Gotfrid_P_Strannaya_smert_marxizma_2009-1

J M M — — — 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1

II

Глава 5. Постмарксистское левое движение как политическая религия

раз восточные немцы стали называть себя марксиста- ми-ленинистами, а своих врагов именуют «фашистами», то они тем самым решительно порвали с авторитарным прошлым Германии. Еще более поразительно типичное для немецких интеллектуалов мнение, что их предельно зарегулированная и страдающая от очень высоких налогов экономика свидетельствует о пороках несоциалистического свободного рынка. И в стране, в которой федеральная и региональная цензура и государственные дознаватели ( Verfassungsschutzm аппег*) преследуют авторов «экстремистских» выска-

зываний, которые почти неизменно интерпретируют- „ ся как исходящие от «правых», интеллектуалы и журналисты тем не менее верят, что имеет место разгул фашизма. Зато в Восточной Германии (видимо, в силу благодати, даруемой принадлежностью к коммунистическому лагерю) правительство более усердно и плодотворно работало над «преодолением прошло-

го » ( Vergangenheitsbewaltigung) 6.

Эпоха постмарксизма

Эти наблюдения не доказывают, да и не предназначались для доказательства того, что современные европейские левые все еще марксисты. Можно переформулировать аргумент первой главы: если исключить такие вывихи подсознания, как защита коммунистических диктатур как опытов обучения гуманизму, громогласное осуждение всякого, кто привлечет внимание к коммунистическим зверствам, а также

Ведомство по защите конституции (нем.). — Прим. перев.

Беспокойство по поводу остаточных явлений фашизма в двух этих обществах высказывается в работе: Gtinter Miichter "Die moralische Abriistung der Linken und die Erblast DDR", Medien Dialog, vol. 8 no. 98, p. 2 3 - 2 5 ; см. также: Gottfried, Multiculturalism, p. 17—38; Habermas, Die Moderne, p. 75—86. [Хабермас Ю. Модерн — незавершенный проект // Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005].

183

Странная смерть марксизма

не лелеет обычные для марксизма грандиозные планы структурных преобразований. Нам больше не приходится сталкиваться с безоговорочными требованиями введения общественной собственности на средства производства или экспроприации класса капиталистов. К настоящему времени воздействие распада рабочего класса в Италии и во Франции, некогда явно выделявшегося в рамках общества, и соответственно исчезновения коммунистического электората в этих странах проявилось в полной мере.

Главная причина этой трансформации левых состоит не в том, о чем говорит профессор истории Туринского университета Бруно Бонджованни в своей книге «Крах коммунизма». Его объяснение сводится к тому, что падение советской империи породило цепную реакцию распада коммунистических партий и коммунисти - ческой идеологии во всей Европе10. За quindicennio*, которое исследует Бонджованни, от падения Сайгона под натиском армии Хошимина в 1975 году до полного исчезновения коммунистического блока в Восточной Европе к 1990 году в Западной и Центральной Европе произошло множество социальных изменений, которые и стали причиной необратимой трансформации левых. В Италии и во Франции избиратели переметнулись от коммунистов к социалистам, и старомодный экономический марксизм с его верностью Советам сменился радикализмом в отношении образа жизни и, в конечном итоге, мультикультурализмом. Используемый для описания этого процесса термин «культурный марксизм» имеет лишь ограниченную полезность. Он отождествляет происходящую трансформацию

сФранкфуртской школой или с тем, как воспринимали свою культурную миссию Теодор Адорно, Герберт Маркузе и люди подобных убеждений. Но призывы

кантибуржуазной организации семьи или к раскрепо - щению проявлений сексуальности имеют мало общего

сдиалектическим материализмом или с экономиче-

10Bruno Bongiovanni, La caduta dei comunismi (Milan: GarzantiEditore, 1995), p. 1 - 3 9 .

k Пятнадцатилетие (um.). — Прим. перев.

1 6

Странная смерть марксизма

пейские левые хоть и не сочувствуют антикоммуниз - му американских неоконсерваторов и, уж точно, безо всякого энтузиазма относятся к их замыслу, чтобы имперская миссия Америки состояла в распростране - нии «демократических ценностей», согласны с центральной идеей «неоконов», что модифицированная форма капитализма может, подобно ледоколу, проложить путь к новому глобальному обществу, которое будет раскрепощать женщин, поддерживать открытость иммиграционной политики и обеспечивать движение к транснациональным политическим идентичностям. Когда американский неоконсервативный журналист Бен Уаттенберг в очередной раз объясняет, что его «американский национализм» сводится к желанию обеспечить демократию и защиту прав человека во всем мире, европейским левым нечего на это возразить, разве что выразить протест против использования американской мощи для достижения этой цели. Американские неоконсерваторы и левые европейские интеллектуалы могут сколько угодно спорить между собой о нынешней политике США на Ближнем Востоке, но продвижения к более однородному человечеству, свободно перетекающему по всему миру через открытые межгосударственные границы, желают и те и другие13.

Видный американский консервативный журналист и литератор Стив Шварц утверждал в National Review, что борцы за глобальную демократию должны считать своим достойным предшественником Льва Троцкого. В борьбе против «фашиствующих» исламистов, погрязших в терроре и воинствующем антисемитизме, антисталинист и интернационалист Троцкий — это та фигура, перед которой, по мнению Шварца, его стороне следовало бы благоговеть. Неудивительно, что английский критик американского империализма Джон Лафлэнд окрестил такую позицию «марксизмом без Сталина», посещающим воображение аме-

13Ben J. Wattenberg "Even the Left Can Learn", New York Post, April 30, 1999, p. 37; Wattenberg, First Universal Nation.

188

Глава 5. Постмарксистское левое движение как политическая религия

риканских правых. Для тех, кто хочет создать мировой порядок, в котором нет наций, полагает Лафлэнд, немного «собесовского капитализма» — вполне приемлемая цена. Шведский политический мыслитель Клее Рюн вторит критике Лафлэнда, замечая в своей книге «Добродетельная Америка»: «Сегодня среди тех людей Запада, которые страстно защищают капитализм и хотят распространить его по всему миру, много бывших марксистов. Возможно, превращение из марксиста в проповедника капитализма — перемена менее радикальная, чем обычно считается». Более того, Рюн, говоря об американских неоконсерваторах утверждает: «Человек может защищать капитализм не столько потому, что полностью отвергает марксово представление о новом обществе, сколько потому, что считает пролетарскую революцию и социалистическую организацию производства тупиковым путем к построению общества, эгалитарного по своей сущности; он может поддерживать капитализм просто потому, что рынок — наилучший способ искоренить устарелые взгляды и соответствующие социаль- но-политические структуры»14.

Вторая реальность

Несмотря на множество совпадений в позициях, европейских левых и американских империалистов разделяют две взаимосвязанные черты: резкость разграничения врагов и друзей и обращение к тому, что Фёгелин, позаимствовавший эту концепцию у австрийского романиста Хаймито фон Додерера (1896—1966), именует «второй реальнос-

14 Stephen Schwartz, "Trotskycons?" National Review Online, July 11, 2003 (www.nationalreview.com); John Laughland, "An Invisible Government", January 26, 2004 (www. sandersresearch. com / Sanders / NewsManager / ShowNewsGen.aspx); Claes G. Ryn, America the Virtuous: The Crisis of Democracy and the Quest for Empire

(New Brunswick, N.J.: Transaction Publishers, 2003), p. 148.

189

Странная смерть марксизма

тью». На первую черту определяющим образом влияет вторая черта, представляющая собой «мировоззрение», для которого характерен Apperzeptionsv erweigerung, «систематический отказ от восприятия реальности», рождаемый стремлением возвыситься над «политическим убеждением»15. Фёгелин считает симптоматичным для «второй реальности» взгляд «через своего рода щель в бронированном автомобиле, через которую видны лишь случайные грани реально - сти», — взгляд, который ведет к преувеличению враждебности всякого заподозренного в приверженности идеологически неприемлемым мнениям. Отвергающие программу улучшения рода человеческого недостойны именоваться достойными оппонентами. Для левых постмарксистов они «правые экстремисты» и «фашисты» или, в лучшем случае, fascisants*, забывшие уроки Освенцима и планирующие обойтись с меньшинствами из стран «третьего мира», гомосексуалистами и транссексуалами так же, как в свое время Гитлер обошелся с европейскими евреями.

Европейские левые отвернулись от марксизма, но неизменным осталось их недоброжелательство к тем, кто противится их интересам. За что бы они ни боролись — за неограниченную иммиграцию выходцев из «третьего мира» в Европу, за право гомосексуалистов создавать юридически полноценные семьи, за понижение возраста, по достижении которого закон разрешает заниматься мужской гомосексуальной проституцией, за строительство мечетей за счет европейских налогоплательщиков, — эти левые сохраняют непримиримую враждебность к тем, кто думает иначе, и это несогласие они умеют объяснять только фашистскими симпатиями своих оппонентов. Критики подобного стиля поведения, как Ален Финкелькро

lj См.: Eric Voegelin, Hitler and the Germans, trans, anded. Detlev Clemens and Brendon Purcell (Columbia: University of Missouri Press, 1999), p. 255; а также: Heimito von Doderer, Die Merowinger und die totale Familie (Munich: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1981).

*Фашизоиды (франц.). — Прим. перев.

190

Глава 5. Постмарксистское левое движение как политическая религия

и Джин Севилья, отмечают, что сегодня для французских журналистов в целом характерно «биологическое отвращение», подобное отношению Гитлера к евреям. Левые журналисты и литераторы повседневно исполь - зуют оскорбительный псевдобиологический лексикон

вотношении тех, кто отклоняется от предписанной точки зрения. Согласно Финкелькро, семья которого

всвое время сбежала от нацистов, невозможно читать французские издания Le Monde и Liberation, чтобы при этом не приходили на память риторические эксцессы Третьего рейха. «Манихейское видение» антифашистов, отмечает он в Le Figaro -Magazine, «ведет не к политическому пониманию мира, а к упрощенному моральному дуализму». Место аналитического языка заняла «медико-биологическая терминология искоренения » 1 6 .

Бросается в глаза и возврат к стилю проклятий, присущему коммунистической послевоенной печати. Так, когда советский перебежчик Виктор Кравченко опубликовал в 1946 году книгу «Я выбираю свободу», автобиографию, рассказывающую о зверствах сталинского режима, во Франции не только коммунистическая L'Humanite, но и куда более умеренная левая Lettres Frangaises безо всяких доказательств объявили Кравченко нацистским агентом. Еще более неправдоподобные поношения, выдержанные в том же стиле, низверглись на Маргарет Бубер-Нойман, дочь еврейского теолога Мартина Бубера, чудом выжившую в советских и нацистских трудовых лагерях. Со своим мужем-коммунистом она бежала из Германии

вСоветскую Россию, где оба были почти немедленно арестованы советской тайной полицией. Фрау Нойман сначала была сослана в Сибирь, а после заключения в 1939 году советско-нацистского пакта выдана нацистам, и военные годы она провела в Равенсбрюке. О своем лагерном опыте она написала нашумевшие мемуары, которые вышли на французском языке

в1949 году и глубоко оскорбили французских коммунистов с их попутчиками. Ее нелестные отзывы о со-

16 Le Figaro-Magazine, 10 апреля 1998 г., р. 18.

191

Странная смерть марксизма

ветских трудовых лагерях, бывших, как было принято считать, воспитательными учреждениями, уверили правоверных коммунистов в том, что мемуаристка служит нацистской пропаганде17.

Но к 1970-м годам подобные сюрреалистические обвинения остались в прошлом, а европейские левые стали упрекать критиков коммунистических режимов в том, что те усугубляют «холодную войну». Все разговоры о недостатках Советов могут привести только к усилению воинственности американцев и обострению борьбы, а это, в свою очередь, заставит правительства Варшавского пакта еще больше вооружаться в ответ на бряцание оружием со стороны Запада. Антикоммунисты виновны также в моральной асим - метрии — такое обвинение Делор предъявил ЖануФрансуа Ревелю, бывшему коммунисту и автору книги «Соблазн тоталитаризма» (La tentation totalitaire, 1976), которая концентрируется вокруг преступлений коммунизма, но преуменьшает злодеяния американского колониализма. Не следует быть слишком требовательным, говорит Делор, при описании тех трудностей, с которыми столкнулись коммунисты в ходе построения социалистического общества в условиях жуткой нищеты, особенно когда их критики проявляют снисходительность к экспансионистской капиталистической державе, тесно связанной с правыми

1 о

милитаристами .

После падения советской империи язык европейских левых вернулся к образцам конца 1940-х годов. Но это произошло в отсутствие того решающего вли - яния, которое имела советская держава и ее интересы. У социалистов, то есть у менее дружественных по отношению к СССР партий, аналогичные перемены были еще значительнее. Ален Безансон и Франсуа Фюре отметили, что намеренная «амнезия в отношении коммунизма» и его преступлений вернула евро-

17Sevillia, Le terrorisme, p. 24—33; Jules Margolin, La condition inhumaine (Paris: Calmann-Levy, 1949); Alain Besangon, Une generation (Paris: Juillard, 1987).

18Jacques Delors, Le Monde, 16 января 1976 г., p. 8.

192