Социально-политическая ориентированность философии петрашевцев и Чернышевского

Петербург первой половины XIX века был единственным в России европейским городом. Во-первых, он являлся резиденцией царского двора, городом расквартирования царской гвардии, городом высшего чиновничества и пожалованных в придворные звания дворян со всей страны, городом дипломатов и приезжающих в Россию коронованных особ Европы. После открытия в 1818 году Петербургского университета он становится и университетским городом. После 1855 года в нем начинается активное издание газет, журналов, распространяется западная периодика. Во-вторых, начавшаяся «тихая капитализация» производственных отношений притягивала в Петербург неудачливых представителей среднего сословия со всей России, а также массу деревенской бедноты, отпущенной на оброк местными помещиками; единицам везло в их поисках лучшей доли, а сотни и тысячи пополняли трущобы, «рекрутируя» из своих рядов воров и проституток.

Это обилие социальных противоречий большого города давало большой материал для думающих людей. Тем более для тех, кто желал не только понять, но и высказаться. Петербург «воспитал» Белинского, в нем выросли Гоголь и Достоевский, там раздался гневный протест молодого Лермонтова на гнусное убийство Пушкина. В этом городе сложилось и развилось первое в России «социалистическое общество» М. Буташевич-Петрашевского.

Петрашевский в 1845 году объединил вокруг себя друзей-единомышленников, интересующихся общественными проблемами, общественными теориями, следящих за событиями в континентальной Европе, где накал общественных отношений приближал революции 1848–1850 годов. Для николаевской России подобные вопросы были крайне актуальны; вскоре общественные собрания из кабинета хозяина переместились в общую залу дома. Это было не организованное общество, а частное собрание по интересам, по типу московских салонов. Но здесь публика была более демократической: преобладали мелкий служивый люд, разночинцы, начинающие писатели и журналисты. По свидетельству современников, на «пятницы» Петрашевского, в зависимости от объявленной заранее темы обсуждения, порой собиралось до шестисот человек. Обсуждались в основном различные европейские социальные теории, особенно авторитетными были работы французских теоретиков «социализма» Сен-Симона и Шарля Фурье.

Приходящие на беседы имели отправную «точку» для разговора – выпущенный Петрашевским в 1845 году «Карманный словарь иностранных слов», безобидный по форме справочник, но могущий давать большую пищу для размышлений, если сравнивать прочитанное с российской действительностью. Авторитет «Словаря» был таков, что через год Петрашевский публикует его второе издание, более обширное и дополненное новыми словами, которые «подбрасывала» бурлящая Европа. В результате этот «Словарь» превратился в идейную платформу движения, каким он и фигурировал во время следствия по «делу Петрашевского».

О существовании общества полиция была хорошо проинформирована, но не трогала его до той поры, пока в Европе не началась революция и российская полиция приступила к «закручиванию гаек». Приходившая в Петербург французская газета Debas сделалась самым читаемым органом во всех домах и кофейнях. После того как Николай I в 1848 году помог Австро-венгерской монархии «успокоить» венгров, власти обратили внимание на внутреннего «врага»: весной 1849 года были задержаны все собравшиеся на очередную «пятницу». Многие, как случайно зашедшие, были отпущены, многие арестованы и преданы суду. Из проходивших по «делу Петрашевского» 21 человек (в том числе и посещавший «пятницы» молодой Ф. Достоевский, вина которого была в том, что он на одном из собраний прочитал для собравшихся письмо Белинского Гоголю) был приговорен к смертной казни. Но в действительности состоялся только задуманный властями «спектакль казни»: когда осужденные уже стояли на построенных для казни лесах с веревками на шее и ожидали вторичного зачтения приговора суда, им зачитали «Высочайшее помилование» о замене смертной казни каторгой.

В чем же общественное значение «публичного университета» Петрашевского? Во-первых, появление его «общества» свидетельствовало о том, что даже в самой столице Российской империи стало вызревать политическое и мировоззренческое свободомыслие; во-вторых, общество сосредоточивает свое внимание на социальной проблематике, поскольку российская действительность толкала общественное сознание именно на политические вопросы российской жизни, приступает к примериванию западных социальных теорий к российским условиям. Как показало следствие, петрашевцы рассматривали вопросы о допустимости свободомыслия. Из привлеченного к делу «Словаря» следовало, что для петрашевцев человек рассматривался как высшая ценность, а потому сохранение в России крепостничества – надругательство над природой человека, тогда как его назначение – проявить свое творчески-созидательное начало в мире.

Среди петрашевцев не было единомыслия по многим злободневным вопросам, особенно по отношению к российской действительности. Из-за этих расхождений внутри самого общества появляются своего рода «секции», близкие к социально-радикальным. Одним из таких отделений были собрания у А. Ханыкова, с которым сблизился студент словесного отделения Петербургского университета Н. Г. Чернышевский (1828–1889). Он родился и вырос в Саратове, в семье священнослужителя. После окончания семинарии, где за успехи в учебе ему прочили быть «светочем православия», он «прощается» с духовной карьерой и поступает в университет. По окончании его работает в Саратовской гимназии, но всего два года; снова возврат в Петербург, защищает диссертацию по искусству, активная работа в журнале «Современник». Написание основной работы «Антропологический принцип в философии», арест, «сидение» в Петропавловской крепости, спектакль «гражданской казни» (возведение на эшафот и перелом шпаги над головой), ссылка в Вилюй (под Иркутск), потом – в Астрахань. За год до смерти полиция разрешила ему вернуться в Саратов.

Объяснение причин подобной «биографии» следует искать в «Дневнике» Чернышевского, который он скрупулезно ведет с самого начала поступления в университет. Первые его страницы – это размышления о своей религиозности и вере вообще. Религиозная вера – внутреннее убеждение человека, чувства души; вопрос о ее смертности или бессмертии – чисто субъективное мнение, но истиной оно стать не может. Постепенно вопросы о душе и бессмертии уходят на второй план, а на первый план выходят записи своих впечатлений и мыслей от чтения статей Белинского, от знакомства с «Дилетантизмом в науке» и «Письмами об изучении природы» Герцена, много пишет о философии, особенно о гегелевской и своем желании познакомиться с ней. В его руки попадают оригиналы сразу двух работ «немцев»: «Философия права» Гегеля и «Сущность христианства» Фейербаха (обе через друзей Ханыкова). Как свидетельствуют дневниковые записи, Гегель его разочаровал, а Фейербах – восхитил. С этим идейным и мировоззренческим багажом он возвратился в Саратов, где продолжал самообразование, учил гимназистов изящной словесности, писал свою диссертацию, а в 1854 году вновь появился в Петербурге.

Он защищает диссертацию по проблемам искусства с её основополагающим положением «Прекрасное есть жизнь», все явления искусства трактуются им материалистически. Художественная литература, полотна художников, ваяния скульпторов настолько прекрасны, насколько они жизненны. Само прекрасное – не внемировая сущность, а человеческая оценка, причем оценка действительного, причем соотносительная. Эта материалистическая концепция с особой силой проявилась тогда, когда в 1855 году Чернышевский стал работать в «Современнике» сперва в отделе литературной критики, а вскоре его поставили во главе редакции. В это время он пишет свое основное философское произведение «Антропологический принцип в философии», которое было не только своеобразной пропагандой материализма Фейербаха (поскольку упоминание в печати его имени было запрещено), но и отражением его собственного философского мировоззрения. Вокруг «Современника» формируется настоящая партия радикально мыслящей молодежи из молодых литераторов, для которых мнение Чернышевского об их творчестве было определяющим.

Прогрессивная направленность социально-философских взглядов Чернышевского была подвергнута изощренной критике в консервативно-реакционных петербургских изданиях. Его обвиняли в нигилизме, в безбожии, в заговорщической деятельности. Ему даже приписали авторство гулявшей по Петербургу прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», а когда в 1862 году от большого пожара пострадала значительная часть Петербурга, его недоброжелатели через реакционные газеты распустили слух, что организатором пожара мог явиться только Чернышевский. Его арестовали и два года в крепости вели «дознание». Там им было написано самое известное социальное произведение в русской литературе – роман «Что делать?», а в 1864 году, когда Чернышевского все еще допрашивали, роман был опубликован и был воспринят как ответ на центральный общественный вопрос. Осенью 1864 года его осудили к «гражданской казни» с лишением всех прав состояния и к бессрочному пребыванию на каторжных работах в Вилюе (Восточная Сибирь) без права заниматься литературной деятельностью. Но он мог нарушить последнее предписание, посылая сыновьям длинные философские письма с критикой кантовского агностицизма, поскольку в России стала нарастать волна неокантианства. Лишь в 1883 году его переводят в Астрахань, а за год до смерти освобождают и разрешают проживание в Саратове под надзором полиции. Но он уже был безнадежно болен.