей­ на. Если о нищете бедных все же можно помыслить — в духе ли Форстера, в духе ли Витгенштейна, — то факт остается фактом: о них, по крайней мере как об индиви­ дах, действительно очень мало думают. За один год, про­ веденный в Траттенбахе, Витгенштейну так часто прихо­ дилось лично встречаться с бедными крестьянами из Цен­ тральной Европы, так много размышлять о них, неся от­ ветственность за их будущее, что куда уж Толстому тягаться с ним. Вероятно, сильнее всего Витгенштейна задевало то, что крестьяне упорно не желали походить на нарисованный Толстым образ. В «Исповеди» Толстой рассказывает, как по возвращении из-за границы он обосновался в деревне и занялся устройством крестьян­ ских школ, спасаясь от городской лжи. На долю же Вит­ генштейна выпало изведать крестьянскую ложь и гру­ бость. Он понял, что бедняки, как и утверждал Форстер, на самом деле «стоят ниже большинства богатых людей...

они не столь учтивы, не столь здоровы, не столь умны, не столь привлекательны, как простые богачи». На фоне многочисленных догадок о пребывании Витгенштейна в деревне ясно одно: призвав на помощь огромную силу во-

204

ли, прославившую его род, он отказывался верить тому, что видел воочию и о чем некогда говорил его отец. Как ни быстро разочаровался Витгенштейн в сельчанах, как ни сурово осуждал он их, он, однако, вложил невероят­ ную энергию и фантазию в безнадежное, длившееся це­ лых шесть лет предприятие — «вытащить крестьянство из грязи», если воспользоваться его собственным выра­ жением. Он часто повторял эту фразу, разъясняя друзь­ ям и коллегам свои намерения и взгляды на образование.

Недюжинные усилия Витгенштейна изменить кресть­ янство — хотя бы несколько тысяч сельчан из трех дере­ вень, в которых он жил, — не увенчались успехом. Те, кому он пытался помочь, не только отвергли помощь, но и выдворили его из деревни. Впрочем, старания Витген­ штейна, возможно, и не пропали даром, о чем ему не суждено было узнать: ведь он имел большое влияние на крестьянских детей, своих учеников, а они — на него. Ничуть не противореча Форстеру, мы вправе также ска­ зать, что бедные дети во многих отношениях иногда пре­ восходят большинство богатых взрослых: они умнее, здо­ ровее, милее и по-своему учтивее богатых взрослых — богатых взрослых, но не богатых детей. За свою жизнь Витгенштейн обучал людей двух типов: взрослых из при­ вилегированных слоев, студентов и коллег по Кембридж­ скому университету и детей бедных австрийских кресть­ ян. Судя по его поздней философии, дети дали ему не меньше, если не больше, чем взрослые.

В Траттенбахе Витгенштейн непосредственно общал­ ся лишь с маленькой группой детей (около трех дю­ жин). Это мизерная доля от общей численности обита­ телей деревни, где в 1920 году проживало человек во­ семьсот. Население Траттенбаха — в отличие от населе­ ния многих других австрийских горных деревень, равно как и соседнего сельскохозяйственного Оттерталя, — было неоднородным по своему составу. Около 200 жите­ лей трудилось на фабрике по переработке шерсти. Ос­ тальные, за исключением нескольких деревенских торг­ овцев — бакалейщиков и сапожников, — занимались сельским хозяйством.

Статистик в придачу к данным о размерах деревни и занятости населения указал бы и на ее бедственное поло­ жение. После войны фабрика и крестьянские хозяйства

205

влачили жалкое существование. Жизнь впроголодь под­ косила и привела в отчаяние траттенбахцев, и в демокра­ тии они видели возможность отделиться. К тому времени в деревне уже зародились классовые противоречия меж­ ду рабочими и крестьянами, а также между их детьми, что объяснялось не только чисто экономическими причи­ нами: крестьяне обладали определенным социальным статусом, хотя и жили беднее рабочих. Траттенбах был административно объединен с двумя соседними населен­ ными пунктами — Кранихбергом и Оттерталем, но в 1923 году траттенбахцы, взвалив все вину за свои беды на окружавшую их крошечную гористую область, сумели выйти из состава прежней административно-хозяйствен­ ной единицы. В итоге после пятилетней тяжбы Траттен­ бах, самое бедное из трех селений, наконец отделился, но богаче от этого он так и не стал.

Помимо коренных жителей в Траттенбахе проживала горстка пришлых людей, образовавших влиятельную элиту: священник в качестве представителя церковной власти и учителя сельских школ в качестве представите­ лей государства. Обосновался в деревне и некий госпо­ дин Маутнер — выразитель чужих экономических инте­ ресов на фабрике. Известно, что он был владельцем или совладельцем фабрики, евреем, имел в том районе зе­ мельную собственность, держал прислугу и что Людвиг Витгенштейн наотрез отказался посетить его, несмотря на неоднократные приглашения. В нашем повествовании не нашлось места для Маутнера, но деревенскому священ­ нику, школьным учителям и их окружному начальству отведена важная роль.

Из начальства главной фигурой являлся Вильгельм Кундт. Он не был коренным траттенбахцем, но в качест­ ве окружного управляющего школами принимал деятель­ ное участие в преобразовании школьной жизни Нойнкирхена, крупного сельского школьного округа Нижней Авс­ трии, объединявшего все три начальные школы, где с 1920 по 1926 год преподавал Витгенштейн. Установлено, что в округе Нойнкирхен — в отличие от многих других сельских округов — реформы Глёкеля стали проводиться сразу после установления первой Австрийской Республи­ ки. В 1919 году, за год до приезда Витгенштейна, в Нойн­ кирхен прибыл Кундт, воодушевленный лозунгами

206

школьной реформы. Там он проработал в качестве управ­ ляющего до 1933 года; затем, в самый разгар начавшейся в Австрии перекройки учебных программ, его перевели в Мёдлинг, близ Вены; а через несколько месяцев его прежнее место занял противник школьной реформы. Кундт очень преуспел в осуществлении программы Глё­ келя в своем кругу. В 1929 году, когда в селах Австрии громко зазвучали голоса протеста против реформатор­ ского движения, выездные следственные комиссии (из таких мест, как Каринтия) слали вызывавшие недоуме­ ние отчеты об успехах Кундта в преобразовании подве­ домственных ему школ в соответствии с принципами Глё­ келя1. Мы не знаем, способствовал ли Кундт определе­ нию Витгенштейна в Нойнкирхен, однако в течение шес­ ти лет он всячески поддерживал его, убеждал не уезжать из округа и старался уладить его отношения с местными жителями.

Два школьных учителя — Георг Бергер и Мартин Шерляйтнер — получили назначение в Траттенбах еще в 1918 году и прибыли туда раньше Кундта и Витгенштей­ на. Оба учителя не прошли формального обучения прин­ ципам школьной реформы, однако энергичный и толко­ вый Шерляйтнер быстро подхватил новые идеи и реши­ тельно поддержал некоторые из них. Для напыщенного глупца Бергера реформа, по-видимому, значила очень мало, если вообще что-нибудь значила. О трех других учителях, приехавших уже при Витгенштейне и недолго остававшихся в деревне, не стоит и упоминать. В этот пе­ риод даже Шерляйтнер не сидел безотлучно в Траттенба­ хе. Он курсировал между различными школами округа, а траттенбахской школой в действительности руководили Витгенштейн и Бергер, своевременно ставший ее дирек­ тором.

Витгенштейн быстро поладил с Кундтом и Шерляйтнером, а в письме к Расселу жаловался как раз на Берге­ ра и другого учителя, проработавшего в Траттенбахе один семестр.

'Wlllibald Schneider. 100 Jahre Relchsvolksschulgeietz und Schulaufslcht in Schulbezlrk Neunklrchen. - In: Erziehung und Unterricht. Vienna, May, S.329 - 338.

207

Единственным настоящим другом Витгенштейна как в Траттенбахе, так и в Оттертале был Алоиз Ноерурер. Он приехал в Траттенбах в 1917 году. Этот «длинноволосый социалист» до мозга костей, этот дерзкий и романтич­ ный, под стать самому Витгенштейну, новатор-бунтарь заботился не столько о традиционных церковных обря­ дах, сколько о религиозном и нравственном пробужде­ нии своей паствы. Когда один из жителей деревни отка­ зался от соборования, Ноерурер не скрывал восхищения. Он часто служил мессу не на латыни, а на немецком язы­ ке и стоял лицом к молящимся, хотя Римская католиче­ ская церковь повсеместно ввела такую литургическую практику только после Второго Ватиканского собора. Когда его действия вызвали нарекания, Ноерурер объя­ вил прихожанам, что все то, что дозволено папе, дозволе­ но и ему. Бывало, с кафедры Ноерурер немилосердно ру­ гал деревенских жителей. И когда Арвид Сёгрен наведы­ вался к Витгенштейну (что он делал регулярно), оба дру­ га, не будучи католиками, с превеликой радостью отправлялись в церковь, чтобы послушать, как Ноерурер бранит траттенбахцев. Но в 1936 году Ноерурера все же выдворили из Траттенбаха.

В начале 20-х годов Ноерурер и Витгенштейн решили совместными усилиями «переделать» взрослое население Траттенбаха. Близкие по духу, они существенно отлича­ лись и как бы дополняли друг друга. Витгенштейн вне семейного круга редко держался непринужденно в обще­ стве взрослых, даже тех, кого он хорошо знал. Армей­ ские приятели Витгенштейна вспоминают о нем как о «хорошем товарище», однако и они приметили его «за­ стенчивость». В Траттенбахе Витгенштейн, встречаясь со взрослыми жителями, тушевался и напускал на себя не­ приступность, казавшуюся верхом неучтивости. Неж­ ность и привязанность он питал лишь к крестьянским де­ тям, своим ученикам. Не таков был Ноерурер. Неудачли­ вый в обращении с детьми, он умел не только глубоко вникнуть в нужды взрослых сельчан, но и призвать их в случае необходимости к строгому порядку. Итак, в воп­ росах образования и даже веры Ноерурер считался с мне­ нием Витгенштейна, а Витгенштейн, если ему приходи­ лось иметь дело — пусть самое пустяковое — с местными жителями, прибегал к посредничеству Ноерурера.

208

Например, при содействии Ноерурера и Бергера осу­ ществилось одно из знаменитых деяний, или, как полагали сельчане, «чудес», Витгенштейна. Я имею в виду нашумев­ шую историю о том, как на фабрике остановилась паровая машина. Приглашенные из Вены инженеры не смогли по­ чинить машину. Они посоветовали разобрать ее и отпра­ вить на ремонт в столицу, чем повергли в уныние директо­ ра и рабочих: ведь это означало временное закрытие фаб­ рики. Тогда Витгенштейн попросил Бергера добыть для него от фабричного мастера разрешение на осмотр маши­ ны. Мастер неохотно согласился, и Витгенштейн в сопро­ вождении Бергера появился на фабрике. Он обследовал машину со всех сторон и велел позвать на подмогу четырех рабочих. Следуя указаниям Витгенштейна, рабочие при­ нялись ритмично постукивать по машине, и, к удивлению присутствующих, она заработала. Витгенштейн отказался было от предлагаемого вознаграждения, но потом, уступив настоятельным просьбам, согласился на то, чтобы фабрика обеспечила деревенских детей шерстяной одеждой, а Ное­ рурер распределил бы ее между ними. Этот эпизод свиде­ тельствует как об обширных познаниях Витгенштейна, внушавших одновременно страх и уважение, так и о его бо­ лезненной боязни получить отказ. Он не осмелился лично поговорить с фабричным мастером и вынужден был про­ сить Бергера о посредничестве. Ему не хватило решимости самому распределить подарки между детьми, ибо сельчане уже не раз отвергали его помощь. В этом и других случаях благотворительностью от имени Витгенштейна занимался Ноерурер.

VI

Однажды на вопрос одного сельчанина о его религи­ озных убеждениях Витгенштейн ответил, что он — «евангелист, хотя и не христианин». Поясняя свою мысль, он подчеркнул, что не является протестантом, чем совершенно сбил с толку бедного крестьянина. Сей­ час уже нельзя точно установить, что же хотел сказать Витгенштейн на самом деле. Видимо, он старался вну­ шить, что он вовсе не обязан неукоснительно следовать христианскому канону, хотя по роду своей деятельности

209