Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Gotfrid_P_Strannaya_smert_marxizma_2009-1

.pdf
Скачиваний:
6
Добавлен:
06.04.2020
Размер:
1.93 Mб
Скачать

Глава 4. Постмарксистские левые

риотизму, правительство мало что сделало для остановки этого сползания и не прибегало к радикальному урезанию социальных программ. Неверно и предположение, что, если не считать более щедрых расходов на соцобеспечение, Европа ушла влево дальше, чем США . Хотя некоторые европейские страны и ввели систему детских садов и яслей, субсидируемую правительством, а в большинстве стран здравоохранение обеспечивается государством, Европа не более, а менее плюралистична, чем США . Европейцы, например, и близко не подошли к США по уровню иммиграции из «третьего мира». В Америке за либерализацию иммиграционной политики и амнистирование нелегальных иммигрантов боролись не только левые мультикультуралисты, но и правые «глобалисты».

О «хабермасовщине»

Юрген Хабермас является, пожалуй, самым видным и почитаемым в своей стране представителем постмарксис?ских левых. Будучи с 1 9 5 0 - х годов поборником «воинствующей» демократии, он отстаивает свои убеждения в международной печати, в многочисленных статьях и книгах, а также в университет - ских лекциях. Хабермас объявил себя верным наследником осуществленной после войны американской программы перевоспитания немцев. Несмотря на то что Хабермас начинал свой жизненный путь с гитлерюгенда — черта, роднящая его со многими другими учеными, столь же решительно настроенными на разрыв с немецким прошлым, — к началу 1950 - х годов он уже примкнул к антинационалистически настроенным левым. Страдания немцев во время и после войны он считал совершенно заслуженными и говорил о безоговорочной капитуляции своей страны как об «опыте освобождения»'1 5 .

35 О том, что Хабермас в большей степени, чем его коллеги по Франкфуртской школе старшего поколения, был склонен возлагать на немцев коллективную вину за

Странная смерть марксизма

Несмотря на свою репутацию социалиста и апологета коммунистической ГДР, Хабермас умалчивал о программе широкого экономического переустройства Западной Германии. Его первая крупная публикация «Диалектика рационализации», вышедшая в 1954 году в Мегкиг, представляла собой развернутую критику консьюмеризма, включающую аргументы как Франкфуртской школы, так и правых антимодернистов. Мишенью его критики были развитые промышленные общества, отказавшиеся «установить пределы технической организации, чтобы дать возможность выразить себя природным и общественным силам»36. Хотя в первой работе Хабермаса звучит тема «отчуждения», встречающаяся у молодого Маркса, он ссылается также на экзистенциальную философию Мартина Хайдеггера и на социобиологический анализ общественных институтов Арнольда Гелена. (В Германии того времени эти имена четко ассоциировались с правыми националистами, хотя

ине обязательно с нацистами.) Влияние на Хабермаса в тот период «Диалектики просвещения» Адорно

иХоркхаймера также слишком очевидно, чтобы игнорировать его, и не могло не произвести впечатления на одного стареющего радикала. Вскоре после публикации этой статьи Адорно пригласил Хабермаса, который тогда заканчивал работу над дипломом в Гёттин -

их авторитарное прошлое, см.: Wiggershaus, Theodor

W. Adorno,p. 135—138. В книге Adorno: Einepolitische

Biographie Егер отмечает, что ко времени своей смерти в 1969 году Адорно довел свой «антикапиталистический негативизм» практически до предела. Другие применяли его метод к иным объектам нападок. В случае Хабермаса отвращение Адорно к нациям как «к анахронизмам, сопротивляющимся Разуму», приняло форму этики отказа немцев от самих себя. Этому способствовали и воспоминания Хабермаса о гитлерюгенде, роднившие его с двумя другими искренними тевтонофобами, историками Фрицем Фишером и Вальтером Пенсом.

36Jurgen Habermas. "Die Dialektik der Rationalisierung: Vom Pauperismus in Produktion und Konsum", Merkur, vol. 8, no. 8 (1954), p. 701-724.

Глава 4. Постмарксистские левые

гене, присоединиться к нему в качестве сотрудника вновь созданного Института социальных исследований во Франкфурте. Главной идеей юношеской статьи Хабермаса было раскрытие индустриального изо - билия как формы «компенсации» за самоотчуждение человека. Бэтой работе сообщается, что «потребление подменяет собой то, что люди теряют в результате технического прогресса»37.

Но эти культурологические наблюдения, верны они или нет, не обязательно ведут к социалистическим проектам. Совсем немного откровенно социалистических рекомендаций содержит предисловие к обширному анализу политических установок студентов германских университетов, которое Адорно с помощью Хабермаса завершил в 1957 году. Изобилующая морализаторством и похвалами в адрес американской программы перевоспитания его сограждан, которое, по мнению Хабермаса, было недостаточно глубоким, работа «Студент и политика» лишь косвенно затрагивает экономические вопросы, изливая отвращение к финансовым интересам, стоящим на пути к политическому равноправию. Хабермас осуждает немецких студентов за недостаточную чуткость к вопросам социальной справедливости и за то, что они зачастую голосуют за правоцентристских христианских демократов. При этом остается неясным, какого рода экономических преобразований ему хотелось бы для расставания с ненавистным капиталистическим прошлым. Хабермас сожалеет о том, что в ущербной немецкой демократии роль посредника досталась государственной бюрократии, но не удосуживается предложить другие, более «демократичные» формы организации, которые могли бы изменить эту ситуацию.

Самым важным является акцентирование им раз - деления студентов, в соответствии с их ответами на вопросы, на «демократов» и «авторитаристов». Первоначально в опросе, проведенном для проекта «Сту-

l7 Ibid., р. 723; Wiggershaus, Die Frankfurter Schule, p. 601 - 603 .

Странная смерть марксизма

дент и политика», участвовал только 171 респондент, но спустя два года, после острой критики, их число возросло до 550. Несмотря на явное преобладание тех, кто одобряет демократические институты, из пятидесяти двух респондентов, первоначально отнесенных к демократически ориентированным, только шесть, по самым строгим критериям Хабермаса, были признаны безупречно демократическими38. Когда студенты были опрошены повторно для выявления их «демократического и авторитарного потенциалов» в соответствии с пониманием Хабермаса и его сотрудников, «предрасположенность к демократии» была обнаружена только у 9%, а вот авторитарные склонности — у 16% респондентов. Идеологически окрашенное понимание основных терминов, а также нежелание руководствоваться эмпирическими фактами при проведении исследования вызвали сомнения в ценности опроса. На самом деле у Хоркхаймера были разногласия с Адорно по вопросу о том, стоит ли публиковать это исследование под эгидой института, и расхождение стало еще более острым, когда в 1958 году Хабермас высказал надежду на замену философии историческим подходом, нацеленным на социалистическую переделку массового сознания. Хабермас поднял вопрос о необходимости «революционного изменения» общественного восприятия демократии как предварительного шага, выводящего за пределы «буржуазных» основ Федеративной Республики Германия39.

Но все эти желанные изменения лежали в области трансформации сознания, а не экономической революции и, согласно историку идей Эрнсту Топичу, не имели никакого отношения к эмпирическим доказа-

38Этот текст был опубликован в серии Soziologische Texte, ed. Heinz Maus (Berlin: Luchterhand Verlag, 1961).

39Этот аргумент красной нитью проходит через всю книгу

Хабермаса Strukturwandel der Offentlichkeit: Untersuchung zu einer Kategorie der biirgerlichen Gesellschaft

(Berlin: Neuwied, 1962). Первоначально работа была представлена во Франкфуртском университете под заголовком Habilitationsschrift.

1 6

Глава 4. Постмарксистские левые

тельствам. Действуя в стиле Франкфуртской школы, Хабермас отбрасывает накопленные наблюдения

иисследовательские данные, не стыкующиеся с его социальными программами, как простой «позитивизм». Уже в 1960-е годы его критическим комментариям стало свойственно пренебрежение эмпирикой, отождествление левой позиции с моральной чистотой и требование к немцам искупить свое фашистское прошлое. В своем эссе «Догматизм, здравый смысл

ирешение» Хабермас останавливается на неприемлемости издержек, проистекающих из требования жить и мыслить в соответствии с «научным методом». Такая судьба не дает нам увидеть «связь между теорией и практикой, которая относится к традиции великой философии и к хорошей, правильной

иподлинно общинной жизни частных лиц и граждан»4 0 . Еще более существенно то, что эта «сциентизация нашего общества» сковывает нашу свободу, поскольку «опыт освобождения требует критического понимания отношений власти, объективность которых принимается до тех пор, пока мы не сможем увидеть сквозь эти отношения то, что лежит за ними». Хабермас призывает заменить эмпирические исследования «теорией», основываемой на «опыте» или «практике», представляющей собой форму «коммуникативной деятельности» (kommunikatives Handeln),

которая проясняет вопросы и приносит «понимание» (yerstandigung)4x. Но последствия этого поворота мысли так и не были прояснены. Освободив-

40Ernst Topitsch, Im Irrgarten der Zeitgeschichte: Ausgewahlte Aufsatze (Berlin: Duncker & Humblot, 2003), p. 93—130; Jiirgen Habermas, "Dogmatismus, Vernunft und Entscheidung: Zu Theorie und Praxis in der verwissenschaftlichten Zivilisation", Theorie und Praxis (Berlin: Neuwied, 1963), p. 243.

41О предпочтении Хабермасом «ненаучного» коммуникативного метода впервые было открыто заявлено в статье "Gegen einen positivistisch halbierten Rationalismus:

Erwiderungeines Pamphlets", опубликованной в: Kolner

Zeitschrift fur Soziologie und Sozialpsychologie (1964), p. 336 - 359 .

Странная смерть марксизма

шись от отвергаемых им методов исследования, объясняет немецкий философ науки Герард Радницкий, Хабермас вынужден сделать единственным основанием своей «теории» собственное привилегированное сознание42.

Следующие тридцать лет он был занят поиском соответствия между глубинной психологией и этическим разумом, понимаемым так, как его понимал Кант, т.е. как компас, который должен направлять наше поведение независимо от эмпирических обстоятельств. Хабермас толковал о рационально формируемых правилах морали, при этом мрачно указывая на иррациональные причины социального поведения. Иррациональным, очевидно, было то, что не соответствовало его пониманию демократической реформы. В то же время он украсил свою концепцию «коллективного понимания» тем, что Топич охарактеризовал как религиозно-мистический элемент. Хабермас мог позаимствовать его у своих предков, немецких пиетистов, осевших близ места его рождения в Гуммерсбахе, в северо-западной Германии. Хотя Хабермас пытается отделить себя и свою гипотетическую общину рациональных говорящих субъектов от христианской метафизики, он, как верно отмечает Топич, представляет миру социальную драму, в центре которой находится грехопадение и стремление к искуплению4'. Он говорит о том, как «позитивизм, историзм и прагматизм выходят из - под контроля под воздействием науки, сведенной к роли производительной силы промышленного общества. Специализированный разум низведен до уровня субъективного сознания, которое представляет собой способность к эмпирической верификации гипотез, историческое понимание или прагматическое социальное ограничение. Обеззараженный разум очищен от просвещенного проявления воли и изверг из себя свою собственную

42Gerard Radnitzky, "Im Irrgarten der Zeitgeschichte: Ernst Topitsch — ein Leben im Dienste der Aufklarung", Aufkla - rung und Kritik (August 2004), p. 45—46.

43Topitsch, Im Irrgarten der Zeitgeschichte, p. 93—130.

Глава 4. Постмарксистские левые

жизнь. А коль скоро эта деспиритуализованная, хотя и населенная призраками жизнь стремится принимать решения, она делается произвольной»44.

Вставшим на этот путь Хабермас предлагает в качестве духовного проводника себя самого, но, будучи привилегированным создателем «демократического» дискурса, он позволяет себе нарушать его главное правило. Подразумеваемый дискурс должен вестись herrschaftsfrei*, при этом участники не должны запугивать друг друга. Но это утвержденное правило не удерживает Хабермаса от того, чтобы разделаться с инакомыслящими. В 1986 году в ходе «спора историков» немецкие историки Эрнст Нольте, Михаэль Штюрмер, Андреас Хильгрубер и Райнер Цительманн предприняли попытку «контекстуализации» нацистского периода, причем их подход пришелся не по вкусу Хабермасу. Эти ученые высказали мнение, что для понимания нацистских гонений на евреев и вторжения Гитлера в Советский Союз следует рассматривать эти факты на фоне реакции немцев в межвоенный период на коммунистическое насилие. Принадлежавшие к среднему классу европейцы, и особенно немцы, боялись коммунистической революции, которая ассоциировалась у них с советской практикой массовых убийств. Им вдобавок было известно о непропорционально высоком проценте евреев в рядах советского и партийного руководства, в том числе среди сотрудников советской тайной полиции. Все эти ассоциации подтолкнули их в объятия диктатуры, которая объявила войну коммунизму и международному еврейству45.

44Jiirgen Habermas, Erkenntnis und Interesse, 2d ed. (Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1969), p. 239.

*Без старшинства, на равных (нем.). — Прим. перев.

45См.: Ernst Nolte, Der europaische Burgerkrieg (Berlin:

Propylaen, 1987); "Die Ausschau nach dem Ganzen: Wissenschaftliches Ethos und Historisierung", Frankfurter Allgemeine Zeitung, 18 июля 1987г.; Abschliessende Reflexionen йЪег den sogenannten Historikerstreit, ed. Uwes Backes, Eckhardt Jesse, Rainer Zitelmann (Berlin: Propylaen, 1990), p. 83 - 135 .

1 9

Странная смерть марксизма

Абстрагируясь от вопроса об исторической точности, который, судя по всему, не очень-то интересовал Хабермаса, отметим его яростные усилия, направленные на изгнание беса нового «ревизионизма». Между 1987 и 1990 годами он не раз объяснял, что эти «ревизионисты» «опасно» уравняли преступления Сталина и Гитлера. Тем самым они впали в то, что он назвал Aufrechnungsansatz*, отвлекая внимание в сторону преступлений коммунистов, чтобы умалить немецкие беззакония. Такие идеи противоречили задачам «перевоспитания» немцев, начатого в период союзной оккупации, но, к сожалению, прерванного из-за катастрофы «холодной войны» , которой можно было избежать. Хотя Хабермас не призвал к полному запрету выражения подобных взглядов, он настаивал на том, что им место только в «специализированных научных журналах», не попадающих в сферу внимания публики46. Топич отмечает, что его, Хабермаса, собственная первая публикация, исследование Фукидида с ядовитыми намеками на Третий рейх, вышла в заумном журнале, который тоталитарное правительство Германии не посчитало нужным закрыть47.

Историк левых антинационалистов Иммануил Гайсс отреагировал на предостережения Хабермаса с нескрываемым раздражением: «От того, кто постоянно всех нас учит дискурсам, политической культуре и просвещению, можно было бы ожидать, что он проявит, по крайней мере, минимальное уважение к условиям, без которых не могут существовать ни демократия, ни наука. Редко когда философ

*Подготовка взаимозачета (нем.). — Прим. перев.

46Jiirgen Habermas, "Уош offentlichen Gebrauch der Historie", Historikerstreit: Die Dokumentation der Kontroverse urn die Einzigartigkeit der nationalsozialistischen Judenvernichtung, ed. Rudolf Augstein (Munich: R. Piper, 1987), p. 243—245. Менее озлобленную критику контекстуализации Нольте см. в моем подробном комментарии: "Nolte on Heidegger" Society, vol. 30, no. 5 (August 1993), p. 8 8 - 9 3 .

47Topitsch, Im Irrgarten der Zeitgeschichte, p. 131 — 137.

Глава 4. Постмарксистские левые

противоречит себе так фундаментально, как Хабермас входе спора историков» 4 8 . Хотя Гайсс заслуживает похвалы за доблестную защиту интеллектуальной свободы, тем не менее Хабермас не проявил непоследовательности, выступив за недопущение нежелательных дискуссий. Он никогда не заявлял, что желает именно тех либеральных свобод, которые имеет в виду Гайсс. Он также не хранит верности какому-либо традиционному процессу верификации, принятому в физических и естественных науках. Метод Хабермаса заключается в придании легитимности той коммуникативной деятельности, которую он считает в должной мере «освобождающей» и которая способствует сожалению и стыду за мучительную историю Германии.

Ведя обсуждение, он подталкивает предполагаемых участников в прошлое, к перевоспитанию немцев, происходившему в послевоенные годы. Это исключает любую «контекстуализацию» нацизма, если таковая не ведет к искомой воспитательной цели. В рамках такого образа мышления ложная «контекстуализация» не может побудить к окончательному разрыву с буржуазным или добуржуазным обществом, сделавшим возможными зверства нацистов. (Вопрос о том, можно ли доказательно продемонстрировать то, что Хабермас считает правильным мышлением, даже не рассматривается). Так, размышляя в 1990 году о Historikerstreit*, Хабермас набрасывается на «сторонников неоисторизма», заново концептуально осмысливающих Холокост, за нежелание «сотрудничать в преодолении паралича политической культуры». Их концептуальная ущербность состояла в «примитивном доверии к историческим условиям и традиции». Но после Холокоста «осознанная жизнь уже невозможна без недоверия по отношению к непрерывностям, утверждающим свою несомненность и стремящимся вывести собственную значи-

48 См.: Immanuel Geiss, Die Habermas Kontroverse: Ein deutscher Streit (Berlin: Siedler Verlag 1988), p. 62.

* Спор историков (нем.). — Прим. перев.

1

Странная смерть марксизма

мость из этой несомненности»49. Здесь привлекает внимание то, как дискуссия о частично совпадающих тоталитарных системах может быть превращена в повод осудить ученых, не желающих «преодолеть немецкое прошлое». Эрнст Нольте ответил на это обвинение, что, опровергая ученого, нужно показать, что его выводы неверны. То, что он не поддержал чей-то политический проект, еще не основание для личных нападок50.

Последнее замечание, которое следует сделать в этой связи, касается использования Хабермасом термина «ревизионизм». Его критики доказывали, что любой систематический поиск знания (то, что немцы именуют Wissenschaften*) требует постоянной повторной проверки имеющегося знания, которое может оказаться ложным или лишь частично обоснованным. Вряд ли можно быть настоящим ученым, если не допускать возможность «ревизии» и даже не приветствовать ее. Почему же Хабермас трактует научное исследование фактов и обстоятельств современной европейской истории как акт моральной безответственности? На это есть два ответа. Первый

49Jiirgen Habermas, Die nachholende Revolution: Kleine, politische Schriften, (Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1990), p. 149. [Русск. пер.: Хабермас Ю. Границы неоисторизма. Беседа с Жаном - Марком Ферри / / Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, С. 139].

50Заключительные высказывания Нольте о Хабермасе

идругих враждебных критиках см. в: Das Vergehen der

Vergangenheit: Antwort an meine Kritiker im sogenann - ten Historikerstreit (Berlin: Ullstein, 1987). Подобно Гайссу и другим историкам, критиковавшим вклад Хабермаса в Historikersereit, Нольте не смог понять того, как мало значит для Хабермаса проблема верификации. Место научного метода, wissenschaftliche Methode,

у него заняли насущные политические заботы, переформулированные в форме самоочевидных моральных ценностей. См.: Gottfried, Multiculturalism, p. 78—100; а также: Steffen Kailitz, Die politische Deutungskultur im Spiegel des Historikerstreits (Wiesbaden: Westdeutscher Verlag, 2001).

*Науки (нем.). — Прим. перев.

1 2